* * *
Хогвартс погрузился в атмосферу скорби и тоски. Хаотично танцующие за окном сверкающие белые снежинки саваном окутали остроконечные крыши школы, будто отдавая последнюю дань уважения погибшей девочке. Расстроенные из-за отмены Турнира и скорбящие по Милен Лэнс студенты мрачно передвигались по холодным коридорам. Турнир Трех Волшебников сорвался уже в который раз. Все они потеряли подругу, храбрую волшебницу, блестящую ученицу. Еще совсем дети, не испорченные жестокой реальностью и обществом, не думающие только о полезности знакомства, прибыли и убытках — они искренне переживали потерю человека. Даже слизеринцы, которые нередко оборачивали чужое горе в свою пользу, не остались равнодушными. Всех потрясла неожиданная смерть Милен. С увесистым фолиантом подмышкой Том шел по коридору к кабинету зельеварения. Ему, напротив, атмосфера подавленности и скорби доставляла лишь удовольствие. Видимо, у него было что-то общее с дементорами — чем гуще мрак и тьма, тем радостнее и комфортнее он себя чувствовал. Вдруг вспомнилось, с каким бледным лицом Гарри ходил в последние дни, и упоительная сладость отмщения стала еще ярче. Какая экспрессия! Избавившись от своей нездоровой помешанности на опекуне, Том теперь мог спокойно, без всякого волнения любоваться сменой эмоций на его лице: недоверие, отчаяние, стыд, боль… И от каждой из них по телу проносилась дрожь возбуждения. Гарри были не свойственны одни лишь негативные эмоции, конечно же нет. Но, то ли из-за наклонностей характера, то ли из-за игры подсознания Том видел только несколько темных чернильных клякс на листе и полностью игнорировал белизну бумаги. Он хорошо запомнил лишь отрицательные чувства и, намеренно или нет, позабыл об остальных: нежности, радости, поддержке, утешении, беспокойстве и сопереживании… Смотрящие на свет способны оценить красоту распускающихся на полях цветов. Те же, кто видит лишь тьму, не замечают ничего, кроме холода и мрака. Не испытывая ни сожаления, ни угрызений совести, Том спокойно шел на урок. По его мнению, смерть какой-то там Милен Лэнс — не повод отменять занятия. — Том! — окликнули его из-за спины. Обернувшись на голос, он заметил машущего ему профессора Бабблинга в неизменных очках с толстыми стеклами. Тот немного подрагивающей рукой держал кипу свитков, всем своим видом излучая крайнюю степень волнения и нетерпения. — У меня получилось их расшифровать! — громко воскликнул Бабблинг, извечно увлеченный исследованиями рун. Проходившие мимо студенты с любопытством покосились на чудаковатого рунолога. Прищурившись, Том присмотрелся к нечетким загогулинам, расписанным на свитках, и догадался, что к чему. Скорее всего, речь шла о замысловатой рунической вязи, которую он скопировал с кулона Гарри. Неужто у Бабблинга и впрямь получилось ее расшифровать? Но нет. Том решил, что теперь это ему совсем неинтересно. Чувства, побуждавшие докопаться до истины, сошли на нет, ослабло даже безумное желание полностью подчинить себе Гарри, заполучить в единоличное владение. Теперь ему были безразличны и загадка Гарри Поттера, и секрет таинственного кулона. Вполне вероятно, что через пару лет Тому будет плевать и на самого Гарри Поттера в целом, тот станет для него чужим человеком, просто прохожим. Слегка склонив голову в знак приветствия, Том поспешно изобразил на лице выражение глубочайшего сожаления: — Простите, профессор. Я опаздываю на урок, обсудим в другой раз. Бабблинг несколько опешил, не ожидая подобной реакции, но тут же торопливо закивал: — Конечно-конечно, иди, — хоть ему и показалось странным отсутствие интереса у Тома. И куда только подевался весь запал? Неужели жажда знаний этого юноши ему просто померещилась? Ведь эта руническая вязь оказалась чем-то невероятным — настоящим чудом! Она была способна в разы увеличить отрезок времени, на который можно возвращаться в прошлое. Еще только предстояло вычислить максимум открывшихся возможностей, но по предварительным расчетам речь шла о пятидесяти, а то и ста годах! Удивительно! Невероятно! Эта последовательность рун вызовет настоящий фурор в магическом научном сообществе! Профессор поспешно зашагал обратно в лабораторию. Неважно, сколько уйдет времени на исследования — два, три, да хоть все четыре года — он был просто невероятно счастлив. Том же даже не догадывался, какую возможность только что упустил и от чего отказался. Впрочем, сейчас ему было все равно.* * *
Гарри стоял у окна, глядя на сыплющиеся хлопья снега. Не заметивший перемен в их с Томом отношениях, он, как и прежде, радовался последнему дню года. Тридцать первое декабря — единственное, что поднимало ему настроение после трагической смерти Милен. Он помнил, будто это было вчера, как шестнадцать лет назад держал на руках сморщенного, только появившегося на свет маленького человечка. Гарри улыбнулся при мысли, что Том, который считал себя взрослым и самым умным, когда-то был таким крошечным и несуразным. Даже не верилось, что тот малыш, сжимавший в кулачке манжеты его рубашки, будто в мгновение ока превратился в статного юношу под метр семьдесят и этому юноше уже целых шестнадцать лет. Все, кто близко знал Гарри Поттера, знал и о его любви к праздникам — особенно к дням рождениям. Гарри всегда с радостью и негаснущим энтузиазмом устраивал вечеринки для своих друзей и близких. Возможно, все из-за того, что в первые десять лет жизни сам он не получал ни подарков, ни поздравлений. И настоящим днем рождения для него стал одиннадцатый, когда его угостили вкусным тортом и вручили письмо из Хогвартса. Он мечтал, чтобы этот праздник наступал не раз в году, а хотя бы каждую неделю. Гарри даже как-то поделился этим с Гермионой, чем очень ее рассмешил. Он обожал дни рождения, ему нравилось проводить их в кругу друзей, получать подарки, поэтому Гарри не хотел лишать этого праздника Тома. Даже если вдруг что-то случится, подарок он уже подготовил заранее. Гарри отчетливо помнил тот раз, когда вынужденно пропустил день рождения Тома — в тысяча девятьсот тридцать восьмом. Тот день он провел в две тысячи первом под нескончаемыми Круциатусами Волдеморта. Гарри потер ледяные щеки, отчего кожа приобрела более здоровый розоватый оттенок — с каждым днем он все хуже переносил холод. В комнату, постучавшись, вошла Джоан — в последнее время им редко удавалось поговорить из-за загруженности расследованием. — Собираешься в Хогсмид? Можешь спокойно оставить все на нас с Альфонсо, — Джоан ободряюще улыбнулась. И потянула за шкирку намеревающегося незаметно улизнуть Альфонсо, которому ну очень не хотелось работать тридцать первого декабря. — Хорошо повеселитесь. Выглядишь приболевшим, пусть Том сварит тебе зелье. Гарри лишь молча улыбнулся, покачав головой — он сомневался, что ему поможет хоть какое-то снадобье. — Том сварит зелье? Он же только на пятом курсе, нет? — удивился Альфонсо. — Сварит, — коротко ответила Джоан, которая знала, что эрудицией и магической силой Том не уступает семикурсникам. Джоан снова посмотрела на Гарри — в последнее время что-то было не так. Он почти не общался с Томом, и это было действительно странно. Но по-настоящему Джоан удивили дальнейшие события сегодняшнего дня. Скрывшись за боковой дверью, Гарри вернулся с книгой в одной руке и оберточной бумагой с лентой в другой. Он смущенно улыбнулся: — Обычно с упаковкой мне помогал хозяин магазина подарков. Но на этот раз я закупался в книжной лавке, тамошний продавец не умеет красиво заворачивать… — достав палочку, Гарри попробовал с помощью заклинания завернуть подарок, однако безуспешно. Джоан с любопытством прочла название на обложке увесистого фолианта: — «Классические руны. Избранное»? — Он в последнее время увлекся рунами, — пояснил Гарри. Джоан в ответ лишь пожала плечами: Том был просто помешан на знаниях. Взяв упаковку и книгу, она наметанной женской рукой быстро и аккуратно завернула подарок. В ответ Гарри так искренне, заразительно улыбнулся, что и у Джоан невольно приподнялись уголки губ. Зная о любви друга к дням рождениям, она подумала, что этот день принесет Гарри не меньше радости, чем Тому. Возможно, даже больше.* * *
— Извини, — одетый в роскошную парадную мантию с филигранной вышивкой по краю рукавов, которая придавала ему еще больше изысканности и благородства, Том стоял перед Гарри. Сам Гарри невольно почувствовал себя как-то неловко в своей повседневной мантии свободного кроя. Том виновато улыбнулся, хотя темные глаза эмоции не тронули: — Абраксас устраивает в поместье Малфоев прием в честь моего дня рождения. Мне пора идти. Облаченный в парадную мантию, Том, и без того одаренный удивительно привлекательной внешностью, сейчас казался еще красивее: сшитая по фигуре одежда выгодно подчеркивала все его достоинства. Он — высокий и элегантный, пугающе проницательный и остроумный, словно был рожден для светских раутов. Том преследовал сложнодостижимые цели, и впереди его ждало множество препятствий, а ужин у Малфоев должен был стать первым шагом к привлечению могущественных сторонников. Роскошный и, как ни посмотреть, полезный прием не шел ни в какое сравнение с походом в Хогсмид — смех да и только! Стиснув зубы, Гарри выдавил из себя улыбку. Он протянул своему уже такому взрослому мальчику сверток и искренне поздравил: — С днем рождения. Том, не выказывая никаких эмоций, с безразличным видом сорвал упаковку и холодно усмехнулся, прочитав название фолианта: «Классические руны. Избранное» — ха! Отбросив книгу в сторону, Том вышел из комнаты стремительной скользящей походкой — до жути напоминающей поступь Волдеморта.* * *
На следующее утро Джоан узнала, что Гарри — этот глупец — весь вчерашний день провел один в Косом переулке, во «Флориш и Блоттс». Она так и не услышала ответов на свои вопросы: «куда подевался Том?», «все ли у них в порядке»? Гарри только слабо улыбался и как мантру повторял, что хорошо провел время.