***
Вечером я снимаю повязки с повреждений, давая им возможность затянуться естественным путём, и спускаюсь на ужин. По лестнице иду медленно: лодыжка опухла и посинела. Как буду оправдываться перед матерью, я так и не смогла придумать, но что сделано, то сделано. Когда я усаживаюсь за стол, никого ещё нет, поэтому радуюсь нескольким минутам спокойствия и одиночества. Сбоку улавливаю движение и замечаю, что парни, сидящие у бара, приветственно машут мне. Слегка прищурившись, узнаю Люка и Хиро и тоже киваю им в ответ. Рядом плюхается Шистад. Я специально отворачиваюсь и прокручиваю в голове варианты дальнейших событий, но от этих мыслей меня спасает Томас. Он занимает место напротив сына и несколько мгновений с нарочитой внимательностью рассматривает лицо Криса, отчего я сама невольно бросаю взгляд на парня. Вроде бы ничего особенного. — Добрый вечер, Ева, — здоровается мужчина, а я вымученно улыбаюсь. И к чему эта показушная вежливость? Мамы всё ещё нет, и я не знаю: радоваться или сожалеть? За столом повисает атмосфера напряженности и раздражения. Я стараюсь абстрагироваться от семейства Шистадов: отец продолжает сверлить сына взглядом, а тот с напускным безразличием вертит в руках сигарету. — Убери эту дрянь, — не выдержав, гавкает Томас. От неожиданности я вздрагиваю. — Конечно, конечно, — ядовито произносит Крис и прячет сигарету за ухо, — ведь есть множество способов расслабиться. В его усмешке явно скользит намек, но я не могу разобрать подтекст. Напряжение между этими двумя буквально вибрирует в воздухе, и я невольно задумываюсь: неужели со стороны мы с матерью выглядим так же? Вероятно, да. Я подзываю официанта, решая тем самым сразу две проблемы: голод — я так ничего не поела после того кекса в обед — и давление за столом. Томас краем глаза смотрит на меня и говорит: — Нужно подождать Элизу, прежде чем заказывать. Я недовольно прикусываю губу (он шутит?), но всё же качаю отрицательно головой подходящему официанту. Парень пожимает плечами и возвращается к стойке. — Где она? — раздражённо спрашиваю я, но Томас делает вид, что не замечает такой интонации. — Спустится через пару минут. Мы снова молчим. Неприятное ощущение медленно поднимается от живота и комом застревает в горле. Шистад сидит в нескольких сантиметрах от меня — я чувствую запах кофе и море, исходящий от его кожи. По телу тут же бегут мурашки, и я мысленно закатываю глаза на такую реакцию своего организма и оправдываю себя одним простым словом: физиология. Наконец у входа на летнюю веранду появляется мать, и мой желудок издаёт слабый стон, напоминая о необходимости нормально питаться хотя бы раз в сутки. Элиза чмокает будущего мужа в щеку, что кажется нелепым — я уверена, они виделись пару минут назад — и занимает место рядом с ним. Я тут же подзываю официанта. — Что у тебя на руке? — холодно спрашивает мама. Я бросаю беглый взгляд на свой локоть, хотя и так знаю, на что смотрит женщина. — Упала, — отвечаю я, мысленно призывая официанта двигаться быстрее. — Каким образом? — продолжает она, не отводя взгляда и тем самым пытаясь надавить. Я закатываю глаза: — Какая разница? Мать поджимает губы, когда официант наконец приходит принять заказ. Её недовольная реплика так и остаётся невысказанной. Я заказываю пасту с грибами и мороженое на десерт. Шистад просит только кофе, на что я снова закатываю глаза. Как только молодой человек уходит, приняв наши пожелания, Томас обращается к Крису: — Почему ты ничего не хочешь есть? — Аппетит пропал, — говорит тот и откидывается на спинку своего стула. Краем глаза я замечаю небольшой алый кружочек, выглянувший из-под ворота его футболки, и тут же отвожу взгляд. — С чего бы это? — Томас продолжает наседать на сына, а я всё ещё пытаюсь понять, в чём тут дело. Крис раздражённо кривит губы. — Сядь прямо! — гавкает отец, а Шистад приподнимает подбородок и смотрит на него сверху вниз. Сцена кажется нелепой и странной. Отчасти потому, что Томас предпочитает не делать замечаний сыну в присутствии меня и мамы, но сейчас что-то не так. Видимо, мужчина больше не может сдерживать свои эмоции. Крис всё же выпрямляется и пододвигает стул ближе к столу. Мать молча отводит глаза, делая вид, что ничего такого нет в этой ссоре, и меня не покидает чувство, будто в дураках остаюсь только я. Официант приносит напитки, и Томас тут же говорит: — Принесите ему пиццу или ещё что-то на свой вкус. Я, опустив голову, наблюдаю за реакцией Криса: он сжимает ладонь под столом. — Нет, спасибо, — цедит парень, криво улыбнувшись официанту. Тот беспомощно смотрит на гостей. — Принесите, — цедит мужчина и смотрит прямо Шистаду в глаза. Крис опускает руку на свой стул, в нескольких сантиметрах от моей голой ноги. Я завороженно наблюдаю, как его пальцы — сначала мизинец — медленно касаются открытого участка тела. Мой рот непроизвольно приоткрывается от желания возразить, но я слишком обескуражена таким поведением. Официант кивает, не без облегчения удаляясь. — Ты должен поесть, — грубит Томас, на что Крис усмехается, — и, пожалуйста, помолчи до конца ужина. Ладонь Шистада аккуратно обхватывает моё бедро — кожа остро чувствует каждый участок соприкосновения. Тепло медленно разливается где-то в середине груди и перетекает в низ живота, затягиваясь в сладкий томительный узел. Ох. Я поднимаю глаза на парня, но он всё ещё сверлит профиль отца, отвернувшегося к Элизе. Они о чём-то говорят. В ушах звенит, поэтому не могу понять, о чём идет речь. Шистад же с безразличным выражением лица — чёртова маска — смотрит куда-то в сторону. Пару секунд я позволяю себе наслаждаться прикосновением, затем делаю быстрый вдох и тяну руку парня, давая ему понять, что не хочу этого, но парень лишь легко сжимает моё бедро, вызывая новый приступ мурашек. Я бросаю на него быстрый взгляд, но лицо Шистада остаётся ровным и непринуждённым, будто ничего не происходит. Снова тяну его ладонь, а парень сдавливает руку и его большой палец аккуратно нажимает на синяк — следы от зубов. Я чувствую, как жар распространяется внутри по венам. Прикусив губу, мельком смотрю на Томаса и Элизу, но они не замечают ни меня, ни Шистада, либо делают вид, что не замечают. Возмущение и наслаждение, словно ангел и бес, борются на моих плечах. Шистад продолжает лёгкую ласку, поглаживая раскалённую, словно оголённый электрический провод, бедро, и наслаждение всё же побеждает. Удовольствие от касаний расслабляет нижнюю часть моего тела, но мозг судорожно обрабатывает информацию. И что всё это значит? Мне хочется закричать на парня, напомнить ему о тех словах, которые совершенно недавно сорвались с его губ и так обидно и неожиданно ранили меня. Но его кожа, пальцы, ладонь будто залечивают кровоточащую рану, затягивается образовавшаяся дыра, и я с ужасом осознаю, что позволяю это и даже больше… Хочу этого. Прикосновения Шистада ласковые и нежные, и можно подумать, что это своего рода извинения, но безразличный взгляд напоминает о суровой реальности: он просто лапает меня под столом за семейным ужином. Я снова предпринимаю попытку скинуть руку парня, но он настойчиво сжимает моё бедро, отказываясь отступать. Я прикусываю губу. Чёрт бы его побрал! Обида комком застывает в горле и отдаёт привкусом кофе на языке. Когда-то кофе был моей личной слабостью, но теперь ею, похоже, стал Шистад, и, как не иронично, обе эти слабости имеют одинаковый вкус. — Осталось всего несколько дней отпуска, — мать повышает тон и, видимо, обращается ко мне. От неожиданности я вздрагиваю и бросаю косой взгляд на мужскую ладонь на моей ноге. — И я хочу, чтобы эти дни ты провела в отеле во избежании неприятных инцидентов, — она многозначительно смотрит на мой локоть, и я сжимаю зубы, чтобы не рявкнуть ничего в ответ. — Тебя это тоже касается, Крис, — грубит Томас, даже не взглянув на сына. — Мне что, двенадцать? — усмехается тот и снова слабо сжимает моё бедро. Где-то в моей голове начинают крутиться винтики, оповещающие о том, что такие действия помогают парню усмирить гнев и держать себя в руках. — Лучше бы тебе было двенадцать, — парирует отец и отворачивается, не желая смотреть на исказившееся лицо Шистада. Краем глаза я вижу, как тот стискивает зубы, проглотив едкий комментарий. Мать заводит с Томасом разговор ни о чём, видимо, желая его отвлечь от неприятных мыслей, а я пытаюсь сосредоточиться на чём-то, кроме беспардонного вмешательства в моё личное пространство. Слова о том, что та ночь не что иное, как ошибка, бьются о черепную коробку моей головы, буквально вызывая желание ударить Шистада, но разумная часть мозга напоминает о том, что не стоит поднимать крик. По крайней мере, в присутствии матери и Томаса. Я рассматриваю руку Криса, которая — мне только кажется! — так красиво смотрится на моём бедре. Глупые мысли сбивают меня с толку, обида то захлёстывает меня, побуждая к действиям, то внезапно утихает, приказывая наслаждаться разливающимся теплом. Две противоположные части борются во мне, и мне самой интересно узнать, кто же победит. Официант приносит еду, и я понимаю, что Крису всё же придется убрать руку, чтобы нормально поесть. Я уже чувствую, как отдаляется его кисть, и то место, где она недавно покоилась, покрывается мурашками из-за прохладного ветра. Но, к моему удивлению, — и к радости, — Шистад берёт пиццу другой рукой. От еды исходит приятный аромат, вынуждающий желудок забурлить от голода, но рука Криса мешает сосредоточиться: кусок в горло не лезет. — Ева, ешь! — приказывает мать, а мой организм — та часть, что отвечает за пищеварение — поддакивает ей. Мозг же отчаянно не желает подчиняться — я то и дело гляжу на опасную близость Криса. Это просто сводит меня с ума. Но усилием воли я напоминаю себе о том, что это ничего не значит, а так убедить себя намного проще. Я наматываю на вилку макарон и погружаю их в рот, при этом стараюсь не поддаваться, когда большой палец Криса вновь надавливает на синяк. Паста приятно тает на языке и на мгновение заглушает привкус кофе, который, впрочем, не получается игнорировать долго, учитывая аромат напитка, стоящий всего в нескольких сантиметрах от моего носа. Возможно, дело отнюдь и не в горячей жидкости, а в том, кто её пьет, но я предпочитаю первый вариант. Ужин для меня проходит так медленно, как только возможно. Мучительно сладкие мгновения разрывают меня изнутри, пока я пытаюсь разобраться с ураганом эмоций, а рука Криса, гуляющая вдоль моей голой ноги, только сбивает нужный настрой. Как только заканчиваю с пастой, первая вскакиваю из-за стола, совершенно позабыв о больной лодыжке, и тут же морщусь. Мама, заметив моё скривившееся лицо, недовольно спрашивает: — Что ещё? — Я подвернула ногу, — отвечаю я, но садиться обратно не намерена: мне нужно сбежать, как можно быстрее. — Ева! — мама укоризненно смотрит на меня, но я игнорирую её бурную реакцию и продолжаю гнуть своё: — Мне стоит вернуться в номер и немного отдохнуть. До завтрашнего утра я уж точно никуда не буду выходить. — Крис поможет тебе подняться, — предлагает Томас, но его тон пресекает любые пререкания. — Не нужно! — чересчур громко восклицаю я, на что мама вопросительно выгибает бровь. — Он ещё не доел, — тут же нахожу ответ, но это не спасает меня: тарелка Шистада пуста. — Нет проблем, — он пожимает плечами и поднимается. Его пальцы аккуратно пробегают по моей ноге. Вот же чёрт! Я собираюсь прошипеть что-нибудь едкое, заставив парня отвязаться от меня, и с раздражением обнаруживаю, что мать уже отвернулась, тем самым показывая, что вопрос закрыт. Шистад подхватывает меня за талию, и мой мир переворачивается третий раз за этот день. Его ладонь чересчур крепко прижимает меня, и я в попытке отодвинуться лишь пихаю парня, на что он усмехается и закатывает глаза. Я прикусываю внутреннюю сторону щеки и позволяю Шистаду помочь мне выбраться из-за стола. Прощаться не хочется, поэтому просто отворачиваюсь в сторону и смотрю на бар, не желая встречаться взглядом с Крисом. Вновь замечаю сидящих за стойкой Хиро и Люка. Они машут мне, предлагая присоединиться. Я отрицательно качаю головой и улыбаюсь им, краем глаза вижу, что Шистад смотрит в сторону моих новых знакомых. На секунду мне кажется, будто он хмурит брови и поджимает губы, но, когда я в открытую гляжу на него, Крис снова отстранен и безразличен. До второго этажа мы доходим в молчании, и у меня возникает чувство дежавю. Я почти спокойно реагирую на тепло, исходящее от кожи Шистада, но запах кофе вперемешку с солёной водой оказывает губительное действие на моё дыхание, поэтому приходится с каждой ступенькой напоминать лёгким об их работе. Мы подходим к двери моего номера, и я жду и одновременно хочу оттянуть тот момент, когда Крис отпустит мою талию и скроется в своей комнате. Я нарочно иду медленнее, но успокаиваю себя тем, что моей ноге, посиневшей и опухшей, нужен перерыв. — Выглядит не очень хорошо, — заключает парень. В тишине второго этажа его голос кажется неожиданно громким, и я вздрагиваю в его руках. — Всё в порядке, — лепечу я, надеясь, что мой голос не дрожит. — Стоит быть внимательнее, — замечает Шистад и усмехается уголком рта. Я с недоверием смотрю на него, потому что слова Криса отдалённо напоминают заботу. — Что? — улыбается он, остановившись у моей двери. — Хотела узнать, что за представление ты устроил, — выдаю я, пытаясь отвлечься от того факта, что Крис всё ещё держит меня на расстоянии в несколько сантиметров, от чего я могу внимательно рассмотреть тонкую ореховую полоску и чёрные зрачки неестественно большого размера, что, впрочем, не удивляет меня. Электрический ток, исходящий от его пальцев, посылает разряды в низ живота и приятной дрожью отдает в руках. — Ты о чём, Е-ева? Я прикусываю губу. Мои глаза непроизвольно прослеживают движение языком, когда Шистад растягивает гласную в моём имени. Всё внутри мгновенно вспыхивает, напоминая о недавнем наслаждении и о том, что было после. — Господи, — выдыхаю я и толкаю парня в грудь. — Отвали от меня. Просто отвали. Я делаю шаг назад и, приложив карту, резко захожу в свой номер. Сердце в груди норовит выскочить, но я настойчиво заглушаю вспыхнувшие чувства — возбуждение и обида. К черту всё!***
Оставшееся время отпуска на Сицилии проходит более или менее мирно. Я стараюсь как можно меньше контактировать с Шистадом, потому что чувство обиды всё ещё сжимает внутренности и заставляет отворачиваться при виде парня. Пусть думает, что мне противно находиться рядом с ним, ведь в большей степени так и есть. Мать с Томасом благополучно проводят время вместе и несколько раз втягивают меня в свои небольшие вылазки в город, в которых я, впрочем, принимаю наименьшее участие, плетясь позади них и специально отставая, ссылаясь на больную ногу, что не так уж далеко от правды. Большую часть каникул я провожу у бассейна — практически все следы ошибки сошли, лишь укус желтеет, и я могу позволить себе показаться на людях в купальнике. Привычный лежак, который я занимаю несколько дней подряд, теперь негласно зарезервирован мной, и никто не покушается на это место. Иногда краем глаза я вижу, как Шистад приходит к бассейну и располагается с другой стороны. Демонстративно уйти — значит признать поражение, поэтому я просто закатываю глаза и надеваю солнцезащитные очки, подставляя обнаженные участки тело под яркие лучи. Мне нравится мой новый загар и немного выгоревшие волосы, которые кажутся светлее, а оттого и более рыжими, но я выгляжу отдохнувшей. Я лежу на своём привычном месте, наслаждаясь легким ветром, который высушивает капли воды на моём животе после того, как я искупалась в бассейне. Шистад занял свой лежак примерно пятнадцать минут назад, и я уже третий раз бросаю на него взгляд в надежде, что парень почувствует неприятную энергетику и попросту уйдет. В очередной раз смотрю на брюнета, пытаясь понять, чем он вообще занимается, сидя на самом пекле в черной футболке — уж явно не загорает. Официант приносит ему какую-то сомнительную жидкость из бара, Крис благодарит его кивком и тут же опустошает полстакана. Я надеваю солнечные очки и отворачиваюсь. — Если ты еще раз так посмотришь на парня, я решу, что он убил твоего котенка, — шутливо произносит голос где-то сбоку от меня. Крутанувшись на лежаке, с удивлением обнаруживаю возникших из ниоткуда Люка и Хиро. На первом нет футболки, и я на несколько секунд задерживаю взгляд на подкаченном загорелом прессе. Вау. Хиро одет в простую белую майку, но от влаги она прилипла к его телу, отчего я вижу подтянутый живот. — Привет, — наконец-то говорю я, сообразив, что слишком долго молчу. — Ну, и что это за несчастный? — интересуется Хиро. В его тоне нет намёка на издевку, лишь любопытство и, возможно, весёлость. Я прикусываю губу, не зная, как ответить. Друг? Вот уж навряд ли. Сводный брат? Фу. Просто фу. — Сын парня моей матери, — произношу я. Моя реплика звучит немного глупо, поэтому Люк смеётся и присаживается на плитку рядом с моим шезлонгом. — Уверен, это захватывающая история, — говорит парень, проведя рукой по коротким тёмным волосам, ещё влажным после купания, — но меня больше интересует тот факт, что он уже третий раз за эти тридцать секунд смотрит на нас. Что? — Что? — Люк прав, — поддакивает Хиро. — Может, помахать ему? — О боже, нет, — я приподнимаюсь на лежаке, чтобы своей спиной закрыть парней, хотя это совершенно бессмысленно. — Ладно, расслабься, — по-доброму смеётся Люк, и я закатываю глаза, понимая, что они просто шутили. И чего я так напряглась? — Что с тобой случилось? Тебя ужалила медуза? — спрашивает Хиро, указав на не до конца зажившие счёсанные коленки; хорошо, что припухлость с лодыжки спала. — Неудачная встреча с велосипедистом, — отвечаю я, усмехнувшись. — Кто-то явно любит неприятности, — наигранно вздыхает парень и трогает своего друга за плечо. — Думаю, нам пора, иначе сын парня её мамы прожжёт в нас дыру. Я резко поворачиваю голову в сторону Шистада, и тот, к моему удивлению, не отводит взгляд. Я не могу разглядеть его глаз, но напряжённая линия челюсть говорит о его раздражении. С чего бы это? — Проводите меня до номера? — спрашиваю я парней. Они удивлённо кивают — видимо, не думали, что я собираюсь уйти. Но правда в том, что я не собиралась. Хиро и Люк помогают мне собрать вещи, и всё это время я старательно убеждаю себя, что дело не в реакции Шистада. И уж тем более я не собираюсь вызвать его ревность. Это глупо. И всё же маленький демонёнок внутри меня злорадно хихикает, когда я удаляюсь в компании своих знакомых: Люк легко придерживает меня за плечо, — и я спиной чувствую прожигающий взгляд с другой стороны бассейна.***
В последний вечер перед ночным отлётом обратно в Осло мы сидим за столом, наслаждаясь — если так можно сказать — ужином. Мать в который раз напоминает мне о том, чтобы я не забыла паспорт, хотя я слышала это за сегодня, по крайней мере, три раза. Я молча поедаю своё ризотто с грибами и впитываю лучи закатного солнца. Сейчас начало декабря, а это значит, что в Норвегии давно стоит минусовая температура, поэтому я стараюсь не упустить последние мгновения тепла. На фоне бледных лиц норвежцев я буду выглядеть странно загорелой, но всё же приятно ощущать, как свет подогревает кожу. Открытые участки тела охотно впитывают витамин D, и я не без удивления признаю, что отпуск прошёл хорошо. Не идеально, но вполне терпимо. В последние дни мне удалось расслабиться и набраться сил на следующий триместр. Плюс ко всему, по прилету в Осло меня ждёт приятный сюрприз. За дни, которые я проведу в Норвегии, помогут пройти акклиматизацию до возвращения в школу, и этот факт не может не радовать. Я с удовольствием потягиваю апельсиновый сок, кубики льда приятно холодят кончик языка. Хорошему настроению способствует и тот факт, что Шистад опаздывает на добрые полчаса. Безусловно, это никак не касается меня, но внутренне я благодарна парню за его непунктуальность, которая позволяет мне насладиться минутами удовольствия без напряжения, сосущего где-то под ложечкой. И — по иронии судьба — как только эта мысль мелькает в моей голове, Шистад плюхается на соседнее место. По его лицу невозможно распознать настроение, да и я слишком быстро отворачиваюсь, чтобы лишний раз не разглядывать Криса. Несмотря на весёлость, я чувствую тоску по этим выходным, ведь возвращаться в рутину всегда тяжело. Сицилия оставила след на мне — это невозможно отрицать. Мысли медленно перетекают не в то русло, и в голове возникает несколько картинок: пьяная ночь с Шистадом, его рука на моём бедре и я, плотно прижатая к парню у входа в мой номер. От воспоминаний меня отвлекает голос матери, напоминающий о времени отъезда из отеля. Я не подаю никаких знаков, раздражаясь её навязчивости. — Ты собрал вещи? — спрашивает Томас у сына. Его тон более чем безразличен; он даже не смотрит на Криса. — Очевидно, — в том же духе отвечает Шистад, и я невольно думаю о том, что не всем отдых пошёл на пользу. Отношения семейства Шистадов явно ухудшились, и эта показная отстранённость тому свидетель. Я всё ещё думаю о том, что происходилр в течение всего этого времени: странные разговоры между мужчинами, слова Томаса о том, что мне следует присмотреть за Крисом, и намёки, намёки, намёки, которые я не в силах разгадать. Хотя ответ лежит где-то на поверхности, я никак не могу подцепить его. Нужна всего одна подсказка, и я у цели, но подсказки нет, и остаются лишь недомолвки и брошенные в пустоту слова. Я выдыхаю, отпуская тревожные мысли, от которых откровенно болит голова. Прикончив своё ризотто, я заказываю пирог с абрикосами на десерт и допиваю свой сок. Шистад заказывает двойную порцию американо, и я делаю вывод, что он не собирается спать в самолете. Мать пьёт ромашковый чай: то ли для успокоения нервов — хотя по ней и не скажешь, — то ли для лучшего сна. От пирога, который только что принёс официант, исходит потрясающий аромат, и я уже скучаю по этому вкусу, напоминая себе, что сейчас в Норвегии вряд ли найдешь такую прелесть. За столом стоит тихий гул: мать что-то спрашивает у Криса, и тот отвечает ей. Его тон звучит более дружелюбно, чем при общении с отцом, и меня не покидает мысль о том, что парень всё ещё пытается втереться в доверие к Элизе. Вот лицемер. Кстати, о лицемерии. Я краем глаза рассматриваю мать и Томаса. Колец у них нет. Сейчас, по крайней мере. Весь отпуск я гадала, когда же они сообщат «радостную» новость, но будущие супруги всё отмалчивались. И сегодня, очевидно, тоже не собирались ничего говорить. По моему мнению, время, проведённое на Сицилии, было более чем удачным, — я смирилась с мыслью, что Томас — а вместе с ним и Крис — не исчезнет в ближайшие месяцы из моей жизни. Крису же, кажется, откровенно всё равно. Чего они тянут, мне непонятно. В любом случае, они продолжают хранить свою маленькую тайну, и в какой-то момент я понимаю, что меня тошнит от них. От всех. Сама не замечаю, как портится настроение, а потому напоминаю себе о том, что по возвращению в Осло я встречусь с отцом. Наконец-то. Данный факт вызывает улыбку, которую я не сдерживаю, позволяя теплу и любви к папе разливаться в груди. Вот так просто одна мысль вновь настраивает меня на нужный лад. Я поднимаюсь со своего места быстрее всех. Шистад ещё даже не доел стейк. — Пойду проверю вещи, — говорю я, потому что это то оправдание, которое может принять мать. На самом же деле перед отъездом я хочу увидеться с Люком и Хиро. Мы не стали друзьями, но улететь, не прощаясь, как-то некрасиво. Парни большую часть времени проводят на пляже, и я почему-то уверена, что они и сейчас там. Я прохожу через бар и иду к морю. Закат окрасил небо в красивый оранжево-розовый цвет, и я рада, что в последний день нет дождя. Как я и предполагала, оба моих знакомых всё ещё плещутся в воде: кажется, они плывут на перегонки до берега. Я останавливаюсь у их одежды и молчаливо дожидаюсь, когда парни приблизятся. На пляже больше никого нет, что неудивительно. Туристы предпочитают чистый и безопасный бассейн. — Какие люди! — говорит Хиро, стряхнув влагу с волос. Люк приветственно машет мне рукой. Он подплыл первый и явно запыхался, Хиро в отместку за проигрыш бьёт друга по спине, заставив того откашливаться. — Я сегодня улетаю, — сообщаю им, когда парни наконец подходят ко мне. Люк вытирает волосы полотенцем, а его товарищ накидывает ткань на голые плечи. — Вот как, — слегка улыбнувшись, произносит Люк. — А мы так и не погуляли вместе! В его тоне сквозит весёлость, нет и намёка на обиду. Чёрт, был бы кое-кто таким же добрым! — Вернешься в Осло и забудешь таких красавчиков, как мы? — спрашивает Хиро с усмешкой, на что я закатываю глаза. Морской бриз развевает полы моего голубого платья, открывая обзор на почти прошедшую щиколотку. В эту минуту я чувствую себя хорошо. Солнце всё ещё светит последним лучами, в воздухе пахнет морем, и мои знакомые с улыбками на лице прощаются со мной. — Что-то вроде того, — отвечаю я, насмешливо пожав плечами. Хиро первым обнимает меня. Я обхватываю его тело в ответ, почувствовав, как влага пропитывает платье. Мы не стали друзьями, но всё же такой ритуал, как объятия, кажется сейчас правильным. Люк тоже обнимает меня, слегка потрепав мои распущенные волосы. Я едва достаю ему подбородка, поэтому мой нос упирается парню куда-то в ямку ключицы. Я с удивлением осознаю, что была бы не против поближе пообщаться с ним. Несмотря на смазливую внешность, он кажется действительно неплохим. Отступив на шаг, Люк облизывает сережку в губе и подмигивает мне. — Может, в другой раз, — отвечаю я на его вопрос про прогулку, и он смеётся. Когда с прощаниями покончено, парни остаются на пляже, а я иду в сторону отеля. Они машут мне руками, и я киваю головой в ответ, чувствуя радость от того, что всё-таки решила увидеться с ними перед отлётом. Поднявшись наверх, я с удивлением обнаруживаю Шистада. Он стоит, приложившись плечом к своей двери, и наблюдает за мной. Подойдя ближе, я вижу, что его лицо искажено неприятной гримасой — смесь раздражения и усмешки. Не обращая на него внимания, я щелкаю картой и открываю дверь, но, прежде чем успеваю зайти, Крис цедит: — Проверила вещи? Его тон сочится ядом, и я непроизвольно дёргаюсь, скривив губы. — Чего? — Спрашиваю: проверила ли ты свои вещи? Я умоляю себя не смотреть на парня, но мой мозг не успевает обработать приказ — глаза тут же находят лицо Шистада. — И что ты имеешь в виду? — хорошее настроение мгновенно улетучивается при виде самодовольного выражения Криса. — Даже не знаю. С каких пор твои похождения называются вещами? Я застываю на месте и пытаюсь обработать информацию. — Какие к чёрту похождения? — Кажется, я неверно подобрал слова, — кивает Крис, будто соглашается со мной.— Не знаю, с кем из них ты трахалась, но обычно парням не нравится, когда их называют вещью. Я прикусываю кончик языка, приказывая себе не идти на поводу. Он специально достаёт меня. Самым верным решением сейчас будет просто уйти, что я и делаю, шагая в свой номер. Но неожиданно рука Шистада сжимается на моём запястье. В первую секунду я удивляюсь тому, как быстро он преодолел расстояние от своего номера до меня. Во вторую секунду осознаю, что он опять схватил меня. И в третью секунду бью его по лицу. Всё честно. Крис втягивает воздух сквозь стиснутые зубы. — Пусти меня, — приказываю я, дёрнув запястье, но Шистад лишь сильнее сжимает, хотя и не причиняет реальной боли. — Так с кем из них? — он продолжает гнуть своё и с садистской улыбкой глядит на меня сверху вниз. — Что ты несёшь? — я ненамеренно повышаю тон, продолжая тянуть руку на себя. Что за привычка хватать меня? — Зачем отрицать очевидное? — философски интересуется он. Спокойный тон выводит меня из себя. Я разъярённо смотрю парню в глаза: за расширенными зрачками практически не видно потемневшей радужки. — Это не твоё дело! — кричу ему в лицо и другой рукой толкаю в грудь, но Крис даже не отступает на шаг. Он застыл, как глыба, и смотрит на меня. Я с ужасом наблюдаю, как его самодовольная ухмылка медленно растягивает губы. Выглядит жутко. — Пошла ты! Он резко выпускает мою руку, отчего я теряю равновесие — мне приходится сделать несколько шагов назад, чтобы не упасть. Крис разворачивается и стремительными шагами удаляется по коридору. — Нет, пошёл ты! — я ору ему вслед, хотя это больше чем глупо. Так я тешу свой гнев. Пошёл он!***
Через два часа мы вместе с чемоданами загружаемся в такси. Шистад садится вперед, и я рада тому, что могу отвернуться и не смотреть на него. До аэропорта мы добираемся сравнительно быстро и буквально через сорок минут оказываемся в самолете. К моему счастью, место Криса оказывается позади меня, и я избегаю его невыносимой компании на ближайшие несколько часов. Воткнув наушники в уши, я отключаюсь на половине пути и просыпаюсь, когда стюардесса просит пассажиров пристегнуть ремни. Вот я и дома.