* * *
Конечно же, после восьмилетки на него доложили, и в качестве наказания Тома заперли на три дня в карцере. Сгорбившись на холодном полу в сыром закутке, Том усиленно тер друг об друга руки, пытаясь хоть немного согреться. — Том? Том? Тебя опять тут заперли? Том проигнорировал стоявшую за металлическими решетками женщину. Та пристально смотрела на него и тоже терла друг об друга руки — только не из-за холода, а из-за волнения. И чего она добивается своими визитами? — Том, я… Я принесла тебе конфет. Оставила в твоей комнате… Э-э-э… Надеюсь, тебе понравится. Конфеты?! И что делать голодному сироте с конфетами? Эта ее маленькая легкомысленная подачка принесет ему одни только неприятности. Другие будут завидовать, а он станет мишенью для побоев. Да и вообще, раз эта женщина оставила конфеты в комнате без присмотра, Том мог побиться об заклад, что их давно уже кто-то приметил и забрал. Она что, вообще никогда мозги не включает? И ничего не замечает вокруг? Да она просто хочет его задобрить… Но не ради него самого, нет. Она лишь хочет успокоить собственную совесть. Том посмотрел на нее из-за холодных металлических решеток. Его лицо мягко светилось в колеблющемся свете свечи, которую держала в руках посетительница, но глаза оставались холодными, как сталь. Женщина сделала шаг назад. На секунду ей показалось, что на нее смотрят голодные волчьи глаза, выискивающие ее слабости, готовясь нанести удар. — Я… Я зайду в другой раз. Том бесстрастно проводил ее взглядом — женщина практически выбежала из подвала. Он видел ее насквозь. Она боялась его, боялась его совершенно недетских глаз, боялась его твердой холодной решимости. Но все равно возвращалась раз за разом, потому что стыдилась своего поступка. Хотя, на самом деле, ее поступок был не такой уж плохой. Она лишь оставила его в приюте, потому что появился кое-кто получше, потому что «Мы не потянем двух детей, сладкий. Мне очень жаль». А еще она вечно болтала о каком-то загадочном мистере Поттере: «Он чудесный человек. И действительно о тебе беспокоится, Том…». Даже его преждевременно почившая няня частенько вспоминала этого мистера Поттера: «Мистер Поттер сказал, что вернется за тобой, Том. Так и будет. А пока он просил меня за тобой присмотреть». Том ненавидел этого мистера Поттера. Ненавидел! Если тот действительно хочет его усыновить, то где он тогда? Если этот человек так о нем беспокоится, то где он был, когда Тома избивали, морили голодом, когда Том кричал от несправедливости? Ага, как же — «Он вернется за тобой» — какая ложь! Том умел распознавать ложь, когда ее слышал. Бурлящая злость вырвалась наружу, искажая детские черты лица. Если бы кто-то сейчас его видел, ужаснулся бы клокочущей чистой ярости на нежном личике четырехлетнего ребенка. Ужаснулся бы столь пугающей злобе.* * *
Приют не особо следил за посещаемостью — персонала не хватало, чтобы обеспечить детям должное образование. Обязательным был только английский два раза в неделю (реверанс церкви), а дальше они могли свободно бродить по лондонским улицам, предоставленные самим себе. Миссис Коул вообще мало волновало, что с ними будет. Умрет какой-то сирота — ну и хорошо, одним ртом меньше. Обычно Том возвращался не позже четырех и не рисковал уходить слишком далеко от приюта. Вот и сейчас, вернувшись с прогулки, направился прямиком в свою комнату. Крошечная спальня оказалась перевернута вверх дном: матрас сброшен на пол, шкаф опрокинут, и повсюду разбросана одежда. В приюте у всех была стандартная форма, которая выдавалась раз в год — раньше времени никакой замены не предоставлялось. Сейчас вся одежда Тома, изрезанная на лоскутки, с грязными отпечатками подошв, валялась на полу. Он лишь зловеще усмехнулся, хладнокровно и методично планируя медленные мучительные смерти для каждого, кто это провернул. Но, едва заметив скомканное, небрежно отброшенное в угол черное пальто, Том буквально вскипел от ярости. Он зарычал, клянясь себе отомстить врагам — неважно, кто они, он найдет их и заставит заплатить. В черных глазах всколыхнулась незамутненная ярость — обжигающая темная, словно адова бездна, готовая поглотить целиком, вместе с костями, всех обидчиков. Том бережно поднял с пола черное пальто. Оно было старое, но в хорошем состоянии, потому что Том всегда о нем заботился и следил. Наверное, когда-то оно было очень дорогим: плотная струящаяся ткань на рост много выше Тома, с традиционным, но элегантным вырезом, тянущимся до талии. Том думал, что, наверное, пальто очень шло его исконному владельцу. Всякий раз, когда Тому становилось грустно, он плотно заворачивался в мягкую ткань и вдыхал аромат, наслаждаясь теплом. Быть может… Кто-то и впрямь о нем беспокоился?.. Хотя бы немножко… Кто-то вроде мистера Поттера. Том накинул на плечи черное пальто и ласково погладил дорогую ткань. Он почти успокоился под мягким знакомым теплом. — Том! Зацени-ка мой новый шарф! — выкрикнул мальчишка, без стука ввалившись в его комнату. Том мигом вскочил с кровати, не мигая глядя на незваного гостя, в глазах — полная боевая готовность охраняющего свою территорию зверя. Вошедшим оказался тот самый — везде таскающий с собой белого кролика. Поглаживая кроличий мех, мальчишка победоносно выпятил шею. Зрачки Тома сузились, руки крепко сжались в кулаки — он разглядел тот самый шарф, обмотанный вокруг шеи пришельца… Шарф принадлежал Тому. Темно-серый, выцветший от времени, в тон пальто, оставленным мистером Поттером. Взгляд Тома тут же ожесточился. Он бросился вперед, молниеносно, словно гепард, норовя вцепиться зубами с явным желанием убить. Мальчишка испуганно отпрыгнул назад, не ожидая такой внезапной перемены в четырехлетнем пацане, который, между прочим, был намного меньше него самого. — Отдай! — Том плавно двинулся вперед, неся угрозу одним своим видом, зловеще сверкая глазами в полумраке комнаты. Тем временем старший мальчишка пытался успокоить взметнувшийся страх, твердя себе, что никакой четырехлетка не сможет причинить ему вреда. Но, посмотрев в дикие взбешенные глаза Тома, он враз утратил всю уверенность. Том неотрывно смотрел на мальчишку и его мерзкого кролика, мех которого терся о его шарф. Непростительно. — Я… Я его нашел. Так что он теперь мой… — запнулся мальчишка, пытаясь выглядеть храбрым. Но, не успел он договорить, как маленькое тельце с разбегу повалило его на пол. Кролик испуганно отскочил в сторону. Мальчишка не успел среагировать, даже вскрикнуть не успел — маленькие ручки сжались на его горле, сдавливая с невероятной силой. Мальчишка захрипел, не в силах вдохнуть. Над ним нависало детское лицо Тома с темными и смертоносными словно у хищника глазами. Мягкие черты лица Риддла исказились злым ликованием, превратившим его из ребенка в нечто пугающее. Сейчас он больше не был сиротой Томом Риддлом — он был прекрасным Ангелом Смерти. Руки сжались сильнее. Именно в тот момент Том понял, что способен на убийство. — О боже! Что ты творишь?! Кто-то оттащил Тома от ненавистного мальчишки. Риддл растер онемевшие пальцы и, ничего не ответив, лишь холодно посмотрел на престарелую работницу приюта, которая так грубо его прервала. Мальчишка, хрипя, отполз в сторону и крепко прижал к груди своего кролика. Безудержно дрожа, он посмотрел сначала на Тома, затем перевел взгляд на кролика: — Это… Это я виноват… Я украл у Тома шарф. Старая сиделка перевела недоуменный взгляд с Тома на дрожащего мальчишку: — Ну, раз ты так говоришь, Билли. Том, три дня в карцере. Билли молча кинул Тому шарф. Перед тем как тот ушел, Риддл зубасто ему ухмыльнулся — ухмылка была посланием, которое было понятно лишь им двоим. Этим вечером они оба испытали нечто самобытное, жестокое, но только Том осознавал, какие изменения понесут за собой эти события. С той ночи все в приюте поняли, что в спальню Тома Риддла лучше не соваться. А особенно — не трогать пальто и шарф.* * *
С виду во многом ничего не изменилось. Еды по-прежнему не хватало, и дети все так же дрались за каждый лишний кусочек. Когда Том впервые избил кого-то за еду, ему не перепало ничего особенного — лишь кусок черствого хлеба и сыра размером с большой палец. И все же, держа в руках с таким трудом добытый приз, несмотря на пульсирующую боль в ребрах, Том Риддл был счастлив. Он вкусил, понял, что такое сила. Нет добра и зла. Есть только сила и те, кто перед ней пресмыкаются. Том Риддл захотел власти. Безграничной нерушимой власти.