Записки химеры 1: Первые шаги

6 сентября — 23 октября 617132 года от Стабилизации Институт химеризма, Шесефес, Тартар

      С моей точки зрения, лаборатория сильно напоминала больницу. Очень хорошо оборудованную, странную… инопланетную, но не более того.       Первые дни и ночи исследования занимали практически всё время. Что только со мной не делали: заставляли дышать различными смесями, слушать звуки, изучали на сотнях приборах, забирали множество анализов, кололи и заставляли глотать кучу разной гадости… В покое ненадолго оставляли только если от процедур становилось совсем плохо (а такое происходило каждые несколько часов). Поэтому я не то чтобы учиться, даже оглядеться почти не успевала. Но уже на четвёртые сутки ситуация кардинально изменилась. После трёх часов исследований и двухчасовой комы (с целью пообщаться со второй личностью) меня отпустили отдыхать.       — С кратковременными опытами закончили, теперь приступим к остальным. Отныне сможешь заниматься своими делами, — пояснил лаборант и протянул мне небольшой баллончик. — Вот средство, которое обеспечит соответствие тебя общим нормативам безопасности. Старое отложи, в нём много лишнего, а кое-чего скоро будет не хватать. Не забывай регулярно обновлять защиту, если собираешься ходить вне своего помещения. Покидать территорию института тебе запрещено. Сможешь сама найти свою клетку?       — Да. — Я кивнула. — Но разве меня там не закроют?       — Мы не ощущаем смысла в данном ограничении. — Лаборант сложил щупальца в замысловатый знак. — Судя по тестам и характеристике, ты достаточно разумна, чтобы не лезть в неприятности. Да и твой владелец не отметил необходимость изоляции. Вообще-то, с самого приезда замок выделенного тебе помещения настроен на твой паспорт: можешь заходить и покидать, когда захочешь. Разумеется, не в ущерб исследованиям.       Выйдя из кабинета, я некоторое время постояла в коридоре, чтобы оправиться от удивления. До сих пор ни разу не пыталась открыть дверь вольера — была уверена, что она заперта. Если нет, то какой смысл вообще селить в клетке? Зверь я, в конце концов, или человек?       Естественно, вслух возмущение высказывать не стала, да и вообще постаралась его не показать. Слишком жёстко Тартар ломал прошлые стереотипы, со многим приходилось мириться и принимать как новую норму. Может, здесь не видят ничего зазорного, если разумное существо живёт в клетке?       Поскольку после исследований недомогание ещё было сильным, то, отложив рассуждения, я вернулась в свой вольер, где, поев, прилегла отдохнуть. Самочувствие выправилось быстро, но я ещё немного повалялась, наслаждаясь удивительным комфортом: свежий воздух, лёгкое дуновение ветерка, негромкое стрекотание насекомых и журчание воды. Создавалось впечатление, что клетка находится где-то вдали от цивилизации. Подумав и вспомнив прошлые дни, невольно признала, что, по крайней мере, отдыхать здесь куда лучше, чем в квартире Шаса, причём разница ничуть не меньше, чем между небольшой комнатой с застоявшимся воздухом и выездом на чистую природу.       Потом впервые внимательно осмотрела вольер и уже через пару минут смеялась над самой собой. В замаскированной под скалу стене достаточно легко обнаружилось два, с первого взгляда незаметных, прохода: один вёл в совмещённый санузел, а второй — в закуток со столом, небольшим шкафом и кроватью. Вот и как после такого в очередной раз не почувствовать себя дурой? Выходит, все удобства находились прямо под носом, а я просто их не заметила. Как, впрочем, и того, что в любой момент могу покинуть вольер. Уже не первый раз на оценку окружающего наложилось прежнее восприятие, искажая реальную картину. Если буду жить в клетке, то в ней непременно запрут, и удобств не найти.       С удовольствием помывшись и переодевшись в найденную в шкафу пижаму, ещё раз внимательно осмотрела предоставленное помещение. Если судить объективно, вольер гораздо больше квартиры Шаса и, пожалуй, даже удобней. Искусственный ручей, нечто вроде небольшого садика с многочисленными растениями во встроенных в ниши кадках, крупный разветвлённый кривой ствол (тоже с несколькими островками зелени), на который легко залезть и можно удобно устроиться. Холмик из сена неизвестной травы (чем дальше, тем сильнее я склонялась к мнению о естественном происхождении того, что использовала в качестве матраца), песок и россыпь гальки — всё прекрасно вписывалось в общую картину.       Вполне эстетичная и гармоничная обстановка. По крайней мере, если бы я увидела нечто подобное в зоопарке, то с удовольствием бы задержалась уже для того, чтобы полюбоваться на дизайн. А сейчас всего лишь небольшой негатив и тот психологический — от того, что нахожусь внутри, а не снаружи клетки. Кстати, решётка оказалась не единственной загородкой. Примерно в метре за ней (снаружи вольера) путь преграждало толстое стекло или какой-то прозрачный материал. Очень прозрачный, такой, который даже заметить не удавалось — то есть с тем же коэффициентом преломления света, что и воздух. Закончив обследование отведённой мне территории, я вышла наружу и отправилась осматривать ближайшие окрестности.       Выяснилось, что «зверинец» занимает немало места. Судя по всему, обустраивали клетки под конкретного постояльца, по крайней мере, нежилые выделялись очень ярко: в них оставалась только замаскированная под скалу основа. А вот обитаемые (в некоторых никого высмотреть не удалось, но владелец вполне мог находиться на исследованиях) сильно отличались друг от друга.       Сначала шли достаточно большие вольеры, вроде моего, но с разным дизайном. В одних виднелась пустынная местность, за решёткой других колосилась степь, третьи больше напоминали гигантский аквариум, четвёртые — вполне высокотехнологичную квартиру. Кстати, почему вот эту клетку под нормальное жилье обставили, а мою — ближе к некому подобию тропической каменистой местности? Непонятно.       Большая часть живущих в вольерах химер почти не обращала внимания на любопытствующую соседку: обитатель аквариума завис над компьютером необычного дизайна, пустынный житель увлечённо рылся в грунте, так что во все стороны летел песок, в «степи» некто четвероногий бегал кругами (судя по всему, не в первый раз, поскольку уже протоптал дорожку). Только владелец высокотехнологичной обстановки соизволил встретиться со мной взглядом, но потом поправил загадочный прибор на голове и поудобнее устроился в кресле-лежанке, быстро потеряв интерес.       Дальше клетки становились меньше по размеру. Заключённые в них перемещались осторожно, медленно, и такое впечатление, что неуверенно. Обстановка, как и в вольерах, встречалась разная, хотя в целом беднее. А в конце аллеи-зверинца помещения оказались совсем небольшими и находящиеся внутри выглядели откровенно больными. Например, вон то гуманоидное существо, которое то и дело сотрясаясь в судорогах, пыталось добраться до источника воды. Когда химере всё-таки удалось достичь ручья, её зрачки разъехались, она закашлялась, забилась в припадке, похоже, не сумев проглотить живительную влагу. Неестественные, дёрганые и какие-то вывернутые движения обитателя клетки убедили, что созданная когда-то воображением картина сумасшедших франкенштейновских монстров — не настолько уж большое преувеличение, если вообще является таковым. Даже слова Шаса, что на самом деле «сумасшедшие» химеры являются вполне вменяемыми и разумными существами, просто не смогли или не успели сработаться между собой, не успокаивали. Во-первых, потому, что человек за решёткой не выглядел нормальным, а во-вторых, перспектива оказаться в таком состоянии и при этом осознавать происходящее пугала до дрожи в коленях. Уж лучше быть такой, какая я есть, пусть даже слабым разумом в неравноценной химере, чем превратиться в нечто подобное.       На обратном пути я обратила внимание, что в клетках данной аллеи поселены химеры схожего размера. Из любопытства заглянула в другие отвилки — и действительно, разумные существа, заключённые в тех вольерах, относились к иным весовым категориям.       Задумавшись, не сразу обратила внимание ещё на одну странность и только в самом конце остановилась и оглянулась.       Химер в крупных обустроенных клетках мало — всего семь, включая меня. А вот в мелких, тех самых, с неспособными даже нормально передвигаться, — подавляющее большинство. Сотни. И это наверняка с учётом немалой отбраковки. Или где-то есть вообще микропомещения, в которых содержат ещё часть химер.       Как же мало мне подобных. А ведь институтов, которые занимаются химерами, тоже очень немного, всего несколько на гигантскую страну. Но даже для них, судя по всему, не удаётся набрать достаточное количество «нормальных», хотя бы относительно дееспособных химер. Грустно.       С другой стороны, это наблюдение заставило ещё раз оценить свою удачу. Пусть неравноценная, но всё не так плохо. Могло быть и хуже… причём намного.       Свобода передвижения, пусть и весьма относительная, сильно улучшила настроение. Вскоре удалось вернуться к занятиям — благо, в комнате оказалась не только одежда, но и выданный Шасом компьютер. Постепенно я осваивалась с так и не убранной опекуном программой для изучения диалектов. Иногда даже начала ловить себя на том, что воспринимаю разное звучание почти как нечто естественное, а порой предпочитаю читать тексты с закрытыми глазами, давая им отдых, вместо этого положив пальцы на специальный выступ, передающий тактильные ощущения.       Через пару дней после начала занятий меня навестил Шас.       Когда я вернулась с исследований, опекун развалился на развилке ветвей мёртвого ствола чуть ли не под потолком и явно наслаждался жизнью.       — Мне передали, что у тебя появилось свободное время, вот и решил проведать. Как дела?       — Вроде всё в норме. — Я улыбнулась.       — Проблем не возникает?       — Нет. — Я отрицательно повела рукой и не удержалась от смешка: — Кое-какие мелкие неприятности были, но не из-за тебя или лаборатории — а по моей глупости. Тут очень многое не так, как в моём прошлом мире… и не как я представляла.       Шас плавно соскользнул со ствола и серьёзно посмотрел мне в глаза.       — Пока ты справляешься. На вполне хорошем уровне, хоть и неравноценная. — Заметив непонимание, тартарец добавил: — Слабые личности в таких химерах отнюдь не всегда адекватны.       — Спасибо, что напомнил, — едко поблагодарила я.       Но Шас, похоже, не обратил внимания на тон. Впрочем, от самой себя всё равно не убежишь. Чтобы отогнать упаднические мысли, я переключилась на другое. Пока то, что удалось увидеть, согласуется со словами опекуна о ровном отношении местных к разному положению в обществе. Ровном, но… одинаково холодном, отстранённом и безразличном — намного более чуждым, чем в Белокермане. Из-за этого возникал резкий контраст между общением с Шасом и с остальными. В отличие от белорунского государства, здесь даже ненадолго почувствовать себя частью чего-то большего не удавалось. И от этого, когда Шас уходил, одиночество и тоска наваливались со страшной силой — спасали только усиленные занятия и то, что свободного времени оставалось мало.       К счастью, после первого посещения опекун появлялся не реже, чем через день, иногда даже оставаясь ночевать.       — Старые воспоминания? — не удержалась от замечания я, в очередной раз заметив, что Шас не собирается уходить.       — Нет, меня не настолько тянет обратно в лабораторию, — ничуть не обидевшись, заверил опекун. — Но среда, поддерживаемая в твоём вольере, ближе к моему оптимуму, чем та, что в квартире.       — Почему? — заинтересовалась я. — Я думала, что ты выбирал жилье с подходящими тебе условиями.       — Нет, я брал в расчёт много факторов. Цена, удалённость от места работы, расположение, комфортность и так далее — по совокупности та квартира для меня оптимальна. Можно было бы создать и больший уют, но не хочется идти на достаточно высокие траты. Возможно, когда-нибудь, когда буду проводить дома больше времени… Хотя тогда правильнее переехать в другое помещение.       Как и на Земле, многое упирается в деньги. Неприятно, но ничего удивительного.       — Нужный тебе оптимум слишком дорого стоит?       — Не то, чтобы слишком. — Шас небрежно махнул рукой. — Но я действительно не очень много времени провожу в квартире, а экономя на ней, легче накопить свободные средства на избавление от неприятностей, если такие возникнут. Да и вообще, — опекун улыбнулся, — если бы квартира была без огня, я бы даже временно сюда переехал — благо, имею право.       Я только головой покачала, в очередной раз удивляясь вывертам мышления тартарцев. Однако, независимо от причины, по которой Шас так часто приходил в вольер, это радовало — за неполные три месяца я сильно привязалась к опекуну. И уже сейчас понимала, что расставание дастся тяжело… особенно если после окончания рабства по контракту прервутся все отношения — и мы снова станем чужими друг другу.       Узнав о возможности покидать клетку, я часто прогуливалась по своей аллее. В самом конце она упиралась во внешнюю преграду: такую же прозрачную, как невидимая граница вольера и точно так же обозначенную чуть ближе решёткой. Остановившись и ухватившись за прутья, я долго смотрела наружу, на мрачную городскую улицу. Движение слабое — сразу видно, что не центр, а окраина города, да и сама дорога не основная. Чуть сбоку, но почти напротив решётки располагался местный аналог мусорных баков… и в нём копалось не то некое животное, не то мохнатый бомж. Нет, всё-таки разумное существо, по крайней мере, оно подобрало и забросило обратно выпавший во время поисков мусор. А потом закуталось в какую-то тряпку, забралось в щель за баком и свернулось калачиком.       В тот день я почти сразу ушла, но потом периодически наведывалась к ограде и наблюдала за городской жизнью. Даже начала различать трёх бомжей, регулярно посещающих баки. Удивительно и страшно, что здесь, при таких высоких технологиях, всё ещё есть нищие. Невольно вспомнилось, что из-за дурацкого института и исследований с денежным запасом придётся попрощаться. И когда получу свободу, работу надо найти как можно быстрее — чтобы не превратиться в нечто подобное.       В остальном же улица жила обычной жизнью. Несколько раз удавалось застать сцены общения между разными людьми. К сожалению, звуки через ограду не проходили, но даже простой просмотр снова подтвердил удивительную особенность тартарцев. Даже очевидно богатые совершенно спокойно воспринимали людей, только вылезших из мусорного бака. Мне ни разу не удалось заметить ни презрения, ни некой снисходительности, ни брезгливости или ещё чего-то такого. И та и другая сторона держали себя как равные, будто находятся на одной ступеньке социальной лестницы — хотя это очевидно не так. Очень непривычно.       Лишь однажды я оказалась свидетелем ещё одной страшной картины. Нормальному человеку, совсем не похожему на обедневшего или бездомного, стало плохо. Он из последних сил добрался до островка отдыха и присел. А потом — прилёг. Так и лежал около получаса, до тех пор, пока не приехал уличный робот-уборщик и не запихал ещё живое существо в мусорный бак.       Я судорожно сжала решётку пальцами. Трёхногий человек с трудом поднялся, попытался вылезти из ящика, но едва это удалось, как робот вернулся и снова поместил беднягу обратно. Ещё и придавил так, что брызнула зеленоватая кровь. Несчастный несколько минут трепыхался, а потом затих. И никто, ни единый свидетель не обратил внимания, не попытался хоть как-то помочь жертве системы. Будто это норма. Будто так и надо.       Впрочем, поиски в сети показали, что действительно «всё в порядке». Островки отдыха-то существуют, но на многих из них отдыхать можно весьма ограниченное, фиксированное время. Задержался дольше — и тебя классифицируют как мусор, даже если ты богатый и успешный гражданин. Хорошо хоть откупиться от такой «чести» можно — хотя выгодней оплачивать задержку заранее, потому что после нарушения цена возрастает во много раз. Но откупиться ещё надо суметь… и не попасться в это время технике или спецслужбам. Поэтому, если вдруг у кого-то во время прогулки прихватило сердце или случилось ещё что-то серьёзное, он попадает в ужасную ситуацию. Задержался чуть дольше вне островка отдыха — оказался в той же категории «затаптываемых». Сумел доползти до места остановки, даже вызвать бригаду медиков, но она опоздала на пару минут — и человек уже мусор. Ещё страшнее становится, если учесть, что бесплатной медпомощи в Тартаре тоже не существует — специально поискала по этой теме.       Но ведь невозможно контролировать абсолютно всё, каждый шаг, каждую мелочь! Насколько же легче было в Белокермане!       В тот вечер вместо занятий я полазила по сайтам и почитала о том государстве, в котором начинала новую жизнь. Да, Белокерман считается мелкой страной (как и все, не входящие в гигантскую пятёрку), но найти о нём информацию легко. У этого государства есть как противники, так и сторонники, что, впрочем, естественно. А вот кое-что другое удивило. Мечтающих иммигрировать в Белокерман много. Для такой небольшой страны даже невероятно много — десятки миллиардов претендентов — Белокерман стоит почти в самом верху рейтинга по этому признаку среди мелких государств. Причём переселиться в него желают вовсе не только белоруны и свиусы, но и многие другие виды, в том числе граждане гигантских стран. А ведь, если посмотреть, заработки в Белокермане вовсе не лидируют, то есть миллионером не стать, каких-то гигантских благ гражданам тоже не предоставляется, страна мелкая — то есть уязвимая, да ещё и в вечном конфликте, как минимум, с Угырхом и Миртаром. Пусть со вторым противостояние скрытое, но оно есть и, если поискать, тайной вовсе не является.       Тогда почему такое невероятное количество желающих получить гражданство? Поискав, нашла ответ. Белокерман считается одной из самых стабильных, социально ориентированных и надёжных стран. Поддержка своих граждан там значительно выше, чем в любой из гигантских и чем в большинстве остальных. Пенсии, реабилитация для попавших в сложную жизненную ситуацию, медицинская помощь, образование и многое другое — всё за государственный счёт. Причём все эти блага вовсе не по остаточному принципу, а на очень высоком уровне.       Стабильность, гарантии и защита? Задумавшись, ещё раз просмотрела найденные сведения. Да, похоже, именно эти факторы играют ключевую роль для кандидатов в иммигранты.       Естественно, принять такое количество желающих Белокерман не сумел бы, даже если бы захотел. Поэтому в реальности есть постоянный приток людей в эту страну, но небольшой. Берут только тех, кто соответствует всем основным требованиям, да ещё и прекрасный специалист по нужной для государства профессии. Но даже при строгом отборе конкурс получается огромный. Белокерман может позволить себе капризничать и перебирать варианты. Может диктовать условия.       А я-то ещё его ругала и недостатки выискивала. Они есть — куда без этого, но слишком много желающих для «недостойного» государства. Страна-то не закрытая, то есть не может так просто распространить ложные сведения о себе. Например, о поле покоя и особенностях власти кандидаты вполне знают, но считают, что поведение защитников разумно и гуманно: во-первых, в условиях для подачи заявки чётко сказано, что кандидат должен реагировать на поле покоя стандартно, и чтобы оно было безопасно для здоровья, во-вторых, уж лучше арест или задержание под полем, чем под дулом пистолета или после парализации.       Ещё раз посмотрев на минимальные требования для подачи заявления на сайте посольства (просто для подачи и попадания в список желающих иммигрировать), тяжело вздохнула. Не знаю, вырасту ли хоть когда-нибудь до такого высочайшего уровня. И вообще, не оказалась ли полной дурой, когда решила переселиться в Тартар? Судя по статистике…       Нет. Всё-таки правильный выбор сделала. Потому что иммигранты станут полноценными гражданами, а к ним, естественно, у государства отношение иное. Да, даже со мне подобными, с рендерами, белокерманцы ведут себя очень мягко и по-доброму. Лечат. Берегут. Обеспечивают работой и развлечениями. Охраняют даже от самих себя. Но стать нормальными гражданами там нереально. А оставаться вечным иждивенцем, пусть даже окружённым заботой, лично мне претит.       Невольно вспомнился друг-слизняк из Белокермана. Может, он не просто так говорил, что не одобряет переселение в другие страны? Вдруг он действительно не боялся, а понимал, насколько выше там социальная защита? А я, вместо того чтобы подумать, нашла в его словах подтверждение своей теории некого заговора и злодейства против рендеров.       Из любопытства поискав договоры, аналогичные моему, выяснила, что белокерманский посол не обманул и тоже проявил реальную заботу: обычная плата временному хозяину превышала причитающуюся Шасу почти в четыре раза. Да, может, посол действительно уже не так сдерживался при общении с неполноценной, но главные принципы своей страны он не забыл. Ещё один факт на чашу весов в пользу белорунов.       В связи с этим снова возник вопрос: почему, собственно, опекун согласился на такие условия? Тем более что, как я теперь понимаю, он не врал и наверняка, если бы захотел, и без этого смог бы получить надо мной власть.       — Да, мне наш договор невыгоден, — подтвердил Шас. — Говоря грубо, я работаю себе в ущерб.       — Тогда почему? — повторила я вопрос.       Опекун прикрыл глаза и некоторое время молча лежал на сене.       — Мы — химеры. Не представители какого-то вида, а особые, очень необычные существа. Каждый из нас уникален и неповторим. Это наша сила. И это же наша слабость, — тихо сказал он. — Одиночке очень сложно выжить в обществе. В Чёрной Дыре люди часто объединяются в группы по видовому принципу — так легче устроиться. Представителям одного вида проще понять друг друга, найти общий язык… даже полукровки, помеси и мутанты создают свои общества.       Кажется, я начала понимать, к чему ведёт Шас.       — Мы очень сильно отличаемся друг от друга, но у всех химер есть нечто общее, — продолжил опекун. — Нас очень мало, каждый из нас начинал свою жизнь рендером… и все мы вынуждены иначе смотреть на жизнь. Может, ты этого и не знаешь, — Шас повернул голову и посмотрел на меня, — но ты попала в Белокерман, страну, политика которой поддерживает рендеров значительно лучше, чем в других местах. А если смотреть в целом, то выживает очень малый процент рендеров и ещё меньший — приспосабливается. Химеры и так большая редкость, а если пустить их адаптацию на самотёк — то нас и вовсе почти не останется. Поэтому мы стараемся поддерживать друг друга. Ты — химера, именно по этой причине я и согласился заключить невыгодный мне контракт. Мой хозяин, тот, который приобрёл меня после окончания исследований, тоже был химерой. Как, когда-то, и его. Я считаю их дело правильным и стараюсь его продолжать. — Он снова посмотрел на меня, и на сей раз в его взгляде мне почудилось предупреждение. — Мы — высшие существа. Единственные истинные аборигены Чёрной Дыры. Химеры есть только здесь, и их никто не смог клонировать или создать искусственно — хотя пытались не раз. Чтобы нас не стало меньше, надо помогать новым химерам стать цельными, уважаемыми и ценными членами общества. А ещё следить, чтобы никто не опозорил достойное имя химер. — Голос опекуна повеял нешуточной угрозой. — Поэтому мы постараемся уничтожить любую химеру, которая позорит наш народ.       Я с опаской отодвинулась от Шаса. Обычно спокойный и выдержанный, на сей раз он говорил яростно и очень эмоционально.       Заметив мою реакцию, опекун скупо улыбнулся и продолжил уже гораздо тише и мягче:       — На самом деле, требования невелики, да и навязать их всем мы всё равно не можем. Не обращай внимания на мою вспышку. — Шас горько хмыкнул. — Так получилось, что обе части меня в своё время были рьяными защитниками своего народа и патриотами… каждый своего вида. А наши виды — заклятые враги, ненавидящие и презирающие друг друга многие поколения, с готовностью пользующиеся слабостями и подстраивающие подлости своим многовековым противникам. Для нас обоих потеря самих себя была очень большим шоком. То, что ты сейчас видела, — своего рода компенсация: нам надо было за что-то зацепиться, чтобы пережить превращение в химеру и объединение с представителем принципиально враждебной цивилизации — иначе мы бы навсегда остались в «сумасшедшем» виде или вовсе погибли. Переключиться получилось не сразу, но всё-таки удалось… — Опекун долго молчал, погрузившись в воспоминания, а потом гордо продолжил: — Тем более что химерам действительно есть чем гордиться. Мы очень живучие и выносливые, обычно имеем широкий спектр способностей, в том числе редко встречающихся. А ещё одним из главных доказательств нашей принадлежности к высшим существам может служить то, что трое из пяти лидеров-основателей гигантских государств — химеры. Трое из пяти! — с нажимом повторил Шас. — Сравни с долей химер в рендерах и учти, что химерами не рождаются. Вот и подумай, какова вероятность того, что такое соотношение — чистая случайность?       Опекун прав: статистика выглядит совершенно неправдоподобно для случайности. Может, и глупо, но доводы Шаса здорово подняли самооценку и заставили гордо расправить плечи: всё-таки очень приятно принадлежать к чему-то уникальному и ценному… пусть и не настоящему народу. Я невольно улыбнулась. К сожалению, вскоре это чувство ушло, хотя и не бесследно. На самом деле странно кичиться не собственными достижениями, а успехами кого-то, если смотреть честно, вообще не имеющего ко мне никакого отношения. Даже то, что лидеры-основатели — химеры, не делает их ближе. Особенно учитывая, что вряд ли хоть одна часть хоть одного из основателей — землянин. Слишком тут много разных видов разумных. Такое совпадение было бы совсем нереальным. Поэтому на деле мне гордиться нечем. Но, наверное, и к лучшему. Не считая себя победителем, легче реально оценивать силы и не хвататься за то, что пока недоступно.       Позже, раздумывая над словами опекуна, я примерила ситуацию на себя и искренне восхитилась разумностью, а также силой воли двух сосуществующих в нём личностей. Если они и их предки не просто принадлежали к разным видам, а действительно воевали и очень плохо относились друг к другу, то какие усилия им приходилось прилагать, чтобы удержаться и не вступить в борьбу? И ещё большие — чтобы понять и принять друг друга. А главное — оба ещё и сообразить должны были быстро. Чрезвычайно быстро. В свете этого уже на так важно, сколько времени Шас провёл в «сумасшедшем» недееспособном состоянии — он всё равно достоин уважения.       После вечернего душа я долго смотрела в зеркало и улыбалась. Своим мыслям, а ещё — той, второй части меня. Послушав опекуна, в очередной раз поняла, что моя проблема на самом деле на так уж велика. Да, мы принадлежим к разным видам, но, по крайней мере, не были врагами друг другу. Между нами нет многолетней ненависти, которую пришлось бы перебарывать, Шас вон, даже про симпатию что-то говорил. А значит — мы сможем жить вместе. По крайней мере, у нас… у меня есть хороший шанс.