47 days to change

31 декабря 2000 года Предметы стремительно кружились вокруг него, расплываясь от вращения, проносясь мимо яркими огоньками. Перед Гарри промелькнуло множество чьих-то лиц — слишком стремительно, чтобы успеть их распознать. Послышалось тиканье, а за ним — стук металла о металл. Звон был таким громким, что Гарри физически не мог сосредоточиться на чем-то другом. Наконец, все прекратилось. Серебряный Маховик времени перестал вращаться вокруг своей оси. Хотя… Вряд ли это устройство можно было назвать Маховиком. Споткнувшись, Гарри оперся о стену. Тяжелое дыхание болезненно стянуло грудь. Он вернулся. Вернулся в лабораторию с голыми белыми стенами — абсолютно пустую, не считая верстака и парочки стульев. Его отправная точка. — Две минуты сорок восемь секунд, почти три, — отрапортовал строгий женский голос. Взгляд девушки в белом халате был прикован к зажатому в руках таймеру, в то время как самопишущее перо что-то неистово черкало в блокноте. Девушка нахмурилась. — Гермиона, — выдохнул Гарри, презирая себя за слабую дрожь в голосе. — Произошла ошибка. Губы Грейнджер слегка дрогнули; она хмуро посмотрела на Гарри и усадила того на стул. — Что пошло не так? — Я оказался в тысяча девятьсот двадцать шестом. — Тысяча девятьсот двадцать шестом! — воскликнула Гермиона и тут же вскочила, засуетилась вокруг Гарри, проверяя того на наличие травм с методичной скрупулезностью, с которой обычно рассматривала свои лабораторные образцы. — Ты попал во временную воронку! Ты… Ты в порядке? Беспокойная суетливость Гермионы резко напомнила Гарри о миссис Уизли. Наконец убедившись, что он в общем и целом невредим, Грейнджер усадила его обратно на стул. — В порядке. Я оказался в тысяча девятьсот двадцать шестом. Точнее, в тысяча девятьсот двадцать шестом тридцать первого декабря, — Гарри выпрямился на стуле, с крайней осторожностью акцентируя внимание на той самой дате. Гермиона снова нахмурилась, не обратив внимания на значимые цифры, вместо этого ломая голову над собственным ребусом. Почему они промахнулись на целых двадцать лет? Глубоко вздохнув, Гарри попытался еще раз: — Послушай… Я… Я был там в день рождения Волдеморта. Его слова все-таки привлекли внимание Гермионы. Та ахнула, непонимающе уставившись на Гарри. — Ты… — она неуверенно посмотрела на Гарри, явно не зная, как правильно сформулировать вопрос. — Да… И я хотел его убить. Там и тогда, — Гарри сразу понял, о чем именно его хотели спросить. Он покачал головой: — Но не смог. Гермиона глубоко задумалась, погрузившись в записи в своем блокноте. Немного погодя она, кажется, пришла к какому-то выводу и молча кивнула Гарри. — И еще… — Гарри запнулся, облизал вдруг пересохшие губы. — Я изменил место его рождения. Посмотрев во взволнованные зеленые глаза, Грейнджер выразительно приподняла бровь. Видимо, эта подробность не казалась ей особо важной. Гарри сделал глубокий вдох: — Гермиона, раз уж… Раз уж я смог изменить место рождения Волдеморта, значит… Возможно, я смогу изменить и гораздо большее. Смогу изменить его детство. Быть может, тогда и он сам изменится. Возможно… Возможно тогда наше настоящее будет другим. Не будет никакого Волдеморта. Только Том Риддл, — взволнованно выпалил Гарри. Зеленые глаза загорелись надеждой, отчего Гарри сейчас казался моложе — робким мальчишкой, которым и должен был быть в этом возрасте, а не закаленным солдатом, которым стал. Тяжело вздохнув, Гермиона села напротив Гарри: — Гарри… Я понимаю твои намерения и чувства… Но нельзя… Гарри собрался было возразить, но Гермиона его перебила: — Никто и никогда не отправлялся в прошлое на целых семьдесят лет! Маховики времени способны поворачивать время вспять только на двадцать четыре часа максимум, и на то есть веские причины… У магглов есть интересная теория о путешествиях во времени. К примеру, что произойдет, если кто-то вернется в прошлое и убьет своего дедушку? Парадокс, Гарри. Это создаст временной парадокс. И это же произойдет, если ты отправишься в прошлое и убьешь Волдеморта. Ты запустишь временной парадокс. Все изменения в прошлом… Переиначат и будущее. Даже самый маленький сдвиг может привести к цепочке бесконечного множества событий. Если бы ты тогда убил Волдеморта, возможно… Возможно, твоя мама вышла бы замуж за Снейпа, а не за Джеймса, а ты — Гарри Поттер — никогда бы не родился. Гарри, неудовлетворенный ее объяснениями, открыл рот, чтобы высказать свою точку зрения. Заметив это движение, Гермиона продолжила как можно серьезнее: — У ведьм и волшебников тоже есть своя теория… Судьба. Они верят в судьбу. Считается, что это судьба управляет временем и историей. Судьба, пророчества, предопределенность — называй, как хочешь. Она не дает изменить историю, предотвращает парадокс. Например, когда какой-нибудь путешественник во времени попытается убить своего дедушку, у него под ногами волшебным образом возникнет камень, и он споткнется об него. Ты попытался убить Волдеморта и потерпел неудачу… Из-за судьбы. Ты не можешь изменить историю. Не можешь, потому что судьба уже подбросила тот самый камушек. Это игра судьбы, здесь ее правила, и никто из смертных — никогда — не сможет выйти за их рамки. — Но… Я изменил место рождения Волдеморта! — слабо возразил Гарри. — У тебя получилось только потому, что судьба посчитала это незначительным изменением, — моментально оспорила Гермиона. Заметив его удрученность, она продолжила более мягким тоном: — Судьбу не волнует, где родился Волдеморт, так же, как не волнует, любишь ли ты чай или кофе. Уткнувшись лицом в ладони и сжав виски, Гарри беспомощно уставился в пол. Душа была не на месте. По словам Гермионы выходило, что тот маленький ребенок, так доверчиво цеплявшийся за его рукав, все равно вырастет Волдемортом. Тот очаровательный малыш все равно станет ужасом, ночным кошмаром, убившим стольких хороших людей. Гарри будто бился о глухую стену отчаяния. Его плеча коснулась теплая рука, напомнив, что он не один. Немного ободрившись, Гарри заглянул в улыбающееся лицо лучшей подруги. — Пусть в теории историю изменить невозможно… Но ведь, Гарри, никто даже не пытался проверить. В путешествиях во времени слишком много неизвестных и нулевых величин. Я думаю… Думаю, ты должен поступать так, как считаешь правильным. Даже если это приведет к непредвиденным последствиям, судьба в итоге все исправит. Она сможет восстановить историю. Гермиона ободряюще похлопала его по плечу. Поправив на переносице старые круглые очки, Гарри улыбнулся в ответ. — Ладно, Гарри. Еще один вопрос, — опять став серьезной, сказала Гермиона. — Сколько времени ты провел в прошлом? — Около шести часов. — В нашем времени вас с Архимаховиком не было две минуты сорок восемь секунд, — Гермиона задумчиво потерла подбородок. Гарри посмотрел на свисающее с его шеи изделие. Так значит, он так называется — Архимаховик? — Не знала, что в прошлом время течет быстрее, — вычеркнув пару ложных теорий, Гермиона что-то записала в своем блокноте. Гарри задумчиво нахмурил брови, а затем вдруг вспомнил: — Скажи, Гермиона… Может, на этот раз у меня получится просто отправиться в тысяча девятьсот сорок шестой? — К сожалению, нет, — Гермиона покачала головой. — Архимаховик настраивается лишь на одну временную линию. Он уже замкнулся на тысяча девятьсот двадцать шестом, нам остается только следовать его течению. Придется начать с тысяча девятьсот двадцать шестого и переждать час за часом, пока временная ось не синхронизируется с тысяча девятьсот сорок шестым. К счастью для нас, в прошлом, как оказалось, время идет быстрее. Гермиона отложила перо и серьезно добавила: — Завтра, Гарри, ты должен сделать еще один временной скачок. — Зачем? — Мне нужна информация по синхронности двух временных линий. У Гарри уже голова разболелась от обилия заковыристой терминологии. Он никогда не был таким умным, как Гермиона, особенно когда дело касалось экспериментов и теорий. Он просто… Сделает, как она говорит.

* * *

1 января 2001 года — Готов? — Гермиона пристально смотрела на таймер, боясь даже моргнуть, чтобы не пропустить момент. — Три. Два. Один. Давай! По сигналу Гермионы Гарри раскрутил Архимаховик и снова погрузился в уже знакомую скользящую тошноту. Мир завертелся вокруг, уши заложило от нестерпимо громкого металлического звона, отчего тут же захотелось вставить беруши. Еле удержав равновесие, Гарри зажмурил ослепленные вихрем ярких точек глаза. Глубоко вдохнув, он снова открыл их и осмотрелся. Его занесло на тот самый угол маггловской улочки, что и в прошлый раз. Ряды серых домов остались неизменными, разве что уже успел растаять покрывавший их крыши грязноватый снег. Гарри даже вспотел и сразу снял черный шарф вместе с пальто. Ледяные ветра на безлюдной улице сменились теплым бризом, да и общая атмосфера была менее угнетающая — возможно, из-за приятно успокаивающих весенних ароматов. В прошлом время и впрямь текло совсем по-другому. Гарри ненадолго остановился, выискивая взглядом тот самый роковой трактир. Подойдя к нему, он попытался что-то разглядеть через почерневшие грязные окна, но так и не смог. Немного погодя Гарри все-таки сдался. Он нервно пригладил волосы (и с чего вдруг так разнервничался?) и вошел внутрь. — Добро пожаловать, чем могу быть полезен? Гарри удивленно отметил, что так доброжелательно с ним поздоровался никто иной, как тот самый угрюмый трактирщик. Сейчас он весело кому-то улыбался и буквально сиял от радости. С трудом верилось, что это тот самый напряженный неопрятный мужчина, которого Гарри встретил в прошлый раз. — Э-э-э… Не знаю, помните ли вы меня? Я был здесь… Недавно, — запнулся Гарри. — Как поживает Том? — Гарри улыбнулся, слегка сморщив нос от щекотных солнечных лучей, пробивающихся в приоткрытую дверь. Не успел трактирщик ответить, как вперед выступила его жена — тоже вся светящаяся от счастья. — Кто это там? Эдди?.. Гарри ринулся к ней: — Мэм, я… — и замер на полпути, потрясенно глядя на неторопливо идущую навстречу женщину. Та одной рукой поддерживала свой живот — круглый и раздутый. Жена трактирщика была беременна. Мир рухнул. Кровь отлила от лица Гарри, а радостное приветствие так и застряло в горле колючим комком. Видимо, женщина тоже его узнала, судя по тому, как усиленно старалась избежать его взгляда. Она снова отступила поближе к мужу: — Простите меня за Тома, сэр, — пробормотала она. — Просто… Наши финансы… Мы не потянем двоих детей. Она просила прощения, но ее взгляд был устремлен на собственный округлившийся живот, в котором росла новая жизнь, и на котором сейчас лежали руки ее мужа. Она извиняющеся улыбалась, но щеки ее раскраснелись от счастья. И Гарри их не винил. Они не были обязаны заботиться о Томе. Грудь болезненно сжалась — немного погодя Гарри понял, отчего так больно. Ему было больно за Тома. — Где же тогда Том? — тихо спросил он. Слова горечью разлились по языку. Жена трактирщика тут же поникла, опустив плечи: — В… В приюте. Гарри застыл словно пораженный молнией. Мягкий женский голос эхом молоточков стучал в голове: «В приюте». Гарри подсознательно ожидал такого ответа, но его все равно будто обухом ударило. «Ты не можешь изменить историю. Не можешь, потому что судьба уже подбросила тот самый камушек», — будто издеваясь, зазвенел в голове голос Гермионы. Все это — проделки судьбы. Здесь ее игра. Ее правила. И Гарри был не в силах этого остановить. Судьба. Чертова судьба. Гарри до боли закусил губу — во рту почувствовался вкус соленого железа. Резко развернувшись на каблуках, Гарри выбежал за дверь. Он мчался в приют.