30 сентября 1935 года
Три года пролетели как один миг. Том повзрослел — и морально, и физически. Сытная полезная пища и стабильная обстановка сделали свое дело — мальчик значительно подрос. Некогда худощавое тело стало высоким и сильным, а нежные черты лица преобразились в более точеные и изящные, с оттенком мужественности, проглядывающей в резком разлете бровей и угловатой линии подбородка. Тому было семь, и он уже мастерски научился скрывать свою истинную натуру, вел себя, как идеальный юный джентльмен — всегда вежливо и достойно. Минувшие несколько лет не прошли для него зря.
Помимо Тома заметно подросла и маленькая змейка. Она уже множество раз сбрасывала шкуру, пока Том не осознал, что такими темпами та станет слишком большой, чтобы прятаться в рукаве, и не запретил ей расти. Пусть даже Том всегда считал, что Гарри не понимает парселтанга, мнительность диктовала быть настороже, не дать опекуну увидеть змею.
Гарри же был единственным, кто совсем не изменился. Прошедшие три года не оставили на нем никакого отпечатка, будто для Гарри время застыло на месте, или же он сам застыл во времени. Годы шли, а зеленые глаза оставались такими же яркими, ясными, полными надежд. Даже волосы выглядели так же: все той же длины, такие же взлохмаченные черные вихры.
За три года Том успел изучить все, что касалось его опекуна — и похожий на молнию шрам на лбу и никогда не снимаемые серебряные песочные часы на шее. А еще у Гарри совсем не было друзей, и он почти ни с кем не общался — предпочитал сидеть целыми днями в своем кабинете, в полной тишине и одиночестве, строча в блокноте планы и схемы для Отряда Дамблдора.
Том неоднократно размышлял над загадкой по имени Гарри Поттер, над его непостижимой таинственностью — казалось, будто опекун просто свалился с неба. О прошлом Гарри так ничего и не удалось выяснить: никто не знал, откуда Гарри родом или куда планирует переехать, и это крайне тревожило, терзало Тома…
Ему хотелось схватить Гарри, завладеть им, не отпускать.
Мальчик вежливо постучал в дверь кабинета.
— Том? — Гарри, как и всегда взлохмаченный, высунулся из-за заваленного графиками и расчетами стола. Ласково улыбнувшись Тому, он снова переключил внимание на бумаги.
Том тоже улыбнулся в ответ — с виду энергично и уверенно, но вот на сердце у него было совсем не спокойно. Последние несколько дней Гарри был сам не свой: запирался в кабинете, почти не ел, не спал и работал-работал-работал, будто что-то задумал, будто очень торопился уложиться в некие неизвестные Тому сроки. И Том был крайне обеспокоен странным поведением опекуна.
— В следующем месяце школа устраивает экскурсию…
Том как раз учился во втором классе. Отчаянно желая, чтобы тот хоть немного постиг маггловскую жизнь, дабы в будущем не сложилось фатальных предрассудков, Гарри отправил его в маггловскую начальную школу.
— Родителям тоже предлагается участвовать, — мастерски нацепив нетерпеливое выражение лица, как у ребенка, который ждет не дождется путешествия, Том протянул Гарри разрешение на поездку. В этот момент, будто невзначай наклонившись над столом, он метнул быстрый взгляд на записи опекуна.
Ну конечно, кто бы сомневался — Отряд Дамблдора. Снова.
— О, ты хочешь поехать? — отложив в сторону ручку, Гарри устало потер шрам и принялся внимательно читать разрешение.
Сам Том с отсутствующим видом теребил запонки на рубашке, из-под опущенных ресниц разглядывая бумаги, посвященные Отряду Дамблдора. Он специально наклонил голову — за скрытым в тени лицом не было заметно полного незамутненной ненависти и презрения взгляда.
— Конечно! Хочу!..
Том вскинул голову, чтобы посмотреть на Гарри, моментально сменив выражение лица. Теперь, будто драгоценные бриллианты на ночном небе, черные глаза сверкали предвкушением. «Получилось идеально», — мрачно отметил про себя Том. Он точно знал, как себя вести, чтобы растрогать Гарри, задеть за живое и добиться согласия на сопровождение в поездке — поехать вместе… Независимо от того, насколько опекун был занят.
Гарри кивнул, поджав губы, и размашисто подписал документ. Протянув бумагу Тому, он вдруг изменился в лице, будто о чем-то вспомнив. И виновато улыбнулся:
— Боюсь, я не смогу с тобой поехать… — помешкав, он непринужденно продолжил:
— Боюсь, мне придется ненадолго уехать.
Гарри произнес это так невозмутимо-безразлично, словно говорил о чем-то обыденном — к примеру, о походе по магазинам. Но Тома эти слова будто ножом ранили прямо в самое сердце. Он замер, вытянувшись как негнущаяся крепкая струна, зрачки резко сузились, взгляд заволокло непроглядной тьмой. Том стоял спиной к камину, лицо оставалось в тени, и едва уловимые эмоции на нем было невозможно прочесть. Он крепко стиснул разрешение, до боли впившись ногтями в ладонь. Том не переставал улыбаться, делая вид, будто крайне признателен за предстоящую поездку, но, едва не разорвав на части бланк, поспешил спрятать его за спину. Как бы он ни старался, голос невольно прозвучал холодно и сердито:
— И куда… Куда ты едешь?
Откинувшись на спинку кресла, Гарри машинально потянулся рукой к серебряным песочным часам. Ощущение их твердых контуров под мягкой тканью рубашки дарило спокойствие. Он слабо улыбнулся, поддавшись ностальгии:
— Далеко… Кое-куда очень далеко, — ответил Гарри.
Да, куда-то очень далеко. Это время было для него совершенно чужим — «не его»… И здесь было так одиноко. Гарри пришлось признать, что все оказалось не так-то просто — ему не терпелось поскорее вернуться в собственную эпоху. Пусть и опустошенную войной, но там его все еще ждали друзья, учителя, соратники — именно там был его дом. Вернувшись домой, он сможет найти в себе силы продолжить начатое — в руинах сражений и в людях, которых поклялся защищать.
Том посмотрел на улыбающееся лицо Гарри — такое спокойное, будто издевающееся над ним.
— Я нанял няню. Она за тобой присмотрит, так что веди себя хорошо, пока меня не будет, договорились? — Гарри ласково ущипнул Тома за нос. Изумрудные глаза ярко блестели, выдавая волнение и радость:
Гарри возвращался домой.
«Няня? Выходит, ты все уже распланировал!.. — со злостью подумал Том. — Как ты смеешь так радоваться, бросая меня?»
Том пустыми глазами смотрел перед собой, в то время как внутри все кипело от злой обиды — такой сильной, что она едва не прорывалась сквозь привычную маску. Том чувствовал себя преданным, отчего внутренности буквально скручивало обжигающей яростью. Он невольно содрогнулся: весь его мир состоял лишь из него самого и Гарри. И Гарри тоже должен был видеть мир именно так. Когда-нибудь Том обязательно заставит его понять… Усвоить, что Том Риддл — это все, что ему нужно.
Как бы Том ни притворялся милым хорошим ребенком, его тайная извращенная одержимость становилась только сильнее. А рано или поздно все тайное, даже тщательно скрываемое и подавляемое, вырывалось наружу и проявляло себя.
— Ты меня бросаешь? — тихо спросил он, с виду оставаясь крайне спокойным, хоть изнутри его буквально выжигало яростью. Том пристально смотрел на Гарри из-за кипы бумаг, сверля того тяжелым взглядом.
Гарри застыл, удивленный подобным вопросом. Он встретился глазами с Томом и нахмурился, так и не сумев прочесть в них никаких эмоций. Облизал враз пересохшие губы, чувствуя обеспокоенность и разочарование, будто его обманули. Даже спустя три прожитых вместе года Том до сих пор ему не доверял… До сих пор был настороже, держал возведенные стены и не подпускал близко. Слишком умен, слишком восприимчив к обстановке и окружению.
— Я скоро вернусь, самое большее — через пять месяцев… Обещаю, — Гарри склонил голову поближе к Тому и, пристально глядя в черные глаза напротив, тихо, но уверенно добавил:
— К тому же, я не просто обещаю. Я клянусь.
* * *
В итоге, Гарри уехал, как и обещал.
Том не пытался его остановить. Единственное, что он сделал, — спросил в ту самую ночь: «Ты меня бросаешь?». А после покорно ушел с подписанным Гарри разрешением, внизу которого была небольшая приписка: «Родители не участвуют».
Провернув ключ в замочной скважине, Том бесшумно открыл входную дверь. Уже наступили сумерки, и дом, едва освещенный гаснущими солнечными лучами, выглядел пустым и мрачным, похожим на один из особняков с привидениями, описываемых в романах. Бросив рюкзак на пол, Том направился было в гостиную, но резко замер на месте, почувствовав доносящийся из кухни знакомый аромат только-только приготовленной еды. А затем со второго этажа послышался какой-то шум, и Том, держась за перила дрожащими руками, ринулся вверх по лестнице.
Он стремительно шагал по тускло освещенному, уже почти погрузившемуся во тьму наступающей ночи коридору. Кровь шумно пульсировала в ушах, Том нервничал от предвкушения и нетерпения. Во мраке коридора он сразу отчетливо увидел исходящую из комнаты Гарри узкую полоску света.
И он был так счастлив, так невероятно счастлив видеть этот свет! Впервые в жизни Том так радовался чему-то приносящему свет. Ему хотелось оставаться равнодушным и бесстрастным, но ноги будто сами по себе несли вперед. Дрожа от нетерпения, Том толкнул дверь и, сощурившись от резко ударившего по глазам ослепительного света, закричал:
— Гарри!
— Я… Я… Я просто хотела тут прибраться, — отозвалась незнакомая женщина. Она испуганно застыла, склонившись над кроватью, руки так и замерли в воздухе, вцепившись в одеяло.
Сердце Тома ухнуло вниз, кровь в жилах обратилась в лед, а мерцающая в глазах радость мгновенно погасла.
Стоящий у двери высокий немного худощавый ребенок был очень красив, но исходящий от него пугающий холодок беззвучной ярости буквально пригвоздил женщину к полу.
— Т… Том, — едва заметно дрожа, няня попыталась заставить себя улыбнуться, ведь тот все же был ее подопечным.
Он вдруг улыбнулся в ответ — вежливо и просто очаровательно, ведь ему, такому красивому, очень шла улыбка. Няня недоуменно моргнула, подумав, что, наверное, секундой раньше
ей просто показалось.
— Приятно познакомиться, мадам, — учтиво поприветствовал Том. Ребенок с безупречной осанкой, идеальными манерами и без всяких признаков чего-то такого непонятно-мрачного. — Впредь, прошу вас, позвольте мне убирать эту комнату самому.
Няня озадаченно посмотрела в ответ:
— Но… Но это моя работа.
— Я же сказал, что сам этим займусь, — ледяным голосом отозвался Том; улыбка моментально исчезла.
С секунду они просто молча смотрели друг на друга. Няня потрясла головой, пытаясь избавиться от странного ощущения неправильности происходящего, ведь мальчик был так вежлив! Быть может… Может, он просто пуглив и застенчив? Она дружелюбно улыбнулась и, продолжив складывать простыни, покачала головой в знак отказа:
— Спасибо, Том. Очень мило с твоей стороны… Но твоей помощи не понадобится. Это моя работа — помогать с уборкой, и…
—
Убирайтесь. Вон, — буквально прорычал Том, хотя голос совсем не изменился, оставшись таким же спокойным. Том посмотрел на чужие, держащие одеяло
Гарри руки, и глаза буквально запылали агрессивной злобой. Он словно леопард, на чью территорию посягнули, молча предупреждал: не стоит трогать то, что принадлежит
ему.
Няня потрясенно замолчала, но что-то в его тоне заставило повиноваться, и она поспешно вышла из комнаты.
«Какой странный ребенок», — подумала она, оставшись в одиночестве, и отчего-то вдруг нервно поежилась.
* * *
Со временем няня влилась в рутину нового для нее дома, подстроилась под график Тома и почти забыла о том дне. Мальчик неизменно вежливо улыбался, лишь всегда настаивал, что в той комнате будет убираться сам. В любой другой ситуации она бы точно не пошла на поводу у ребенка, прекрасно зная, что, максимум через неделю, дети забрасывают свои прихоти, отвлекаются на что-то новое. А вот Том… Тот был другим.
Мальчик был учтив, дружелюбен, очаровательно улыбался, но на дне его черных глаз тлела некая опасность. Няня легонько похлопала себя по груди, успокаивая бешено колотящееся сердце. Глаза с темной радужкой не были такой уж редкостью… Однако она никогда не видела таких бездонно черных, словно беззвездная глухая ночь — без вкраплений, мрачных, пугающих.
Какой все-таки странный ребенок.
* * *
Тому было невыносимо от одной только мысли, что к кровати Гарри будут прикасаться чужие руки, поэтому он решил взять на себя уборку в спальне опекуна.
Стоя посреди комнаты, он легко орудовал метлами и швабрами с помощью беспалочковой магии. С того самого происшествия с Билли и стихийной магией Том вел себя крайне осторожно и скрывал от Гарри свои истинные способности, так что, увидь опекун его сейчас, непременно бы очень удивился столь мастерскому владению продвинутым волшебством.
Гарри все не возвращался, и с каждым днем опасения и сомнения Тома только росли.
«Далеко… Кое-куда очень далеко», — он то и дело вспоминал его слова. Но… Если это такое долгое путешествие, почему Гарри оставил всю свою одежду? Почему не взял бумажник?
Открыв дверцу шкафа, Том замер, со стремительно сменяющимися на лице эмоциями разглядывая аккуратно сложенные рубашки.
Из рукава выползла змея — в длину она была уже едва ли не с его руку, на блестящих чешуйках поприбавилось красочных кольцеобразных узоров — черных и желтых, опасно ядовитых на вид. Змея сонно посмотрела на доставшего из шкафа рубашку Тома:
— Что ты делаеш-с-с?
Зарывшись носом в мягкую ткань, Том вдохнул знакомый аромат: вечнозеленое дерево, лимонное мыло, но… Ничего от Гарри. Хмуро закусив нижнюю губу, Том сердито запихнул рубашку обратно в шкаф, подчеркнуто проигнорировав вопрос гадюки.
Гарри не было полмесяца.
Всего каких-то две недели. Но этого хватило, чтобы его запах полностью выветрился из опустевшего, брошенного им дома.
