ID работы: 6588009

47 days to change

Слэш
Перевод
NC-17
В процессе
6100
переводчик
XiaoLe сопереводчик
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
планируется Макси, написано 383 страницы, 74 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
6100 Нравится 1568 Отзывы 2897 В сборник Скачать

Питомец

Настройки текста
27 сентября 1939 года Европа все глубже и глубже погружалась в пучину хаоса и разрухи, но беды и войны магглов нисколько не отразились на магическом мире. Несмотря на то, что все они жили на Британских островах, в это время жизни магглов и волшебников отличались, как никогда. Маггловский мир погряз в пожарищах, обзавелся шрамами и руинами — только это и осталось от некогда процветавших промышленных городов, а волшебный оставался в неведении и безопасности под пологом защитных чар. Хогвартс принимал студентов, как и обычно, четко по расписанию — первого сентября. Пустовавшие летом залы вновь оживились смехом и радостными лицами. — Риддл, можешь одолжить конспект? Сверкнув идеальной улыбкой, красивый мальчик протянул тетрадь подошедшей однокурснице. — Вижу, ты сегодня в хорошем настроении? — изящно изогнув бровь, с неподдельным интересом спросил Абраксас Малфой, шагающий вместе с Томом по коридору. Риддл поправил на плече сумку и выпрямил спину. Он шел быстро, уверенно и выверенно — почти как военный; одетый в стандартную черную мантию Хогвартса — свежевыглаженную, накрахмаленную, обтягивающую стройную фигуру идеального представителя Слизерина. И улыбался — ослепительно и расчетливо. — День замечательный, — небрежно отозвался Том, прищурив глаза, как сытый довольный кот. — Неужели? Я так понимаю, это значит, что твой Гарри вернулся? — дразняще спросил Абраксас, но, тем не менее, с изрядной долей любопытства. Он огладил рубин фамильного кольца, которое, не снимая, носил на среднем пальце. Том резко остановился у входа в гостиную Слизерина и обернулся на Малфоя, улыбка враз слетела с красивого лица. Выражение на нем стало абсолютно отрешенным, нечитаемым и холодным: — Он не мой. Гарри принадлежит самому себе. — Тц-тц-тц, — Абраксас ухмыльнулся, моментально уловив фальшь в словах Риддла. Он вальяжно облокотился о дверной проем, преграждая Тому путь. — Я все же считаю… Что настоящий слизеринец никогда не повторит одной и той же ошибки и больше не станет так беспечно отпускать с поводка своего… Питомца. Темные глаза Риддла на мгновение вспыхнули и вновь стали беспроглядно бесстрастными: — Он не мой питомец. Абраксас будто и не заметил промелькнувшей в голосе Тома прохладцы и со скучающим видом разглядывал бриллиантовые запонки на своих манжетах. Несмотря на явную грубость слов, говорил он деловито-непринужденно и по-дружески улыбаясь: — Будь я на твоем месте… Если бы мой питомец посмел ослушаться, я бы точно его наказал и понизил бы до одноразовой игрушки, — Абраксас так и не двинулся с места, продолжая непринужденно покручивать запонки и преграждать Тому дорогу, будто дожидался какой-то определенной реакции. — Я… Понял. Удовлетворенный ответом, Малфой с ухмылкой отступил в сторону.

* * *

Сидевший в гостиной Слизерина Овидий Паркинсон обернулся на звук открывшегося проема. Заметив Тома Риддла, своего соседа по комнате, с неизменно гордой осанкой и холодным выражением лица, он тут же помахал ему: — Присаживайся, — Овидий убрал свою школьную сумку, освобождая место. Том кивнул в знак приветствия. Хоть тот и не улыбался, Паркинсон заметил в его глазах необычный завораживающий блеск — будто у Риддла случилось что-то хорошее. Овидий недоумевающе посмотрел на Тома, который казался ему довольно странным, ведь… Не так давно тот сказал, что близкий ему человек тяжело ранен, но… Если Риддлу этот человек был действительно небезразличен, почему он выглядел таким счастливым, говоря о его увечьях? А если Тому все же было плевать, почему тогда он был таким пугающе-мрачным весь прошлый семестр?

* * *

Риддл сел рядом с о чем-то задумавшимся Овидием. Был ли он счастлив? Определенно да — по крайней мере сейчас он был очень, очень счастлив… Или, если точнее, крайне доволен результатом летних событий. Да, Гарри был тяжело ранен. Да, Гарри едва не умер. И с его ранами творилось что-то странное — даже с магией и зельями те очень медленно заживали, но… Теперь, когда увечья опекуна не были критичны для жизни, Том видел в них только положительные стороны. Во-первых, из-за них Гарри оказался прикован к постели и не сможет даже попытаться сбежать… Не сможет снова уйти, даже не попрощавшись. Том облизал губы, вспомнив бледного и перебинтованного едва ли не с головы до ног опекуна, изможденно лежавшего на мягких подушках — такого слабого и беспомощного. О, да, Гарри мог лишь неподвижно лежать на кровати и с покорной благодарностью принимать приносимые Томом еду и напитки. Гарри мог полагаться лишь на него, опираясь на плечо Тома, пока тот кормил его супом или кашей. Гарри пришлось во всем полагаться на него, Тома, потому что он был не в состоянии позаботиться о себе сам. Гарри даже за пределы комнаты не мог выйти. Первые дни опекун провел в полубессознательном состоянии, за целые сутки просыпаясь лишь на пару часов. Большую часть времени Гарри спал глубоким сном под сильнодействующим снотворным зельем и выглядел таким умиротворенным и спокойным… Том все время сидел у его кровати, листая школьные учебники и терпеливо дожидаясь, когда Гарри снова проснется. Порой Гарри вообще не подавал признаков жизни, а больше напоминал когда-то висевшее у них над камином чучело антилопы. Тому она всегда казалась живой, несмотря на полную неподвижность. В то время, когда Риддл смотрел на безмятежно спящего опекуна, ему в голову закралась крайне соблазнительная мысль — вспомнилась старая сказка о принцессе Белоснежке. Как она навеки прекрасная застыла в стеклянном гробу на ложе из красных роз, видя чудесные сны. О, порой Тома так восхищали эти маггловские сказки. Вдруг юное красивое лицо озарила ослепительная улыбка, отчего заметившие это девушки тут же покраснели. Даже Овидий на секунду потрясенно замер. Хватало лишь одной обворожительной улыбки, чтобы скрыть непрерывно крепнущую где-то под самой кожей безумную нездоровую жестокость, а обманчивая личина невинного ребенка утаивала постоянно растущие темные амбиции. Посмеиваясь про себя, Том развернул свиток пергамента и взял перо. Овидий настороженно посмотрел на погрузившегося в написание письма Риддла и тут же встал, желая оказаться от того как можно дальше. У более слабых чаще всего был отлично развит инстинкт самосохранения, как, например, у зайцев, обладающих острым слухом, а инстинкты Овидия твердили ему, что улыбка Тома Риддла может быть какой угодно обворожительной, но таит она в себе лишь опасность. К счастью для Паркинсона, неистово строчащий письмо Том не заметил его реакции. «Дорогой Гарри, как ты поживаешь? Надеюсь, тебе уже лучше. Раны до сих пор болят? Искренне надеюсь, что все уже зажило. Профессор Дамблдор очень о тебе волнуется и передает привет. Я просмотрел все подходящие по теме книги, которые только смог найти в хогвартской библиотеке. Но, что странно, так и не сумел найти ничего, что могло бы объяснить твое состояние. Насколько мы знаем, никто не накладывал на тебя проклятье, но ведь раны не должны так долго заживать на волшебнике. Почему на тебя не действуют исцеляющие зелья? Странно. Очень странно. Я продолжу искать решение и сразу же тебе напишу, как только что-нибудь узнаю. А еще мне весь этот месяц снились ужасные кошмары. Каждую ночь мне снился ты, с кожей холодной и бледной, как мраморный гроб, ты лежал на мне, истекая кровью с постепенно гаснущим взглядом. Сначала ты говоришь «Я не умру», а в следующую секунду… Я уже смотрю на черную надгробную плиту. Не забывай о своем обещании, Гарри… Ты… Ты ведь меня не оставишь, правда? В Хогвартсе все по-старому и, если честно, довольно скучно. Я только и делаю, что хожу на занятия, сплю и ем, хотя иногда развлекаюсь тем, что разглядываю действительно потрясающие скульптуры — они тут на каждом углу. Ты ведь напишешь мне ответное письмо? Надеюсь… не как в прошлый раз. Ты все еще живешь у мисс Джоан? Признаюсь, она мне не очень нравится. Хоть она и спасла нас в тот день… И даже когда-то тоже училась на Слизерине… Пусть она и опытный компетентный аврор… Все равно с ней я просто… Чувствую себя некомфортно. Она не такая, как ты. Надеюсь, я не позволяю себе лишнего, но на каникулы мне бы хотелось вернуться уже в наш собственный дом. Как в старые добрые времена. Кстати, мой друг Абраксас Малфой предложил продать нам дом по сниженной цене. Что ты об этом думаешь, Гарри? Мне кажется неприлично и дальше навязываться мисс Джоан. Ты должен поскорее съехать. Я могу помочь…» Том приостановился, красные губы скривились в загадочной улыбке. Он внимательно перечитал написанное — дважды, во избежание, чтобы убедиться, что интонация верная и что Гарри Поттер разглядит в письме только правильную сторону Тома Риддла — вполне обычную, мальчишескую и искреннюю. Гарри не должен был заподозрить, что мальчик, который вложил в письмо все возможные слова заботы и беспокойства на самом деле рад его мучениям. Гарри не должен был узнать, что такие знакомые ему глаза сейчас потемнели от паранойи, жестокости и извращенных амбиций. Том развернул блокнот, полный разрозненных страниц, вырванных из книг о зельях. Тщательно все обдумав, он выбрал рецепт легкого обезболивающего зелья. «P.S. Прилагаю рецепт одного крайне эффективного зелья, которое должно тебе помочь. Раствори порошок карнотита в соке из корней эфедры и нанеси прямо на рану. Надеюсь, это поможет». Том кивнул самому себе. Он знал множество более мощных и эффектных исцеляющих зелий, но… Именно это подходило идеально, поскольку существенно облегчало боль, но не заживляло раны. Риддл не хотел, чтобы Гарри выздоравливал… По крайней мере, не сейчас. Он пока что не был к этому готов. Продолжая улыбаться, Том выпустил в окно маленькую сову и некоторое время простоял, глядя, как та исчезает в ночном небе вместе с его письмом.

* * *

Оперевшись на спинку кровати, Гарри разложил на коленях полученное письмо. Он огладил большим пальцем гладкую бумагу. Аккуратные опрятные буквы, красная круглая восковая печать и дорогой пергамент говорили о вдумчивости и скрупулезности отправителя. Сразу же вспомнились собственные письма, которые он отправлял Рону и Гермионе — неизменно помятая и забрызганная чернилами бумага, и почерк у него всегда был отвратительным и косил куда-то в сторону. Вспомнилось, как Гермиона обводила все грамматические ошибки красными чернилами и отправляла письмо Гарри ему обратно вместе со своим ответом. Единственным утешением было то, что Рон писал ничуть не лучше. Гарри слабо улыбнулся воспоминаниям. Под подушечкой пальца чувствовалось углубление линий, оставленное нажатием кончика пера. Гарри отчетливо представил низко склонившегося над столом Тома, сидящего над письмом, поджав губы и сосредоточенно хмуря лоб. И… Возможно… В это время неподалеку от него переговаривалась стайка юных слизеринок, пытаясь привлечь его внимание. Слизеринцы по определению были хороши в скрытности — им приходилось утаивать и жестокую агрессивную сущность, с которой общество бы ни за что не примирилось. «Признаюсь, она мне не очень нравится. Хоть она и спасла нас в тот день… И даже когда-то тоже училась на Слизерине… Пусть она и опытный компетентный аврор… Все равно с ней я просто… Чувствую себя некомфортно. Она не такая, как ты». Мальчик тщательно подобрал слова, он вообще всегда был очень вежлив с мисс Джоан. Но Гарри все же прочел между строк скрываемую детскую ревность. Гарри с улыбкой еще раз перечитал письмо. Несмотря на пронзившую все тело боль, выражение его лица потеплело. После событий того дня Том стал открытее. Теперь он честно делился с Гарри своими мыслями и желаниями, хоть его рассуждения и были несколько… Ребяческими. — Мистер Поттер, пора принимать лекарства, — в дверь вежливо постучали. Гарри, только что снявший очки, без которых почти ничего не видел, поднял голову, вглядываясь в расплывчатые очертания фигуры. Но женщину он сразу узнал по голосу: — Доброе утро, Джоан, — улыбнулся Гарри. Та кивнула в знак приветствия и поставила на прикроватную тумбочку поднос с еще дымящимися зельями. — Извини, что опять тебя беспокою… И так уже целый месяц, — Гарри снова сонно улыбнулся. Ему было неловко перекладывать заботу о себе на малознакомую молодую женщину. Каждый британский джентльмен знал, что нельзя причинять неудобство леди… Но дом Гарри был разрушен, и ему просто некуда было податься. Гарри бросил на Джоан извиняющийся взгляд. Джоан ничего не ответила — на самом деле она нисколько не возражала против присутствия Гарри и ей это было совсем не в тягость. — Лучше отдохни немного, — отмахнулась Джоан. Ненадолго задержав взгляд на лежащем на одеяле письме, она вышла из комнаты.

* * *

Джоан не была похожа на других слизеринцев. У нее было обычное скромное жилье — без дорогущих ковров, бархатных занавесок и сверкающей золотом отделки. Ее не интересовали ни косметика, ни драгоценности — она носила лишь неизменные очки в толстой оправе. Одевалась Джоан чинно и строго — ее одежда из простенькой ткани походила на одеяния монастырских монахинь-затворниц. Не скажи она Гарри с Томом, что училась на Слизерине, те бы точно приняли ее за аскетичную равенкловку. Приподняв очки на лоб, Джоан, хмуря брови, посмотрела на запертую дверь, вспоминая день, когда встретила Гарри и Тома. Все же она была слизеринкой и хорошо разбиралась в характерах представителей этого факультета, поэтому очень переживала за Гарри. День, когда она спасла Гарри, начался с поступившего из Аврората распоряжения расследовать нарушение Томом Риддлом Указа о разумном ограничении волшебства несовершеннолетних — тот наколдовал Протего в маггловском районе Лондона. Даже Министерство было благосклонно к слизеринцам — их не уведомляли письменной рассылкой, а отправляли аврора для личного разбирательства. Когда Джоан прибыла на место, она была шокирована творящимся вокруг — сплошная разруха и руины, сыплющиеся словно дождь пули и осколки. Оглядев охваченную дымом улицу, она встретилась с полным отчаяния взглядом мальчика. О, у нее не возникло никаких сомнений, что тот учится на Слизерине. Взгляд гриффиндорца никогда бы не источал страх перед опасностью; взгляд равенкловца не побагровел бы от безумия; хаффлпафовец никогда бы не посмотрел так яростно и оголтело. И, будучи слизеринкой, Джоан поняла, что худенькое, такое хрупкое тело ребенка буквально переполнено темными силами и неконтролируемыми эмоциями, которые вот-вот вырвутся наружу. Он был опасен и черпал могущество из собственного гнева, словно дракон, у которого украли сокровища. Но… Весь этот гнев и все эти эмоции — не вечны. Все это пройдет. Ведь в конце злых драконов всегда укрощали храбрые рыцари. Но Том и сам очень быстро успокоился и пришел в себя, чем сильно ее удивил. Мальчик не кричал от ярости, не обещал кровавой расправы, просто сидел у кровати Гарри, дожидаясь, пока тот проснется. Он вел себя тихо и спокойно, выражение лица оставалось мягким и всецело преданным, когда Том смотрел на опекуна. Даже прическа не растрепана — каждый волос на своем месте, ни обиды, ни злости, будто… Будто мальчишка был признателен просто за то, что выжил. Он часы напролет сидел, положив голову Гарри на плечо — ласковый и по-детски назойливый. Джоан хотела предупредить Гарри о том, что сумела разглядеть в этом мальчике, но не знала, как начать разговор и какие слова подобрать. Она помотала головой — слишком уж она на этом зациклилась. Захватив мантию и книги, Джоан вышла из дома. Все будет в порядке… Какими бы жадными и злыми не были драконы, рыцари в итоге их всегда укрощали.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.