* * *
Войдя в спальню, Том обнаружил, что вторая кровать уже аккуратно сложена — значит, сосед в комнату больше не вернется. В силу благородства и великодушия чистокровных предков слизеринцы пользовались еще одной привилегией: в комнатах с двумя большими изумрудно-серебристыми кроватями с балдахинами жили всего по паре человек. Том прекрасно знал, что сосед по комнате, Паркинсон, его недолюбливает. Тот всячески его избегал и за все почти четыре месяца совместного проживания сказал ему от силы пару слов, что Тома вполне устраивало. Риддл легко выявил явный изъян внутренней слизеринской иерархии, ведь неважно — чистокровные или нет — люди везде оставались одинаковыми. Алчными, тщеславными, самовлюбленными подонками. Во всей этой лелеянной иерархии не было ничего особенного. Она была не более, чем придумкой богатеньких детишек, которые кичились собственной родословной. Ею же прикрывались сильные, чтобы запугивать слабых. Однако была и своя высокая цена — все это их разделило. Ослабило их решимость и единство, значительно подорвало силу и потенциал благородного факультета. «Очевидно, хитрость не всегда означает мудрость», — с усмешкой подумал Том. Собирать ему было почти нечего. Все же Риддл уезжал всего на несколько недель, поэтому решил взять с собой только один небольшой ручной чемодан. Том с удивлением заметил лежавшие на его поклаже три аккуратно завернутых в яркую бумагу и обернутых шелковыми лентами свертка. Рождественские подарки! Быть может, Гарри, наконец, отправил ему посылку! Глаза Риддла загорелись. Ну конечно, они точно от Гарри. Учитывая его нынешнее положение, кто бы еще стал дарить ему подарки? Немного воодушевленный этой мыслью, он дрожащими руками потянулся к сверткам. Едва он сорвал обертку, по венам снова устремилась отравляющая токсичная ярость и разочарование. Первая посылка оказалась от Слагхорна, толстая книга — «Собрание редких и повседневных зелий». Фолиант оказался весьма увесистым и содержательным — полным иллюстраций и заметок самого Слагхорна. Быстро пролистав книгу, Том обнаружил, что в ней даже имеется подробный раздел о ядах, и жестоко ухмыльнулся. Тщеславному старику хватило глупости дать ему в руки что-то настолько опасное? Что ж… Том несомненно эффектно распорядится подобной щедростью. Второй сверток был намного меньше, но помпезно обмотанный роскошной золотой тесьмой и дорогой темного винного цвета бумагой. Изогнув бровь, Том небрежно сорвал упаковку. На бархатной подушечке внутри небольшой шкатулки оказалась усыпанная драгоценными камнями серебряная брошь, а также записка с именем отправителя, выведенного замысловатым почерком «Абраксас Малфой». Том покрутил в пальцах дорогую брошь, красиво поблескивающую сапфирами. Красные губы изогнулись в нечитаемой улыбке. Том взял в руки третью — последнюю — посылку, которую наверняка прислал ему Гарри. Он вдруг так разнервничался, что в горле перехватило дыхание. Сердце бешено колотилось в груди, пока Риддл тщательно и крайне осторожно разворачивал подарок. По сравнению с двумя другими, тот был упакован довольно коряво — видимо, отправитель очень спешил. «Тому Риддлу от Овидия Паркинсона», — гласила вложенная открытка. Сердце ухнуло куда-то вниз, мир перед глазами потемнел и смазался. В груди болезненно сжалось, руки задрожали, Тому казалось, что он задыхается от нахлынувшей на него смеси разочарования и страха. Он словно тонул, утаскиваемый под холодную толщу воды цепкими пальцами инферналов. На самое дно, где он останется в вечной мгле, покуда мозг не утратит способность мыслить. Он тонул и даже не пытался спастись. Не от Гарри. Почерк на открытке был педантично опрятным, так что не было ни шанса, что он неправильно прочел имя. Том на секунду зажмурился. Верно, он бы ни за что не перепутал имя Гарри с каким-то другим!.. Хотелось громко рассмеяться — высмеять самого себя и свои глупые детские надежды. Том уже со счета сбился, сколько раз одна только мысль о Гарри взбалтывала и цепляла его чувства — он надеялся снова и снова, и раз за разом разочаровывался. Постоянное крушение надежд может склонить к падению даже ангелов, тогда что же оно сотворит с самим дьяволом? Дьявол, спокойно и равнодушно взяв чемодан, вышел из комнаты — будто недавней тревожной вспышки и вовсе не было. Оставив на прикроватной тумбочке все пустяковые подарки и прихватив только книгу по зельям, он закрыл за собой дверь. Дьявол уже был павшим, поэтому не мог пасть еще ниже. Он был изгнан из родного дома и ему некуда было податься. Вооружившись броней из всего самого плохого и грешного, что было в этом мире, он выковал из собственной ярости идеальную маску. Женщины облачались в маски из румян и помад перед встречей с возлюбленными. И дьявол тоже надевал свою тщательно культивируемую маску перед встречей с одной-единственной любовью — вечными муками и проклятьем.* * *
Ночь зимой наступала рано. В уже сгущающихся сумерках снег сыпал мягкими белыми хлопьями, исчерчивая лица прохожих холодными полосами. Ровно в семь красный паровоз прибыл на станцию Кингс-Кросс, полную нетерпеливых соскучившихся родителей. Том сошел с поезда, стискивая ручку чемодана и, не сдержавшись, обвел ищущим взглядом многолюдную толпу. Ожидаемо не обнаружив искомое лицо, он даже не повел бровью. Только в глазах коротко вспыхнула тщательно скрываемая, разрастающаяся внутри неистовая ярость. Лондонская улица пятнадцать находилась совсем недалеко от станции Кингс-Кросс. Но промозглый темный вечер и густая пелена снега не очень-то способствовали пешей прогулке. В полном одиночестве Том медленно, но упорно шагал по заснеженным пустым улицам. После двадцати минут на холоде руки и ноги превратились в ледышки. Впереди показался дом, выделяющийся на фоне белого снега мрачной кромешной тьмой — ни в одном из окон не горел свет. Остановившись у ворот, Том посмотрел на свой дом — безлюдное и неживое квадратное строение — и вдруг громко рассмеялся. Пронзительный детский смех жутковато-гротескно рассек умиротворенное спокойствие зимней ночи. Несмотря на то, что смех был по-детски нежен, словно перезвон колокольчиков, в нем слышалось недоброе предостережение, леденящее душу, чудовищное в своем безумии отчаяние. Через дверные окна Том заметил на коврике у входной двери целый ворох писем. Он узнал в них и свои двенадцать, которые тщетно отправлял с третьего сентября до середины декабря. Каждое из них благополучно доставлено и ни одно не распечатано. «Я буду ждать твоего возвращения», — звенел в ушах голос Гарри, нашептывал во время ночных кошмаров. Том снова и снова проигрывал в голове тот далекий момент первого сентября, пока в мыслях не осталось ничего, кроме того голоса, той улыбки и лица. Слова Гарри ранили словно ножи, глумились над ним едкой правдой — Гарри ему солгал! «Я буду ждать тебя», — все было фальшью, лживым обещанием, лишь бы поскорее отделаться от Тома! Возможно, когда-нибудь он и станет Темным Лордом, но сейчас Том был лишь одиннадцатилетним мальчиком — без друзей и союзников, без какой-либо возможности отыскать бросившего его человека. При всем желании сравнять всю эту улицу с землей, чтобы насытить беснующуюся в груди жажду крови, он не мог этого сделать — был недостаточно силен. Ведь даже при всей своей злобности, жестокости и железной решимости он все же оставался маленьким мальчиком. И в нем по-прежнему теплились детская тоска и тяга к опекуну. Поэтому Том колебался. Поэтому он решил дать Гарри еще немного времени. Он подождет еще чуть-чуть — еще день… Нет, еще неделю. Он даст Гарри еще неделю на то, чтобы вернуться обратно — к нему. Бесшумными и ловкими выверенными движениями Риддл открыл снаружи окно в собственную спальню. Никем не замеченный он проскользнул в дом, в котором так не доставало без вести пропавшей второй половинки «семьи».* * *
Двадцать первого декабря Том, сидя один в своей спальне, запоем читал подаренную книгу — «Собрание редких и повседневных зелий». И твердил себе снова и снова, что волноваться не стоит. Что осталось еще шесть дней. Двадцать второго декабря Том замерз и проголодался. Никто не занимался домом, не растапливал камин, отчего было очень холодно, и даже его навыки в согревающих чарах мало помогали. Кутаясь в шерстяной плед, он откопал в кладовой немного сыра с истекшим сроком годности и задеревенелых крекеров. И хоть как-то набил желудок, стараясь не думать о вкусе. Юный Темный Лорд с нечитаемым взглядом наблюдал за охватившей улицы снежной бурей. Тик-так, Гарри, у тебя осталось всего пять дней. Двадцать третьего декабря он добрался до середины увесистого фолианта «Собрание редких и повседневных зелий», а личный блокнот был уже исписан наполовину. Загляни какой-нибудь зельевар в его записи, задохнулся бы от ужаса: зелье оцепенения, эликсир окаменения, настойки для контроля над разумом и диссоциирующие средства, вызывающие привыкание подобно героину. Том с полной злобы ухмылкой на красных губах тщательно выписывал каждое. Какое из них, Гарри, ты попробуешь в первую очередь? Двадцать четвертого декабря, в канун Рождества, Том зажег в доме все гирлянды, что придало пустующему жилищу фальшиво-праздничного сияния. На столе ничего не было — ни индейки, ни тыквенного пирога, ни подарков. Мальчик жевал безвкусные крекеры и дрожащими руками мял страницы лежащей на коленях увесистой книги. Гарри… Гарри ведь вернется завтра? «Да, — твердил себе юный Темный Лорд. — Да-да, он должен вернуться. Ведь завтра Рождество». Двадцать пятого декабря Том с глухим стуком захлопнул увесистую книгу, которую только что закончил читать. Достав волшебную палочку, он в который раз заново отрепетировал все выученные за семестр заклинания. Теперь уже досконально усовершенствованные согревающие чары он разбросал по всему пустующему дому, в котором стало тепло, несмотря на разинувшие пустые рты стылые камины. Но некому было похвалить Тома и насладиться приятным исходящим от стен жаром. Гарри, вернись… Пожалуйста? Том тут же подавил глупые мысли. Он никогда не станет умолять! Двадцать шестого декабря Том стоял в темной сырой пещере, бесстрастно наблюдая за пронзительно закричавшим при виде приближающихся инферналов магглом. Успевшая сильно по нему соскучиться змея обвилась вокруг его шеи тесными кольцами, но Том вопреки ожиданиям не ответил на ласку. — Ты… Рас-с-строен? Невесело усмехнувшись, Риддл вытянул руку, чтобы змее было легче сползти чуть ниже: — Нет, я с-с-счас-с-стлив. И впрямь счастлив, ведь сейчас он не был поистине одинок. Сейчас по крайней мере он наслаждался обществом преданной любимицы. Не то чтобы он нуждался в компании, нет… Риддл не нуждался ни в друзьях, ни в напарниках. Никто не был достоин стоять подле него на равных — даже Гарри. Двадцать седьмого декабря мальчик… Нет, привлекательный молодой человек, ярко улыбаясь, вышел из дома на Лондонской улице, пятнадцать, с чемоданом в руке. Одетый с иголочки в дорогой костюм, он лучился могуществом и гордостью, был полон планов и амбиций. Гарри Поттер? Юный Темный Лорд оглянулся на безжизненное здание, взгляд темных глаз скользнул по висевшей над коваными воротами вырезанной из дерева табличке с именем владельца. Улыбка застыла на лице — безрадостная, едкая, с отпечатком утраченных детских надежд и наивности. Судьба, довольная результатом своей нелегкой работы, одновременно отовсюду наблюдала за тем, как юный Темный Лорд оставляет в пустом доме собственное детство. Он рос, превращаясь в молодого юношу, а затем и в великого могущественного волшебника, которым ему было предначертано стать. На ладони Судьбы хаотично сменяющимися и переплетающимися линиями были начертаны жизни и имена, комедии и трагедии, причины и следствия. Пусть исток начала немного сместился, финал по-прежнему стремился к заданной точке.