* * *
— Гарри, — уткнувшись головой ему в шею, приглушенно прошептал Том. В ушах Гарри звенело от непрекращающихся взрывов, и он почти не расслышал тихого, похожего на поскуливание волчонка голоса. — Ты… Ты ведь меня не бросишь? Пусть Том и говорил еле слышно, даже вежливо, для него очень много значил ответ Гарри. И в ожидании этого ответа он проклинал это кошмарное чувство тревоги, неуверенности и… Зависимости. Большинство слизеринцев были людьми действия. Они предпочитали нападать, а не ждать, всегда первыми наносили удар. Поэтому, нацепив очередную маску, Том притворился будто сейчас он очень ранимый и слабый — настолько, что даже готов умолять Гарри о сострадании и защите. Он спрашивал, снова, в который раз: «Ты ведь меня не бросишь?». Вот только под маской беззащитного ребенка, за его кротким просящим голосом скрывались сталь темных глаз и далеко не невинные чувства. Страдальчески вжимаясь в шею Гарри, он внимательно прислушивался к каждому удару неровного пульса. В ожидании ответа Том крепко, до боли в деснах, стиснул зубы. Но Гарри не расслышал вопроса из-за непрекращающегося звона в ушах от взрывающихся повсюду снарядов. Что… Что Том сказал? Гарри недоуменно моргнул, что далось непросто — от пота и пыли склеились ресницы. Он был уверен, что давно бы погиб, не охраняй его законы путешествия во времени. Но даже так, даже когда сознание и восприятие утопали в море изнеможения и боли, Гарри все равно уловил в еле заметной дрожи голоса Тома, что тот… Напуган? Напряженные от усталости мышцы ощущались твердым камнем, у Гарри не было сил даже говорить. Он смог лишь чуть повернуть шею и уткнуться подбородком в макушку Тома. Пусть его действия ответят за него: «Не бойся. Я с тобой». Том покрепче обнял Гарри за шею, не желая расставаться с ощущением тепла, исходящего от кожи опекуна. Он прижался как можно ближе, уткнулся носом в изгиб шеи и тяжело задышал, жадно вдыхая родной знакомый аромат. Согревающий, затягивающий, вызывающий привыкание — он пробивался даже сквозь запах дыма и пороха. Ты сам так решил, Гарри… Ты обещал, что не оставишь меня. Он прижался губами к шее опекуна — волчонок, скрывающий удлиняющиеся острые клыки и полный одержимости хищный оскал. Желая получить чью-то преданность или любовь, слизеринцы не просили, нет, они лишь требовали — брали силой, настойчивостью и корыстной ложью… Будто любви можно добиться силой, будто преданность можно взрастить лишь из односторонней одержимости. Это было почти… Безнадежно. Гарри бежал всего-то минут двадцать, но для него это обернулось вечностью. Время будто остановилось, а вот боль, наоборот, казалось, была безграничной. Гарри бережно укрывал Тома в собственных объятиях. Повсюду взрывались бомбы, погребая Лондон под сернистыми парами и иссушающим жаром. Жизнь Гарри столько раз висела на волоске, что, не будь у него особой защиты, он бы уже не единожды поджарился до хрустящей корочки. Он покрепче перехватил Тома. Ребенок весил не так уж и много, но под градом снарядов и пуль нести его было крайне тяжело. Наконец, Судьба насытилась своей болезненно-жестокой игрой в кошки-мышки. Она задрожала от предвкушения и азартно ухмыльнулась. Вдруг с высокого сумеречного неба к ним спикировали бомбардировщики. Металлические крылья обнажили турели. Теперь, когда первичная бомбежка сравняла с землей все высокие строения, настало время для второй фазы — истребить все движущиеся объекты, уничтожить всех находящихся внизу. Гарри замер под сыплющимся вокруг сплошным градом из пуль. Странно, но почему-то это напомнило ему о детстве, когда он наблюдал за тем, как Дадли играет в компьютерные игры, где нужно было сбивать неоновые космические корабли линиями и кружочками. Его оглушило громогласными «ра-та-та-та-та», перед глазами замелькали впивающиеся пробоинами в землю пули. Руки онемели. Адреналин растекся по венам — утихла даже боль от сломанных ребер. Гарри чувствовал, будто отделяется от собственного тела, даже кожа потеряла чувствительность. И лишь когда кусок холодного металла вонзился в его плоть, к нему снова вернулась осознание происходящего. Хоть Гарри и знал, что не может умереть в прошлом, ему все равно было страшно, страшно от забившего ноздри острого запаха крови — его собственной крови. Ему казалось, будто он и в самом деле умирает, прямо в эту секунду. Вдруг нахлынуло чудовищное осознание: что, если Гермиона ошиблась? «Одно твое присутствие там… Может стать самым сильным твоим оружием». Но… Что если с самого начала предположение Гермионы было неверным? Что если Судьбе плевать, что с ним произойдет? Гарри открыл рот, но не смог произнести ни звука, лишь выкашлял еще больше крови. Секунду назад один из осколков пробил его легкое. Гарри пошатнулся. Тело пронзило еще несколько осколков, и он упал на колени, ударяясь о жесткий гравий и битое стекло. — Гарри! Гарри задыхался от боли, гортань и легкие наполнились кровью. Он наклонился вперед, утыкаясь лбом в землю и выгибая спину так, чтобы получилось подобие навеса, чтобы укрыть собственным телом мальчика. Том лежал, чувствуя давящую на него тяжесть тела Гарри, который так старался защитить его и уберечь. Свист и лязг пуль бил по барабанным перепонкам, он почти ничего не видел из-за клубов черного дыма, а ноздри забились резким запахом крови. Гарри лежал слишком тихо, слишком неподвижно. Вдруг Тома захлестнуло чудовищным осознанием. Его затрясло от страха, он протянул ладонь вперед, растопырив пальцы, и коснулся груди опекуна. Впервые его не радовал вид красной крови, впервые он испугался неотвратимости смерти, впервые он почувствовал восторг и облегчение, когда понял, что сердце под его пальцами все еще бьется. — Гарри-Гарри-Гарри! — пронзительно закричал юный Темный Лорд, изо всех сил пытаясь выбраться из его объятий. — Нет… Не двигайся, — пугающе слабым голосом остановил его Гарри, еще крепче стискивая Тома в руках. Том слышал, как булькает в его горле кровь. — Держись за меня… Я не умру, Том… Спрячься… Спрячься подо мной… Чтобы не давить на Тома, Гарри переместил весь свой вес на лоб и конечности, вжимаясь в твердый гравий обнаженной кожей. В голове замелькало множество разрозненных картинок — хаотично быстрых и искаженных. А потом красно-серое поле боя вокруг смазалось, его ослепило белым светом, после чего появились другие краски и он оказался дома. Гарри увидел Рона, Гермиону, близнецов Уизли… Сознание ускользало от него. Он… Умирал. Из спасительного обморочного состояния его потянула чья-то маленькая, но сильная, как лапа дикого звереныша рука. О его щеки потерлась чья-то мягкая макушка, и откуда-то издалека послышался тихий голос: — Ты обещал, что не бросишь меня. Том Риддл?.. Дрожащими губами Гарри с трудом выдавил ободряющую улыбку. Взгляд потускнел. Зеленые глаза закрылись.* * *
Что-то тяжелое и болезненное разрасталось в груди Тома, щипая нос и глаза. Риддл думал, что хорошо знает Гарри Поттера, но на деле так и не смог его понять. Том не понимал ни целей, ни желаний Гарри, ни зачем тот его усыновил… Для Риддла Гарри был загадкой, неразрешимым ребусом. Гарри ведь и впрямь собирался его убить, а потом вдруг пожертвовал собой ради его спасения. Тома вдруг охватила жгучая ярость — он почувствовал себя обманутым. Но сейчас не время для злости. Прямо на его глазах опекун слабел с каждой секундой; слабую надежду вселяли лишь едва уловимо вздымающаяся грудь и слабое биение пульса. Казалось, будто душа Гарри медленно покидает его тело, живой и теплый блеск в глазах почти исчез, осталась лишь пустая оболочка. — Гарри! Не закрывай глаза! — зло и отчаянно прокричал Том. Его лицо исказилось яростью, за который скрывался неподдельный страх. — Гарри! Посмотри на меня! Не по годам взрослого и умного мальчика охватила самая настоящая паника; он ничего не мог сделать — только кричать и смотреть. Магглы! Это они во всем виноваты! Гарри… Это… Все это… На их совести. Если бы только они все умерли… Все отчаяние Тома обернулось цветущей ненавистью к магглам. Его жажда власти достигла нового пика, а предрасположенность к жестокости возросла во сто крат. Будь Том сильнее, они с Гарри никогда бы не оказались в ловушке этого беспорядочного опасного хаоса. Будь Том сильнее, будь у него вдоволь магии, он бы отомстил всем этим омерзительным магглам, раздавил бы их, как ничтожных букашек, которыми те и являлись. «Я не умру, Том… Спрячься… Спрячься подо мной…», — сказал ему Гарри и действительно так и не выпустил его из объятий, хотя руки опекуна чувствовались окоченевшими и негнущимися, как у статуи. Полные злобы глаза Тома налились кровью, по щекам потекло что-то влажное и горячее. Он снова обнял опекуна за шею и, уткнувшись ему куда-то в щеку, вытер слезы о чужую кожу. Том все сильнее и сильнее сжимал руки, льнул к неподвижному телу и отчаянно нажимал пальцами на слабо бьющуюся венку, чтобы знать, чтобы чувствовать — Гарри еще жив. Он походил на волчонка, пытающегося поглубже зарыться в теплый мех матери. Том что-то неразборчиво шептал себе под нос охрипшим голосом — сердито, по-детски требовательно, угрожающе. — Ты обещал! Обещал, что не бросишь меня! — Том притих, отчаянно надеясь, что ему ответят, но Гарри продолжал молчать, только тяжело прерывисто дышал. Вдруг тело опекуна обмякло и всем весом обрушилось на Тома. Риддл застыл, единственное, что он мог сделать — лишь слегка придержать тело Гарри маленькими, такими слабыми руками, чувствуя кончиками пальцев исходящее от него тепло. Маска Тома окончательно треснула. Глаза побагровели, и он вдруг впился зубами в чужую упругую кожу на незащищенной шее. Та оказалась мягкой и нежной на ощупь, а на вкус — чистой и сладкой, как сам Гарри, как его теплая нежная улыбка. — Гарри, Гарри, Гарри, Гарри, Гарри… — словно одержимый безумец беспрерывно повторял Том. Детский голос утонул в шквале пуль и грохоте снарядов; никто не ответил. Риддл сжал зубы сильнее, сглотнул слюну, вместе с ней будто глотая вертящееся на языке имя. Том все кусал и кусал шею Гарри, раздирая ее зубами, пока та не стала того же цвета, что и его налитые кровью глаза. Он был еще совсем ребенком — обезумевшим от горя потерянным маленьким мальчиком, потрясенным войной, перегруженным происходящими событиями. Он потерял себя, окончательно стал волчонком с первобытными жестокими инстинктами… А животные не умели ни плакать, ни надеяться — они могли лишь печально умоляюще скулить… И уничтожать острыми клыками. В таком состоянии Том даже не заметил, что в них с Гарри больше не попадали ни пули, ни летящие обломки — словно их укрыло от всего мира невидимым щитом. Возможно, это Судьба наконец вспомнила о своих обязанностях… Или же она просто утратила интерес, когда намеченная ею мишень… Погибла.* * *
Время есть череда переплетенных колец, идеальных окружностей, восстанавливающих и синхронизирующих прошлое с будущем. В январе две тысячи первого Пожиратели смерти уже захватили Министерство магии. Похорошевший статный Темный Лорд резко встал со своего трона. В этот момент радужка его глаз пылала красным намного ярче обычного, даже ярче свежепролитой крови из перерезанного горла. Он медленно прижал руку к груди, чувствуя, как сердце постепенно возвращается в привычный ритм. Но это странное ощущение всего мгновенье назад… Почему сердце вдруг замерло, а внутри все похолодело?.. Что за непонятное чувство?