***
Утром, несмотря на ночное пробуждение, я просыпаюсь довольно рано и решаю воспользоваться возможностью провести время в своё удовольствие. Спускаюсь на завтрак уже в половине девятого, и через полчаса моя тарелка с фруктовым салатом и стакан сока оказываются пусты. Я так проголодалась, что готова взять дополнительную порцию, но время напоминает о том, что в ближайшие пятнадцать минут должны появиться мама и Томас, поэтому просто благодарю официанта и прохожу через бар, чтобы успеть искупаться в море. Вода, вероятно, холодная после ночного понижения температуры, но такие процедуры помогут мне взбодриться. Кроме того, плавать днем я не могу из-за идиотских следов, которые совершенно не собираются блекнуть. Синяк на ноге налился фиолетовым, четко очерчивая зубы Шистада. На пляже, несмотря на ранний час, купается несколько человек. Солнце уже встало и подогрело песок, поэтому пара девушек, развалившись на лежаках, получает свой заряд витамина D. Располагаюсь как можно дальше от других отдыхающих и снимаю платье. Оно полностью прикрывает мои руки и шею, но зато укус сочной отметиной виднеется на бедре. Не одно, так другое. Волосы собираю в пучок, кладу полотенце прямо на песок и сверху одежду. Захожу в воду по щиколотки и пытаюсь привыкнуть к прохладному плеску волн. По обнажённой коже тут же поднимается рой мурашек. Наблюдаю за остальными, кто осмелился залезть в холодную воду, — двое парней отплывают от берега и что-то шумно обсуждают между собой. Иду дальше, отыскивая хорошее место для заплыва, и думаю о дальнейших планах на день. Возможно, стоит одной выбраться в город и тем самым избежать встречи с матерью и Шистадом. Смогу убить двух зайцев одновременно. Осталось только найти предлог для одинокой прогулки. Полностью погружаюсь в воду и начинаю медленно грести, чувствуя, как под руками рассекаются морские волны. Невесомость окутывает всё тело, дарит приятное ощущение, очищает от ненужных мыслей. Прикрыв глаза, просто плыву, наслаждаясь внутренним спокойствием. Это похоже на затишье перед бурей, ведь, как только я окажусь на берегу, проблемы снова мусорной кучей свалятся на мою голову. Всё ещё необходимо узнать, что произошло у Эмили. Это в первую очередь, конечно. А потом и обыденные трудности вроде надзора матери или Шистада. С некоторых пор это имя автоматически приравнивается к неприятностям: Крис практически тождественен раздражению, и вчерашняя сцена тому подтверждение. Как наивнейший человек, я предположила, что та ночь — это не просто возможность физического удовлетворения, и, когда открылась правда, я всё не могла решить — рада ли, что это так или нет. И сейчас не могу решить, хотя чувство злости определенно свидетельствует о стабильности. Стабильности наших отношений и нестабильности моего внутреннего состояния. Тут же одно из двух, и выбор далеко не за мной. Открываю глаза и понимаю, что подплыла достаточно близко к тем парням: они оглядываются на меня и сами начинают двигаться навстречу. — Привет, — произносит один из них по-английски с лёгким акцентом, но я всё равно не могу разобрать его происхождения. Его короткие тёмные волосы блестят на солнце, чёрные глаза с прищуром рассматривают лицо. В губе у него торчит небольшое колечко, которое он облизывает, легко улыбнувшись мне. Второй парень азиатской внешности с крашеными голубыми волосами, откинутыми назад, тоже смотрит на меня и дружелюбно растягивает губы, поприветствовав легким кивком. — Привет, — отвечаю я. Волны подталкивают меня наверх, и я невольно хватаю ртом солёную воду, пока мы стоим, разговаривая. — Я Люк, это Хиро, — говорит брюнет и протягивает мне руку, что само по себе выглядит забавно. На вид парням чуть больше двадцати. — Ева, — отвечаю я, пытаясь пожать руку в ответ, но выходит как-то неловко, поэтому просто смеюсь и думаю, как бы уплыть. — Хочешь на берег обсохнуть? — предлагает Люк. Его приятель всё ещё молчит и просто рассматривает меня. — Да, — говорю я и совершенно не лгу. Мои ноги уже замёрзли, поэтому погреться под солнечными лучами сейчас будет самое то. Парни в два раза быстрее доплывают до песка, и, когда они выходят из воды, я вижу их широкий разворот плеч и подкаченные ноги. Возможно, они пловцы. Хиро вручает мне жёлтое полотенце. Я, поблагодарив, укутываюсь в теплую ткань, чувствую, как дрожу от холода. Всё-таки купаться с утра пораньше было не лучшей идеей. — Ты откуда? — спрашивает Люк, когда мы втроём присаживаемся на песок. Я смотрю в сторону своих вещей и думаю о том, что стоит их забрать, надеть платье и скрыть идиотские синяки на груди. Хиро с любопытством рассматривает укус на бедре, но тактично молчит и тут же отводит глаза, когда мы встречаемся взглядами. Я заматываюсь в полотенце так, чтобы не было видно засосов на ключице и животе. — Норвегия, — отвечаю я. Люк присаживается рядом с другом, сбоку от меня. Он не кутается в полотенце и, откинувшись на локти, греется под лучами солнца. — Мы из Калифорнии, — говорит парень. Я думаю о том, что его акцент не похож на американский, но разбираться нет желания. — Понятно, — пожимаю плечами я и пытаюсь прикинуть, который час. Возможно, мне пора уходить. — Сколько времени? — Почти десять, — произносит Хиро, нажав кнопку на своём телефоне. — Мне уже пора, — поднимаюсь с песка и отдаю полотенце Люку, который приоткрывает один глаз и наблюдает за мной. — Если хочешь, можем вместе погулять днем, — предлагает он, и я просто пожимаю плечами, не зная, как ответить. Парень кивает. — Я буду здесь ещё часа два, если что. Я улыбаюсь ему и ухожу. Моя одежда, к счастью, не намокла, поэтому насухо вытираю тело, хотя купальник всё ещё влажный, и надеваю платье. Распускаю мокрые волосы, чтобы они могли высохнуть, и иду к отелю, последний раз обернувшись на новых знакомых. Молодые люди машут мне на прощание. Возможно, стоит согласиться на предложение Люка. Он кажется добрым и милым, а не наглым и настырным, как некоторые. Мои мысли снова заводят меня в дремучий лес с табличкой «Шистад». И почему в итоге всё упирается в него? — Ева! — окликает меня мама. Я останавливаюсь и поворачиваюсь к ней. — Доброе утро, — выдавливаю из себя, хотя начало дня со встречи с этой женщиной автоматически не может быть добрым, поэтому решаю сразу перейти к делу. — Я рассчитывала сегодня погулять в городе. Одна. Специально делаю акцент на последнем слове, давая понять Элизе, что не хочу компании в лице Шистада. Мать рассматривает меня с недовольством и, видимо, раздумывает по поводу моих слов. Её губы сжимаются в тонкую линию, свидетельствующую о раздражении, но я в любом случае пойду в город, вне зависимости от ответа матери. — Хорошо, — наконец сухо говорит она, — но вернись к ужину. Я просто киваю, решив, что её разрешение — это большая удача. Не знаю, что ещё можно сказать, поэтому быстро капитулирую, пока мать не передумала. Я чувствую её недовольный взгляд в спину, но полностью игнорирую это: ни к чему самой раздражаться и злиться, таким образом я только наврежу себе. Я думаю о том, знает ли мать вообще о моих проблемах. Если да, то почему ведёт себя так? Если нет, то я, в принципе, не удивлена. Мы не близки, и мне нравится пространство между нами. Хотя наши жизни сейчас и тесно переплетены, но даже в таких условиях в основном мы не лезем друг другу в души. Я не хочу. Мать, наверное, тоже. И это баланс. Поднявшись в номер, я надеваю на голову солнечные очки и беру с собой немного денег на случай, если захочу есть или пить. Рассматриваю себя в зеркало, оценивая степень видимости нежелательных следов: неприличный укус мелькает из-под юбки платья, но это не критично, если вовремя одёргивать ткань. Проверяю наличие новых сообщений на телефоне, но ответа нет ни от Эмили, ни от отца. Уповаю на то, что Флоренси пока что спит. У меня есть время, чтобы всё обдумать и решить, как правильнее поступить: сказать, что виновата я, или промолчать. Выбор не из лёгких, но я должна быть готова к разным исходам события. Необходимо подобрать слова, чтобы утешить подругу и, естественно, выяснить, во что выльется эта история. Как только я закрываю дверь, краем глаза улавливаю движение сбоку: Шистад вышел из своего номера. Я делаю вид, что занята и бесцельно смотрю в телефон, отвернувшись от парня. Спиной чувствую его скользящий взгляд, который, впрочем, недолго задерживается на мне; пропадает, как только Шистад уходит из поля моего зрения. Мне интересно, какие сегодня планы у Криса, но только потому, что не хочу пересечься с ним в городе. Мысль сама собой возвращает меня в предыдущее утро, когда Томас пытался что-то выяснить у Шистада. Речь явно шла о чём-то неприятном, но их разговор для меня до сих пор остается достаточно туманным. И раз уже Шистад-старший попросил меня приглядывать за сыном, значит, дело серьёзное, по крайней мере, для него. Я обещаю себе выяснить, что происходит, и прячу телефон в карман. Вестей от Эмили всё ещё нет. Я спускаюсь на первый этаж и через бар прохожу к бассейну. Матери здесь нет, Шистада тоже, поэтому прохожу по лестнице к выходу в город. Несмотря на то, что время еле движется к обеду, на улице уже нещадно палит, и я жалею, что надела закрытое платье, чтобы скрыть засосы. Надеваю солнцезащитные очки, чтобы лучи не слепили глаза, и медленно двигаюсь в сторону тротуара. Следом за мной по лестнице спустилась пожилая пара из отеля. Я видела их несколько раз за ужином. Седоволосый мужчина одет в клетчатую рубашку серого цвета и светлые бриджи, его жена — полная женщина с миниатюрной шляпкой на голове — в голубое платье практически до щиколотки. Её рука аккуратно вложена в руку супруга, они идут молча, ничего не обсуждая между собой, и рассматривают архитектурные строения. Сумочка в руке женщины не кажется тяжелой, но я слышу, как её муж пытается отобрать вещь, а жена с протестом, но всё же позволяет поухаживать за собой. Я с улыбкой наблюдаю за разворачивающейся сценой: как и любой ребенок, несколько лет назад я мечтала увидеть родителей такими же: вместе состарившимся и всё ещё влюбленными. Но жизнь — сложная штука, а оттого чаще наши мечты, пусть самые нелепые, остаются мечтами, и позже ты понимаешь, что принимал желаемое за действительное. Сейчас, по прошествии лет, кажется, что мать никогда и не любила отца по-настоящему. Возможно, была симпатия, но в большей степени удобство. С папой было легко встречаться и легко жить, легко завести семью и так же легко развестись. С стороны матери это было лицемерно, ведь отец до сих пор с теплотой вспоминает о бывшей жене. И даже сейчас, узнав о новом бойфренде, он смирился с тем, что им больше никогда не быть вместе, хотя мы оба знали, что этого никогда не случится. Отец не переставал любить маму. Это грустно и прекрасно одновременно. Но в большей степени грустно. Мы часто любим людей, которые недостойны наши чувств, и ничего поделать с этим, увы, нельзя. Человек — существо, стремящееся к самопожертвованию; нам нужно постоянно о ком-то заботиться, кого-то спасать, пусть этот кто-то и совершенно не нуждается в нас. Мы хотим чувствовать себя нужными, а потому бросаемся в омут с головой, к самому чёрту в логово, лишь бы ощутить то тепло в груди, когда отдаёшь частичку себя. Обжигаясь, мы ищем ошибку, оплошность в себе, потому что проще сказать, что всё не получилось из-за конкретного шага или принятого решения, а ведь дело совсем в другом. Я не верю в то, что где-то для каждого человека существует свой человек и души их едины. Есть лишь те, кто способны жертвовать собой ради друг друга. Но и это не есть любовь. Чем больше живешь, тем чаще убеждаешься, что любовь — дело субъективное, а по сути невозможное. Мы обманываем себя в погоне за несуществующим чувством, за призрачной надеждой: мол, другой человек сможет сделать меня счастливым. Но счастье, как и любовь, — призрачный ориентир. Ты идёшь по этой дороге, но в итоге никогда не можешь дойти до цели, потому что на деле счастье — это лишь миг. Одно единственное мгновение. И проходит оно быстрее, чем ты успеешь сказать «Счас-тье». Человек по натуре своей слеп и глуп, оттого и верит во всё, что скажет ему другой. И умнее мы, увы, никогда не будем, потому что у нас, наверное, хобби такое — наступать на одни и те же грабли: больно, неприятно, но мы гонимся за призрачным моментом, моментом любви, моментом счастья. И рассуждать об этом можно бесконечно долго, и даже если в глубине души я понимаю, что именно так и обстоят дела, то я саму себя обманываю вновь и вновь бреду на свет в поиске чего-то, о чём поют сотни певцов, о чём написано тысячи книг и о чём говорят все люди. Просто потому что я человек, и мне свойственно желать большего, чем я имею.***
На улице слишком жарко, поэтому я решаю заглянуть в ближайшее кафе и выпить чего-нибудь холодного. С другой стороны улицы вижу небольшую кофейню с небольшой территорией, отведённой под летние столики, и направляюсь туда. На мощённой камнем дороге нет пешеходного перехода, поэтому, обернувшись по сторонам, перехожу улицу. Телефон в моём кармане вибрирует. Тут же достаю его, чтобы проверить новое сообщение, но, прежде чем успеваю увидеть имя отправителя, сбоку в меня что-то влетает на бешеной скорости. Моё тело отбрасывает в сторону, и я падаю. Чувствую, как жжётся колено и локоть, впечатанные в камень. Телефон выскочил из руки и теперь валяется где-то на дороге, но из-за головокружения и темноты в глазах я ничего не вижу. На ощупь пытаюсь подняться, лишь краем уха улавливая шум. Кто-то протягивает руку и берёт меня за локоть, помогая подняться. Как только я опираюсь на ногу, лодыжку и колено тут же обжигает: видимо, содрала. Моргнув несколько раз, пытаюсь рассмотреть человека, всё ещё придерживающего меня. Это мужчина средних лет. Лицо его выражает удивление и озабоченность. — Спасибо, — слабо благодарю я и оглядываю пространство вокруг. Телефон лежит в нескольких метрах от меня и, похоже, практически не пострадал: экран говорит, на дисплее открыто новое сообщение. Опираться на повреждённую ногу больно. Я делаю вывод, что подвернула лодыжку, поэтому прихрамываю, добираясь до мобильника. — Как вы? — спрашивает всё тот же мужчина. У него сильный итальянский акцент. — Всё хорошо, — машу головой. Велосипед валяется сбоку, примерно там, где пару секунд лежала я, и я понимаю, что именно этот итальянец сбил меня на велике: в теории смешно, на практике больно. Смотрю на свою руку: локоть содран и кровоточит; зрелище не из приятных, но повреждение несерьёзное. — Давайте, я помогу Вам, — говорит итальянец, и я просто киваю, понимая, что мне нужна поддержка, чтобы добраться до того самого кафе и присесть. — Простите меня, я Вам сигналил, — объясняет мужчина, с беспокойством рассматривая моё повреждённое колено. — Всё в порядке, я засмотрелась в телефон, — пытаюсь его утешить я. Первый шок прошёл, поэтому уже чувствую себя намного лучше: по крайней мере, не темнеет в глазах. Итальянец помогает мне присесть за столик и неловко топчется рядом: — Можем вызвать полицию и оформить документы, — выдавливает он, а я отрицательно качаю головой. Только полиции не хватает. — Всё хорошо, я в порядке, — пытаюсь отделаться от провинившегося мужчины, но в данной ситуации виноваты оба. Он заказывает мне стакан воды, когда официант подходит, чтобы выяснить, в чём дело, и я всё ещё убеждаю итальянца в том, что всё в порядке. Когда я выпиваю всю жидкость, мужчина, наконец, сдаётся, ещё раз просит прощения и оставляет номер телефона на всякий случай. Подобрав с дороги свой велосипед, он медленно отъезжает и ещё несколько раз оглядывается на меня. Я с осторожностью кручу повреждённой ногой — лодыжка ноет от боли. Не представляю, как доберусь до отеля в таком состоянии. Колено выглядит ужасно: представляет собой красное месиво с ошмётками содранной кожи. Локоть болит меньше, но полностью разогнуть руку всё же не могу. Официант предлагает мне помочь с обработкой раны, на что соглашаюсь. Он приносит аптечку и антисептиком вымывает грязь из порезов, а я шиплю при соприкосновении спирта с повреждённой кожей. Затем молодой человек бинтует раны, чтобы я не занесла грязь, но с подвёрнутой лодыжкой ничего сделать не может. Когда он уходит, молча кивнув на мою благодарность, я делаю мысленную пометку оставить ему хорошие чаевые. Вновь смотрю на экран своего телефона и вижу сообщение от Эмили. Не долго думаю, нажимаю на её контакт и тут же звоню, решив, что лучше поговорить, а не переписываться. — Да? — подруга отвечает буквально через пару гудков. Несмотря на позднее время для пробуждения, голос у неё сонный. — Привет, — взволнованно здороваюсь я. — Что происходит? Эмили молчит несколько секунд. Я уже думаю, что она бросила трубку, но с другой стороны провода всё же раздается: — Я не знаю, но мне кажется, Элиот знает. — Что именно знает? — приступаю к расспросам и тут же задаю волнующий вопрос. — Можешь по порядку рассказать? — Погоди секунду, — произносит подруга. В трубке слышится какой-то шорох: видимо, она идёт в другую комнату. Я терпеливо жду, рассматривая повязку на коленке. Из-под платья выглядывает синий укус, напоминая о количестве моих проблем. Я тяжело вздыхаю. — Я здесь, — говорит Эмили, и я перевожу дух, предчувствуя рассказ. — Если кратко, то он мне позвонил, Элиот взял трубку, а через тридцать секунд устроил мне допрос с пристрастием. Я сказала, что это звонил знакомый по поводу проекта по истории, но Элиот не поверил и сказал, что будет присматривать за мной. Я не знаю, что мистер Х сказал ему, но я специально не стала перезванивать, чтобы не вызывать подозрений. Сегодня я весь день проведу дома, но мне нужно как-то связаться с ним. Я говорила, что Элиот не приветствует отношений, да он и сам это знает. — То есть ещё не факт, что Элиот знает о том, что ты с кем-то встречаешься? — переспрашиваю я и чувствую, что снова начинаю дышать. Всё не так плохо, как кажется. — Теоретически да, — отвечает подруга, но я слышу, как дрожит её голос, — но если он начал подозревать, то теперь не отвяжется. Я не знаю, что делать. Нужно отвлечь Элиота, чтобы он прекратил следить за мной. — Послушай, — откровенная паника в тоне Эмили выдает её с головой, поэтому спешу утешить девушку, — он ничего не знает. И не узнает. Мы что-нибудь придумаем, ладно? Главное, веди себя осторожно, пережди пару дней, прежде чем снова идти куда-то со своим Мистером Х, хорошо? Только не паникуй, иначе Элиот все поймёт. — Да, я понимаю, — соглашается Эмили, и я слышу, как она обречённо выдыхает. Мы ещё недолго болтаем, упустив подробности о том самом вечере Флоренси, но надоедать расспросами сейчас не хочу, чтобы не расстраивать ещё больше. Я упускаю подробности о небольшом инциденте — если так можно сказать — с Крисом и рассказываю ей последние новости, включая происшествие с велосипедистом. Эмили интересуется, всё ли у меня в порядке, и я отвечаю, что раны незначительные. Спрашиваю подругу о дальнейших планах; она честно признаётся, что не знает, потому что проблема с Элиотом теперь как камень преткновения. Через некоторое время я кладу трубку, абсолютно уверенная, что всё будет хорошо. Элиот только заподозрил неладное, а это значит, что его легко можно сбить со следа. Плюс: тяжёлый камень вины падает с моих плеч, потому что эти подозрения закрались в голову парня не после моих слов. Я снова пробую пошевелить ногой, и боль пронзает лодыжку. Становится очевидным, что мне нужно вернуться в отель. Прикусываю губу. Пытаюсь подняться, но нервные окончания тут же сообщают о том, что это не самая хорошая идея. Раздумываю позвонить маме, но это чревато проблемами. Самое разумное — и глупое — попросить всего одного человека. Шистада. Быстро набираю номер, пока не успела передумать, и, прикусив губу, жду ответ. — Да? — голос Шистада удивлённо-насмешливый. Раздражающая смесь. — Мне нужна твоя помощь, — тут же выдавливаю я, чтобы поскорее покончить с этим. Если он не согласится, то я ничего не смогу поделать. — Например? — усмехается парень, и я закатываю глаза. Это было ожидаемо. — Если ты не собираешься помогать, просто положи трубку, — злобно выпаливаю я, уже проклиная себя за эту идею. Как можно быть такой идиоткой и думать, что Шистад может делать что-то бескорыстно, без насмешек и самодовольства? Это просто издевательство. — Что нужно? — спрашивает Крис, но я буквально вижу его самоуверенное лицо, пышущее насмешкой. — Я подвернула ногу и не могу дойти до отеля… — О Господи, — страдальчески произносит Шистад, пока я пытаюсь объяснить ему, где находится кафе. Он говорит, что будет через пятнадцать минут, и кладёт трубку. Пока жду парня, заказываю шоколадный кекс и молочный коктейль, чтобы хоть как-то поднять себе настроение. Очевидно: такая нелепость могла произойти только со мной, а тот факт, что мне пришлось просить помощи именно у Шистада, раздражает и даже разочаровывает. Я хотела провести этот день вдали от парня, чтобы окончательно разобраться в себе, а в итоге сама позвонила и навязала себя. В данной ситуации, конечно, был выбор не большой, но вновь идти против своих принципов… Без особого энтузиазма ковыряю кекс и вновь пытаюсь двигать ногой, что априори является бесполезным делом. Шистада до сих пор нет, и я начинаю думать, что он решил пошутить надо мной — вполне ожидаемо. Когда поднимаюсь, опираясь о стол, оставив недоеденный обед, позади раздается: — Назначила свидание и спешишь уйти? — Точно, — отвечаю я, слегка повернув голову в сторону Шистада. — Ты поиздеваться пришёл? — В большей степени да, — парирует парень, а я закатываю глаза. — Ну, и во что ты опять влипла? Открываю рот, чтобы ответить, но всего одно движение руки Криса вышибает из меня весь дух. Он аккуратно обхватывает мою талию и притягивает к себе, чтобы я могла опереться. Я сглатываю и глубоко вдыхаю воздух — ужасная ошибка — вперемешку с запахом Шистада. На языке тут же появляется привкус кофе. Поднимаю глаза на возвышающуюся фигуру парня. Расстояние между нами почти интимное. Ладони потеют, как только память услужливо подсовывает воспоминание о том, когда мы последний раз были в такой близости. По телу бегут мурашки, тепло разливается в низу живота, завязывая узел предвкушения, но я тут же одергиваю себя. Нельзя, просто нельзя так реагировать на человека. И я, кажется, решила, что это ничего не значит. — Меня сбил велосипедист, — наконец отвечаю я, поняв, что так и стою, раскрыв рот. — Ну, конечно, — насмешливо кивает парень. — С кем ещё может такое случится. Я бросаю на парня недовольный взгляд и рукой упираюсь в его плечо, помогая себе отойти от стола. Сосредоточиться на ходьбе намного сложнее, когда помимо больной ноги ноет что-то в области груди. Крис осматривает повязки, сделанные официантом, и на секунду задерживает взгляд на синем отпечатке его собственных зубов. Я сглатываю скопившуюся слюну и заставляю себя оглядеться по сторонам. Его близость просто невозможна. Рассудок будто медленно покидает границы моей головы, мозг превращается в кашицу, и тревожный звоночек превращается в назойливую трель. — Может, мы уже пойдём? — выпаливаю, понимая, что чем быстрее мы доберемся до отеля, тем быстрее эта пытка — такая сладкая — закончится. Мысли, перепутанные и жужжащие, напоминают о том, как руки парня сжимали мою талию, и мне, кажется, становится совсем нехорошо. Возможно, у меня солнечный удар, поэтому тело практически бесконтрольно жаждет соприкоснуться с каждым участком кожи Шистада. Мне снова приходится одергивать себя. Истина проста: человеку нужен человек. Это касается каждой сферы нашей жизни, начиная биологическими потребностями и заканчивая духовными. И в данный момент я уповаю на то, что это всё физиология. Моё тело ещё помнит его касания и жар, разливающийся внутри, заставляющий сердце стучать со скоростью света, а кровь — бежать по венам и шуметь где-то в висках. В большинстве своём мы подчинены биологии даже в таком деле, как секс. Мы ведомые ощущением мнимого счастья и удовольствия, поэтому не так важно, как касается нас. Ведь так? Крис предпочитает тишину, а я рассматриваю его из-под опущенных ресниц, хотя и понимаю, что с моей стороны это выглядит странно. Язык так и подмывает что-нибудь сказать, но я прикусываю щеку, заставляя себя молчать. Мы идём достаточно медленно, чтобы я не перенагружала ногу, и от этого ещё хуже. В какой-то момент мне кажется, что атмосфера вокруг наполнена концентратом под названием «Шистад», а привкус кофе, укоренившийся на кончике языка, никогда не пропадет. — Хватит пялиться, — наконец говорит Крис. Он произносит это беззлобно, скорее насмешливо, но я тут же отворачиваюсь, хотя это и глупо. — Я не пялюсь, — бурчу я. — Точно, — ухмыляется парень. Я мысленно приказываю себе молчать, напоминая о том, что говорить-то нам не о чем, но в голове уже сотня вариаций диалога, и каждая касается проведенной ночи. Слишком много недомолвок. Наверное, я просто не люблю быть в подвешенном состоянии. — И что это было? — я выпаливаю на одном дыхании и тут же сжимаю губы. Какая идиотка! Рука Шистада греет мою талию, распространяя тепло в низ живота. Невозможно приятно. — Ты о чём? — спрашивает парень. Он выглядит расслабленным — я даже завидую его выдержке. — Ты знаешь о чём, — говорю я, не желая самой произносить это вслух. — Не имею понятия, — по тону невозможно понять, подкалывает ли он или вправду не понимает, о чём идет речь. — О том, что было, — покосившись на Шистада, произношу я. Мой голос непроизвольно понижается на тон, будто я шепчу какую-то тайну. — А, — он просто пожимает плечами, всё ещё не глядя на меня. Внутри возникает ощущение, будто я разговариваю со стеной: безэмоциональный, ровный тон заставляет меня думать, будто ему всё равно. — А что такого произошло? Его вопрос ставит меня в тупик. Он, должно быть, шутит. — Мы… Мы, — я начинаю мямлить, потому что и сама не знаю, что сказать, но Крис резко останавливается, заставив меня поморщиться от боли в лодыжке. — Забудь об этом, ясно? Мы просто напились и позволили себе лишнее. Если ты себе чего-то навоображала — а судя по тому, что ты пытаешься сказать, это так — то просто забудь и не порть себе жизнь. Для меня это ничего не значит. И для тебя тоже. Мы захотели потрахаться, ладно. Но не стоит думать, что между нами что-то есть. Не усложняй жизнь ни мне, ни себе. Он смотрит на меня, нахмурив брови, и я стойко выдерживаю его стеклянный взгляд. Каре-зелёные глаза потемнели, из-за расширенных зрачков практически не видно радужки. Я сжимаю губы, вскинув подбородок. — Хорошо, что мы всё решили. После твоей вчерашней сцены можно было подумать, что ты считаешь, будто это что-то значит. Я бы предпочла вообще не вспоминать об этой ошибке. Между нами ничего не было. Знаешь, двух поцелуев мало для того, чтобы я могла что-то себе надумать, — ядовито цежу я, — так что расслабься. Не обязательно так кривить лицо, когда мы пересекаемся за семейным ужином. Не волнуйся, я не идиотка. — Хорошо, — пожимает плечами Шистад и возобновляет движение. Жжётся. Внутри все жжётся от сказанных слов. От брошенных в лицо фраз, которые и так были очевидны, но, озвученные вслух, они действуют на меня неожиданными ударами кнута по лицу. Всё внутри ноет и болит. Побитая собака скулит и воет, разгоняя ядовитую кровь по сердцу. Мне приходится зажмуриться и с силой прикусить щеку, чтобы просто успокоить мысли. Всё это было понятно, и я не удивлена тому, что наговорил Шистад. Но внутри все жжётся от обиды.