* * *
На окраине Лондона около безлюдного пляжа притаилась мрачная зубчатая пещера, в пугающе зловещие глубины которой не проникало ни лучика света. Но Том не боялся темноты — наоборот, наслаждался и ею, и сырым промозглым воздухом. Дойдя до расположенного в конце туннеля черного озера, он опустился на колени у кромки мертвенно-спокойной воды; вверх по руке тут же заскользило что-то гладкое и холодное. — Том! Поч-с-сему тебя так долго не было? — громко и жалостливо зашипела змея — тот и впрямь давно ее не навещал, приказав перед уходом охранять эту пещеру. За время, что они не виделись, чешуйчатое тело, которое раньше было толщиной с большой палец взрослого мужчины раздалось в ширину и стало диаметром с детскую руку. Взволнованная встречей с хозяином, которого не видела целый год, змея обвилась вокруг его шеи, шипя на ухо: — Том! Том! Я придумала с-с-себе имя… Нагини! Тебе нравитс-с-ся? Погладив ее по треугольной голове, Том прошипел в ответ: — Ус-с-спокойс-с-ся, Нагини. Большой змее так понравилось, как звучит ее имя из уст ее хозяина, что она замахала хвостом словно довольная домашняя кошка, но почти сразу же успокоилась, подчиняясь приказу. Том перевел взгляд на обманчиво спокойное озеро: — С-с-справилас-с-сь с-с-с моим зс-с-саданим? Взмахнув хвостом, Нагини смела им в воду обломок породы. Раздался громкий всплеск, штилевая зеркальная поверхность пошла рябью, выявляя таящуюся в глубинах опасность — взволнованные черные волны обнажили бесконечное множество мертвенно-бледных конечностей. Водоем буквально кишел созданной Томом армией нежити. Том замер на берегу, с легким восхищением разглядывая серовато-бледных существ; темные глаза вспыхнули пугающим ликованием. Хотя в пещеру не проникало ни лучика солнца, Риддл прекрасно видел и в темноте — он наслаждался видом своей армии инферналов, их бледными разложившимися телами — словно бесценным произведением искусства. Полуразъеденные соленой водой униформы, облепляющие тела живых мертвецов все еще были узнаваемыми — металлические значки в форме расправившего крылья орла, черно-белые ранговые полосы и узкие кресты с загнутыми под прямым углом концами — символы немецких ВВС. Том довольно улыбнулся своей питомице. — Мош-ш-шно Нагини оставить их с-с-себе? — змея вымела хвостом из-под кварцевого кристалла груду сверкающих золотом и серебром орденов, которые, вне всякого сомнения, некогда принадлежали ее жертвам. Видимо, со скуки змея насобирала внушительную коллекцию медалей и значков различия. Том с легким любопытством посмотрел на них — некоторые даже относились к высоким чинам, вроде полковника или капитана. Скривив губы в неизменно красивой улыбке, он согласно кивнул и погладил Нагини по голове: — Впечатляющ-щ-ще… Умниц-с-са. Его питомица прекрасно справилась с заданием, и теперь у Тома была собственная первоклассная коллекция из сильных и мускулистых маггловских немецких солдат, полностью подчиняющихся его воле. Что и впрямь было очень даже впечатляюще. — Ещ-щ-ще кое-ш-ш-што, Нагини, — тихо прошипел Том; звук нечеловеческой речи рассеялся по темной пещере шепотом ветра. — Тебе ч-с-сто-нибудь извес-с-стно о… Тайной комнате? — Нет… Никогда о ней не с-с-слышала, — Нагини плавно взмахнула хвостом и покачала головой. Том кивнул, задумчиво прищурив глаза.* * *
Риддл вошел в дом в Годриковой впадине только к полуночи, когда Гарри уже давно вернулся после долгого рабочего дня в Министерстве. — Почему так поздно? Где ты был? — сурово спросил опекун. Сняв обувь, Том поднял голову, на глаза небрежно упала прядь черных шелковистых волос, но при этом он все равно выглядел безупречно: — Меня Абраксас пригласил… Извини, я, кажется, потерял счет времени. — О, — услышав знакомое имя, Гарри широко распахнул глаза, но почти сразу же спохватился и, схватив старую газету, спешно развернул ее, делая вид, что крайне увлечен чтением, скрывая за серыми страницами свое встревоженное лицо. Как много лжи кроется в его словах? Гарри должен был знать. Он хотел доверять Тому, но… Боялся узнать правду. Что если истина в том, что с намеченного пути нельзя свернуть? Вдруг окажется, что, несмотря на все его попытки, время необратимо, и его никак не изменить, не повернуть вспять? Время, которое пролетело так стремительно, почти незаметно… А Гарри еще не был готов к уже так близко, совсем рядом, маячившему будущему. Возможно, Гарри слишком себя накручивал, но… Он чувствовал, нет, даже был почти уверен, что это все дело рук Судьбы, что именно она нарочно обернула ход времени против него. Не успел Гарри как следует все обдумать, составить план действий, а Том уже вырос… Слишком быстро вырос. Мальчик перешел на четвертый курс, и Гарри как никто другой знал, что именно этот год станет переломным в жизни Волдеморта. Четырнадцать — значимый возраст в жизни каждого мальчика. В четырнадцать, благодаря гормонам, мальчики из тонких молодых побегов превращались в рослых и крепких, уверенных в себе юношей. Лица приобретали более взрослые четкие черты — идеальный баланс почти женской миловидности и мужественности. На подбородках пробивался мягкий пушок щетины, голоса становились глубже и ниже, улыбки лучились обаянием и юношеской энергией. Том, как и всегда, был впереди остальных, был лучшим. Он унаследовал от отца красивую внешность и высокий рост, а от матери — знатную родословную и могущественную магию. И, что особенно впечатляло, Том не кичился своими преимуществами, всегда и со всеми был вежлив и обходителен. Но Гарри знал, как обернется будущее, поэтому понимал, что доброта и сердечность мальчика обманчивы. Ему было многое известно о дальнейшей судьбе Тома, он пристально следил за ним и в этом времени, и просто не мог не распознать затаившиеся на глубине таких красивых темных глаз честолюбие, жажду власти, могущества, силы. Если вдруг окажется, что история незыблема, тогда… На четвертом курсе Том узнает о крестражах. На пятом убьет своих последних живых родственников и создаст первый — но не последний — крестраж. На шестом курсе откроет Тайную комнату, выпустит василиска, убьет ни в чем не повинную сокурсницу и обвинит во всем Хагрида. Забегая вперед, их с Томом будущее казалось абсолютно безнадежным… Все запуталось в жуткой кошмарной тьме, в неотвратимых переплетениях судьбы. Гарри вдруг почувствовал себя абсолютно беспомощным перед целым ворохом потенциально возможных проблем, которые ждали его в будущем; его буквально придавливало к земле тяжелым грузом ответственности за сотни тысяч жизней, которые он должен был спасти. Слишком много всего на него навалилось, он нуждался в… помощи. Гарри не хотел рубить с плеча, не хотел действовать опрометчиво и бездумно, не хотел рвать ту тонкую связь, которая образовалась между ним с Томом. Гарри был не в силах заставить себя открыто поговорить с мальчиком, поэтому просто предпочел не замечать происходящего. Он только и делал, что запирался в своем кабинете, разрабатывал планы и стратегии для Отряда Дамблдора и старался… Изо всех сил старался быть хорошим отцом, неизменно заботящимся и волнующимся о своем ребенке. Гарри делал все возможное, чтобы у Тома был нормальный дом, и когда мальчик улыбался ему открыто и ярко, он чувствовал, что все его усилия того стоят. Волдеморт с ранних лет был хорошим актером, легко, будто ненароком, ослеплял людские сердца и умы — особенно, когда ему было что-то нужно. Он словно змей из эдемского сада дурачил всех вокруг своей обворожительной улыбкой: профессора Слагхорна, который сам того не заметив, разболтал ему все, что знал о крестражах, Елену Равенкло, которая неосознанно подарила ему диадему своей матери. И даже Гарри, зная, какова истинная сущность Тома, не мог устоять перед его улыбками. — Я уезжаю на три месяца… Конечно, только после того, как ты отправишься в Хогвартс, — отложив газету в сторону, Гарри измученно сжал переносицу. Он не сможет и дальше справляться в одиночку, он нуждался в совете, ему было просто необходимо поговорить с Гермионой. Резко вскинув голову вверх, Том посмотрел на явно усталого опекуна. Черные зрачки Риддла вдруг сжались узкими точками, он весь подобрался словно голодная хищная змея, впился взглядом в Гарри, запоминая его образ, каждое движение и вдох отзеркаливая на сетчатке. С их первой встречи прошло целых девять лет, а опекун выглядел все так же. Кожа его оставалась светлой и мягкой, будто время было не властно над ним, не могло оставить ни грана своего отпечатка на его теле. Все такие же густые, черные как смоль волосы в неизменном беспорядке — не прическа, а птичье гнездо. Волосы, которые ни капли не отросли, даже на дюйм, и никакого намека на седину. Гарри будто застыл во времени, словно бабочка в янтаре. Осмотрительно нацепив на лицо нужную маску, Том кивнул и сладким голосом ответил: — Хорошо… Удачной поездки. Поджав губы, Гарри мельком посмотрел в темные глаза, но не прочел в них ничего, кроме почтительной вежливости, и отвел взгляд.* * *
Том сохранял видимое спокойствие ровно до тех пор, пока не оказался в уединении собственной спальни, вдали от внимательного взгляда опекуна. Тогда выражение его лица резко переменилось, Риддл зло оскалился, раздраженно зарычал словно волчонок. — Нагини, — он задрал штанину, выпуская обвившуюся вокруг лодыжки магически уменьшенную змею, — у меня ес-с-ть для тебя з-с-садание… Том ненадолго замолчал, обдумывая свое решение: — Ты долж-ж-шна прос-с-следить за Гарри. Да, именно, проследить за Гарри, чтобы знать, чем тот занимается, куда и зачем ходит… И почему продолжает оставлять Тома ради своих загадочных поездок? Говоря открыто, Том хотел, чтобы змея шпионила за его опекуном. Выражение лица Тома еще больше ожесточилось леденящей злобой. Он почти ничего не знал о Гарри. За последние девять лет опекун совсем не изменился внешне, ни капли. Пусть волшебники и жили намного дольше магглов, они все же были не бессмертны. У той же Джоан на лице уже начали появляться мелкие морщинки, а Гарри по-прежнему выглядел точно, как и девять лет назад. Будь Том каким-нибудь маггловским ученым, наверняка бы начал строить теории об аномально медленном делении клеток или еще о чем-то в таком духе. В общем и целом Гарри был сплошной загадкой — и это его столь затянувшееся выздоровление, и две абсолютно одинаковые палочки, и то, что каждые три года он уезжал черт знает куда, и даже его непонятное отношение к самому Тому — чаще всего теплое и любящее, но временами… Настороженное и даже опасливое. Гарри Поттер… Был очень странным и подозрительным человеком.* * *
1 сентября, платформа 9 и ¾ — Том… — позвал Гарри, но так и замер с открытым ртом, не зная, что сказать. А что было говорить? То, что действительно хотелось — попросить мальчика никогда не искать Тайную комнату, не узнавать о крестражах, не увлекаться Темными искусствами, никогда — ни за что — не менять имя Тома Марволо Риддла на… Лорда Волдеморта. Но Гарри не мог ничего этого сказать. Будь Гарри христианином, он бы молил Бога не дать его сыну сбиться с правильного пути. Поцеловал бы мальчика в лоб и тихо прошептал: «Храни тебя Бог, мое дитя». Но Гарри был волшебником. — Береги себя, — только и смог сказать он, пока Том взбирался по ступенькам на поезд. Гарри, весь бледный и хмурый, так и остался стоять на перроне, пока алый паровоз не скрылся вдали.* * *
Том сел у окна в пустующем купе в самом хвосте поезда и, подперев рукой подбородок, все смотрел и смотрел в окно на стремительно уменьшающуюся фигуру Гарри, пока тот и вовсе не исчез из виду. Возможно, отъезд опекуна пойдет только на пользу — никаких лишних забот, Тому не на кого будет отвлекаться и… нечего бояться. Он сможет уделить все свое время поиску Тайной комнаты и информации о крестражах. Все же за последние несколько лет Риддл сильно изменился — он повзрослел и многому научился, в том числе и терпеливости. Том зловеще усмехнулся собственным мыслям.* * *
Судьба удовлетворенно скрестила руки на груди, наблюдая за тем, как двое юношей расходятся в абсолютно противоположные стороны. Один — абсолютно умиротворенный и спокойный сидит в купе Хогвартс-экспресса, в то время как второй, полный тревоги и смятения, тяжелой походкой возвращается домой. Быть может, Спасителю удастся придумать идеальный план без единого изъяна, быть может, у него и были самые благие намерения, но… События, которых он так страшился, уже начали сбываться. Судьбу Гарри Поттера можно описать всего двумя словами — слишком поздно.