С привкусом кофе

      Я приземляюсь на кресло, всеми фибрами тела чувствуя усталость. Работа и похмелье не лучший коктейль. Как и водка с клюквенным соком. Но ни в том, ни в другом случае у меня не было выбора. Почти. Мягкая обивка чуть ли не обволакивает тело и дарит долгожданное тепло, растекающееся по телу. Уборка была не самой хорошей идеей с утра пораньше, учитывая, что голова трещала от резких движений. Сейчас практически час дня, и я успела навести порядок в кухне и своей комнате. На сегодня дел, кажется, достаточно, но нутром чувствую, что, как только вернется мать, дел прибавится, поэтому просто расслабляюсь, позволяя себе драгоценные мгновения отдыха.       Хотя уже наступил обед, Шистад ещё не показывался из собственной спальни. Это наталкивает на мысль, что парень утомился гораздо сильнее меня, пусть от него и близко не пахло спиртным. Лениво скольжу взглядом по комнате, замечая несколько журналов на столике, и тянусь к ним, рассчитывая занять голову бессмысленным чтивом. Это, оказывается, свадебные каталоги, и изначально я просто листаю страницы, рассматривая шикарные платья за очень кругленькую сумму. Тратить столько денег на платье на один раз просто безумие, но, наверное, я бы тоже пожелала надеть то, что мне действительно нравится, в такой день. Сканирую свадебные наряды безразличным взглядом, но затем замечаю полупрозрачную голубую закладку сбоку страницы, и тут перехожу по ней, утыкаясь взглядом в атласный белый комбинезон. Видимо, вся одежда здесь дизайнерская, потому что костюм стоит неприлично дорого, хотя и не выглядит на такую сумму. Комбинезон состоит из кофты с открытыми рукавами и глубоким вырезом чуть ли не до середины живота и расклешенных белых брюк, сзади от плеч спадает накидка, образ завершается белыми босоножками со множеством ремешков и акцентным ожерельем на шее. Модель выглядит красиво, но этот вариант явно для леди постарше, а не для юных особ, стремящихся надеть что-то объёмное и невероятно пышное. И тут до меня доходит. В голове начинает крутиться сотня шестеренок, медленно запуская работу. Оглядывая журнал, я замечаю ещё несколько закладок и быстро просматриваю страницы, с ужасом изучая наряды.       — Они решили пожениться? — шёпотом произношу я, сглатывая вязкую слюну. Быть такого не может. Это просто невозможно. Элиза решила выйти замуж за Томаса, и уже подбирает платье.       С отвращением отбрасываю журнал обратно на столик, чувствуя, как яд медленно распространяется по венам. Это всё… Просто какой-то кошмар. Кажется, будто я заснула, и всё это бесконечно долгий, реалистичный и ужасный сон. Однажды я прилегла в кровать где-то в Германии в комнате через стенку с отцом и теперь в плену Морфея никак не могу очнуться. Ощущение, будто я впала в кому и раз за разом прохожу все круги ада, но никак не получается найти выход и прийти в себя.       Быть такой эгоисткой просто физически невозможно, но моя мать, видимо, не знает такого слова. Она умудряется каждый раз удивить меня, и это удивление не лучшая эмоция.       Глаза судорожно ищут за что зацепиться, но в голове пульсирует мысль: «Она, блять, выходит замуж! Они скоро поженятся!» Я не могу остановить это безумие, потому что мозг отказывается принимать реальность. Чувствую, что дыхание ускоряется, а в глазах темнеет. Только не это. Я начинаю давиться кислородом на уровне глотки, руки подрагивают, и сознание швыряет из одного угла черепной коробки в другую. У меня снова паническая атака. Спустя практически два года это состояние вновь настигает меня, но организм принимает атаку как нечто родное и знакомое. Меня буквально трясет, но всё, о чем могу думать, — это грёбаное замужество моей матери. Я и сама не понимаю такой реакции, ведь Томас и Элиза уже живут вместе, но чувство тревоги не дает мне покоя. Сколько я должна пробыть на попечении матери? Год? Два? Мы с отцом ни разу не обсуждали, насколько долго наше расставание, и я верила, что все это лишь временно. Но реальность — настоящая тварь с чёрными когтями, которая медленно и мучительно терзает глотку и лишь в последний момент вонзается в самый важный орган. Сердце.       Мне не нравится чувствовать себя так паршиво, и в какой-то степени это эгоистично, но успокоить собственный разум, убедить его в отсутствии беспокойства практически невозможно. Мои панические атаки всегда были оружием массового поражения, потому что они моментально разрушают любые позитивные мысли и надежду на скорейшее выздоровление. Врачи всегда говорили, что мои нервы слишком шаткие, чтобы выдерживать слишком много стресса, но каждый раз мне удавалось спасти себя от состояния крайности. Порой это казалось невозможным, прямо как сейчас, но я всегда выбиралась. Нужно лишь заставить свой мозг сконцентрироваться на чем-то другом, найти якорь.       Понимаю, что начинаю задыхаться, поэтому судорожно хватаю ртом воздух, но кислород отказывается проходить сквозь глотку, словно в горле стоит пробка, тщательно закрывающая клапан. В глазах темнеет, и я практически не различаю предметов вокруг себя, когда падаю на пол. Я на ощупь пододвигаюсь к креслу, спиной упираюсь в твердую поверхность. Мысли мечутся и разбегаются, словно тараканы на свету. Я просто обязана стабилизировать состояние, иначе это будет крах, полное выключение мозга. Так говорят врачи.       Закусываю губу, переставая втягивать воздух через рот, на языке тут же чувствуется металлический привкус крови, но я упорно пытаюсь дышать через нос, зная, что это должно помочь. Соображаю с трудом, но удерживаю мысль о том, что мне нужно активировать работу легких. Это похоже на борьбу с самой собой, потому что тело вступает в схватку с рассудком, потеря которого должна настать в ближайшие минуты.       Мне нужен человек, который за шкирку вытащит из этого дерьма. Раньше моим спасителем был отец, а теперь его просто нет. Нет того, кто мог бы встряхнуть и сказать что-то, что заставило бы дыхание вернуться в норму. Я наедине со своим безумием, и оно отвратительным отражением смотрит на меня снизу вверх, растекаясь грязной черной лужей под ногами. Вода подступает и достигает уровня коленей. Через пару секунд я могу просто захлебнуться. Конечно, есть выход. Нужно плыть. Но правда в том, что я так и не научилась плавать, потому что всегда был спасательный круг в лице отца. Теперь же я оказалась посреди самого глубокого озера страха, мои ноги опутывает тина и тянет на дно, но я просто не могу утонуть. Я обязана перед собой. Хотя это слабое утешение. Просто нужен якорь.       Что-то холодное касается моего плеча, и я дергаюсь в ужасе, тут же ударяясь спиной о кресло, отчего боль паутинкой расползается по ушибленной области. Это холодное, словно щупальца, хватает меня и встряхивает. Но я всё ещё не могу дышать. Я думаю, когда уже закончится кислород, потому что выбраться из этого дерьма просто невозможно. Паника — это неконтролируемый процесс.       — Ну же… — слышу я, но голос звучит будто сквозь толщу воды. По силе звука я понимаю, что это «холодное» пытается достучаться до меня не в первый раз. Я пытаюсь сосредоточиться на тоне говорящего, но это кажется совершенно бесполезным. Холод от прикосновения перетекает на предплечье уже с обеих сторон, он охватывает меня и вновь встряхивает, а я бешено мечусь и машу головой, пытаясь сбросить наваждение. Я уже забыла, что же заставило организм погрузиться в крайнюю степень стресса, и просто думаю о том, что чужие прикосновения чувствуются более отчетливо, чем отсутствие кислорода. И потом возникает ток. Он медленно, будто дразня меня, протекает по коже и вибрирует на кончиках пальцев. Я уже не понимаю, отчего меня трясет: от панической атаки или от тесного контакта кожа к коже. Именно это электричество наталкивает на мысль, что чем-то холодным были руки Шистада, и его ладони всё ещё на моих предплечьях. Когда я понимаю, кто это, сосредоточиться становится легче.       — Ева! — кричит Шистад, и на задворках сознания я улавливаю, что он не растягивает первую гласную в моем имени, как делает это обычно, а просто бешено выплевывает буквы, пытаясь достучаться.       — Ты слышишь меня? — его голос неконтролируемо громкий, но это действительно помогает. В глазах всё бежит мелкой рябью, но я невербально чувствую, где находится парень. Меня всё ещё потряхивает.       Первый глоток воздуха заставляет закашляться и согнуться пополам, потому что меня тошнит, будто я залпом выпила стакан чего-то склизкого. Рука парня перемещается на мою спину, судорожно поглаживая, и холод помогает унять боль от удара о кресло в той зоне.       — Давай же, — сжимая мое запястье, шипит Крис, а я всё свое внимание направляю на этот голос, потому что это, кажется, помогает.       Второй глоток воздуха действует как пантенол на ожог. И он запускает, наконец-то запускает работу легких. Фраза «второе дыхание» уже не кажется такой нереальной.       — Вот так, — видимо, Шистад чувствует, что моё состояние из смертельного переходит в просто критическое.       Другой рукой на ощупь я нахожу ладонь Криса и просто сжимаю её, впиваясь ногтями в кожу. У него точно останутся следы, но я просто не могу контролировать силу. Он молчит и терпит боль. Стискиваю зубы, и воздух со свистом проскальзывает в горло. Это хорошо. Направляю всю силу в руку, сжимающую ладонь Шистада, и это помогает унять дрожь. Я могу дышать и не дергаться. Осталось последнее: вернуть рассудок в спокойное русло.       Подаюсь назад, пытаясь сфокусировать зрение, и спиной упираюсь в грудь Криса, чувствуя лопатками его крепкие мышцы. Быстро моргаю, чтобы согнать пелену, а затем закрываю глаза и делаю глубокий вдох.       — Просто отпусти. Отпусти эмоции, — шепчу сама себе, но со стороны это звучит, наверное, не членораздельно.       На выдохе открываю глаза, и, о чудо, я снова вижу свет. Мир всё ещё смазан, но сознание аккуратно встает на место, будто запчасти плавно входят в пазы. Да, вот так. Грудь Шистада быстро и мощно вздымается, будто вторит моему дыханию. Я снова прихожу в себя.       Первое, что чувствую, — это запах. Аромат кофе. Концентрированный, мой личный кайф. Оказаться в объятиях старого друга после такого истощения — лучшее лекарство.       — Я хочу кофе, — шепчу я первое, что приходит в голову.       — О боже, — парень закатывает глаза и поднимается.       Он подает мне руку, помогая встать. Ноги еще немного потряхивает от недавней панической атаки, поэтому я принимаю помощь Шистада. Он пару секунд смотрит на меня, видимо, оценивая состояние. Я пытаюсь не глазеть на парня, но он без футболки, а подтянутый живот притягивает взгляд на автомате. Взор непроизвольно скользит ниже, отмечая косые мышцы внизу. Про себя я в который раз отмечаю, что парень выглядит привлекательно, но тут же осуждаю себя за глупые мысли.       — Ладно, пошли сделаем тебе кофе.       После кружки кофе и уютного молчания я полностью прихожу в себя и удивляюсь собственной вспыльчивости. Видимо, сказывается накопленный стресс, и в какой-то момент чаша просто переполнилась. Шистад также пьёт кофе, и я полностью расслабляюсь рядом с ним, хотя в голове еще жужжат неловкие мысли о том, что парень застал в таком состоянии. Осушив свою кружку, я поднимаюсь, чтобы вымыть посуду, и слышу, как в коридоре открывается дверь. Через минуту в проеме кухни показываются Элиза и Томас. Лица у них чересчур довольные. Они чуть ли не одновременно здороваются с Шистадом, предпочитая оставить меня без приветствия, но я никак не реагирую на данный факт и думаю лишь о том, как побыстрее уйти в свою комнату, потому что минуты тишины закончились.       Поставив кружки сушиться, я проскальзываю в коридор, хотя взрослые всё равно игнорируют меня. В комнате я плюхаюсь на уже заправленную кровать и с удовольствием вдыхаю запах чистоты. В приоткрытое окно проникает свежий воздух, а вместе с ним и легкий сквозняк. Беру телефон со стола и просматриваю новые сообщения от Эмили, которые пришли, пока я была наверху. Набираю номер подруги, решив, что лучше позвонить, чем писать, и, пока жду ответа, рассматриваю потолок. Болтаю ногой, свесив её с кровати. Чувствую себя уставшей, хотя доза кофеина — первая за несколько лет — дарит прилив бодрости. Создается впечатление, что атмосфера этого дома просто высасывает из меня силы, подобно пылесосу, который затягивает в трубу всё, что попадется на его пути. Словно я какая-то соринка в коротком ворсе ковра, и кто-то упорно хочет меня убрать, а я как на зло прилипла, будто жвачка.       — Алло? — отвечает голос с другой стороны провода, а я хмурюсь, отнимая телефон от лица, чтобы проверить, правильный ли контакт набрала. Мужской голос вместо Эмили немного меня сбивает с толку, но через пару секунд осознаю, что это Элиот.       — Привет, красотка, — говорит он, подтверждая мою догадку. — Как самочувствие?       Судя по тону Флоренси достаточно бодр, но я даже не могу предположить, во сколько он лег спать, потому что, когда я проснулась, водительское сидение пустовало. Возможно, парень вызвал такси, как только мы подъехали к дому.       — Нормально, — отзываюсь я, не желая поддерживать данную тему разговора. — Где Эмили?       — А чем тебя я не устраиваю? — увиливает парень, чем начинает раздражать. Сейчас моё настроение настолько шаткое, что меня легко бросает из крайности в крайность. Организм ослаблен после недавней атаки, и я всеми силами сдерживаю собственное недовольство, чтобы не нагрубить Элиоту.       — Просто дай телефон Эмили, — ровным тоном говорю я и слышу, как парень начинает идти: его шаги отдаются с другой стороны линии.       — Это тебя, — говорит Флоренси, передавая телефон.       — Привет! — радостно произносит Эмили. — Извини за брата.       Я буквально чувствую, как щёки подруги заливаются краской, поэтому спешу перейти к делу, чтобы не смущать её.       — Так что насчёт кафе?       — У меня есть пара дел, но примерно к пяти часам я освобожусь, и можем сходить в кофейню, — предлагает Флоренси, а я прикидываю в голове примерный план. Пока девушка будет разбираться со своими делами, я могу заняться учебой.       — Встретимся там?       — Да, хорошо, — соглашается Эмили, и я сбрасываю, решив, что на этом разговор окончен.       Продолжаю лежать на кровати, обдумывая дальнейшие действия. Сегодня выходной, и мне действительно хочется отдохнуть, но рациональная часть меня напоминает о необходимости выполнения домашнего задания. Со вздохом двигаюсь ближе к столу и стягиваю свой блокнот, чтобы оценить масштабы работы. Глаза тут же падают на пунктик с теорий по истории, которую я вчера пыталась осилить, но в итоге пошла на вечеринку и напилась до тошноты. Это определенно не говорит о высоком уровне ответственности, так что это качество можно вычеркнуть из будущего резюме. Решаю начать с письменных заданий, а устные оставить на вечер, потому что сейчас всё равно не смогу сосредоточиться на таком количестве материала. Со вздохом поднимаюсь и сажусь за стол, доставая письменные принадлежности.       К пяти часам я успеваю написать небольшое сочинение по норвежскому и эссе по английскому. Посмотрев на часы, тут же вскакиваю из-за стола, чтобы собраться на встречу с Флоренси, но даже дураку понятно, что я в любом случае опоздаю. Надеваю голубые джинсы и черную кофту, а сверху натягиваю куртку потеплее. Даже не думаю о том, чтобы начать краситься, потому что не хочу заставлять подругу ждать. Схватив телефон, я пулей влетаю на второй этаж и обуваю кеды в прихожей, лишь краем глаза отметив фигуру, сидящую на кухне. Это оказывается Томас, который даже не поднимает головы при виде меня, уткнувшись в свой телефон. Кажется, ему ничего не интересно, кроме мобильника, потому что он смотрит в него за столом во время ужина, когда едет в машине или просто разговаривает с кем-то. Не уверена, что это нормально, но мысли об этом оставляю на потом — на никогда — и выхожу из дома. На улице начинается мелкий дождик, поэтому ускоряю шаг, чтобы быстрее добраться до кафе. Несмотря на ранний час, уже начинает темнеть, а сгущающиеся серо-синие тучи не дают солнечному свету освещать путь. Иду достаточно быстро, игнорируя мелкие капли, и посматриваю на телефон, с недовольством понимая, что опаздываю на десять минут. Терпеть не могу приходить не вовремя, но стараюсь не раздражаться, думая о том, что прямо сейчас закажу чашку горячего чая, и мы с Эмили поговорим ни о чем, отвлекаясь от мрачных мыслей.       В кафе немноголюдно, и меня даже радует этот факт, поэтому я практически сразу замечаю голубое пальто Флоренси и её кудрявую макушку. Она сидит ко мне спиной, поэтому не вижу, сделала ли она уже заказ, и подхожу к ней, чтобы это выяснить.       — Привет, — здороваюсь, опускаясь на соседний диванчик, и подруга вздрагивает от неожиданности. Эмили переворачивает телефон экраном вниз, и я понимаю, что она, скорее всего, с кем-то переписывалась: её щёки покраснели от смущения. — Извини, что опоздала.       — Ничего страшного, — пожимает плечами девушка. Её волосы уложены в небрежную прическу и заколоты сзади, но пару кудряшек всё равно падает на лицо, и Эмили терпеливо заправляет их за уши.— Я только пришла.       Я стягиваю куртку, ощутив приятное тепло в кофейни, и перевожу дух от быстрой ходьбы. В помещении приятно пахнет разным чаем, а тихая классическая музыка задает нужную атмосферу.       — С кем ты переписывалась? — спрашиваю я, улыбаясь подруге уголком рта. Та сразу краснеет, и становится очевидным, что сообщения писал тот загадочный парень.       — Давай сделаем заказ, — переводит тему Флоренси. Я с улыбкой пожимаю плечами и просто киваю ей, находя забавным такое смущение девушки.       После того как мы взяли свой чай, хотя организм буквально изнывал, требуя очередной дозы кофеина, мы усаживаемся обратно за столик. Напитки слишком горячие, чтобы их пить прямо сейчас, поэтому есть время, чтобы просто поговорить и расслабиться.       — Элиот вчера был на вечеринке, — начинает подруга, и я кусаю губу, не зная, стоит мне говорить о том, что я присутствовала там с ним. — Я слышала, как он говорил с кем-то по телефону. Кажется, он ходил туда, чтобы решить какие-то дела.       Значит, напряжение парней не было мною надумано, и всё это, вероятно, как-то связано с теми мужчинами, которые уже дважды приходили к Шистаду.       — Крис тоже ходил, — замечаю я, решив опустить факт моего участия, потому что я всё ещё не проанализировала вчерашний вечер, а для того, чтобы его обсудить, нужно самой во всем разобраться.       Но я в очередной раз откладываю неудобные, неповоротливые мысли в дальний ящик, просто потому что сейчас мозг не способен на более или менее внятные размышления на этот счёт. Вся информация, которую я знаю, требует тщательного обдумывания, но, чтобы сопоставить все факты, нужно больше информации, которой я, к сожалению, не обладаю. Эмили, кажется, совершенно не догадывается о происходящем, но я даже рада, что ей не довелось встретиться с теми мужчинами, которые вселяют страх где-то на уровне эпидермиса.       — Все это странно и… Немного пугающе, — неуверенно говорит девушка. По её лицу видно, что она хочет это обсудить, но в то же время не знает, может ли мне доверить какие-то тайны своего брата, и я её совершенно не виню.       — Ага, — соглашаюсь я и перевожу тему в более мирное русло.       Мы обсуждаем задания по английскому и следующий устный урок по истории. При упоминании Бодвара Эмили привычно краснеет и смущается, а заговорчески ей улыбаюсь, говоря, что ей бы стоило приглядеться к историку получше.       — Если так подумать, Бодвар — хороший вариант для девушки, — замечаю я, а Эмили снова заливается краской в районе щёк и убирает непослушную прядь с лица. — Во-первых, он правда хорош собой, — я начинаю загибать пальцы, подсчитывая достоинства учителя. — Во-вторых, у него есть работа и машина. Готова поставить несколько сотен на то, что он живет где-то в центре в квартире-студии.       — Хватит, — стонет Эмили, прерывая меня, на что закатываю глаза, продолжая.       — И от него приятно пахнет.       — Откуда ты знаешь, как он пахнет? — спрашивает Флоренси, слегка сдвинув брови. Её лицо напрягается, но я спешу развеять её мысли о моей связи с учителем.       — Посмотри на него. Конечно, от него приятно пахнет, — фыркаю я, принимая решение не говорить о нашем тесном контакте в последнее время.       Эмили все еще странно смотрит на меня, не поверив моему замечанию, но решаю продолжить.       — К тому же, он неплохо одевается. И я практически уверена, что он классно целуется.       Лицо Флоренси вытягивается, вся краска пропадает с лица, и она переводит взгляд мне за спину, застыв то ли от удивления, то ли от страха.       — Девушки.       Я оборачиваюсь на голос и смотрю прямо на Бодвара. Он в тёмном пальто и чёрном шарфе, волосы слегка мокрые. Видимо, он только что зашел с улицы. Вода с кудрей падает на его одежду и лицо, что делает учителя достаточно привлекательным. На губах историка гуляет дежурная полуулыбка, отчего его лицо становится дружелюбным и открытым. Кружка чего-то дымящегося в руках мужчины даёт понять, что он заскочил в кафе пару минут назад и только что заметил нас.       — Добрый вечер, — здоровается он, переводя взгляд с меня на Эмили.       — Здравствуйте, — киваю я, пытаясь собраться после первой волны удивления. И как часто Бодвар ходит в это кафе?       Внутренне я надеюсь, что историк не слышал моих слов о нём, но по лицу мужчины это невозможно понять. Эмили что-то лепечет вместо приветствия, видимо, тоже думая о нашей последней теме разговора, и быстро моргает, глядя на Бодвара. Её бледное лицо и испуганный взгляд выдаёт нас с потрохами, но я предпочитаю делать вид, что обсуждали совершенно не учителя, а каких-то других парней. Хотя в любом случае его не касается тема нашего разговора.       — Не против? — спрашивает он, кивая на свободное пространство рядом с Эмили, и я пожимаю плечами, не зная, что сказать.       Шистад запретил мне приближаться к Бодвару, но тут же я не виновата. Историк расценивает мою реакцию как положительный ответ и садится рядом с Флоренси, отчего девушка немного смещается к стене. На ней совершенно нет лица, и мысль о том, что её эмоции слишком сильны, наталкивает меня на то, что это никак не связано с тем, о чём мы говорили пару минут назад.       Бодвар опускает свой стакан с кофе на стол и стягивает пальто. На нём простая серая рубашка, первые пуговицы которой расстегнуты, что делает его привлекательным, но я с опаской посматриваю на Эмили, которая никак не может отойти от шока.       — Проводите вечер в кафе? — спрашивает мужчина, желая завязать разговор. Понимаю, что Эмили не способна вымолвить и слова, поэтому беру инициативу в свои руки, чтобы не создавать еще больше неловкости за столом.       — Да, отдыхаем перед школой.       — Надеюсь, вы уже выполнили домашнее задание, — улыбается Бодвар, сделав глоток латте, а в моей голове тут же щёлкает: Шистад пьёт только чёрный кофе.       Сама не понимаю, зачем мой мозг выдает такую информацию, поэтому опускаю её на дно, списав на излишнюю нервозность и недавний контакт с Крисом.       — Очень интересный параграф, — шутливо заявляю я, также отпивая свой напиток. Эмили немного отмирает и тянется к кружке. Она всё ещё невероятно бледная, и такая реакция немного пугает меня. Девушка залпом делает несколько глотков, а я всерьёз переживаю, что она может обжечь язык.       — Тогда мне, наверное, стоит спросить моих лучших учениц первыми, — подкалывает в ответ Бодвар, будто не замечая странных взглядов Флоренси, которые она украдкой бросает.       — Ну, раз уж вы знаете, что мы лучшие, можно и не спрашивать, — парирую я, делая ещё пару глотков чёрного чая.       Эмили начинает отмирать, но кружку из рук не выпускает, вцепившись в неё, как в спасательный круг.       — Секундочку, — говорит Бодвар и достаёт телефон из кармана пальто.       — Работа, — объясняет свои действия, а я в этот момент перевожу глаза на подругу, выразительно выгибая брови. Она несколько раз моргает и кивает мне. Бодвар быстро набирает сообщение и вновь убирает мобильник, улыбнувшись мне и Эмили.       — Как твой проект по истории? — интересуется учитель у Флоренси, а она испуганно дёргается, глядя на мужчину.       — Уже написала несколько страниц, — наконец выдаёт она на одном дыхании и тут же пьёт своё какао, чтобы Бодвар ничего больше не спросил.       — Что за проект? — интересуюсь я, желая втянуть Эмили в разговор.       — Небольшой реферат, — говорит Флоренси, — по Марии Стюарт. Это на конкурс, — поясняет она, при этом выдаёт по два слова за раз, а затем заливается краской, когда Бодвар поворачивается к ней и улыбается. — Мне нужно выйти!       Эмили говорит слишком громко, отчего голос повышается на несколько октав, и, схватив свою куртку, начинает пододвигаться к историку.       — Куда ты? — спрашиваю я, пытаясь утихомирить девушку, но Бодвар уже встал из-за стола, пропуская Эмили.       — Скоро вернусь, — произносит девушка и пулей летит к туалету, оставляя меня наедине с учителем.       Возникает неловкая пауза, и я молюсь, чтобы историк не стал расспрашивать меня о необычном поведении подруги.       — Насчёт той ситуации… — начинаю, прерывая тишину.       — Ничего страшного, — говорит учитель, видимо, поняв, что я хочу сказать. — Кристофер просто не умеет сдерживать свои эмоции, — его губы растянуты в улыбке, но тон звучит не слишком дружелюбно. Значит, у них с Шистадом взаимная неприязнь. Интересно. — Не все могут вести себя как взрослые люди, — пожимает плечами Бодвар.       Мне становится неприятно, потому что мужчина считает Криса ребенком, хотя, наверное, так и есть. Речь Бодвара звучит немного высокомерно, и я подавляю желание оправдать брюнета перед учителем. Меня просто раздражает, когда взрослые не считаются с мнением тех, кто младше их, и воспринимают любые слова, как детский лепет, хотя зачастую именно взрослые говорят какую-то чушь.       Вместо ответа я просто пью чай, чувствуя, как раздражение вызывает лёгкий зуд.       — Что же, я лучше пойду, — говорит Бодвар. Он поднимается со своего места, хотя я вижу, что он ещё не допил кофе. — У меня ещё есть незаконченные дела.       Я просто киваю, радуясь, что он наконец уходит. Поглядываю в сторону туалета, понимая, что Эмили ушла несколько минут назад и всё ещё не вернулась.       — До понедельника, — кивает учитель после того, как уже натянул пальто. — Приятного вечера!       Я вновь киваю ему и вытягиваю из себя слабую улыбку, с грустью понимая, что слова Болвара о Шистаде всё ещё неприятно оседают где-то под кожей. Когда дверь за мужчиной закрывается, я достаю телефон, чтобы написать Эмили, но вижу новое сообщение от девушки: «Извини, я ушла домой. Напишу позже».       Со вздохом перевожу дух и осушаю свою кружку с уже остывшим чаем. Вечер просто чудесный.       Когда прихожу домой, то первое, что я слышу, — это скулёж Тоффи. Я выгуляла его сегодня утром, но весь вечер он просидел дома и теперь отчаянно просится на улицу. Когда пёс видит меня, то словно бешеный начинает прыгать и упирается передними лапами в мои ноги. Я устало выдыхаю и иду к двери, чтобы выпустить животное. Тоффи вылетает на улицу и тут же начинает гавкать, отчего у меня раскалывается голова. Времени ещё не так много, но я уже хочу спать, поэтому просто сажусь на ступеньках и, ссутулившись, жду, когда пёс нагуляется. На улице моросит мелкий дождь, но для Тоффи это не помеха — он носится по двору сломя голову, и я от души надеюсь, что он не раскопает клумбы матери.       Шистада нет дома, потому что, услышав вой Тоффи, он бы выпустил его на улицу, наверное. Мысль о том, что мой питомец почему-то полюбил Криса, уже не кажется такой странной, хотя я предпочитаю просто игнорировать данный факт.       Упираюсь головой о стену, просчитывая дальнейший план действий: из-за дождя придётся помыть Тоффи, чтобы не оставлять грязь в доме, затем помыться самой и наконец лечь в кровать. После чая ужинать совершенно не хочется, хотя я знаю, что слишком мало ем в последнее время, а отсутствие аппетита — это первый тревожный звоночек.       Не знаю, чем занимается мать, но даже рада тому, что, придя домой, не столкнулась с ней. Неприятный осадок после обнаружения интересной находки всё ещё остается где-то на уровне солнечного сплетения. Я думаю о том, собиралась ли она вообще мне сообщать такую новость, но вопрос остается без ответа. Я знаю, что с моей стороны эгоистично не желать счастья матери с другим мужчиной, но ведь дело не в том, что она нашла замену отцу. Она в принципе нашла замену нашей семье, и этот факт колет иголкой в лёгкие, в миллиметре от сердца. Если бы я не свалилась как снег на голову, её жизнь превратилась бы в мечту: муж и хороший сын, который достаточно вежлив с ней, чтобы не высказывать раздражение по поводу властного тона.       Конечно. Конечно, я не идеальная дочь, но и мать не святая. Наши отношения всегда оставляли желать лучшего, но она сама не хочет идти на контакт. Ещё несколько лет назад мне хотелось иметь с Элизой такие же отношения, как показывают в фильмах: обсуждать парней и делиться самым личным, — но в итоге оказалось, что отец заменил мне обоих родителей. На него лёг весь груз ответственности, хотя и старалась не доставлять неприятностей.       Громкий шум дождя буквально выталкивает моё сознание наружу, подальше от мрачных мыслей, и я понимаю, что начинается настоящий ливень. Тоффи уже насквозь мокрый, поэтому подзываю его к себе, чтобы завести домой. Вода стекает с его шерсти, а грязные лапы оставляют разводы на крыльце. Моя одежда пропитывается влагой и неприятно липнет к телу, когда я беру собаку на руки, чтобы отнести в ванную. В коридоре остаётся мокрый след, который тянется до душа, поэтому усаживаю Тоффи в ванную, а сама беру тряпку, чтобы убрать беспорядок. Животное довольно крутится, удовлетворённый после долгой прогулки, а грязные потоки стекают в водосток. После того, как Тоффи вымыт и высушен полотенцем, я выпускаю его в коридор, а сама стягиваю испачканную кофту и джинсы и бросаю их в стирку. Усталость накатывает на меня, делая тело слабым, слишком расслабленным, словно желе. Я залезаю под душ, и тёплая вода опускается каплями на плечи, отчего бегут приятные мурашки. Я люблю душ после тяжёлого дня, потому что, несмотря на внутренний дискомфорт, ты чувствуешь облегчение и прилив сил.       После душа чищу зубы и расчёсываю волосы, оставив мокрое полотенце сушиться. Второе повязываю вокруг тела, так как не взяла с собой никакой одежды, и выхожу из душа, шлёпая мокрыми ногами по полу. Дверь в комнату Шистада приоткрыта, и я невольно улавливаю голоса. Один из принадлежит Крису, а другой — какой-то девушке, но я не могу узнать его. Нахмурившись, закусываю губу. Он привёл кого-то домой. Стою у входа в спальню, прислушиваясь.       — У тебя холодные руки, — пищит девушка, смеясь. Я морщусь от слишком звонкого голоса, но не ухожу, пытаясь вникнуть в разговор.       — Ну, так согрей их, — негромко говорит Шистад, отчего моё лицо непроизвольно кривится.       Незнакомка хихикает в ответ, а затем наступает тишина. Вода с моих волос капает на грудь и неприятно скатывается по коже. Пытаюсь понять, чем они занимаются, хотя где-то в глубине души всё очевидно. Через пару секунд девушка подтверждает мои мысли, издав короткий стон. Мерзость. Просто фу. Он даже не закрыл дверь. Чувствую, что начинаю злиться на Шистада просто за то, что он такой.       — Ма-алыш, — протяжно произносит девушка, а я ощущаю, что отвращение буквально сковывает моё тело, обхватывая мерзкими склизкими руками.       Вода противно катится по голой коже. Раздражение и злость, как самый отвязный коктейль, оседают у меня на плечах, и я с силой захлопываю дверь в комнату Шистада, услышав лишь шипение Криса: «Заткнись», — и хлопок.       Не дожидаясь, когда кто-то выскочит из спальни, я несусь к себе в комнату и даже не пытаюсь анализировать идиотское чувство обиды, пульсирующее в области солнечного сплетения.

***

      На следующей неделе Бодвар тактично не спрашивает меня и Эмили на истории, что только в плюс, потому что за выходные руки так и не дошли до параграфа. Неделя проходит сумбурно, быстро. Я стараюсь избегать Шистада, всё ещё ощущая неприятное чувство где-то в районе живота. Сам парень не идет на контакт: видимо, его сбили мои перепады настроения и паническая атака.       В четверг вечером моё настроение достигает пика паршивости, хотя до этого казалось, что такое просто невозможно. Мои ноги превращаются в желе, и всё, что могу по приходу из школы — просто лежать и смотреть в потолок. Уроки физкультуры истощили меня физически, а отсутствие положительных эмоций — морально. Я эмоционально убита, хотя ничего плохого в принципе не происходит. Мое настроение балансирует на грани между равнодушным и ужасным, постоянно перескакивая то на одну сторону, то на другую. На улице идёт дождь, что ещё больше распаляет моё минорное состояние. И даже Тоффи в углу не просится наружу. Он понуро лежит на своем месте, пытаясь уснуть, но, видимо, ему мешает шум дождя. Я со вздохом поднимаюсь и закрываю окно, попутно стягивая с себя тесный свитер и натягивая серую безразмерную футболку. Запах чистого белья ещё больше расслабляет мои мышцы, и создаётся впечатление, будто я в мягкой, только что выстиранной постели. Достаю телефон из заднего кармана и плюхаюсь на кровать, решая сегодня не выходить из комнаты, чтобы не столкнуться ни с кем из обитателей дома. Шистада видеть совершенно не хочется, как и мать с Томасом, которые, наверное, даже не собираются сообщать нам о грядущей свадьбе. Хотя не исключаю вариант, что Крис уже знает о торжестве и наверняка согласился быть шафером. Недовольно пыхчу себе под нос и непроизвольно сдвигаю брови, когда мозг несколько раз обсасывает эту мысль, мелко рубит и режет, преподносит мне на блюдечке. Добивать себя негативными раздумьями — последнее, что я хотела бы делать, но это происходит непроизвольно.       Мой телефон неожиданно вибрирует, имя на экране заставляет меня встрепенуться и радостно улыбнуться.       — Алло, — я беру трубку, практически не думая. — Привет, папа! — тараторю на одном дыхании, но внезапная радость ускоряет сердцебиение, и я не могу контролировать свои эмоции.       — Привет, милая, — смеётся папа, и от звука его голоса моё сердце подпрыгивает и счастье застилает глаза. Я так рада слышать его, что мне становится не по себе.       Паршивость тут же улетучивается, а удовлетворение заполняет каждую пору моего тела. Не могу прекратить улыбаться.       — Я так скучала, — говорю в трубку, не сдерживая чувств.       — Да, я знаю. Я тоже, — признаётся отец. В его тоне звучат нотки сожаления. — Прости, что так долго не звонил. Работа выжимает все соки.       — Ничего страшного, — уверяю его я, хотя мы оба знаем, что это не так. Его отсутствие в моей жизни ненормально для нас обоих, потому что прожить столько лет бок о бок и в один момент практически перестать разговаривать — это ужасно.       — Извини меня, — говорит папа, и я слабо улыбаюсь, хотя он и не видит моего лица. — Как ты себя чувствуешь?       Я прикусываю губу, не зная, стоит ли рассказать о панической атаке и угнетённом состоянии. Мы так редко общаемся, что мне не хочется омрачать этот момент, поэтому решаю опустить подробности и просто произношу:       — Нормально.       Отца не вполне удовлетворяет такой ответ, но в моём голосе он различает нежелание обсуждения данной темы, поэтому просто напоминает о том, что в случае, если я почувствую себя хуже, я всегда могу обратиться к врачу. Я уверяю его, что так и сделаю, хотя по правде и не собиралась идти к психиатру. Мы недолго говорим об учебе, и я наконец спрашиваю то, о чём думала в последние несколько недель:       — Так когда ты приедешь?       — Да, я как раз позвонил обсудить это, — признается отец, и я не могу понять его интонации, чтобы знать, чего ожидать. Он не приедет совсем? Если так, то я точно начну потихоньку сходить с ума. А может не потихоньку. — Я знаю, что обещал приехать как можно раньше, но самый ранний срок — это окончание твоих каникул.       Я обрабатываю информацию и прихожу к выводу, что это не самый плохой исход. Далеко не самый.       — Хорошо, — соглашаюсь, чувствуя, как улыбка растягивает губы. Осталось всего полтора месяца.