Записки химеры 1: Первые шаги

15 марта — 1 апреля 617132 года от Стабилизации Аркабен, Белокерман

      Внешне центр переподготовки рендеров ничем не отличался от любого другого здания: такой же огромный цилиндр тёмно-серебристого цвета, около полутора сотен метров в диаметре и высотой с тринадцатиэтажный дом. Да и комната, в которую меня поселил Иломор, оказалась почти идентична больничной палате, совпадая по размеру, расположению уборной и ванной, по форме и даже по обстановке, если не считать того, что кровать отсутствовала, хотя матрас располагался на полу в том же месте, где в палате стояла койка. Бегло осмотрев помещение, я тут же устремилась к «окну», и оно не обрадовало чем-то необычным: набор заставок точно такой же. Невольно напрашивался вывод, что во всех общественных заведениях обстановка схожа.       Жизнь в центре переподготовки протекала практически так же, как в больнице, даже лекарства после каждого приёма пищи продолжали давать. Единственное отличие состояло в том, что время, прежде занятое лечебными процедурами или исследованиями, теперь тратилось на обучение. Чаще всего как вспомогательное средство использовались уже знакомые мне компьютеры. Хотя Иломор не стремился форсировать занятия, уставала я сильно. С каждым днём расширялся и словарный запас, который, к моему огорчению, оказался всё ещё недостаточно большим.       Зато теперь, благодаря первому и последующим разговорам с Иломором, вроде бы удалось понять свой статус. Всё-таки не пленник и не подопытная крыса. Но нелегал, да ещё не знающий языка и порядков. На моё счастье, к рендерам здесь относятся достаточно гуманно. По крайней мере, кормят, поят, даже учат и гражданство дают. А ведь вполне могли бы высылать… хотя не получилось бы, обратного пути нет. Так что только или в расход, или так. Радует, что выбор в пользу адаптации.       А вот что вовсе не радует, так это собственная беспомощность. Если в больнице этот мир и жизнь в нём ещё казались мне чем-то схожими с родиной, то теперь вижу, что отличий намного больше. Но некоторые моменты всё-таки частично совпадают. Например, календарь.       Хотя в Чёрной Дыре год состоит из четырёхсот двадцати суток, но они всё равно делятся на двенадцать месяцев по тридцать пять дней в каждом. Впрочем, существует и другая, альтернативная система из двадцати месяцев по двадцать одному дню. Но она почти не используется. А вот недели могут состоять как из пяти, так и из семи суток. Как объяснил Иломор, именно из-за этого в официальном всеобщем календаре принята двенадцатимесячная система: ведь при ней один месяц равно легко делился и на семь пятидневных недель, и на пять семидневных.       Денежная система тоже не вызвала затруднений. Единственное, что мучило: деньги не имеют названия. Вообще. Зато категории аж три: до сотни, до десяти тысяч (кратно сотне) и всё, что выше (кратно десяти тысячам). Если переводить буквально, то цены звучали бы так: «ноль и семь, и ноль», «семь и ноль, и семьдесят девять» или «один и девяносто девять, и девяносто девять». Чтобы меньше путаться, я для себя решила назвать их рублями, копейками и грошами. Тем более, что деление-то похоже: в копейке сто грошей, в рубле — сто копеек.       Наконец удалось узнать больше и о месте, в котором предстояло провести новую жизнь. Центр переподготовки рендеров располагается в Аркабене, городе Белокермана. Большую часть населения этой страны составляют представители вида белорунов: те самые, внешне похожие, но на самом деле очень далёкие от людей гуманоиды, с которыми я общалась всё это время. Земли Белокермана раскинулись на немногим менее двадцати миллионах квадратных километров, из которых больше половины занимает море, отчего реальная площадь твёрдой поверхности лишь немного превышает территорию Китая. В приютившем меня государстве живёт более двух с половиной миллиардов разумных существ, но, несмотря на такую высокую плотность населения, Белокерман — аграрная страна. Продукция сельского хозяйства — основной предмет экспорта. Сильно отставая и не превышая трёх процентов в общей доле внешней торговли, занимает продажа произведённых в государстве медикаментов. Импортируются же, в первую очередь, энергетические ресурсы и некоторые полезные ископаемые.       В связи с такой экономической политикой, всё наземное, да и большую часть надводного и подводного пространства занимает нечто среднее между полями, садами и огородами. В том числе и то, что сначала я приняла за парк, на самом деле лишь замаскированные под него сельхозугодия. Для большей продуктивности с единицы площади здесь всегда используют смешанные посадки. По сути, в Белокермане не растёт ничего, что не собиралось бы с пищевыми или иными хозяйственными целями: даже красивые декоративные цветники перед центром переподготовки состоят из съедобных растений. Подумав, я поняла, что, в принципе, и на Земле могли бы создавать такие клумбы: например, из нескольких видов разноцветного гофрированного салата, кустов настурции, густых посадок укропа и петрушки. Другое дело, что у нас из-за сильного загрязнения во многих крупных населённых пунктов подобные грядки быстро стали бы ядовитыми.       В Белокермане всего три города, а большая часть населения живёт в своеобразных деревнях — огромных цилиндрообразных зданиях, расположенных в центре сходящихся спиралей дорог. В каждой из таких деревень находится по несколько тысяч квартир, судя по контексту, одиночных (по крайней мере, число возможных жителей не превышает количество квартир). По словам куратора, получалось, что Белокерман — социально ориентированная страна, в которой нет безработицы даже как понятия, наоборот постоянно имеются свободные вакансии. Государство заботится о своих гражданах, поэтому каждый способен обеспечить себе жилье и пропитание, а медицинское обслуживание и образование — бесплатны.       Но мне с трудом верилось в такие заверения: скорее, это официальная линия политики, пропаганда, а на деле вовсе не всё так радужно. А если даже местные и живут припеваючи, то возникает вопрос: за чей счёт? На Земле такая картина наблюдалась, за редким исключением, в странах, которые тянули средства из других.       Центр переподготовки, в отличие от больницы, не находился под постоянным полем покоя, но за каждым рендером постоянно присматривал служащий белорун. Сопровождающие в любой момент могли активировать переносное поле, из-за чего некоторые из проходящих переподготовку находились под почти круглосуточным его влиянием. Проходя мимо них и попадая под воздействия неизвестного прибора, мне каждый раз приходилось собирать волю в кулак, чтобы не поддаться соблазну и не остановиться: на душе появлялась лёгкость, спокойствие, а все проблемы отходили на задний план. К счастью, наркотического привыкания поле не вызывало, по крайней мере, вернуться в зону его действия хотелось только в первые секунды после того, как работа прибора прекращалась, либо при сильном расстройстве.       Иломор, как и предупреждал, старался пользоваться местным успокоительным по минимуму, поэтому под его поле я попадала только в случае бессонницы от избытка новых впечатлений за день или когда начиналась паника от непривычного внешнего вида, запахов и звуков, издаваемых другими разумными существами, проходящими адаптацию к новой жизни. А рендеров оказалось много, сильно отличающихся по размерам и жизненным формам. Мелкие, с дождевого червя, и крупные, чуть ли не с грузовик. Черви, моллюски, насекомые, паукообразные и прочие, и подобные. Иногда не получалось даже предположить, к какому классу животного царства относится очередной «человек». И со всеми ними надо научиться сосуществовать. Конечно, я была не единственным гуманоидом, но, глядя на часть из них, понимала, что к внешнему облику сходных с человеком существ привыкнуть ничуть не проще, чем к негуманоидным видам. Если со вторыми возникала проблема распознания в них разумных, то первые вызывали стойкое ощущение неправильности и уродства из-за отличий в облике.       Вообще, коллеги по несчастью очень нервировали и даже пугали. Единственное, что успокаивало — на самом деле в Белокермане их… то есть нас — исчезающее меньшинство. Белоруны же вполне приятны глазу, понятны, и их поведение очень достойное. Да, ещё придётся привыкать к одному из видов гигантских моллюсков, тоже живущих в этой стране, но это не так страшно. Справлюсь.       Не удержавшись, осторожно и не спеша, урывками между занятиями, я разузнала, каким образом в центр переподготовки попали другие рендеры. Всё-таки у коллег по несчастью вполне есть шансы пройти первую проверку. Естественно, на свободе рендеров не оставляют, но и бракуют не при любой попытке сопротивления. Попаданцы могут убегать, могут сопротивляться аресту. Им простят даже нападение, если до этого загнали в угол и агрессия по сути — жест отчаяния. А вот любая попытка атаки в другой ситуации трактуется однозначно, и агрессор сразу же отправляется в спецучреждение, где и будет пребывать остаток жизни.       Кроме кабинетных занятий, Иломор выводил меня на дальние прогулки. В это время я училась пользоваться местным транспортом, магазинами, столовыми, да и просто ориентироваться. Кстати, насчёт столовых: в первый же день куратор выдал мне пищевой код, велел его выучить и по несколько раз в день проверял, насколько хорошо я его запомнила. На закономерный вопрос, почему именно этому, а не чему-то другому уделяется такое повышенное внимание, Иломор ответил:       — Пищевой код очень важен для любого существа. Особенно для того, которое не относится к одному из доминирующих в данной местности видов. Любой продукт классифицируется по общей международной системе, и, зная свой пищевой код, ты всегда сможешь понять, что для тебя съедобно, а что — ядовито. Пищевой код указывается в паспорте, но лучше, если ты сможешь назвать его и без документа.       Я кивнула, не отрицая логичности этих слов. Однако позже, когда появилось время проанализировать разговор, поняла, что выяснила недостаточно.       — Иломор, а ведь если существует код, который определяет питание существ, то должен быть ещё хотя бы для дыхания. А, если подумать, и для многого другого.       — В этом нет необходимости. — Отрицательно повёл рукой куратор.       — Почему? — удивилась я. — Неужели всем людям подходит примерно одинаковый состав атмосферы?       Иломор некоторое время помолчал, наблюдая, как я безуспешно пытаюсь сделать заказ на терминале в магазине, а потом вздохнул:       — Нет. Но те, для кого эта атмосфера ядовита или просто не подходит по каким-то параметрам — погибают.       Я кивнула. Действительно, если без пищи ещё сколько-то можно продержаться, то чтобы задохнуться — много времени не надо.       — А состав атмосферы в Чёрной Дыре везде одинаков?       — Нет, бывают сильные различия. Но в Белокермане их нет, как нет и отличий по большинству других параметров, поэтому для местных жителей нет необходимости заучивать все существующие жизненные коды. Когда человек готовится выехать за границу — тогда их сообщают.       — Но ведь, наверное, можно узнать свои коды и живя здесь? — обеспокоившись собственной безопасностью, спросила я.       — Можно. В любой больнице, — согласился Иломор. — Но у тебя будут сложности.       — Из-за химеричности? — недовольно констатировала очевидный факт.       — Именно. Для большинства людей достаточно определить, к какому виду они принадлежат, и заглянуть в справочник. Но бывают исключения. В нашей стране исследованиями неактуальных для данной местности и выживания разумного существа жизненных кодов занимаются немногие. Стоят эти анализы дорого и не оплачиваются государством.       Я взгрустнула, но настроение быстро исправилось. Воздух, и климатические условия Белокермана мне подходят, иначе бы это уже отразилось на самочувствии. А уезжать из страны пока нет никаких причин.       Несмотря на большую нагрузку, на самом деле подготовка весьма ограничена. Рендеров учат минимально ориентироваться в окружающем мире, чуть-чуть знакомят с Белокерманом, заботятся, чтобы они сумели понять других и объясниться, знакомят с правилами вежливости… и всё. У нас не проверяли ни знание математики, ни ещё хоть чего-то.       — Рендеры сильно отличаются друг от друга, попадают к нам из различных мест и цивилизаций, — напомнил Иломор в ответ на вопрос насчёт возможности получения хотя бы аттестата о среднем образовании. — Мы не знаем, какая у вас подготовка, насколько у вас развита наука, каким путём она пошла и не устарели ли все ваши знания. Поэтому вы все считаетесь людьми без образования.       — А как его получить? — тут же заинтересовалась я.       — Здесь, в центре переподготовки, мы этим не занимаемся, — честно ответил куратор. — Выжить и найти работу вы сможете и с тем минимумом, который мы должны обеспечить. Вот станешь самостоятельной, приобретёшь опыт, освоишься, тогда и подумаешь. А сейчас у тебя другая цель.       Вздохнув, я с неохотой признала правоту Иломора и отложила решение новой проблемы на неопределённое будущее. Хотя всё равно обидно. Училась сначала в школе, потом в университете, работала, защищаться собиралась… а теперь всё это оказалось пшиком. Ещё больше расстроила мысль, что вся наша земная наука здесь может считаться никому не нужным и ошибочным старьём. Тогда не только документа об образовании нет, но и знаний. Надеюсь, что это всё же не так.       Меньше чем через неделю куратор вернул все вещи, которые были при мне в момент проникновения в Чёрную Дыру, или, как это здесь называют, ренства. Заодно выяснилась причина моего кровохарканья в самом начале. Она состояла не только и даже не столько в самом превращении в химеру, а в том, что при смешивании двух тел внутрь грудной клетки попал некий предмет. Неизвестно, насколько он был чужд тому, кто теперь являлся моей второй половинкой, но тело получившегося франкенштейновского монстра не смирилось с чужеродным объектом и старательно его отторгало. В больнице мне сделали операцию, в результате которой извлекли причину новых страданий. По словам Иломора, предмет оказался мощнейшим источником энергии, и перед врачами встал выбор: достать ли драгоценность неповреждённой или сохранить жизнь носителю. К моему счастью, они предпочли второе, в результате чего источник энергии серьёзно повредился и сильно упал в цене. Его забрали в пользу государства, а мне на счёт внесли положенные десять процентов от его упавшей стоимости. Куратор заверил, что даже такая доля от сильно уменьшённой цены составляет хорошую сумму, хотя я и не думала возражать или возмущаться произошедшим. Для меня гораздо важнее то, что, во-первых, белоруны предпочли мою жизнь возможному обогащению, а во-вторых, серьёзно поправили мне здоровье. А что до сокровищ, так мёртвому они не понадобятся. Причём этот вывод я сделала не под влиянием поля покоя, а просто потому, что, честно говоря, не рассчитывала ни на какую компенсацию кроме медицинской помощи (которая сама по себе наверняка стоит недёшево). Тем более, что белоруны ещё и деньгами снабдили — приятный сюрприз и хороший начальный бонус.