зачем я полюбила бесподобного ублюдка?

Проходит доля миллисекунды, пока звуковые волны преодолевают расстояние между ними. Еще какое-то время требуется на то, чтобы его заклинивший тревогой разум обработал сигнал. Только тогда кратчайший электрический импульс, проскользнувший по нейронам, наконец преобразовывается в мысль, которая обретает смысл и значение. Он разворачивается и ловит на себе ее взгляд. Как тогда, в маршрутке, только пропущенный через цепь миллиарда усилителей. Достаточный для того, чтобы вколотить его в землю. Девушка подходит ближе. Тело не слушается, и она чувствует себя деревянной куклой, которую со злого неба кто-то дергает за стальную леску, больно врезающуюся в кожу. Парень увяз в асфальте. Он не может сдвинуться с места, пошевелить онемевшими пальцами или моргнуть, просто стоя напротив и смотря, как меняется ее выражение лица. Мимика, походка — в одночасье все в девушке источает самый неподдельный холод, заставляющий сжать зубы и почувствовать дрожь, бегущую по позвоночнику. — Что ты тут делаешь? — произносит она. По Лизе нельзя сказать, что она все поняла. Ее взгляд светится детской наивностью, как будто она спрашивает не про торговлю наркотиками, а про красное пятно на Юпитере или котелок с золотом в конце радуги. Защитная реакция на шок. — Хотел тебя встретить, — сказав это, Данил осекается. Он сразу видит, как ее глаза темнеют и наполняются болью, теперь уже совсем по-взрослому. — Не ври мне, — шепчет она. Грудь пронзает острое жжение. Лиза подходит ближе, почти вплотную, так, что Кашин слышит ее тяжелое дыхание. Он замечает дрожь в ее тонких пальцах, когда руки девушки проскальзывают в карман его джинсов. Она ничего не находит и проверяет второй. Пусто. Жалкие остатки надежды, держащие ее на краю невменяемости, улетучиваются в ту секунду, когда Лиза добирается до внутреннего кармана ветровки. Она чувствует тепло его тела и на одну тысячную мгновения забывает о том, что происходит. Нащупав маленький пластиковый пакетик, девушка медленно вытягивает его наружу. Парень молчит. Тогда Лиза, не думая о том, что она держит в руках, с любопытством разглядывает четыре разноцветные таблетки. Розовая, голубая, фиолетовая и желтая. В глазах пестрит, и она еле удерживается на ногах, когда резко поднимает взгляд на замершего перед ней Данила. — Ты их продаешь? — спрашивает она. Прямо. В иссиня-черных глазах плещется океан тягучей, давящей на скелет как тонны воды боли. — Да. Звук сам срывается с губ. Честный ответ. Тот, которого она ожидала, до конца умоляя вселенную, чтобы он не прозвучал. Лиза готова отдать все, чтобы это оказалось глупым сном. Она бы без запинки скомкала свою душу и бросила ее дьяволу в лицо прямо на этом месте, только чтобы проснуться. Прозвучавшее слово как зажженная спичка в замедленном действии падает с неба, ударяется о поверхность моря ее бесконечной горечи и воспламеняет его в ту же секунду. — То, что случилось со мной в Казани, — она запинается на полуслове, не найдя смелости закончить фразу. Если он скажет правду, все рухнет. Абсолютно вся ее жизнь, которую она по крупице выстраивала из счастья и горя, рухнет. — Да. И он не смеет солгать. Понимание приходит не сразу. Иммунитет до последнего отторгает мысль, которая вот-вот сломает Лизу до конца. Места вдруг становится слишком мало. Девушка чувствует, как грудь спирает, и стоящие квадратом вокруг нее дома вот-вот упадут на нее и вобьют глубоко в землю, до самого ада. Некуда деться. Паника облучает каждую частичку ее тела, и у Лизы не получается спрятаться. Она резко разворачивается и, не отдавая себе отчета ни в одном своем действии, быстро идет к арке. Один, два, три, четыре, восемь, тринадцать, сорок девять. Ровно через минуту ее силуэт исчезает из вида. И Данил срывается с места. Кислотное жжение в горле не дает сделать ни вздоха, ноги раскалываются от каждого попавшегося под подошву камня, а сердце снова и снова взрывается в груди, кажется, превращая его внутренности в кровавое месиво. Лиза, шатаясь, быстро доходит до остановки и автоматически садится в автобус. Тогда Кашин онемевшими пальцами вызывает такси, выкручивая из едущей крыши последний болтик рациональности. Он не замечает, как садится в машину, будто кто-то просто щелкает кнопки на широком пульте, управляя его телом. Не замечает, как тянутся минуты и как из пачки исчезают все сигареты, которые он скурил несмотря на всю вылитую на него таксистом ругань. Лиза доезжает до дома слишком быстро, как будто бы ей удалось нащупать кнопку перемотки или просто выпасть из сознания, самой того не замечая. Она только считает тротуарные плитки по дороге к подъезду и тратит последние капли самообладания на то, чтобы сдержать слезы. Она и вправду верила, что все будет хорошо. Но потом что-то сломалось, игра почему-то вылетела, и сейчас ей не оставалось ничего, кроме как сидеть в темноте, со стороны пялясь на пустой белый экран в нескончаемых попытках осознать причину. Первый лестничный пролет. Второй, третий, шестой. Ей мерещится, что она подходит к двери в квартиру, открывает ее нараспашку и, ослепленная ярким светом, снова возвращается в тот альтернативный мир, где все хорошо. Галлюцинация безвозвратно разбивается о реальность, в которой Руслан с Юликом нарезают круги по тесному тамбуру. Они мгновенно ловят на себе ее взгляд. Пустой и будто неживой, пронзающий насквозь без малейшего усилия. Из самой преисподней к их ногам будто тянутся костлявые пальцы, не дающие сдвинуться с места. Подошва насмерть прирастает к холодному бетонному полу. — Я больше никогда, — вдох. Пауза. Молчание, — не хочу вас видеть. Одной фразы достаточно, чтобы причинить всем троим сводящую с ума боль, которая затягивается на шее, как веревка. Лиза поднимается выше. Она доходит до самого последнего этажа и замирает у ржавой металлической двери, которая вот-вот сорвется со сгнивших петель. Выйдя на крышу, она чувствует ударяющий в лицо порыв ветра. Дежавю. Рука в кармане не перестает судорожно сжимать маленький зиплок с четырьмя разноцветными таблетками. Питер, хоть и окраина, с высоты птичьего полета. Красиво. Где-то раздается гудок электрички. Далеко внизу на разъебанной площадке играют дети. Затянутое облаками небо спокойно возвышается над лабиринтом панельных джунглей. За спиной слышится пронзительный до крови из ушей скрип двери. Она чувствует его присутствие. — Лиза, — приглушенный шумом гуляющего по крыше ветра раздается его голос. — Что бы ты ни сказал, — произносит она, не оборачиваясь, все так же держась взглядом за точку вдалеке, — я буду ненавидеть тебя до гроба. Собственные слова бьют по ушам, как пушечный выстрел. Смертельная рана посреди грудной клетки бесконечно пульсирует, заставляя каждую частичку ответить невыносимой тревогой. — Я готов поклясться тебе всем, что у меня есть… — У тебя ничего нет, — бросает она. Девушка наконец разворачивается, чтобы видеть его глаза. — У тебя ничего нет и никогда не будет, — продолжает Лиза, — ты продал свою блядскую душу. Кажется, отказала печень. — Меня, блять, чуть не убили. Из-за тебя. Сердце дошло до полной остановки. — Я была готова жизнь свою продать, только чтобы ты был в безопасности. Клетки мозга, одна за одной, начали угасать. — А ты сам обрек себя на всю эту боль. А еще меня. И Дашу. И всех, сука, окружающий тебя людей! Ты всех нас просто продал. Как блядское барахло. Она чувствует, как вот-вот упадет. Силы сгорают, как все, что было у нее в жизни, и превращаются в ядовитую пыль, которая плотным слоем оседает в легких. — Тогда я должен вернуть тебе это, — шепчет Данил, когда девушка на мгновение замирает у двери. Он не слушающимися руками вытягивает из кармана бумажник. Открывает его, долго перебирает купюры и кредитки и наконец достает аккуратно сложенный в несколько раз блокнотный листик. Лиза протягивает руку и аккуратно забирает бумажку, не касаясь его ладони. Она медленно и с недоверием, обреченно ожидая еще одного удара ножом, разворачивает набросок. Тот, который она сделала тем самым утром, проснувшись на холодном полу в его теплых объятьях. Девушка комкает рисунок. Последний раз заглянув в Данины угасающие голубые глаза, она скрывается за дверью.