Мы живы, пока жива надежда "2"

Уваров начал свой рассказ… — Я надеюсь на твое благоразумие, что ты не будешь меня перебивать, на все вопросы отвечу после. Поверь, не так просто идти на исповедь. Если ты думаешь, что я начну свой рассказ с того места, где вы меня бросили, истекая кровью, то ты ошибаешься. Вернемся… лет на тридцать назад. Мои самые ранние воспоминания начинаются, когда нам с братом было по 2 года, и мы жили в том самом интернате, где эксперименты над детьми велись с 50-х годов прошлого века. Нередки были смерти детей и в будущность нашего бытия в доме для покинутых родителями. Нам два года, и нам делают прививки. Записывают какие-то показания, какие-то измерения. Начиная с пяти лет, до этого времени воспоминания обрывочные и, возможно, не имеют особого смысла. У нас начинается усиленная физическая подготовка. Скажи, зачем нагружать ребенка, у которого еще и кости то не окрепли до конца, теми упражнениями, которые выполняют мальчишки лет 11-12? Но мы этого не знали, мы просто делали то, что нам говорили. Был даже случай, что у одного мальчика остановилось сердце на тренировке. Когда нас забрали приемные родители, в шесть лет, мы покинули этот интернат, и некоторое время жили спокойно. В классе шестом нас с братом определили в школу-пансион "Логос". Которая находилась... Правильно, на месте старого приюта для сирот. Сперва мы об этом не задумывались. Но потом выяснилось, что наши приемные родители отчасти были в курсе проводимого эксперимента. Поэтому по рекомендации отдали нас именно в этот пансион. За нашим развитием продолжали следить. Я из бывших спортсменов, это ты знаешь. Долго занимался биатлоном, пока по несчастливой случайности не получил травму, но, как узнал позже, она была подстроена. О карьере пришлось забыть. Хотя я подавал надежды, я проходил гораздо быстрее все дистанции, чем мои соперники. Это многих настораживало, надо мной проводились исследования на допинг, но так ничего и не смогли найти. Не обнаружили и никаких физических отклонений, что, казалось бы, странно. Антон выбрал для спорта японскую борьбу Бодзюцу*. Здесь особенно важна концентрация внимания, чтобы не упустить ни малейшего движения соперника, чтобы не проиграть. Как я потом узнал в Греции, Колчин больше делал ставку именно на Антона, но он в нем ошибся. Какой просчет, а? Кто же знал, что брат решит поступить именно так, когда ему в руки попались те свидетельства. Он смог сделать выбор, он оказался сильнее, чем я на тот момент. Мною же двигало совсем другое. Желание власти. Мне льстило, что Колчин считал меня своей правой рукой. Но я даже не подозревал, что и за мной следят. Что у них есть улики и доказательства на любой мой шаг. Я был просто марионеткой, исполняющей приказы верхов и пляшущей под их дудку. Но это я понял лишь после того, как меня «убил» мой брат. Об этом позже. Не хотелось бы трогать тему Полины, но она неотъемлемая часть этой истории. По закону подлости мы с братом выбрали одну девушку, но она плохому предпочла хорошего. Пожалуй, мы сошлись лишь в области вопросов любви. Как видишь, мы были абсолютно разными во всем. Даже в образовании. Органическая и неорганическая. Но химия. Здесь нам тоже не дали свободы выбора, плавно подводили к этой науке, чтобы дать потом работу в своих лабораториях. Над проектом работали свои же проекты. Может быть, поэтому отчасти он и прогорел? Сегодня я даже завидую Антону. Он оказался свободней. К тому моменту, как я оказался в "Логосе", он уже был в бегах. А я пытался вычислить его связного, и здесь опять вышла осечка. Им оказалась Полина, что было ударом для меня. Таким же ударом было узнать, что она больна. Ее способности к регенерации оказались несовместимы с тем вирусом, который передавался воздушно-капельным путем. Потому что она сама часть этого вируса. И вакцина ей не могла помочь. Казалось бы, должно быть наоборот, мощный иммунитет. Но и тут сработала злая шутка науки и невозможность знания всего. Она умерла на руках у брата, отчасти виновного в его смерти, но не подозревавшего об этом. Готов поспорить, он до сих пор так и не понял, откуда тогда взялся вирус в школе. Он вынес ампулу с вирусом из лаборатории, а она разбилась по недосмотру. Плавно подхожу к тому моменту, где вы меня бросили умирающим. События в «Логосе» во время вируса рассказывать не буду, их ты и без меня прекрасно помнишь. В меня стрелял Соколов. Очень эпично было убить одного из «главных», как выдумали, приспешников нацистов, на фоне пылающей школы. Но вы не убедились в том, что я умер. Вы просто ушли, решили, что все закончено, все арестованы, кто-то умер, кого-то убили. Меня вытащили те немногие, кто продолжал бороться против «Ingrid» на воле. Да, у них осталась больница, но она на самом деле не имеет никакого отношения к лабораториям. Еще одно коммерческое предприятие, приносящее прибыль. Странно, что они так и не переименовывались. Мелочи. Люди, спасшие меня, рассказали о проекте «Gemini», и что он будет продолжаться до тех пор, пока кто-то из нас двоих жив и может иметь детей. Мы с Антоном имеем неразрывную связь, я об этом не знал раньше. Но не такую, как у простых близнецов, когда иногда встречается сильная ментальная. А физическую. Умрет кто-то один, умрет и другой. Убили бы вы меня тогда, вскоре умер бы и Антон. До сих пор феномен близнецов не изучен, этим и занимается проект. Проводит эксперименты, по капельке улучшает наши возможности. Мы с Антоном хорошо развиты физически, наши дети, безусловно, тоже будут иметь еще какую-то особенность. Совершенно необязательно, что будут близнецы, они могут появиться и через поколение. Возможно, было бы проще убрать нас с Антоном, как шлак, отход, неудавшийся эксперимент, признать его закрытым. Но эти люди не прибегают к таким методам. Это раз. И два. И им нужен был Антон. Так как есть люди, заинтересованные в проекте, и они на свободе. Вот почему я здесь. Потому, что я тоже подопытный. Был и остаюсь им. И даже завидую тебе, ты смогла грамотно себя обезопасить. Смылась в Питер и ни с кем не общаешься. А я наоборот, снова хочу втянуть тебя во все это. Видишь, я почти не изменился. Однако, я помню каждую минуту, проведенную с тобой в заваленном подземелье.** - А теперь можешь задавать вопросы, - Вадим выдохнул, выпил уже остывший кофе. — Что стало с твоими родителями? Он них ты ни разу не упомянул в рассказе, — нарушила тишину Вика. — Они погибли в авиакатастрофе, когда нам исполнилось 18. — Кто это — Они? Те, кто тебя спасли? — Они пока еще не находятся в безопасности, чтобы я мог раскрывать их имена, - сухо ответил Вадим. — Почему ты не вычислил Полину, а когда узнал, что это она, не сдал ее? - спросила Вика. — Не верил. Любил. — Почему ты пришел именно ко мне? — Я уже ответил на этот вопрос. Вика вздохнула. Ничего из рассказа Вадима не укладывалось в голове. Она никогда не знала, кто такие Уваровы, на самом деле. Хотя и дружила с Антоном два года, до того, как уехала в Питер. Темы прошлого они касались редко. — Выходит, если бы мы тогда на самом деле убили тебя, вскоре умер бы и Антон? — Уточнила она. — Да. И теперь ты понимаешь, мне нужно его увидеть. Возможно, он о чем-то и догадывался. Он же женился на Лизе? - Спросил Уваров. Вика отрицательно покачала головой. Насколько она знала, они так и не расписались. Хотя, какое сейчас кому до этого дело? Кузнецова отчасти поверила Вадиму. Хотя многое ей все еще оставалось неясным. Вика схитрила. Она записала исповедь Вадима на диктофон. И если с ней что-то вдруг случится, у ее доверенного лица будет эта запись-улика. Перебросила ее на мини - флешку кулон, которую ей подарил Максим. Незаменимая вещь, скрытая и незаметная. Сделала все это, пока Вадим был в ванной. Они решили, что завтра с утра поедут в Москву на Викиной машине. В среду похороны Павла Лобанова, новости разлетаются быстро.