* * *
После окончания занятий Том, прилежно выполнив обязанности старосты (поймал парочку третьекурсников, пытающихся изготовить навозную бомбу, и помог заплутавшей в хитрых, вечно меняющих направление лестницах девчонке найти дорогу до ее общежития), наконец вернулся в свою спальню. Он собирался расслабиться после тяжелого дня, принять горячую ванну и почитать какой-нибудь интересный трактат из Запретной секции, но планы рухнули, едва на глаза попалась мусорная корзина. В которой все так же лежали сломанная остролистная палочка, пуля и лоскут окровавленной ткани. Чертовы эльфы даже не удосужились избавиться от хлама. При виде того, что неизменно напоминало о Гарри, в душе что-то всколыхнулось, затрепыхалось, пытаясь вырваться наружу. Тревожное чувство быстро сошло на нет — Том даже не успел толком понять, что именно испытал, — но и этого оказалось достаточно. Он, словно под гипнозом, выудил из корзины выброшенные прошлым вечером вещи. Его лицо оставалось спокойным и беспристрастным, но на дне темных глаз кипели багряные всполохи лавы — свидетельство скрытых эмоций. Однако и этому поступку Том нашел оправдание. Он решил, что сохранит все эти предметы только для того, чтобы они служили напоминанием о его прошлой слабости, глупости и постыдной беспомощности. Сколько бы Том ни занимался самообманом, его такая надежная крепость давно дала трещину. Таковы процессы природы: что-то всегда разрушается и отживает свой век, а на смену ему приходит новое. Или давно позабытое старое, вроде не отпускающих Тома чувств к такому недостижимому мистеру Гарри Поттеру. Чувств, в разы сильнее любой Темной магии — даже крестража.* * *
Тем временем с отъезда Гарри прошло две с лишним недели. Никаких вестей от него не приходило, хотя он и не говорил, что будет писать — только, если верить словам Джоан, обещал вернуться. А когда наступит это «вернуться» уточнить не удосужился. Впрочем, Тому Риддлу пле-вать. У него не было ни времени, ни желания думать о каких-то там глупостях. Том был занят налаживанием связей с отпрысками древнейших и благороднейших семейств — правда, для этого приходилось делать вид, что он искренне поддерживает их дурацкие идеи об избранности чистокровных. Помимо прочего он также не прекращал поиски Тайной комнаты, действуя практически под носом у Дамблдора, который был ни сном ни духом о его намерениях. Для него Том оставался прилежным старостой, патрулирующим ночные коридоры на предмет нарушителей. Том также являлся и прилежным учеником, справедливо полагая, что хорошие оценки, а соответственно — репутация и уважение профессоров, обеспечат его большим лимитом доверия, что будет совсем не лишним. И только в редкие моменты, такие, как, например, этот, когда послеполуденное солнце щекотало оголенные предплечья, Том замирал на пару мгновений и вспоминал такую же теплую, как лучи, улыбку Гарри. Вспоминал, сам не зная зачем, всякие глупости. Оскалив зубы в подобие улыбки, которая ни на йоту не затронула глаз, он рывком задернул шторы. И Том Риддл, и Лорд Волдеморт терпеть не могли ослепляющий солнечный свет.* * *
Шармбатонцы отбыли из Хогвартса в карете, выкрашенной в черный траурный цвет. Они по-прежнему не смирились с ужасной кончиной доброй жизнерадостной Милен. И были полны решимости наказать убийцу, поимкой которого уже вовсю занимался французский Аврорат. Вслед за ними и корабль Дурмстранга собирался покинуть воды Черного озера. На Турнир Трех Волшебников все ехали с надеждой, задором и желанием себя проявить, а домой возвращались подавленными и удрученными. Обеим иностранным школам пришлось нелегко: Шармбатон потерял ученицу; студент Дурмстранга оказался подозреваемым. Только Хогвартс остался не при делах, хотя корень зла скрывался именно за его стенами. — Что теперь? — Каркаров нетерпеливо топтался у причала и с подозрением косился на Риддла. Еще только пятикурсник, несовершеннолетний маг-недоучка пугал его до чертиков. Он обладал такой силой и умениями, что даже одногодкам… Нет! Даже некоторым профессорам Каркарова было до него далеко. Такими темпами слизеринец вполне мог стать следующим Гриндевальдом. Риддл молча закатал рукава своей мантии, и при взгляде на его тонкие бледные руки Каркарова вдруг затошнило от страха. Тот дружелюбно ему улыбался, но Каркаров видел за этой улыбкой только свою погибель — бездонную смертельную пропасть, лишающую воли. Риддл сдержал обещание — исполнил его желание. Пришло время платить по счетам, и цена — пожизненная служба — теперь казалась слишком высокой. — Дай сюда руку, — неожиданно потребовал Риддл. Каркаров на секунду опешил, но, спохватившись, быстро закатал рукав и протянул левое предплечье. Длинные сильные пальцы обхватили его запястье — на ощупь они показались холоднее льда. Риддл приставил кончик волшебной палочки к внутренней стороне предплечья; кожу обожгло раскаленным железом. Каркаров испуганно посмотрел на свою руку, где уже вырисовывались очертания черной татуировки, которая двигалась и перетекала словно живая. Кровь застыла в венах; тело сковало животным ужасом. — Не бойся, — по-птичьи склонив голову, Риддл с интересом ученого разглядывал рисунок. — Это безобидное заклинание. Так я смогу легко найти тебя, если понадобишься. Каркаров посмотрел в темные глаза напротив и увидел в них разверзшуюся адскую бездну. Стоящий поодаль рыжеволосый мужчина вздрогнул и резко обернулся, будто почувствовал что-то неладное. Путешественник во времени покинул сороковые всего полмесяца назад, и Судьбе сполна хватило этого, чтобы подтолкнуть развитие событий в нужном ей направлении. Первая метка была выжжена на коже; не за горами тот день, когда десятки, сотни, тысячи волшебников облачатся в черные мантии и маски, чтобы последовать за своим Лордом. Том Риддл постепенно исчезал; на смену ему приходил тот, кому суждено вершить великие дела. Ужасные, да, но великие.* * *
Весь февраль сорок третьего сыпал с неба иглами ледяных непрекращающихся ливней. Дорогу к Хогсмиду размыло, впрочем, ни у кого все равно не возникало желания лишний раз высовываться на улицу. В стенах замка, окруженных всевозможными заклинаниями, не приходилось ежиться от холода, а весело пляшущий в каминах огонь привлекал гораздо больше сомнительного удовольствия бродить по грязным узким улочкам деревни. В школе чародейства и волшебства жизнь шла своим чередом. Сокурсники Тома вовсю мандражировали перед предстоящей сдачей СОВ; гриффиндорцы переживали, что из-за непогоды могут отменить соревнование по квиддичу; все чаще случались стычки между заскучавшими в стенах замка учениками. О трагической смерти Милен Лэнс постепенно начали забывать. Очевидно, Гарри и впрямь стоило хотя бы ненадолго вернуться в будущее, чтобы вспомнить о своих целях и обязанностях. Здесь, в обманчиво спокойном прошлом, было слишком легко отвлечься и просто плыть по течению.* * *
В марте сорок третьего, проводивший ночное патрулирование профессор поставил в бланке обхода галочку напротив пункта «никаких происшествий». Он напоследок окинул взглядом пустой кабинет и, довольный, отправился дальше, так и не заметив странный сгусток темноты в левом углу. Едва профессор скрылся за дверью, Том повел плечами, сбрасывая с себя заклинание. За окном чернело ночное беззвездное небо.* * *
Том не любил апрель, да и весну в целом. Ему не нравились ни навязчивый солнечный свет, ни приторный запах распускающихся цветов, ни жаркие полдни, когда к телу противно липла намокшая от пота рубашка. Том предпочитал сырую прохладу подземелий, их полумрак и спокойствие заброшенных коридоров. Но не только погода действовала на нервы: ниточка, ведущая к разгадке местонахождения Тайной комнаты, оборвалась, и поиски зашли в тупик. Трактатов с информацией о крестражах оказалось ничтожно мало, и больше Тому не удалось найти никаких сведений, кроме тех, что уже имелись. А еще, после отъезда человека, о котором Том Риддл даже думать не хотел, буквально все и вся начали о нем напоминать. Будто нарочно, ей-богу. — Том, не подскажете, как связаться с Гарри? Я хотел с ним кое-что обсудить, но Фоукс не смог его отыскать, — игнорируя явное недовольство Риддла, как-то прицепился Дамблдор. — Куда Гарри вдруг запропастился? Главе Поттеров, Чарльзу, не терпится познакомиться с однофамильцем! А сова так и вернулась с приглашением на ужин, не найдя адресата! — не давая вставить и слова, тараторил подловивший Тома у выхода из кабинета зельеварения Сигнус Блэк. Блэк, равно как и Дамблдор, будто не замечал исказившегося злобой лица Риддла, от которого буквально веяло недобрым холодом. Даже мерзкий безмозглый полувеликан и тот осмелился к нему пристать с просьбой дать адрес опекуна и коверкая своим нелепым акцентом «Гарри» на «Гэрри». При звуке этого набившего оскомину имени внутри Риддла все заклокотало от ярости, он стиснул руки в кулаки, глаза вспыхнули недобрым багрянцем, но туповатый полувеликан так ничего и не заметил. Все будто сговорились раз за разом напоминать Тому Риддлу о Гарри Поттере. Но тот был уверен: ничто не сломит действия крестража. Темная магия любит жертвы, а Том пожертвовал чужой жизнью, замарал руки в крови, разорвал собственную душу — что может быть сильнее? Явно не его прошлая глупая привязанность к опекуну. Он продолжал уповать на могущество темного заклинания, но за всей бравадой где-то в глубине души скрывались сомнения и неуверенность. В мире не существует нерушимых крепостей, как нет и оков, которые нельзя разорвать. Рано или поздно крепость обрушится, железные цепи падут, изъеденные ржавчиной. И тогда на свободу вырвутся чувства. Их будет уже не так просто усмирить и загнать обратно в клетку.* * *
Знойный май сорок третьего вскружил подросткам головы весенними гормонами. Том повсюду натыкался на влюбленные парочки и гордился тем, что сам выше всех этих глупостей. Он продолжал плести интриги, вербовал сторонников, а если точнее — будущих подданных, и вообще был занят важными делами. Но во снах Том оставался беззащитным; и подсознание сыграло с ним злую шутку — запертые под замком крестража чувства обрели свободу. Воспоминания замелькали короткими вспышками-кадрами, словно немое кино, которое Том не мог выключить или поставить на паузу, как бы ни хотелось. И в каждой сцене присутствовал он — Гарри Поттер. Его слова, его действия, его движения. Картинки были предельно четкими, однако из-за крестража Том оставался лишь сторонним наблюдателем, как в Омуте памяти, и мог только смотреть, но не чувствовать все то, что испытывал его двойник. В какой-то момент скорость «переключения кадров» замедлилась на воспоминании восьмимесячной давности. На том вечере, когда Том попрал все моральные принципы и ограничения, и поддался своим безумным, неправильным, но таким сладким желаниям. Он снова, будто наяву, медленно раздевал спящего опекуна, кожа которого мягко светилась в тусклом свете ламп. Облизывал и покусывал шею, нижнюю часть живота, бедра… И все бы ничего, но на этот раз Том почувствовал. Желание вспыхнуло раскаленным жаром, по телу разлилось восхитительное удовлетворение, словно у наконец насытившегося после долгой изнурительной охоты волка. Он ослабил бдительность, почти растворился в безумном водовороте ощущений, обрел счастье… Нет! Том резко распахнул глаза и сел на кровати, с трудом вырвавшись из цепких, как водоросли Черного озера щупалец сна. В темных глазах вспыхнуло багряное бешенство; он с такой силой потянул за ворот свободной ночной рубашки, что тонкая ткань с треском разорвалась до самого пупка. Том был в ярости и весь напрягся до предела. Не может быть! Том не хотел — отказывался верить, что великая и могущественная Темная магия, которую он так боготворил, подвела его. Предала! Но реальность оставалась жестокой — затея с крестражем провалилась. Секунда, и по крепости зазмеились новые трещины, фундамент дрогнул, посыпались камни. Том лишь на мгновение ослабил контроль, и все дремавшие чувства набросились на него словно оголодавшие звери. Они терзали его воспоминаниями, будто клыками: изумрудные глаза, теплая улыбка, мягкая кожа. Гарри-Гарри-Гарри. В груди тяжелым грузом осело горькое сожаление: как он мог с такой легкостью позволить ему уйти? Зачем отпустил? Том зло стиснул зубы. Нет-нет-нет. Ему должно быть все равно, все равно, все равно! Проникшие сквозь неплотно задернутые шторы солнечные лучи больно ударили по темно-рубиновым глазам.* * *
В июне атмосфера в школе резко накалилась из-за предстоящих годовых экзаменов. Все вдруг вспомнили о том, что нужно учиться, и принялись, как оголтелые, зазубривать учебники, повторять таблицы сочетаний ингредиентов, оттачивать заклинания. Такого потока студентов библиотека не видела за все предыдущие месяцы вместе взятые. Впрочем, были и те, кто не поддался всеобщей истерике, например — Абраксас Малфой. — Наш староста не в настроении? — он склонился над диваном, изогнувшись поистине удивительным образом, словно кости у него были резиновыми, а то и вовсе отсутствовали. Сидевший на этом самом диване Том посмотрел на него с холодным безразличием. Но потом он будто принял какое-то решение, и взгляд переменился — стал цепким, тяжелым. Абраксасу стало не по себе; улыбка так и застыла на его лице. — В чем дело? Ты начинаешь меня пугать, — Малфой демонстративно потер покрывшееся мурашками предплечье. — Что делать, если не получается усмирить желание? — наконец спросил Том. Абраксас сначала опешил, а затем вдруг истерично рассмеялся, согнувшись пополам. Приложив немалые усилия, чтобы взять себя в руки, он аккуратно промокнул уголком носового платка выступившие от смеха слезы: — Я думал, ты давно разобрался с этой своей проблемой? Разве ты не всегда добиваешься всего, что хочешь? С каких пор Том Риддл так легко сдается? — задорно подмигнул Абраксас. Том недовольно поджал губы. Так-то оно так — он всегда получал желаемое. Он хотел Гарри, но статус и силу хотел больше. Казалось, Том выбрал для себя самое значимое, однако от стремления стать ближе к опекуну во всех возможных смыслах избавиться так и не получилось. — Я не твой pap ̀a, мой юный друг, и не мне тебя учить, как завоевывать своего мон шери, — вопреки шутливому тону, Абраксас серьезно посмотрел на Тома. Хоть тот и был младше на год, Малфой считал его равным себе, а во многом даже и лучшим. — Ты должен трезво оценивать свои силы. Как гласит китайская мудрость: «Нельзя одной стрелой укротить дикую лошадь и убить тигра. Но если проявить терпение, и сначала усмирить лошадь, получится одолеть и свирепого тигра». Том резко вскинул голову и прищурил глаза. Все правильно! Все дело в могуществе! Если он накопит его достаточно, сможет получить того, кто не дает ему покоя даже во снах. Том запрет его за семью замками, будет контролировать каждое его слово, каждое движение, и тогда ничто не встанет на пути к величию и господству. Том облизал разом пересохшие губы, чувствуя невероятное возбуждение. Обладать, прибрать к рукам, заклеймить — вот, что ему нужно. Раз с «глаз долой — из сердца вон» не получилось, он заберет свое… силой!