***
Блейз проводил его до кондитерской, где помог выбрать сладкое к чаю, а после трансгрессировал на вокзал Паддингтон. Поезд отправлялся через пять минут, и Драко сумел ухватить последний билет. Наспех попрощавшись, он отправился на платформу, где его уже ждал поезд — не красный, будто сошедший с картинки из детской книжки, а солидный современный состав. В купе, помимо него, ехало ещё трое: две пожилые женщины и девочка лет девяти, называвшая их «бабушки». Как только поезд тронулся, девочка припала к окну и, не отрываясь, стала смотреть на удаляющийся вокзал. — Оливия, цыплёночек, — заворковала одна из бабушек, дама, напоминавшая Елизавету II, — отойди от окошка. Поезд качнётся, ударишься носиком. — Джорджия, уймись, — совсем другим тоном сказала девочке вторая из бабушек, сухонькая и строгая, этакая престарелая Елизавета I. [3] Девочка, то ли Оливия, то ли Джорджия, притихла. Прошло с пятнадцать минут, и обе старушки дружно захрапели; оскорблённая таким пренебрежением к собственной персоне девочка поднялась со своего места и подошла к Драко. — Добрый день, сэр, — казалось, ещё минута, и она присядет в книксене [4]. — Я Полин, но вы можете звать меня, как захотите. Драко искренне ей улыбнулся: в ней будто воскресло всё, чему его учили в прошлом, освоенное, отточенное до идеала. Именно таким полагается быть благовоспитанному ребёнку. — Ну, у тебя уже есть имя. Почему ты решила, что мне можно звать тебя, как вздумается? Полин пожала худыми плечиками. — Бабушка Энн зовёт меня Оливией, а бабушка Вероника — Джорджией. Представляете, мне уже десять с половиной лет, а они никак не запомнят, что я Полин! Все взрослые такие? И она с таким доверием посмотрела на Драко, что он почувствовал себя могущественным волшебником, кем-то вроде Дамблдора, знающего ответы на все-все вопросы. — Может, им просто не нравится твоё имя? — Честно говоря, — как зашуганная мышка, она оглянулась на спящих бабушек, и только после прошептала: — Мне тоже не нравится моё имя. Наклонитесь. Драко послушно исполнил её «приказ». Качнувшись вперёд, Полин сложила ладошки рупором и поднесла к его уху. — Я хочу… — призналась она. — Я хочу, чтобы меня звали Корделия. Драко не удержался и прыснул. — Почему именно Корделия? По-овечьи большие и простодушные глаза с сомнением поглядели на Драко. — Ну вы совсем не понимаете? — возмутилась она. — «Полин» — самое обыкновенное имя на свете, а Корделиями всегда звали принцесс и благородных леди. Вот вас, например, как зовут? — Драко, — без задней мысли ответил он, немного растерявшийся. В последний раз такого бойкого ребёнка он видел… Ах, да, Грейнджер. Последним бойким ребёнком была одиннадцатилетняя Грейнджер, с невероятной деловитостью разыскивающая потерявшуюся жабу. Послышался восхищённый вздох. — Ой, — Полин посмотрела на него совсем другими глазами, — как замечательно! А что оно значит? — По-моему, с латыни «Драко» переводится «дракон». — У-у-у, — разочарованно протянула Полин. — Я думала, это что-то вроде «Прекрасный принц» или «Рыцарь». И она, полностью потеряв к Драко всякий интерес, присела рядом с бабушкой Энн и, пристроив голову ей на плечо, задремала под мерное постукивание колес.***
Просёлочная дорога казалась теперь не такой приветливой, как вчера. Солнце закрыли тучи, усилился ветер, поднимая с земли снег. Драко посильнее запахнул пальто и покрепче перехватил коробку из кондитерской. Хрустя снегом под ногами, он прошёл к двери и нажал на кнопку звонка. В этот раз открыли не так быстро. На пороге снова оказалась Полумна, но не так нарядно одетая: растрёпанная, в свободных штанах серого цвета, разноцветной кофте и повязанной на лоб банданке в цветочек. — Джек! — Она, кажется, не удивилась. — Доброе утро, — сказал он и, оттесняя её, прошёл в коридор. — Как дела у Гермионы? — Ей не очень хорошо, — принимая у него из рук пальто, ответила Полумна. — Она сегодня решила не вставать. — Где её комната? — спросил Драко, но, увидев, что Полумна, поразившись его наглости, от изумления даже приоткрыла рот, махнул рукой и без разъяснений стал подниматься по лестнице. Одну комнату — столовую-гостиную — на втором этаже он знал, поэтому из четырёх дверей выбрал одну наугад. И тут же захлопнул дверь — комната оказалась спальней Рольфа, в которой он сейчас сидел на кровати и делал какие-то записи в блокноте, обложившись книгами. Его не волновало, как со стороны выглядело это маленькое вторжение: он твёрдо решил не считаться с Рольфом. Со второй попытки ему повезло — за следующей дверью оказалась спальня в прованском стиле, с распахнутыми кремовыми занавесками и морским пейзажем на стене. На кровати, среди подушек и одеял, ярким пятном выделялись каштановые волосы. Сама Гермиона, кажется, спавшая, из-за своей бледности терялась на фоне светлой ткани. Но когда дверь, закрывшись за Драко, скрипнула, она встрепенулась и резко села на кровати. Слепо оглядываясь, она старалась понять, кто вошёл в комнату. Тяжёлые шаги не могли принадлежать Полумне, лёгкой, как фея. — Рольф? Не спеша ответить, Драко подошёл к кровати и присел в её ногах. — Рольф? — Голос её сорвался, приобретая взволнованные нотки. Но ответа снова не было. — Рольф?! — чуть не взвизгнула она, испуганная. Слепая, она боялась, с одной стороны, что ей всё привиделось и никого в комнате нет, но, с другой стороны, её пугала реальность происходящего. Так по-настоящему слышались ей скрипы и шорохи, чувствовалась тяжесть и просевший матрас! Тут шершавая рука взяла её за голый локоть, и мужской, отдалённо знакомый голос, прозвучал: — Снова не угадала. Попробуй ещё разок. — Джек? — неуверенно предположила Гермиона. — Бинго, Айни. Что-то ты долго думаешь. — Я не думала, что ты приедешь. — А я и не планировал. Встал и подумал: «Почему бы не проведать любимую кузину?» Голос его источал насмешку — она нахмурилась. — Ты был у нас вчера. Она не добавила слова «только», но оно будто бы подразумевалось. — Разве мне нельзя соскучиться? — Обманываешь. Какое счастье, что она не видела лица Драко! Гримаса первобытного страха исказила его лицо, из миловидного превратив в некрасивое. На мгновение ему показалось, что она откуда-то всё знает и теперь измывается, наблюдает за его актёрской игрой и злорадно выносит вердикт — «не верю». Его хватило лишь на одно слово: — Что? Грейнджер, похоже, смутилась. — Я имею в виду… Зачем ты здесь? Только честно. Я не верю, что ты просто соскучился. И она вздрогнула, потому что её руку взяли в ладони, погладили тыльную сторону пальцем — так нежно, как этого не делал Рон, как не делал Виктор. Ей вдруг захотелось, чтобы этот мужчина не был ей родственником. — Я уеду, — проникновенно начал он, — и уже не вернусь. Из всей семьи у меня есть только ты, и… я чувствую себя виноватым. Хорошо, что он заранее заготовил речь! От детского волнения, охватившего его, он бы и слова связать не смог, если бы в поезде не обдумал хорошенько эту сцену. — Меня не было рядом, когда с тобой случилось это. И я уже говорил, что скоро уеду. Неловко оставлять тебя одну, и я вроде как пытаюсь извиниться. Так что не перечь и веди себя как послушная вол… воспитанная девочка! И она, счастливая до безобразия, позабыла о своих подозрениях и о сомнениях Гарри. А Драко посмотрел на неё и вдруг вспомнил Полин-Оливию-Джорджию, которая с детской непосредственностью мечтает стать Корделией.***
Вместе они спустились на кухню, и Полумна, понимающе улыбнувшись, тихонько ушла наверх. Тяжёлый жестяной чайник поставили на огонь, когда вода закипела, Драко собственноручно разлил чай и выставил на стол на время позабытую коробку из кондитерской. — Чем так пахнет? — стараясь рукой нащупать чашку, спросила Гермиона. — Открой-ка рот. — И он поднёс пирожное к её губам. — М-м-м, — от удовольствия промычала она, пережёвывая, — как вкусно! Как это называется? Как ребёнку, Драко вложил ей в руку надкусанное пирожное, предоставляя возможность дальше есть без помощи, и сам потянулся к коробке. — Слёзы ангела, — сказал он, отхлебнув из чашки чай. — В кондитерской не обманули — действительно, очень вкусно. Тем временем Гермиона съела одно пирожное и потянулась за другим. На ощупь отыскивая коробку, она наткнулась на собственную чашку, потом на ложку, дальше — на сахарницу и только после — на пирожные. Осторожно, как хрусталь, она кончиками пальцев взяла одно и поднесла ко рту. Со всё больше растущим удивлением Драко наблюдал за ней. В его представлении слепые были чем-то вроде говорящих младенцев, ни на что не способных. Но Грейнджер спокойно пила чай, конечно, тратя лишнее время на то, чтобы отыскать чашку, но всё же. И ела она аккуратно, ничего не роняя, не размазывая крем по лицу. Вспомнился вчерашний ланч: Рольф буквально кормил её с ложечки, остужал чай, пока Полумна зорко следила за тем, что ещё может понадобиться её подруге. «Она не беспомощна, — думал он, — но её такой делают». В который раз Драко убедился, что пошёл верным путём. Грейнджер не хватает простора, не хватает прежней своей самостоятельности. Назойливая помощь убивает в ней всякое желание идти на контакт. И ему, если и дальше позволять ей почувствовать собственную самостоятельность, Грейнджер откроется полностью и безоговорочно. — Зачем ты уезжаешь в Штаты? — вдруг спросила Гермиона и этим поставила его в тупик. Зачем он уезжает? Бежит от правосудия, от Азкабана, от холодного северного моря из окон тюремной камеры в надежде, что за океаном проще будет слиться с толпой, купить палочку и жить где-нибудь в глуши всю оставшуюся жизнь. Но главное — жить. — Хочется жить… по-новому. Погулять по Рыбацкой пристани, скол… сфотографироваться на фоне Золотых ворот, и, честно говоря, — добавил он уже шёпотом, — хочу посмотреть на Чайнатаун. Никогда не видел столько китайцев в одном месте. [5] Она хихикнула и мечтательно опёрлась подбородком о согнутую в локте руку. — Джек, а ты помнишь, что мы сделали с подарочным изданием «Острова сокровищ», которое твоей маме прислали из Канады? Что можно сделать с книгой? Выкинуть, потерять? Разрисовать? Драко промолчал, не зная, как ей ответить, и с досадой подметил, что улыбка у Грейнджер постепенно сползла с лица. — Не помнишь? — растерянно спросила она. — Правда не помнишь? Драко пожал плечами — будто крест поставил на всех своих сегодняшних стараниях. — Мы вырезали иллюстрацию с картой, большую, на разворот, — потерянным голосом стала рассказывать Гермиона. — А чтобы никто не заметил, перерисовали её цветными карандашами и вклеили свой рисунок в книгу скотчем. И перекопали полдвора, пока искали клад. — Ну, столько времени прошло, — попытался оправдаться он, тем не менее, с абсолютно равнодушным выражением лица. Сейчас свою роль можно было играть в полсилы: слепой нет дела до того, как напрягаются мышцы у него на лице, а тех, кому есть, рядом не наблюдалось. — Да, — она кивнула, — да, это было так давно… Ты, наверное, многое не помнишь. Драко промолчал: он понимал, что в ней снова просыпается подозрительность — его главный враг — и любыми оправданиями он только ухудшит своё положение. Нужно уводить разговор в сторону. — Невилл сказал, ты всего год живёшь здесь. Тебе нравится в Иффли? Она заметно смутилась. — Я не гуляла по деревне. Обычно мы с Полумной сидим в саду и то, только когда тепло. Драко решительно отставил в сторону чашку с чаем. — Тогда собирайся, и идём. Погода замечательная — нечего сидеть в четырёх стенах. Грейнджер улыбнулась и, позвав Полумну, пошла переодеваться. — Ой, конечно, я с вами не пойду! — отмахнулась Полумна, помогая Гермионе, секунду назад предложившей к ним присоединиться, завязать шарф. — Нужно поболтать с зубастой геранью [6], а то, ты ведь знаешь, надуется и станет кусаться. У Рольфа шрам так и не сошёл. Уже стоя на пороге, Полумна ласково улыбнулась Драко и на секунду сжала его руку в знак благодарности. В Иффли лишь она пыталась одарить улыбкой весь мир: Рольф для такой безумной идеи был слишком серьёзен, а Гермиона подавлена. И её радостное лицо грело Полумне душу. Она даже стала подумывать о том, чтобы пойти на чердак и достать из сундука своё канареечно-жёлтое платье, но по дороге встретила Рольфа и… В общем, платье так и осталось лежать в сундуке.***
И опять, опять снега Замели следы… Александр Александрович Блок Погода за то время, что Драко провёл в доме, не улучшилась, и мело так, что снег хлопьями поднимался назад, к небу, будто стремился вернуться к облакам. Ветер завывал, словно свисток на вскипевшем чайнике, и качал ветви деревьев. Как только они вышли из дома, Гермиона попыталась нащупать руку Драко, чтобы опереться. Но он, чего-то испугавшись, отодвинулся. — Джек, дай руку, — попросила она, продолжая отыскивать его на ощупь. Он молча глядел на неё. В один миг прочувствовав, насколько изменились их отношения, насколько ложны его собственные слова, он вдруг захотел уйти. Оставить её здесь, одну, в метель. Но Драко собрался с духом и посмотрел на неё ещё раз. Растерянная, Грейнджер ждала его. Ждала не Рольфа, не Невилла, а именно его, своего, пусть и мнимого, кузена. И раз уж он взялся за эту роль, то и доиграть её должен до конца, от первого до последнего акта. Тогда он наконец приблизился к ней и позволил взять себя под руку. Вместе они неторопливо зашагали к реке. — Как хорошо, — только и сказала Грейнджер, когда скрипнула калитка, и дом оказался позади. Затаив дыхание, она впитывала каждый звук, который был ей доступен: хруст снега под ботинками, перезвон сосулек, потревоженных ветром. Даже тихое дыхание Драко для неё стало подобным музыке. — Хорошо себя чувствуешь? — спросил Драко, когда она споткнулась третий раз подряд. — Да, хорошо, — она провела по лбу рукой в пушистой варежке, — просто давно не ходила так быстро. Напрасно Гермиона думала, что Драко после её слов замедлит шаг. Он, казалось, наоборот, ускорился, следуя своему плану. «Привыкай, — поддерживая её под локоть, думал он, — поблажек не будет». Примерно через десять минут она наконец приноровилась идти с ним в ногу. — Джек, — попросила она, — расскажи мне, что видишь. — Ну, — Драко, задумавшись, оглянулся, — слева от нас замёрзшая Темза, справа — ограда из живой изгороди, вся в снегу. Впереди — деревня. Ты никогда ещё там не была? Она помотала головой. — Тогда самое время. — И Драко решительно повёл её по дороге к деревушке. Заснеженные улицы в этот день пустовали: жители предпочли остаться у каминов, чем выходить наружу в такую погоду. Даже детям запретили выходить из дома, хотя кого-кого, а этих сорванцов непогодой не напугаешь. Под руку с Драко, своим мнимым кузеном, Гермиона осторожно ступала по мостовым, мощённым гладким от времени камнем, словно делала свои первые в жизни шаги. От невероятного волнения сердце заходилось при каждом старом, но хорошо забытом звуке: автомобильный клаксон, звон колокольчика над дверью маленькой лавки, лай бродячих собак. До неё донёсся спокойный, а не взволнованный, как у Рольфа, голос Джека: — Осторожно, лестница. — И он позволил ей самой нащупать перилла, встать на первую ступеньку, поставить ногу на вторую… Будь здесь Рольф, он бы чуть не на руках поднял её наверх, спросил, хорошо ли она себя чувствует и всё это невозмутимо, будто это его прямая обязанность и исключительное право. И она бы смущалась от такого обхождения, чувствовала себя неловко, так что Гермиона ещё раз порадовалась тому, что Джек решил дать ей свободы. Внутренне сгорая нетерпением, но внешне сохранявший спокойствие Драко ждал, пока Грейнджер найдёт на ощупь ручку и потянет дверь на себя. Для него она была чем-то вроде ребёнка, уже взрослого, но вдруг возомнившего себя карапузом, ни к чему не способным. Ни наказания, ни уговоры не помогут в этом случае — Драко прекрасно это понимал, а потому терпеливо ждал. Приложив усилия, Грейнджер толкнула дверь; звякнул колокольчик — традиционный атрибут любой английской лавки. Не толстая и не худая, а приятно округлая, но подвижная старушка за прилавком отложила вязание и заученно улыбнулась. — Добрый день, — сказала она, с интересом наблюдая за тем, как Драко, снова взяв Гермиону под руку, помогает ей войти в лавку. Незнакомцы возбудили в ней любопытство, не просто ей свойственное, а кажется, должное в ней пылать по законам природы и божьему повелению. — Рада приветствовать вас в «Грезэ и сыновья». Вы туристы? — Нет, — ответил Драко, — мы из дома в начале деревне… — Из «Приюта розы», — вдруг вставила Гермиона. Драко впервые услышал это название и про себя подумал, что Грейнджер оно прекрасно подходит. Благодаря своей жизни в Уондсуэрте и дружбе с Джеком, помешанным на литературе, поэзии и музыке, он многое узнал о маггловской культуре, например, о Спящей красавице. И ассоциативно он связывал Грейнджер, беспомощную, запертую в своём доме, да ещё и с таким названием «Приют розы», с несчастной принцессой, вынужденной спать, пока время идёт вперёд семимильными шагами. — О-о-о, не знала, что там кто-то живет, — воскликнула старушка, нервно постукивая ногой, видимо, желая поскорее побежать рассказать всем и вся свежую новость. — Вы недавно приехали? Признаться, её любопытство стало действовать Драко на нервы, и он уже собрался резко оборвать её, но Грейнджер, похоже, была рада новому собеседнику. — Я живу в Иффли почти год, — сказала она. Старушка всплеснула руками. — Милая, и вы до сих пор не пришли познакомиться с соседями? Я всегда говорила, что наша молодёжь растеряна, а всё потому, что мы, старшие, перестали прививать ей хорошие манеры! Чем-то она напоминала Драко его троюродную бабушку Имельду, приезжавшую к ним редко, но метко: на месяц, а то и на два и всегда летом, когда Драко не мог укрыться от неё за стенами Хогвартса. По пятам следуя за своим троюродным внуком, она с жалостью к несчастному Драко, получившему воспитание не в пример хуже того, какое дали ей, Имельде, рассуждала о потерянном поколении с невероятным занудством и доброжелательной улыбкой. — Ну, давайте познакомимся. — Старушка сделала шаг назад, будто позволяя им разглядеть её получше. — Я миссис Карлагел, помогаю зятю с лавкой. У него их несколько, и за всеми так трудно уследить! А вы… милая, вы в порядке? Лицо старушки вытянулось, и Драко сначала не понял, что её так испугало. Только посмотрев на Гермиону со стороны, как на незнакомку, он понял, в чём тут дело. Человек всегда находится в движении, даже если старается замереть: подёргивает носом, прикусывает губу, моргает, в конце концов. И глаза его тоже не задерживаются на одном и том же, постоянно ища что-то. А у Грейнджер, у слепой Грейнджер, взгляд был направлен прямо перед собой, ничего не выражающий, и этим она походила на покойницу. Конечно, если не знать о её недуге, можно испугаться. — Моя кузина, миссис Карлагел, слепая. Старушка охнула и пробормотала что-то похожее на извинения. Но Грейнджер, на секунду лишь почернев лицом, быстро оправилась и ласково улыбнулась. — Ничего страшного. Я Гермиона Грейнджер, рада знакомству. А это мой кузен, — она положила Драко руку, как ей казалось, на предплечье, — Джек. — Может, желаете что-нибудь? Могу предложить отличные сувениры, книги, письменные принадлежности… И миссис Карлагел пошла мимо стеллажей, рукой указывая на то, что называла. Но Драко пропускал её слова мимо ушей. В лавку он зашёл, только чтобы погреться перед обратной дорогой, поэтому особого внимания на старушку Карлагел не обращал. Когда она проходила мимо сувениров, его внимание привлёк один предмет. — Сколько это стоит? — спросил Драко, указывая на фарфоровую птичку размером с детскую ладонь на верхней полке. — А, свистулька! — старушка Карлагел встала на специальную лесенку и сняла птичку с полки. — Правда, замечательная вещица? Мой зять несколько таких привёз из Санкт-Петербурга, остальные мы продали — осталась только эта. Посмотрите! — и она протянула ему птичку. Действительно, маленькая фарфоровая птичка, расписанная синими цветами и листьями, приятно лежала в руке, холодила пальцы. На кончике вытянутого хвоста зияло тёмное отверстие, Драко было хотел поднести его ко рту, но передумал. Гермиона, оставленная Джеком у прилавка, вздрогнула, когда в её ладонь вложили что-то холодное и гладкое. — Держи, — прозвучал голос Джека, — это тебе. — И он стал рассчитываться со старушкой Карлагел, будто позабыв о своей кузине. Словно святыню, Гермиона бережно подняла неизвестную ей вещицу на уровень глаз, будто от этого смогла бы её увидеть. Проворные пальцы щупали и резкими мазками писали в её сознании картинку. Что-то необычной формы, на ощупь как чашка из чайного сервиза, на вытянутой части — дырочка. Джек отвлек её, взяв за руку: — Пойдём домой, — сказал он почти шёпотом и тут же громче добавил: — До свидания, миссис Карлагел. — До свидания, — как зачарованная, повторила Гермиона, и старушка тепло с ними попрощалась.***
Возвратившись в «Приют розы», они устроились на скамейке в саду, рядом с сухими розовыми кустами. Снег прекратился, вышло тусклое зимнее солнце, и на душе стало тепло. Гермиона, держа голову прямо, задумчиво вертела в руках подаренный ей предмет. Она так и не спросила у Джека, что это такое, а он и не рассказывал. Пальцы опять коснулись дырочки. Погодите-ка… Поднеся дырочку к губам, Гермиона что есть силы дунула — тут же в воздухе зазвенели птичьи трели. Словно испугавшись, она замерла, прислушиваясь, не показались ли ей эти звуки. Тишина. Она дунула снова — и опять запели птицы. — Что это? — спросила она, кожей чувствуя улыбку, с которой на неё смотрел Джек. — Свистулька. Нравится? — Очень. Она снова поднесла птичку к губам и, прикрыв глаза, выудила из простой глиняной игрушки соловьиную песню. — Как хорошо. И жизнь будто снова начинается. — Ты о чём? — спросил Драко не без подозрений. — Слышишь, будто птицы весной поют. И жить снова как будто бы хочется. Она ахнула: в её предплечье вцепились сильные пальцы. — Почему это «как будто»? Грейнджер молчала и делала вид, что не расслышала. Драко повторил. Она снова проигнорировала. Эта игра могла длиться до поздней ночи, потому что ни один не желал уступать другому. Но отмолчаться не получилось. — Эй! — возмущённо воскликнула Гермиона, пытаясь отобрать назад свою игрушку, но тщетно. — Верни! Но в этот раз Драко делал вид, что не расслышал. — Так что ты имела в виду под «как будто»? Заметно смутившись, Грейнджер приобняла себя руками. — Ну, знаешь, — сбивчиво начала она, — несладко жить здесь, в Иффли, даже с Полумной и Рольфом. Мне кажется, что я не слепа, а полностью парализована, что я обуза для них, и что лучше бы мне не ослепнуть, а умереть. Он хотел что-то сказать, но она, будто предчувствуя, воскликнула: — Это правда! Мне надоело, что меня жалеют — я и сама уже думаю, что я жалкая. И я хочу, чтобы всё это прекратилось, потому что я устала, и, знаю, мои друзья тоже устали со мной носиться: Рольф уже полгода откладывает экспедицию, Гарри все выходные проводит со мной, а не с невестой, и Полумна давно не была у своего отца. Зрение ко мне не вернётся, так что единственный выход — умереть, просто решиться и умереть. И все тогда будут счастливы. И она зажмурилась, будто ребёнок, которого вот-вот станут ругать. Но Драко молчал — долго и напряжённо. Её откровение не стало для него открытием: он давно догадывался, что такая жизнь тяготит Грейнджер. И, в принципе, ему было всё равно, будет она жить или нет: главное — добраться до зеркала. — Не малодушничай, — сурово отрезал он. — Если ты умрёшь, они не порадуются, а будут по тебе убиваться лет пять, как минимум. И вообще, как ты собираешься покинуть наш бренный мир? С моста прыгнешь? — Зря я это тебе сказала. Она отодвинулась в сторону и замолчала, словно обиделась, так что Драко пришлось говорить с её спиной. — Послушай меня, — уверенным, но мягким тоном начал он. — Я знаю, ты просто так со мной не согласишься. Поэтому предлагаю тебе сделку: я уеду в середине января и всё время до этого проведу с тобой. Или у меня выйдет за этот месяц заставить тебя полюбить жить, или я уеду, а ты можешь творить над собой что вздумается. — Зачем тебе это? — Ты же не хочешь, чтобы я мучился угрызениями совести, потому что моя кузина покончила с жизнью, а я ничего не сделал? Ты бы так смогла? Грейнджер плакала. Почему-то Драко, не знаток человеческих болезней, до этого думал, что слепые не могут плакать. — Ну, — он разжал её пальцы и вложил в них свистульку, — согласна? — Да. Примечания: [1] amico — итал. друг. [2] «Не всё спокойно в Датском королевстве» — известная фраза, взятая из пьесы «Гамлет, принц датский» Уильяма Шекспира. Означает неблагополучное положение в каком-либо деле. [3] Елизавета II — нынешняя королева Великобритании, самый долгоправящий монарх за всю историю королевства. Елизавета I — знаковая фигура в истории Англии, последняя правительница из рода Тюдоров. Вечная дева, за свою жизнь отказавшая многим женихам, в том числе Ивану IV Грозному. [4] Книксен — распространённый в прошлом способ приветствия среди девушек, а именно почтительный поклон с приседанием. Не так официален, как реверанс. [5] Чайнатаун — район Сан-Франциско, один из самых известных этнических районов США наряду с Брайтоном. Если Брайтон заселён выходцами из СССР, то в Чайнатауне, как ясно из названия, живут преимущественно китайцы. Дома здесь к праздникам украшаются согласно китайским традициям, можно встретить жителей в национальной одежде — в общем, этакая mini China. [6] О зубастой герани известно немного. Это растение, в отличие от своей «маггловской» родственницы, имеет зубы и старается укусить зазевавшегося садовода. Ну чем не милый цветочек? В духе Хагрида.