* * *
— Гарри, может расскажешь, что с тобой происходит? Глаза сидящего напротив волшебника лучились пронзительной синевой, напоминая спокойное бескрайнее небо. Глядя в них, хотелось поделиться с их обладателем своими мыслями и чувствами, облегчить душу. И в этом, и в другом времени Дамблдор оставался Дамблдором — вызывающим доверие, надежным и сопереживающим человеком. Снова взглянув на пергамент с заявлением об увольнении, тот нахмурил густые брови: — У меня, конечно, есть некоторая власть, но не в моей компетенции решать такие вопросы. С этим тебе к директору Диппету. Гарри вздрогнул, будто очнувшись от этих слов. Он слишком привык надеяться на всемогущество мудрого, знакомого с детства директора Хогвартса. Этому же Дамблдору было далеко до убеленного сединами старца; его борода и волосы отливали медно-рыжим, на лице не появилась добрая половина морщин, и да — он пока не занял пост руководителя школы Чародейства и Волшебства. — Я как-то не подумал об этом, извините… — Хотя мне и не стоит совать свой длинный любопытный нос в твои дела, но все же… Если не секрет, чем собираешься заняться после увольнения? — Думаю… Отправлюсь путешествовать, — пока что только это ему и оставалось. Гарри хотелось бежать, куда глаза глядят, но домой в будущее дорога была заказана — он мог не пережить очередной скачок во времени, толком не оправившись от предыдущего. К тому же он так и не узнал то, из-за чего изначально отправился в сороковые. Не узнал, в чем кроется слабость Волдеморта. — Может, все-таки передумаешь? — спросил Дамблдор, пытливо заглядывая ему в глаза. — Дети тебя очень любят. Гарри невесело улыбнулся в ответ и покачал головой. Он направился было к двери, но вдруг остановился на полпути и обернулся: — Я ухожу из-за Тома, профессор. Уверен, вы и сами уже догадались, — болезненно-бледный и худощавый, с растрепанными волосами, он пристально вглядывался в голубые глаза напротив, словно надеясь вот так, без слов, рассказать обо всех своих причинах и переживаниях. Дамблдор задумчиво перекатил во рту от одной щеки к другой лимонный леденец на палочке. Но сладость конфеты не смогла перебить тяжелый привкус горечи во рту. С тех самых пор, как Гарри предупредил его, что за Томом нужен глаз да глаз, он не прекращал следить за мальчиком. И догадывался, пусть не знал наверняка, что тот замешан и в случившемся с Хагридом, и в смерти Милен. Однако доказательств не было, и Дамблдор решил ничего не предпринимать — как по объективным, так и по личным причинам. — Я вот только никак не возьму в толк… — тщательно подбирая слова, сказал Дамблдор. — Как ты сам понял, кем является Том? За время их знакомства Дамблдор неплохо узнал Гарри. Тот был не особо наблюдателен, наоборот — излишне доверчив, так что казалось удивительным, что он сумел раскусить обман Тома. Риддл успешно морочил голову всем окружающим, притворяясь паинькой, и особенно тщательно старался скрыть свою темную сторону от опекуна. В свое время, хорошенько присмотревшись к этим двоим, Дамблдор понял, что Гарри все знает и понимает, и всегда держится настороже. Как же это должно быть тяжело и больно — видеть обман, но продолжать подыгрывать фальшивым нотам. — Я просто знаю, профессор. Как кентавры знают о расположении звезд и созвездий, так и я знаю про Тома… — грустно ответил Гарри, цветом лица почти слившись с белой стеной у него за спиной. Дамблдор покачал головой: — Это не одно и то же, Гарри. Движение небесных тел — наука, где можно предопределить то или иное событие… «Но то, что знаю я, уже свершившийся факт, как и сегодняшний восход солнца», — подумал Гарри. Он поджал уголки губ и удрученно запустил пятерню в и без того взлохмаченные волосы. — Уверен, я не первый тебе об этом говорю, — Дамблдор переплел пальцы в замок, поставив локти на стол, — ты очень важен для Тома. Твое присутствие удерживает его от дурных поступков. Если ты уйдешь, что тогда будет? Дамблдор не сомневался, что Гарри — единственный человек, на которого Тому по-настоящему не плевать. Иначе тот бы не стал так усердно стараться оградить опекуна ото всех слухов, не стал бы так сильно переживать об его мнении. Было печально от того, что любовь может проявляться и в такой форме — в тотальном контроле, постоянном обмане. Дамблдор положил в рот очередную лимонную дольку. К счастью, в Гарри было много гриффиндорских черт, и еще оставалась надежда его переубедить. — Может, ты и сумел обмануть самого себя, но меня не проведешь. Ты до сих пор о нем беспокоишься, Гарри, иначе не стоял бы сейчас в моем кабинете. Даже не пытайся спорить, — во взгляде Дамблдора мелькнули смешинки, отчего у Гарри невольно дернулись уголки губ. Но он так и не смог по-настоящему улыбнуться, хоть ему и стало чуточку легче от этого разговора. Их с Томом ситуация до боли напоминала Гарри коротенький отрывок из давно прочитанной детской книжки: «Маленький, еще совсем несмышленый ребенок смотрит на мать и звонким голосом спрашивает: — Мама, а я если бы я не был твоим сыном, ты бы все равно меня любила? — Конечно, родной. Ребенок не отстает: — А если я тебя как-то расстрою, ты все равно будешь меня любить? — Конечно, родной, — мать ласково убирает волосы со лба ребенка. — Итак, ответь мне честно, это ты разбил вазу?» Если я тебя как-то расстрою, ты все равно будешь любить меня, Гарри?..* * *
Уже несколько часов как наступило время отбоя. Коридоры опустели и погрузились в полумрак, местами разбавляемый оставленными гореть на ночь факелами. Слава Мерлину, в такое время уж точно никому не взбредет в голову сунуться в туалет для девочек на третьем этаже. Больше всего Миртл хотелось, чтобы от нее наконец отстали! Авроры допрашивали ее целую вечность, бродили по ее последнему пристанищу, шумели и выискивали. Миртл завыла — призраком это получалось намного лучше и очень впечатляюще. Ее голос смешался с мерным стуком водяных капель. Услышав чьи-то приближающиеся шаги, Миртл взмыла под самый потолок, а потом камнем рухнула вниз в один из унитазов. Ну сколько можно! Даже в смерти ей нет покоя! Гарри вошел в затопленный туалет; воды было почти по лодыжку, но он даже не обратил внимания на враз промокшие ботинки. Гарри подошел к печально знакомой ему раковине, той самой, где на кране была выгравирована еле заметная змейка. — Откройс-с-ся, — каждый звук давался с трудом, было сложно говорить на теперь недоступном языке. Но он, как Рон когда-то, запомнил парочку полезных слов, что сейчас очень пригодилось. Зная, что в разверзшемся зеве черной дыры его ожидает спуск по изогнутому петляющему трубопроводу, Гарри прошептал нужное заклинание для смягчения падения. Внизу его встретил полумрак огромного каменного зала, с такой же огромной и каменной головой Салазара Слизерина. Гарри уже бывал здесь не так давно, всего каких-то пару недель назад. Тогда он надеялся убить василиска, чтобы предотвратить грядущую трагедию, но разве это возможно, когда сама Судьба вставляет палки в колеса? Гарри не был наследником Слизерина, больше не владел парселтангом и не смог даже позвать огромного змея, чтобы тот хотя бы показался. Да даже если бы и смог… Вряд ли бы справился с ним снова без помощи Фоукса и меча Гриффиндора. Тогда ему сопутствовала удача, теперь же, кажется, Гарри растерял последние ее крупицы. В гробовой тишине Тайной комнаты Гарри затылком почувствовал чужое присутствие. Он сделал глубокий вдох, наполнив легкие прохладно-влажным воздухом подземелий. — Выходи, Том. В тот же миг его обняли сзади за талию, прижали к себе. Том вцепился в него будто силками, прямо как в ту ночь после убийства Риддлов. Гарри хотелось закричать на него, выплеснуть всю свою злость. Сказать, что он знает все, знает, кто настоящий виновник смерти девочки, знает, кто такой Том Риддл. Но вспыхнувшая было волна ярости и негодования исчезла так же быстро, как и появилась. Осталось только тепло тела его ребенка. Только беспомощность и безысходность. Не было никакого смысла разоблачать Тома — история от этого не изменится ни на йоту и продолжит идти своим чередом. Гарри облизал пересохшие губы, сглотнул застрявший в горле колючий ком. Ему хотелось узнать, насколько близок уже Том к становлению Волдемортом, и одновременно он страшился услышать ответ. Поколебавшись, Гарри все же решился задать мучивший его вопрос, смысла которого сам Том, конечно, не понял: — Ты ведь все еще Том Марволо Риддл? — спросил он. «Ты ведь пока не стал Лордом Волдемортом?» — подумал он.