47 days to change

28 февраля 1944 года Из очередной вылазки в Хогсмид студенты вернулись с хорошим настроением и свертками покупок, большей частью производства Сладкого королевства. А Овидий Паркинсон вернулся немым. Потеря голоса для любого человека — невосполнима и ужасна. Но маги переносили ее легче, ведь несколькими взмахами палочки могли наколдовать в воздухе слова, говорить через Патронуса или с помощью усовершенствованного прытко пишущего пера. Способов было много, вот только Овидий Паркинсон утратил не только голос, но еще и магию, став сквибом. К сожалению, подобное случалось, хоть и не часто. Волшебник мог лишиться своей силы, пережив тяжелую травму, сильный панический страх или магическое истощение. Даже отравление зельем или аллергическая реакция на продукты могли привести к вырождению магического ядра. После множества анализов и процедур выяснилось, что Овидий съел пирог с ягодами боярышника, а после запил отваром из корешков серебрянки. По отдельности — безобидные растения, но вместе — сильнодействующий яд. Именно это и стало причиной потери магии и голоса. К сожалению, мальчику было никак не помочь, оставалось только смириться. Правда, родители Овидия не собирались все так просто спускать на тормозах. Единственный наследник, гордость семьи — в один день превратился в немого сквиба! Они требовали повторного расследования, оббивая пороги Аврората. Но служители порядка лишь разводили руками. Никто не травил Овидия, не заставлял его принимать яд, что подтвердил даже сам мальчик. Просто с ним произошла печальная трагическая случайность, просто не повезло. Дело было закрыто. Естественно, Овидий больше не мог оставаться в Хогвартсе, тем более в Слизерине. Одно лишь его присутствие было как пощечина для факультета, где чистота крови считалась синонимом достоинства и силы. Он стал недомагом, ничтожеством, бельмом на глазу. Овидий вошел в гостиную и, низко опустив голову, не глядя по сторонам, быстро прошел мимо камина в свою спальню. Он старался не обращать внимания на презрительные шепотки и взгляды, успокаивая себя тем, что терпеть осталось недолго. Сегодня он уедет. Овидий прекрасно знал, кто его отравил, кто виноват во всех его несчастьях. Но не стал говорить ни родителям, ни аврорам — никому. И пытаться предупредить мистера Поттера о том, какую змею тот пригрел на груди, он тоже больше не собирался. Овидий и так заплатил чудовищно высокую цену. Из-за помощи по сути чужому ему человеку, который для него ничего особо не значил, он лишился магии и голоса, лишился будущего и положения в обществе. И сейчас лишь жалел, что не сдержал вовремя язык за зубами, хоть его и предупреждали. Несмотря ни на что, Овидий хотел жить. И понимал, что для этого лучше молча уехать как можно дальше. Правда, он такой больше нигде и никому не нужен. Ни в Хогвартсе, ни дома. Сквиб — несмываемый позор для семьи. В лучшем случае его поселят в какой-нибудь лачуге на отшибе территории поместья и оставят там дожидаться старости и смерти. Но ему не придется долго мучиться бесчестным существованием — без поддержки магии он проживет не дольше среднестатистического маггла. В глазах защипало от бессилия и страха. Овидий вошел в свою спальню и ни капли не удивился, увидев, что все его вещи разбросаны по полу; слизеринцы даже не поленились разлить чернила на форменные белые рубашки. Вообще, он ожидал чего-то посущественнее, не думал, что его сокурсники опустятся до такой дурацкой проделки. Он сделал глубокий вдох, успокаиваясь и собираясь с силами, а затем принялся неторопливо разбирать беспорядок. Совсем недавно он бы справился с этим несколькими взмахами палочки, но теперь приходилось делать все вручную. Лишенному магии, ему приходилось быстро взрослеть и справляться со все новыми и новыми трудностями. — Овидий? — дверь со скрипом отворилась. В груди что-то екнуло. В последнее время его только и делали, что шпыняли и называли лишь «Паркинсоном», а чаще и вовсе грязным сквибом. — Профессор Слагхорн просил тебя проводить, — мистер Поттер тепло улыбнулся и привычным жестом поправил сползшие на кончик носа круглые очки. Вот значит как. Просил проводить… Просто Слагхорн не хотел рисковать своей репутацией, якшаясь со сквибом. Он хоть и не отличался фанатичностью в отношении чистоты крови, но все же слизеринец есть слизеринец. Овидий незаметно сжал руки в кулаки, не сводя с Гарри пристального взгляда. Тот окинул глазами разбросанные вещи, развороченные полки письменного стола и, похоже, понял, что произошло. Однако не стал ничего говорить, за что Овидий был ему очень благодарен. — Пакуй одежду, а я пока сложу учебники, — засучив рукава мантии, Гарри принялся складывать книги в аккуратную стопку, не забывая разглаживать измятые страницы. И они словно парочка магглов начали собирать чемоданы вручную.

* * *

Собрав чемоданы, они вместе вышли из замка. Овидий старался идти как можно медленнее, точно зная, что в последний раз видит и гладь Черного озера, и хижину лесника, и кромку шелестящего деревьями таинственного Запретного леса… Но, сколько ни затягивай, любой, даже самый длинный путь, рано или поздно заканчивается. И вот уже перед ним высокие каменные столбы по обе стороны от ворот. На столбах — фигуры крылатых вепрей; Овидию казалось, что те смотрят на него с осуждением, будто даже безжизненные скульптуры презирают его за то, кем он стал. — Ну… — Гарри неловко почесал затылок. — Удачи тебе. Хотелось как-то поддержать бедного мальчика, но Гарри всегда был косноязычен, что в словах любви, что утешения. Он неуклюже похлопал Овидия по плечу: — Будь умницей. Овидий пристально посмотрел на него, потом чуть кивнул, будто принимая наконец-то какое-то важное, но нелегкое решение. И вдруг принялся остервенело рыться в своем рюкзаке. — Что ты ищешь? Все нормально? — Гарри так разволновался, что даже забыл, что ему не могут ответить. Овидий достал перо и пергамент. Чернил не было — их все вылили на его одежду. Но он все равно должен был… Должен был… Остро-заточенным кончиком пера Овидий, словно обезумевший, выцарапывал такие важные слова, местами насквозь протыкая бумагу. Если он не сделает этого сейчас — не сделает никогда. Он протянул истерзанный клочок пергамента потрясенному профессору, улыбнулся и побежал к своим родителям, которые уже поджидали его за школьной оградой. Чемоданы, ведомые наложенным Гарри заклинанием, со свистом рассекая воздух, поплыли вслед за ним. В Хогвартсе у Овидия никогда не было друзей, только те, кто притворялся ими и обнажили свою натуру после случившегося с ним несчастья. А вот Гарри, добрый хороший Гарри, всегда был его любимым профессором. И поэтому он изменил свое решение. Хотя бы так, Овидий предупредил его, что враг совсем рядом. Гарри еще долго стоял на месте, глядя вслед семейству, удаляющемуся в сторону железнодорожной станции «Хогсмид». А когда они скрылись из виду, поднял к солнцу криво исписанный лист пергамента. Гарри поправил очки, прищурил глаза и едва ли не носом ткнулся в бумагу. Наконец, удалось прочитать: «Не доверяйте Т.»

***

13 февраля 2001 года — Это точно он? — спросил Волдеморт, небрежно перекатывая между пальцами похожую на человеческую кость волшебную палочку. Пожиратели напряженно наблюдали за ее движениями, зная нрав своего господина, и что в любой момент из-за неправильного слова или взгляда с ее кончика может сорваться зеленый луч убивающего проклятия. — Да, мой Лорд. Живет в этом доме, — заискивающе склонила голову Пожирательница. — Мой Лорд, если позволите, пусть Паркинсон сначала все разведает, — подал голос стоявший чуть позади младший Малфой. Ему было уже двадцать, и благодаря смекалке, а также довольно сильному магическому потенциалу, он постепенно занимал место своего отца, беря все больше и больше его обязанностей на себя. Драко с опаской посмотрел на ветхое, явно давно запущенное поместье. Темный Лорд изогнул в ухмылке красиво очерченные яркие губы, а затем и вовсе громко рассмеялся, жестом остановив сделавшую шаг в сторону дома девушку: — Не стоит. Это просто встреча старых одноклассников. Мы же не хотим показаться невежливыми? Они прошли по запорошенной снегом тропинке к облупившимся дверям. Где-то вдали послышалось уханье совы, скрипнула ступенька под ногой Драко. Внутри поместье выглядело еще более убого; пахло старостью и многолетней пылью. — Сколько лет твоему деду, Панси? — с интересом спросил Волдеморт, степенно шагая по длинному коридору. Панси совсем недавно вступила в ряды Пожирателей, ей хотелось произвести впечатление на своего господина. Поэтому она поспешила оправдать свою связь с недоволшебником: — Мой Лорд! — пылко воскликнула она. — Это сквибово отродье не мой дед, а его сводный брат! — Паркинсон! — зло зашипел на нее Малфой. — Ему семьдесят пять, мой Господин, — почтительно склонив голову, ответил он. — Большую часть жизни он прожил среди магглов, где ему восстановили голос. Когда старик совсем одряхлел, отец Панси поселил его в старом поместье. Учитывая, что Паркинсон был сквибом, должно быть сейчас он и впрямь немощный старик, с сединой и морщинами. Для магов семьдесят лет — самый расцвет сил, для сквибов же — закат дней. — Ну, здравствуй, Овидий, — жестом велев Пожирателям оставаться в коридоре, Волдеморт вошел в тускло освещенную комнату, где в обшарпанном кресле у камина сидел сгорбленный старик. В испещренном морщинами лице было не узнать черноволосого мальчишку с острым подбородком и бледной нежной кожей. Даже его глаза, которые и в молодости были не слишком яркими, потускнели. Казалось невозможным, что находящиеся в комнате мужчины — ровесники. — Том Риддл… — каркающим голосом прохрипел Паркинсон. Он был слишком стар и давно разучился скрывать эмоции, поэтому сейчас они все отчетливо отразились на его лице — жгучая ненависть, отчаяние и животный страх. Овидий очень давно не получал новостей из магического мира, не знал, что Том и есть Темный Лорд. Но все равно боялся. До ужаса боялся Риддла, который еще в юношестве представлялся ему самим дьяволом во плоти. Он сразу понял, кто явился в его дом — хоть Риддл и выглядел лет на тридцать, лицо было узнаваемым. И даже сейчас Овидий снова ему завидовал. Несправедливо, так несправедливо, что одному молодость и красота, а другому — годы жалкого существования и как итог такая же жалкая смерть. Волдеморт криво усмехнулся, глядя в старческие подслеповатые глаза давнего знакомого: — Ты можешь жить еще очень долго и счастливо. Нужно просто вернуть магию в твое тело. — Это ты со мной сделал!.. Ты виноват… — каждое слово давалось Овидию с явным усилием. Хотя маггловские врачи и сумели вернуть ему голос, звучал он теперь как скрип наждачной бумаги. Взмахом палочки очистив видавшее виды кресло от мусора и пыли, Волдеморт сел напротив. И улыбнулся Овидию, как когда-то давно, еще в школе — ядовито-сладко и насквозь фальшиво: — Давай заключим сделку, — в его голосе — мёд и обещание. — Если согласишься, я верну тебе магию. — Чего ты… хочешь? — просипел старик. Волдеморт довольно усмехнулся — всегда приятно иметь дело со слизеринцем. — Почему я сделал это с тобой? — Я… рассказал твой секрет профессору. — Какой секрет? — угрожающе зашипел Риддл, отчего Овидия прошибло нервным ознобом. Но он лишь покачал головой: — Давно это было… Не помню. Совсем не помню. — Какому профессору? — снова попытался Волдеморт. Мордред подери этого бесполезного старика. Неужели он зря сюда явился? Овидий лишь молча сжал тонкие сухие губы, давая понять, что и на этот вопрос у него нет ответа. — Легилименс. Что ж. Темный Лорд резко поднялся с кресла, да так, что оно со скрежетом проехалось чуть назад, едва не завалившись набок. Недобро ухмыляясь, он смахнул со своей мантии невидимые пылинки: — Иди сюда, Драко. — Да, мой Лорд, — тот сразу же показался в дверном проеме. Волдеморт сыто, довольно улыбнулся, словно в предвкушении роскошного десерта. Красные глаза вспыхнули ярче: — Убей его. Даже если старик ничего не помнил, когда-то он знал его тайну. Пусть и дальше держит свой рот на замке, а мертвые, как известно, не болтают. Старик резко вскинул голову, вжался в спинку кресла, мечтая стать невидимым. В столь критической ситуации мутные глаза прояснились, взгляд забегал по комнате, ища путь к спасению. Риддл предложил сделку и сам же ее нарушил! Снова его одурачил! Шестьдесят лет назад он лишил его магии и голоса, лишил будущего и положения в обществе. Но и этого Риддлу оказалось мало! Теперь он пришел еще и за его жизнью. Пусть. Пусть он сегодня умрет. Но отомстить все равно успеет. Зеленый луч света сорвался с острия волшебной палочки. За мгновение до смерти вся ненависть, вся злость и страх Овидия приняли обличие сырой неконтролируемой магии. «Ценой своей жизни проклинаю тебя, Том Риддл. Пусть ты никогда его не найдешь!» Он и вправду не помнил, кто тот человек, но чувствовал, что тот очень важен для его заклятого врага. Сердце Овидия Парксинсона остановилась за секунду до того, как его настигло убивающее проклятье, но никто этого не заметил. — Пойдем отсюда, Драко, — окинув презрительным взглядом осевшее в кресле тело, Волдеморт стремительным шагом вышел из комнаты.