* * *
Том сидел на кровати, рассеянно поглаживая маленькую змейку; черные глаза, казалось, стали еще темнее, напоминая о безлунной полуночи. Ему стоило бы радоваться, ведь он, наконец, избавился от Билли. Но… Выражение лица Гарри, смотрящего вслед удаляющейся карете Стаббса… Все никак не выходило из головы, Том буквально сгорал от злости. В нем будто что-то пробудилось, всколыхнулось — из самого неприглядного, уродливого уголка души ядовитыми плющами проросла сама тьма и распустилась кроваво-красными бутонами ярости. Буквально через несколько мгновений, Том понял, что это за чувство — ревность. Обжигающее чувство уходило корнями в непомерно собственническую натуру. Том ведь не какой-то там глупый несмышленый ребенок. Узнай кто склад его ума, мысли и планы, любой назвал бы его гением. Поэтому Риддлу не составило труда докопаться до истины: все-таки Гарри благоволил к Билли. Иначе и быть не может, иначе почему он даже не усомнился в обвинениях Стаббса? Том прекрасно понимал, что остался в этом доме лишь потому, что, как и Гарри, являлся волшебником. Будь все по-другому, в приют бы отправили именно его. От мрачных мыслей и без того черные глаза стали еще темнее. Глядя на полыхающий в камине огонь, Том все никак не мог избавиться от странного, настораживающего чувства опустошенности, навеянного тем, что теперь в спальне осталась только одна кровать. Он думал о собственном будущем. Из всех недавних событий он извлек, как минимум, один урок. Все манипуляции Билли: и плач, и милые улыбки, и тихое послушание, и маска слабого и беззащитного, даже хорошо просчитанные детские истерики вели к определенной цели. Хотя бы в одном Том отдавал Стаббсу должное: этот придурок оказался хорошим актером, мастером эмоциональных манипуляций. Билли просто вел себя, как и ожидалось от «бедненького зашуганного сиротки», и этого хватило, чтобы заполучить сострадание и любовь Гарри. Понимая, что хитро-коварный план Билли почти сработал, Том взглянул на ситуацию с новой стороны. Он был достаточно умен, чтобы признать: пусть власть и самое главное оружие, не помешает подкреплять ее стратегиями, интригами и манипуляциями. Том с ухмылкой пробежал пальцами вдоль холодного змеиного тела. Теперь он понял, кем стоит стать и как себя вести. Если получилось даже у бестолкового Билли Стаббса, у него, Тома, выйдет в тысячу раз лучше. А когда он в совершенстве отточит искусство лжи и лицемерия и присовокупит к нему силу и остроумие, у мира просто не останется шансов — он будет дрожать у его ног. Том и без того был хладнокровен, расчетлив и умен… Но теперь, когда он решил освоить игру сердцами, использовать чувства, как инструмент, его будет не остановить. Если бы прямо сейчас Гарри прочел мысли ребенка, его темные амбиции, он испугался бы? Его бы оттолкнули столь злые помыслы? Скорее всего… Но, к несчастью для Гарри, мыслей он читать не умел. Тому не было еще и пяти, а он уже осознал значимость манипулирования и контроля над сердцами и душами людей. Осталось совсем немного, и из маленького мальчика вырастет виртуозный политик: благородный и учтивый снаружи, но коварный и жестокий внутри. Он завоюет мир из тени, как серый кардинал, используя любые необходимые способы, любой ценой. История сделала еще один шаг по заданному пути: сегодня Том Риддл стал еще умнее, еще больше «не ребенком». Затаившаяся под покровом ночи судьба довольно улыбалась тому, как ее шахматные фигуры делают еще один ход — все шло по плану. — Том… Поч-с-сему ты не радуешьс-с-ся? — изогнув хвост, спросила змея. — Ошибаешьс-с-ся. Вообщ-с-се-то, я очень даже доволен, — ответил Том — немного взволнованное шипение на извилистом парселтанге прозвучало необычайно чарующе. Резко вскочив с кровати, он аккуратно положил маленькую змейку на одеяло. Черные глаза сверкнули странным, почти радостным блеском. — Переночуеш-с-с здес-с-сь. Не полз-с-си за мной. Прихватив с собой подушку, Том вышел в темный пустой коридор. В груди расцветало возбужденное предвкушение. Он наконец придумал, как сблизиться с Гарри, пусть ради этого и придется вести себя, как наивный зашуганный ребенок. Воодушевленный открывшимися перспективами, Том даже и не заметил, как легко и быстро простил Гарри. А ведь каких-то несколько минут назад он зарекался кому-то доверять. — Гарри? — испуганно позвал Том, постучав в дверь спальни опекуна. Он знал, что дверь не заперта, но хотел продемонстрировать собственную вежливость. Послышалось какое-то шуршание; Том отчетливо представил, как Гарри, скатившись с кровати, полусонный волочит ноги к двери. Дверь открылась. Не ожидавший Тома в такой поздний час Гарри, сонно щурясь, замер в дверном проеме. Волосы и халат были в полнейшем беспорядке; расслабленный и осовелый мужчина казался совсем юным, намного моложе обычно такого серьезного и собранного себя. Не зная, что сказать, Гарри просто смотрел на стоящего напротив мальчика, макушка которого едва доставала до дверной ручки. Будущий-Темный-Лорд, одетый в пижаму с принтом из отпечатков животных лапок, которую ему купил Гарри, сбивал с толку. Мальчик крепко прижимал к груди пуховую подушку, едва ли не больше него самого и, запрокинув голову вверх, с надеждой смотрел на Гарри. В выражении лица Тома определенно не было ничего просящего или умоляющего, но в тот момент большие глаза мальчика отчего-то напомнили Гарри щеночка, бессознательно виляющего хвостом в ожидании вкусняшки. — Том?.. — выгнув бровь, неуверенно спросил Гарри. Сам Том замер, не зная… Что делать теперь? Все же он не мог просто взять и притвориться Билли, который бы сейчас точно разыграл из себя плаксивого ребенка… Вдруг вспомнился вчерашний день: как же должно быть жалко он выглядел, рыдая на руках у Гарри. Том закусил губу. Едва он встретился со взглядом ярко-зеленых глаз, вся заранее продуманная ложь будто выветрилась из головы. Он смог лишь испуганно пробормотать: — Я… Я теперь совсем один в комнате и… После секундной паузы Гарри все-таки понял, о чем именно его просят. Том стоял, понуро опустив глаза, и Гарри просто не мог не улыбнуться, покоренный столь милым смущением. — Тогда… Хочешь переночевать у меня? — улыбнулся Гарри. — Д… Да, — тут же отозвался Том. Крепко прижимая подушку, низ которой с тихим шорохом волочился по полу, Том вошел в комнату. Гарри видел, что малыш очень старается сохранить беспристрастное выражение лица, но его безудержные радость и волнение выдавали нетерпеливые движения и светящиеся глаза. Освещенная приглушенным желтым светом настольной лампы комната будто окутывала радушным теплом и уютом. Небрежно смятые на кровати простыни и одеяло наталкивали на мысль, что хозяин спальни как раз лежал там, перед тем как вскочить на стук в дверь. Прямо на подушку отброшены ручка и блокнот — Гарри как раз разрабатывал новую стратегию для Отряда Дамблдора. Подойдя к большой кровати, обычно такой уверенный в себе мальчик нерешительно замер, выглядя каким-то потерянным. Он нервно переминался с ноги на ноги, ожидая разрешения Гарри, хоть на лице и не было никаких эмоций, волнение выдавали глаза. Подойдя к Тому, Гарри успокаивающе погладил его по голове. В этот момент Том выглядел прямо как обычный испуганный ребенок, просто мальчик, который не хотел оставаться ночью один. И для Гарри стало очевидным, что в этом взволнованном малыше нет ничего от Волдеморта. Он бережно поднял Тома на кровать. На миг мышцы мальчика нервно напряглись, но тут же расслабились, когда Гарри, ободряюще улыбнувшись, откинул угол одеяла. Том проворно юркнул под него, двигаясь тихо, словно скользнувший в логово змееныш. Эта зима выдалась аномально холодной, так что Гарри еще заранее наложил на кровать согревающие чары. Тома моментально окутало уютным жаром, который вмиг отогрел заледеневшие пальцы ног. Было так хорошо, что Том едва не замурчал словно довольный кот. Разгоряченная кровь опалила щеки смущенным румянцем. — Согревающие чары, — пояснил Гарри любопытствующему ребенку, помогая уложить подушку. Так как в сложившихся обстоятельствах он не мог продолжить работу над планом для Отряда Дамблдора, Гарри убрал блокнот и приглушил свет. — Засыпай, Том. Завтра Рождество, и… — устроившийся рядом с Томом Гарри резко замолчал, случайно дотронувшись до ноги мальчика. На ощупь кожа оказалась ледяной, как у мертвеца. Только сейчас Гарри резко осознал, что ребенок пришел к нему босиком, по холодному деревянному полу, ведь его шагов было почти не слышно. — Иди сюда, Том. Ты холодный, как лед, — Гарри перекатился поближе. Подхватив мальчика за ноги, он, задрав собственную пижамную рубашку, прижал маленькие ножки к голому животу, чтобы согреть теплом своего тела замерзшие ступни. Он надеялся, что Тома не слишком ошарашит подобная интимность. Просто Гарри когда-то видел, как тетя Петунья согревала ноги Дадли именно таким образом, и вспомнил об этом сейчас. Ведь именно так родители ведут себя со своими детьми?.. Заботятся. Пусть к самому Гарри тетя Петунья никогда не была добра, своего сына она очень любила. Гарри навсегда запомнил это маленькое проявление материнской самоотверженности, потому что для него никто и никогда такого не делал. И этим поступком он хотел показать любовь и заботу. Том буквально оцепенел, когда ноги защекотало теплом. Живот опекуна оказался плоским, а кожа мягкой, как шелк. Приятный жар в миг распространился по телу — от пят до головы. Том будто погрузился в теплую ароматную воду, лежал, не шевелясь, чувствуя, как тихо дышит Гарри и движется его живот. Внезапно — Том и сам не понял почему — на глаза навернулись слезы, и он поспешно накрылся с головой одеялом. Лица коснулась мягкая пуховая ткань, ноздри наполнились знакомым запахом мыла и солнечного света, навевающей ностальгию ароматом выцветшего старого пальто и шарфа. Тому казалось, будто он вернулся в детскую, хотя эта кровать была в миллион раз лучше сырых заплесневелых развалин приюта. Ноги потихоньку отогрелись и, немного помешкав, он вытащил их из-под рубашки опекуна. Гарри повернулся посмотреть на Тома: тот лежал, опустив лицо и прижавшись головой к его груди. Гарри задумчиво погладил ребенка по голове, взлохмачивая волосы, и обнял его за плечи: — Том, я хочу, чтобы ты всегда был честен со мной, как сегодня… Ты можешь просить у меня, что хочешь… Не нужно больше сдерживаться и терпеть. Надеюсь, ты сможешь быть со мной откровенным, потому что я не самый догадливый человек. Мне нужна твоя помощь, чтобы стать хорошим отцом. Том долго не отвечал, разглядывая пуговицы на пижаме Гарри, но затем медленно кивнул. Гарри с улыбкой отвел руки и закрыл глаза. Он уже почти уснул, когда Том вдруг тихо спросил: — Ты отправишь меня обратно? Как Билли? — Никогда. Хотя, если ты не возражаешь, в школу я тебя все-таки отправлю, — Гарри успокаивающе провел пальцами по мягким волосам мальчика. Том высунул голову из-под одеяла. Даже в темноте его глаза ярко сверкали, черные и блестящие, как звездная ночь. Он серьезно посмотрел в безмятежно-зеленые и осторожно спросил: — Ты меня не бросишь? — Никогда. Я никогда тебя не брошу, — повторил Гарри, пораженный внезапной серьезностью. Задумчиво замолчав, Гарри отчего-то враз погрустнел. Он снова улыбнулся, но собственные слова показались ему горькими на вкус: — Я всегда буду рядом. До тех пор, пока буду тебе нужен. Я буду рядом… Но совсем скоро ты сам захочешь от меня избавиться. Сам захочешь меня убить. — Засыпай, — велел Гарри, закрыл глаза и, нахмурившись, перевернулся на спину. Том понимал, что что-то в их разговоре явно встревожило опекуна. Сев на кровати, он внимательно и напряженно вглядывался в лицо притворявшегося спящим Гарри — непроницаемое и какое-то вымученное. А после лег рядом и закрыл глаза.* * *
Когда Гарри на самом деле уснул, Том снова открыл глаза. В лунном свете, обрамленные густыми ресницами глаза мальчишки походили на чистейшее черное вулканическое стекло — холодные и жесткие. Прислушавшись к постепенно выровнявшемуся и замедлившемуся дыханию Гарри, он отбросил в сторону прихваченную из комнаты подушку. И тихонько придвинувшись поближе к спящему Гарри уткнулся головой в его плечо. Исходящий от кожи опекуна жар, согрел и Тома, будто просочившись внутрь. Разморенный, мальчик, закрыв глаза, быстро и крепко уснул. На улицах, усеянных тусклыми фонарями, наступило двадцать пятое декабря.