Гопник на льду

— Ахмед, посади псов на цепь, и тогда мы сможем расплатиться с тобой. — Миниатюрная фигура Плисецкого двоилась в глазах, мелькая в свете потолочной лампы. Он метался из одного конца комнаты в другой, нервно наматывая круги по истертому ковролину. На соседнем диване мирно храпел Тимур. Похоже, что вся эта нервотрепка мало его интересовала, его вообще мало что интересовало в этой жизни, сей печальный факт нагнал на меня еще большую тоску. После заключительного «договорились», Юра нажал на кнопку отбоя и тяжело опустился на софу рядом со мной. — Что ж, три дня не такой уж и маленький срок. За это время Бог создал сушу, а мы с тобой нашли общий язык, что, согласись, не менее эпично. — Мой подбадривающий тычок в бок был встречен без должного энтузиазма. Юра закатил ясны глазоньки к потолку и повалился на бок с софы, тяжело вздыхая. Помнится в детстве, Коля водил меня в контактный зоопарк, приобщиться к миру дикой фауны, так сказать. Но из дикого там был, разве что, енот, стащивший сахарную вату прямо из липких рук пухлощекого малыша. Сей вопиюще наглый факт кражи на несколько минут взбудоражил сонных посетителей. Скандалы, интриги, расследования, и вот уже воришку вели в кандалах на казнь. Ну, по крайней мере, мой детский мозг обыграл ту ситуацию именно так, хотя, на самом деле, енота просто посадили в закрытый вольер и дали печеньку, дабы хоть как-то скрасить его пребывание в одиночке. Больше всего меня привлекли кролики: большие, раза в три превосходящие размером собратов в зоомагазинах; с серой, в белую крапинку, шерстью и длиннющими ушами-локаторами. Они мирно копошились в деревянном загоне, доверчиво принимая из рук посетителей сено, забавно дергали носиком, когда чуяли очередную вкусняшку, да ластились у ног малышни. Но вы ведь здесь не для того, чтобы читать милости-пряности, от которых тошнит радугой на блестящего единорога? Поэтому сворачиваю в памяти вкладку с розовой ностальгией и приступаю к трешнячку: когда кролям надоела царящая вокруг идиллия, они решили развлечься менее банальным способом, чем поедание сырых овощей. Все произошло буквально за несколько секунд: более крупный кролик неожиданно замер, так и не дожевав свой обед, потом резво запрыгнул на ближайшего собрата и весело забился в приступе эпилепсии. Пока детишки с визгом разбегались в разные стороны, я с любопытством наблюдала сию непристойную картину, искренне жалея больного кролика, а еще больше его друга, которому не посчастливилось оказаться рядом во время приступа. Все закончилось криком: «Какой долбоящер пустил самца в вольер?». Кроль парочку раз еще трепыхнулся и повалился набок, словно стреноженный конь. Конечно потом я узнала правду из уроков биологии, но мозг активно пытался опровергнуть тему потрахушек, выдавая за аргумент несчастную морду «болевшего» кролика. Сейчас я наблюдала похожую картину: в глазах Плисецкого отображалась та опустошенность, то осознание бренности бытия, которые я уже видела в далеком прошлом у бедного животного. Юрец валялся на полу в позе эмбриона, вяло реагируя на мои тычки пяткой и уговоры подняться. И тут мои нервишки начали сдавать. Нет, ну вы посмотрите какой важный курица! Лежит он тут, вздыхает, как чеховская барышня с похмелья, а все вокруг него должны прыгать как сайгаки, дабы у нашей феечки настрой на увеселительные утехи появился. Только я собралась высказать ему все, что думаю, как во всей квартире погас свет. На несколько секунд воцарилась тишина, прерываемая лишь сдавленным храпом ковбоя. Что первым делом приходит на ум русскому человеку, когда гаснет свет? Правильно: выглянуть в окно, чтобы посмотреть горит ли свет у соседей. Что, собственно, я и сделала. Он горел, у всех, только наши окна зияли пугающей чернотой. — Юрочка, я, конечно, не хочу тебя отвлекать от прокрастинации, но электричество, кажись, кинуло на нас обидульку и гордо сделало ручкой. Со стороны софы раздался тяжелый вздох, потом еще один и еще… — А платил ли за него кто? Вот в чем вопрос. — Юрец жалобно шмыгнул носом, придавая своему образу больше трагичности. Тьфу, тоже мне Гамлет. Этот захудалый театр одного актера порядком мне поднадоел, но сил на споры не осталось. Проблемы, словно снежные комья, постепенно накатывали на меня ледяными сферами, придавливали тяжестью непосильной ноши. Каждый раз я откапывалась из сугробов, небрежно оттряхивала израненную душу и продолжала взбираться по склону наверх. Но в данный момент я достигла точки невозврата, с ужасом увидела надвигающуюся лавину, протянула руку в надежде на помощь, но ответом мне стало только лишь наигранное стенание Плисецкого. Спасибо, это капец как помогло, конечно! В бессилии сползаю по холодной стене вниз, изо всех сил сдерживая рвущиеся наружу слезы. Поднимаю глаза на окно, чтобы соленые слезинки не смели скатываться по щекам, пока я того не возжелаю, и натыкаюсь взглядом на немую сцену соседского семейного быта. Молодая мама ставит на стол блюдо с чем-то, отдаленно напоминающим картофельную запеканку, глава семейства в блаженстве проводит носом, вдыхая аромат специй и мяса, двое маленьких сыновей вторят ему, желая во всем походить на отца. Мужчина аккуратно разрезает запеканку на равные части, накладывает каждому в тарелку по порции и, поблагодарив жену за столь чудный ужин, приступает к трапезе. От созерцания чьей-то счастливой жизни меня бесцеремонно отвлекают ледяные объятья. Задумалась, на минуту представив возню малышни, наперебой хвастающихся оценками перед отцом, мелодичный смех матери, мурчание пушистого кота под столом, выпрашивающего кусочек лакомства, одобрительные похвалы главы семейства… Все это на миг перекрыло душную реальность, в которой я рыдала, сидя на полу, в объятьях Юрца, проклиная тот день, когда появилась на свет. Инстинктивно я попыталась отстраниться от Юры, но цепкие пальцы Плисецкого крепко переплелись с моими, будто впитывая тепло моих ладоней, как губка. Холодная рука коснулась на миг плеча, неуверенно проскользнула по пульсирующей яремной вене и остановилась на пылающей пунцовой краской щеке. Все постепенно превратилось в размытый сон: секунду назад я чувствовала обжигающие поцелуи, сбитое дыхание, тяжелым потоком проносящиеся возле уха, видела Юрино лицо, на которое падали блики фар проезжающих мимо машин. Потом провал… и вот уже мой рот закрывают рукой, пытаясь сдержать сдавленные стоны, дабы они не разбудили Тимура. Все происходило, словно в замедленной киносъемке. Трепещущие ресницы полузакрытых глаз, выдавали возбуждение Плисецкого с головой, хотя, даже в такой ситуации, он пытался сохранить невозмутимый вид. Я улыбнулась, пытаясь представить его лицо во время оргазма, но чувства постепенно стали завладевать разумом. Я видела комнату, софу, парня. Потом все начало сжиматься, и в фокусе моего зрения остался только он. По венам побежала горячая кровь. Тихо простонав, я прогнулась навстречу его ласкам. Юра вздрогнул от моего стона, я чувствовала, как мелкая дрожь пронзала его тело с каждой ответной реакцией, с каждым моим поцелуем и горячим вздохом. Я и сама хотела его больше всего на свете. Желание пульсировало во всем теле, и я не стала противиться ему. Снова почувствовала, как перехватило дыхание, когда его губы начали спускаться к животу. Он остановился, чтобы провести языком линию вдоль тела, потом медленно опустился к бедрам. Не успела я подумать о том, что ощущения сильнее быть не могут, как меня накрыла новая чувственная волна. Сквозь шум стучащего в ушах адреналина, я услышала звяканье пряжки ремня и расстегнувшейся молнии. Внезапно руки Юрия оказались у меня на талии. Он сел, распрямив ноги, а потом лег на пол, увлекая меня за собой. Мои бедра оказались зажаты его коленями, и он подтянул меня повыше, так, чтобы я оказалась на его груди. На миг Плисецкий замер, немой вопрос застыл на его лице. Взгляд метался по моему жаждущему телу. Я была уверенна, что посмотреть мне прямо в глаза он не мог, боясь увидеть в них отказ, поэтому сама решила сделать первый шаг. Уперлась ладонями ему в плечи и приподнялась, затем, не сводя глаз с его лица, стала осторожно и медленно опускаться. Только так я могла выразить свое согласие, ибо слова застревали комом в горле, порождая лишь тихие стоны. И Юра, со страстным вздохом наслаждения, безропотно принял его. Он жадно впивался взглядом в мое тело, видел, как движется грудь, как горят желанием глаза, то, как его плоть входит в меня, делая нас единым целым. Наше дыхание начинает сбиваться, уступая сладостным стонам. Зажав мои ягодицы ладонями, Юра вильнул бедрами мне навстречу, задавая свой ритм. Огонь страсти в единении взглядов, бешеном биении сердец, и наши тела содрогнулись в момент достижения апогея блаженства. Одаренная негой, я прильнула к его груди, наслаждаясь близостью, наслаждаясь тем, что теперь он мой. Так мы лежали без движения несколько минут, переваривая только что случившееся, пытались как можно дольше сохранить тепло доселе неизвестного обуявшего нас чувства, пока не услышали хруст… Затем последовал удушающий кашель, легкий свист судорожного дыхания и звук падения тела. Плисецкий подпрыгнул на месте, скидывая меня с груди, нашарил потной ладонью на софе телефон и включил камеру. В свете фонарика сначала появилась пачка сырных чипсов, просыпанные картофельные кругляшки устилали пол вокруг вельветового кресла. Затем показалась скрюченная фигура ковбоя на полу, заходящаяся в приступе кашля. — Не обращайте внимания, со мной все в порядке. Продолжайте. — Тимур утер выступившие слезы тыльной стороной ладони, проглотил застрявшую в горле чипсину и уселся на кресло. — С вами, ребят, и никакой подписки на Pornhub не надо.