***
Эмили откидывается на подушку, подтягивает одеяло и некоторое время молчит. Мне до безумия хочется включить свет, чтобы видеть её лицо, но по объективным причинам не делаю этого. Тоже подтягиваюсь к спинке кровати и нервно кусаю губу, дожидаясь, пока подруга соберётся с мыслями и начнёт рассказ, от которого у меня обязательно побегут мурашки по всему телу. Но девушка всё ещё не раскрывает рта, и я начинаю терять терпение, поэтому решаю подтолкнуть её к разговору. — Как это началось? — я говорю достаточно громко, чтобы она расслышала, но так, чтобы звук не выходил за пределы закрытой двери. — Если я расскажу, ты обещаешь ничего не говорить Элиоту? — спрашивает она, и я различаю ноты страха и смущения в её интонации. Я раздумываю над словами Эмили. Однозначного ответа не возникает в моей голове по нескольким причинам, одна из которых аура чего-то тёмного, исходящего от Бодвара. Реакция парней на него изрядно напрягает меня, и где-то внутри червячок здравомыслия шепчет, что это неспроста. Если Бодвар опасен, я должна сказать Элиоту, но я не могу узнать, опасен ли он, если Эмили не откроется мне. Решение находит меня через несколько мгновений обдумывания, и оно кажется самым правильным и логичным: если я не смогу рассказать Элиоту, то смогу рассказать Шистаду. Так я не нарушу обещание. — Хорошо, — утвердительно говорю я, стараясь придать лицу каменное выражение, чтобы звучать увереннее, хотя из-за выключенного света в этом нет смысла. Похоже, Эмили кивает, потому что краем глаза улавливаю движение сбоку, а лицом — лёгкое колебание воздуха. Снова повисает напряжённое молчание; чувствую, что Флоренси просто собирается с мыслями. Я же в это время пытаюсь подготовить себя к потоку информации, которая, очевидно, станет потрясением. — Это сложно объяснить в двух словах, — произносит Эмили так тихо, что я едва слышу её. Не то что бы я хотела знать подробности… Молчу, давая ей возможность выговориться. — Все случилось неожиданно, — начинает свой рассказ Флоренси. — В ту неделю постоянно шли дожди. Я задержалась немного дольше в школе и попала под ливень. Клянусь, одежда была мокрой до нитки через три минуты после того, как я вышла из Центрального корпуса! У меня не было зонта: как обычно забыла дома, — голос Эмили спокойный. Я чувствую, что она начинает улыбаться, а у меня холодеет всё внутри. — Генри как раз отъезжал от школы, когда заметил меня, — от того, что подруга называет учителя по имени, моё лицо непроизвольно кривится гримасой. — Он предложил подвезти меня. Некоторое время девушка рассказывает, о чём они беседовали в дороге, но где-то на периферии я понимаю, что она подводит меня к кульминационному моменту. Оказывается, я так боюсь его, что перестаю дышать на несколько секунд, позволяя лёгким испытать острую боль от нехватки кислорода. Во рту пересыхает, когда Флоренси наконец делится со мной секретом: её поцелуем с Бодваром. В этот момент я чувствую себя глупо и испуганно, в голове вновь возникает сцена, когда Шистад запретил мне иметь хоть какую-то связь с Бодваром. Я внутренне напрягаюсь и молчу, рассматривая лицо подруги в темноте. Она тоже затаила дыхание в ожидании моей реакции. — Скажи что-нибудь, — просит она. Я тщательно обдумываю все сказанные слова, но из горла вылетают лишь сдавленные звуки, похожие на стоны умирающего. Я вздыхаю, ощущая удушающую руку на шее, которая не даёт принять правильное решение. Наверное, потому что такового не существует. Категории морали и черты разумного стёрты, хотя где-то в глубине души я чувствую вину за те шутки и слова, которые я говорила о Бодваре, чтобы смутить Эмили. Сейчас мои замечания кажутся катализатором, который подтолкнул Флоренси к этой бездне. Я должна протянуть ей руку помощи, но я не знаю, как спасти её. — Это должно прекратиться, — наконец выдаю я и отворачиваюсь, глотая собственные слёзы.***
Утром я еле разлепляю веки. В висках пульсирует и отдаёт резкой головной болью. Во рту пересохло, и я ощущаю, как ломит всё тело. Перевернувшись на спину, вижу, что Эмили ещё спит. Её опухшее лицо наталкивает на мысль, что девушка, как и я, проплакала большую часть ночи. Я слышала, как несколько раз она вставала и выходила. Возможно, на кухню, чтобы выпить воды, или в ванную, чтобы умыть заплаканное лицо. Отбросив одеяло, опускаю ступни в глубокий ворс ковра и несколько минут просто сижу, пытаясь справиться с последствиями тяжелой ночи. После того, как я сказала Флоренси покончить с этим, мы не произнесли друг другу ни слова, и где-то в груди неприятно колет от вероятности потери новой подруги. Мне интересно, как Эмили будет себя вести, и я знаю наверняка, что наш разрыв станет ударом для моего шаткого здоровья, хотя я сама виновата. Когда стоял выбор, я решила не поддерживать Флоренси. И дело было не только в морали и нравственных взглядах, а в тревожном чувстве, граничащим с опасностью, которое возникло у меня при мысли о том, что Эмили и Бодвар уже некоторое время встречаются. Оставляя беспокойные мысли, я выхожу в коридор и на цыпочках крадусь в ванную, пытаясь не поднимать слишком много шума. Распахнув дверь, проскальзываю внутрь и оставляю проход приоткрытым, чтобы не разбудить обитателей дома хлопком. В отражении передо мной предстаёт опухшее лицо с тёмными пятнами под глазами, впавшими, словно ямы. Я выгляжу отвратительно, и надеяться на то, что холодная вода поможет снять отёк, просто глупо, однако это — единственный способ придать себе более человеческий вид. Я набираю в ладони ледяной воды и окунаю туда лицо, задерживаясь там, чтобы кожа смогла впитать целебную влагу. После двух таких процедур я выгляжу немного лучше, поэтому чищу зубы и привожу в порядок волосы, спутавшиеся за несколько часов сна, что мне удалось урвать. Когда я выглядываю в коридор, готовая вернуться в комнату и поговорить с Эмили лицом к лицу — хотя я не уверена, что должна сказать, — вижу мужскую фигуру, одетую в чёрную куртку и шапку. Это Элиот. Он поднимается по лестнице. Я вижу, как он стягивает шапку, отчего серёжка в его ухе дергается, и жуёт кончик сигареты, подобной тем, что я видела у него в комнате вчера вечером. Несмотря на ранний час, парень выглядит достаточно бодро, и я пытаюсь припомнить, слышала ли, как Элиот уходил. Он сворачивает в коридор, направляясь в свою комнату, и почти мгновенно замечает меня, стоящую в дверях ванной. Почувствовав неловкость, выхожу в коридор. Босые ступни холодит деревянный паркет на полу. — Доброе утро, — здоровается Элиот. Он говорит шёпотом, но я отчётливо слышу слова в доме, погруженном в глубокий сон. Ещё раз бегло осматриваю фигуру парня, подмечая жидкость на плечах его куртки. Это растаявший снег. — Привет, — так же тихо отзываюсь на его приветствие. В голове крутится навязчивый вопрос о том, куда же ходил Элиот рано утром. Тут же вспоминаю о том, что всего в нескольких метрах спит моя подруга, и чувство вины затапливает разум. Мне хочется спросить у Флоренси его мнение о Бодваре, но это слишком. Решаю промолчать и просто киваю, прошмыгнув мимо Элиота в комнату Эмили. Мне становится душно от мыслей, заполняющих каждую клетку мозга и отзывающихся резкой болью в висках. Странное чувство, будто кто-то подвесил меня на крючок, подцепив органы острым концом, смешивается с безысходностью, ведь я так и не решила, что буду делать с той информацией, в которую оказалась посвящена. Как удивительно: мы стремимся знать всё, а когда узнаем, то не понимаем, что делать с этой информацией. Отчасти поэтому я и не люблю правду, хотя, как и любой идеалист, в теоретическом выборе между сладкой ложью и горькой правдой выбираю второе. Мне нравится думать, что я могу смириться с любыми словами, но дело в том, что ложь оберегает. Она приятна, ласкает слух. Вероятно, поэтому я всё никак не могу признаться себе, что, хоть Крис и сказал, что не употребляет ничего, находка в пачке его сигарет говорит об обратном. Я люблю полагать, что, пока ложь нежно обволакивает ноющее сердце, оно не так уж и болит. Мысленно возвращаюсь к исходной проблеме, а именно к Эмили. Вчера я сказала девушке прекратить отношения с Бодваром, но сейчас хаотичные размышления говорят о том, что это было не самое верное решение. Даже если она услышала мои слова, то отказаться от того, что стало частью тебя, трудно. Почти невозможно. И я даже не попыталась понять подругу, погрязнув в страхе перед человеком, которого не знаю и сужу лишь по размышлениям других. Это кажется неправильным с точки зрения предубеждений и предвзятости, но тревожное чувство, колотящееся в груди, подсказывает, что я не так уж и далека от истины. Даже удивительно, что мои взгляды меняются с такой быстротой, бросая меня из крайности в крайность, но ведь ситуация, выходящая из ряда вон, и требует такого критического мышления. К моменту пробуждения Эмили мне так и не удаётся осмыслить всё необъятное и принять хоть какое-то здравое решение. Девушка сонно потягивается и приоткрывает опухшие глаза, пока я, сидя на краю кровати и подогнув ногу под себя, наблюдаю за ней. Заметив пристальный взгляд, подруга вздрагивает и тут же смущённо краснеет. Я неловко улыбаюсь ей, чувствуя, как чешется кончик языка от необходимости сказать хоть что-то, но нужные слова никак не идут на ум. В итоге решаю начать с малого: — Привет, — тихо здороваюсь и прикусываю губу, рассматривая смущённую девушку напротив. — Доброе утро, — отвечает Эмили. В её тоне слышна мягкость, и эта доброта пропитывает меня насквозь. Чувство вины становится ещё более осязаемым, оно давит на плечи. — Эмили, — я произношу её имя, при этом заламывая пальцы. — Извини меня. Я выдыхаю на поднимаю глаза на Флоренси, которая едва заметно улыбается, а затем сдувает прядь со лба. Похоже, она не злится. — Всё в порядке, — произносит девушка, но я отчетливо слышу нотки напряжённости в её голосе. — Я знаю: это сложно. Я не надеялась, что ты поймешь. Последняя фраза звучит немного обидно, но, тем не менее, это правда. Мне сложно понять Флоренси и её чувства, хотя история Эмили находит отклик где-то в глубине души и наталкивает на определённые мысли. Я начинаю анализировать её, рассуждая о том, что же заставило девушку упасть в цепкие объятия Бодвара, и понимаю, что отчасти из-за её неуверенности в себе и скрытности. Давление, оказываемое Элиотом на Эмили, рано или поздно должно было вылиться в нечто подобное. — Мне не стоило вчера вести себя так грубо. И я хочу, чтобы ты знала: я ничего не скажу Элиоту. Сердце у меня на мгновение замирает, напоминая о том, что это в некоторой степени подло, ведь в случае чего я расскажу Шистаду всё, но тот факт, что частичная правда это не ложь, успокаивает совесть. Хотя бы на время. Эмили кивает, принимая мои слова, и снова улыбается. Напряжение и смятение, которые я испытывала последние несколько часов, отступают — облегчение затапливает душу. Но есть ещё одна нерешённая проблема, которая ждет меня дома. Шистад.***
Наскоро попрощавшись с Эмили после школы, я выхожу из Центрального корпуса и бросаю мимолётный взгляд на парковку. Машины Шистада нет, и это наталкивает на определённые мысли. Мы не пересекались в школе, из чего делаю вывод, что парень и вовсе не приходил на занятия. Тревожные мысли, закрадывающиеся в черепную коробку, подсказывают, что всё это может быть связано со вчерашними делами Криса, поэтому расстояние до дома кажется мне ничтожно маленьким. Несмотря на начавшийся снегопад и промокшие ноги, я довольно быстро добираюсь до калитки дома, и, к своему облегчению, замечаю машину Шистада на привычном месте. Из-за быстрой ходьбы мне приходится остановиться, опершись на забор, и перевести дух. Всё это время скольжу взглядом по окнам дома, чтобы разглядеть включённый свет, но для этого на улице недостаточно темно. Оглядываю внешний двор и перевожу взгляд на машину Криса, краем глаза улавливаю движение где-то сбоку. Повинуясь неприятному ощущению в низу живота, медленно поворачиваю голову в ту сторону и, прищурившись, вглядываюсь в мужской силуэт. Человек, одетый в чёрную куртку и штаны, стоит, засунув руки в карманы. Его фигура кажется неподвижной, отчего становится немного жутко. Он находится достаточно далеко, поэтому рассмотреть его лицо не могу, но отчего-то начинает казаться, что мужчина смотрит именно на меня. Липкое чувство неконтролируемого страха охватывает тело, и я поспешно открываю калитку, быстрым шагом проходя к дому. Прошмыгнув внутрь, тут же запираю дверь. Несмотря на сбившееся дыхание и хмурую складку, которая пролегла меж бровей, я выглядываю в глазок, чтобы удостовериться, что мужчина не пошёл за мной. Быстро осмотрев пространство вокруг, я громко выдыхаю. Меня затапливает осознание того, что излишняя нервозность привела к развитию паранойи. На шум моего появления в доме через несколько секунд прибегает Тоффи. Завидев меня на пороге, собака тут же бросается навстречу с весёлым лаем. Я присаживаюсь на корточки, что не очень удобно в пуховике, когда питомец закидывает передние лапы на мою ногу и принимается облизывать лицо, при этом интенсивно виляя хвостом. Радость от такой встречи мгновенно захлёстывает меня, и я забываю о странном незнакомце на улице и тревожности. Погладив вьющуюся шёрстку Тоффи, я встаю и стягиваю куртку, затем снимаю ботинки. Неуверенность снова овладевает разумом, поэтому несколько минут переминаюсь с ноги на ногу, пытаясь принять хоть какое-то решение относительно следующих действий. Медленно иду на кухню, одновременно ожидая и боясь столкновения с Шистадом. Тоффи следует за мной, чуть не наступая на пятки. В голове проносится мысль о том, что я давно не играла с животным, отчего тот чувствует тоску, поэтому делаю мысленную пометку проводить больше времени с любимцем. Кухня оказывается пустой, и я выдыхаю, ощущая разочарование и облегчение в одинаковой степени. Решаю, что всё ещё не готова встретиться с Крисом лицом к лицу, поэтому спускаюсь в комнату, стараясь при этом шуметь как можно меньше. В спальне я стягиваю вчерашнюю одежду и надеваю футболку и леггинсы. Эти простые действия помогают расслабиться, и я начинаю более трезво оценивать ситуацию. Да, мы поссорились с Крисом, но это ведь не в первый раз. Отчего возникли тревога и напряжение, сложно сказать, но, по правде говоря, мне не очень хочется разбираться в причинах этого. По крайней мере до тех пор, пока я не увижу Шистада. Отчасти я даже злюсь, что парень сам не пришёл ко мне, когда услышал — а я уверена, что он услышал, — как я вернулась домой. Необходимость делать первый шаг в примирении немного выводит меня из себя, потому что в ссоре я виновата так же, как и он. Собрав волю в кулак, я всё же поднимаюсь наверх и иду к комнате Шистада, но постепенно мой шаг становится всё тише, уверенность покидает движения. Когда я оказываюсь у двери в спальню Криса, желание развернуться и уйти проникает под кожу, оседая мерзкой плёнкой. Замявшись на несколько секунд, я всё-таки заглядываю в проход. Сначала одним глазом, опасаясь, а затем просовываю голову и, наконец, полностью вхожу в помещение. В комнате убрано: кровать заправлена, на полу не валяется ни одной вещи и на столе относительный порядок. Такое изменение в обстановке кажется знаком чего-то важного, но пока не могу понять, чего именно. Тем не менее, Криса здесь нет. Я стою посреди комнаты, скрестив руки на груди, и ещё раз оглядываю пространство, мысленно прикидывая, куда же мог уйти Крис. Его машина на месте, входная дверь открыта, значит, он точно дома. К счастью, поток мыслей прерывается шумом воды, который накрывает меня оглушительной реальностью. И как я не услышала раньше? Я покидаю спальню, оставив дверь приоткрытой, и дёргаю ручку ванной комнаты. К удивлению, она поддаётся. Шум воды, смешанный с густым паром, на секунду дезориентирует меня, поэтому быстро осматриваю небольшое помещение, пытаясь привести себя в чувство. Зеркало запотело, и в нём мутным силуэтом отражается душевая кабинка. Я прохожу внутрь и случайно спотыкаюсь о распахнутую дверцу стиральной машины. Чертыхнувшись, закрываю её и продолжаю свой медленный путь, остановившись перед ванной. Внезапно чувство нерешительности и испуга заставляет меня замереть, но Крис, видимо, услышав мои шаги, оборачивается. Он отодвигает шторку, отчего ещё больше пара вырывается наружу. Я на секунду зажмуриваю глаза, позволяя себе утонуть в ощущении потерянности. Когда я вновь распахиваю веки, Шистад не мигая смотрит на меня, при этом лицо его абсолютно непроницаемо. Я смутно осознаю, что он стоит передо мной полностью обнажённым, и на мгновение теряюсь, быстро моргнув несколько раз. В низу живота тут же завязывается узел, отдаваясь приятной, но ноющей болью между ног. Реакция моего тела кажется нелепой и до жути неуместной — усилием воли заставляю себя не смотреть вниз, сосредоточившись на каменном лице Шистада. Он молчит, ожидая от меня каких-то действий. Я открываю рот, но слова никак не могут сорваться с языка, поэтому просто прикусываю губу, обдумывая дальнейшие действия. Кончиками пальцев поддеваю края футболки и тяну её вверх, при этом стараясь не отрывать глаз от каре-зелёных напротив. На его лице не проявляется ни одной эмоции, но я вижу, как расширяются его зрачки, выдавая хоть какую-то реакцию. Наклонившись, я стаскиваю штаны вместе с нижним бельём и, наконец, полностью голой оказываюсь лицом к лицу с человеком, от которого у меня мурашки по коже. Странное чувство овладевает всем моим существом, но теперь мы на равных: ни один слой одежды не мешается. Здесь лишь чистые и обнажённые, как мы сами, эмоции. Крис безмолвно делает шаг назад, позволяя мне войти в ванную, и я так же молча ступаю под горячие потоки воды. Хотя большую часть струй закрывает спина Шистада, я чувствую обжигающую жидкость, от которой мгновенно краснеет кожа, а волосы превращаются в мелкие кудри у корней. — Привет, — произношу я. Мой голос тонет в шуме воды, но Крис и без того понимает слова, читая по губам. — Привет, — отзывается он. Его рот красиво складывается, когда он говорит что-то, и я чувствую мурашки, бегущие по телу. Необходимость что-то говорить тонет в потемневшем взгляде парня. Я просто мирюсь с этим, принимая всю ненормальность наших (недо)отношений, неспособность к нормальному диалогу и сводящему с ума всплеску эмоций. Где-то на задворках сознания мелькает мысль о том, что все эти черты и делают нас теми, кто мы есть. Меня это вполне устраивает. Поддавшись импульсу, я подхожу к парню, практически каждой клеточкой тела ощущая его вибрирующую близость. Рука Криса слегка касается моей ладони, переплетая наши пальцы, и внутри разливается что-то похожее на сладкий тягучий мёд. Я непроизвольно слежу за лёгкими движениями длинных пальцев, очерчивающих узоры на моей кисти, и затем поднимаю глаза на лицо Криса. Он смотрит в ответ. Я ощущаю, как земля уходит из-под ног и мышцы превращаются в подрагивающее желе. Необходимость вцепиться в Шистада, чтобы удержаться на тонкой грани безумия, подталкивает меня ближе, и я целую его. Сначала медленно, едва-едва касаясь его губ своими, но затем парень берет инициативу в свои руки. Языком он раздвигает мой рот почти до хруста, затем проходится по ряду зубов и толкается к нёбу. На вкус Крис всё тот же: кофе с никотиновым послевкусием. Тоска щемит мне сердце, когда я вспоминаю о вчерашних событиях, и Крис, будто заметив перемену, касается ладонью другой руки, поглаживая кожу щеки. От этой невесомой нежности меня застилает волна чего-то до дрожи приятного. Я невольно поддаюсь этому жесту, наслаждаясь лаской. Наши языки встречаются, когда Крис немного меняет угол, затем прикусывает мою губу не больно, но чувственно, отчего у меня вырывается тихий стон. Руками обхватываю плечи парня, ощупываю их влажную покатость и льну ближе, желая почувствовать его каждой клеточкой своего тела. Ладони Шистада обхватывают мою талию, стискивая разгорячённую водой кожу, затем смещаются, оглаживая бедра. Я слегка прогибаюсь в спине, сильнее прижавшись к парню, и бедром ощущаю его эрекцию. От столь интимной близости меня накрывает волной возбуждения, и я, привстав на цыпочки, тянусь к шее парня, чтобы оставить несколько торопливых поцелуев. Его кожа — горячая и мокрая — словно тает под моим языком, а на ключице мгновенно расплываются красные следы, свидетели нашей страсти. Я кусаю и тут же зализываю раны, возбуждаясь от этого ещё больше. Одна рука Криса плотно стискивает мою талию, удерживая на месте, а другая протискивается между нашими телами, находя самую чувствительную точку. Я роняю громкий стон, почувствовав, как его пальцы входят в меня сначала на половину фаланги, а затем полностью, начиная медленное томительное движение. Я мгновенно забываю о том, что делала до этого, и беспомощно хватаюсь за талию Криса, боясь свалиться от его действий. Он осыпает поцелуями мою щёку, затем прикусывает мочку уха, наклонившись, и при этом не прекращает движений внутрь. — Чёрт, ты такая мокрая, — рычит он, вызывая волну электрического тока, тут же отдающегося внизу. Крис сгибает пальцы, попадая в ту самую точку, и я уже не могу сдерживать громкие стоны, беспорядочно срывающиеся с моего языка. Чувство, близкое к эйфории, охватывает тело, когда он дергает пальцами ещё несколько раз — я растворяюсь, превращаясь в непонятную субстанцию, растекающуюся в руках парня. Сокращаясь вокруг его пальцев, ощущаю оглушительную волну удовольствия, поэтому слова, которые выскальзывают из моего рта, больше похожи на сбивчивые бормотания, прерываемые вздохами. Когда сокрушительность оргазма проходит, я более твёрдо стою на ногах и фокусирую взгляд на парне и всё ещё упирающейся в меня эрекции. Крис наклоняется и снова целует меня медленно, словно давая прийти в себя. Я проскальзываю языком в его рот, впитывая запретный вкус кофе. Моя рука опускается и обхватывает его член. Крис прикусывает мою губу, отчего я стону, но не отпускаю его, а наоборот слегка сжимаю и начинаю томительные движения. Рука Шистада обхватывает мою грудь, пропуская сосок между пальцев, отчего между ног становится непозволительно горячо, несмотря на недавнюю разрядку. — Быстрее, — глухо говорит Крис, и я начинаю интенсивнее двигать рукой, дожидаясь, когда буду готова принять его. Несмотря на интимность обстановки, вода не способствует возбуждению, а только смывает смазку, поэтому я делаю шаг назад, увлекая Шистада за собой. Почувствовав, что больше не могу сдерживаться, я касаюсь членом парня входа, и он без слов подаётся вперед. Первый толчок становится оглушающим: он наполняет меня до краёв, с уст срывается громкий стон. Второй, не менее интенсивный, ощущается более ярко, и трение кожи об кожу заставляет меня закатить глаза. Крис выбирает идеальный темп, быстрый и мощный. Все мысли мгновенно улетучиваются, и остаются лишь неконтролируемая близость и поступательные движения, его руки на моем теле и мои губы на его плече. Оказавшись близко к краю блаженства, я распахиваю веки и вглядываюсь в помутневшее лицо Криса. — Давай, детка, — приказывает он хриплым голосом, и этого оказывается достаточно, чтобы я рассыпалась на сотни кусочков. Размытым взглядом я наблюдаю за тем, как Крис выходит из меня, несколько раз двигает рукой и изливается на моё бедро, которое тут же очищается водой. Я тяжело дышу, грудной клеткой ощущая бешеное сердцебиение парня напротив. Чувство безразмерного счастья захватывает в свой плен, и я отдаюсь ему на несколько долгих, мучительных мгновений.***
Крис закрепляет полотенце на бёдрах, а я, не в силах отвести взгляда от его ловких движений, сижу на стиральной машинке. На мне его футболка: моя, полностью мокрая, валяется на полу, — влажные волосы свободно спадают на плечи, и вода, стекающая с них, пропитывает тонкую ткань. В мутном отражении запотевшего зеркала я вижу свой силуэт в чёрной материи и голую спину Шистада. Парень вытирает лицо и тормошит волосы, отчего его прическа напоминает ёжика. Я невольно улыбаюсь, разглядывая Криса, и замечаю, что на его губах играет приятная усмешка. Она вызывает у меня тепло, разливающееся по телу. Подняв на меня глаза, Крис прикусывает губу и, приблизившись, встаёт между моих ног. Он подтягивает меня за бёдра ближе к себе и опирается руками по обе стороны от меня, наклонившись. От него пахнет горячим душем, что приглушает пленительный аромат кофе — я знаю, что на вкус его губы как эспрессо. Шистад рассматривает меня потемневшими глазами с расширенными зрачками, и я невольно тону в этом взгляде, чувствуя, как плавится под взглядом кожа. Словно в замедленной съёмке, я вижу, как Крис подаётся вперед; его рот аккуратно накрывает мой, губы приоткрываются и прихватывают мои. Это действие отдаётся жаром между ног, и я слабо думаю о том, что никак не могу насытиться близостью Шистада. Он целует меня медленно и чувственно, касаясь только горячими, влажными губами, и от этого поцелуй ощущается острее предыдущих. Оторвавшись от него, чтобы глотнуть воздуха, я ощущаю, как пульсирует кожа губ и горят кончики пальцев. Крис ухмыляется и отодвигается. Я облизываю губы, пристально слежу за тем, как Шистад открывает дверь ванной комнаты, отчего в помещение тут же проникает прохладный воздух, и останавливается, ожидая, когда я выйду. Спрыгнув со стиральной машинки, следую к проходу и специально покачиваю бедрами, поддаваясь чувственному запалу. Крис за моей спиной издаёт смешок и легко хлопает меня по ягодице, отчего я оборачиваюсь на него и закатываю глаза. Я проскальзываю в комнату парня и присаживаюсь на край кровати, дожидаясь, когда он войдёт и закроет за собой дверь. Всё ещё обернутый в полотенце и с голым торсом Шистад проходит к шкафу, вынимает чёрные боксеры и спортивные штаны, которые почему-то лежат в одном ящике. Скинув полотенце, он натягивает одежду, стоя ко мне боком. Я пристально наблюдаю за тем, как перекатываются его мышцы при движениях, и с ужасом понимаю, что не могу отвести глаз. Шистад плюхается на кровать, и матрац прогибается. Я буквально вынуждена подползти к парню. Несмотря на всю беззаботность и легкость, царящую между нами, я ощущаю тяжкий груз вчерашней ссоры и общей недосказанности, что ещё более заметно в тишине спальни. Секс — это, конечно, хорошо, но он, к сожалению, не решает проблем. Некоторое время я просто сижу рядом, позволяя себе насладиться спокойной близостью парня. Он берет мою руку ненавязчиво и показательно, как бы невзначай. Это действие кажется настолько естественным, что на секунду у меня щемит в груди. Я проглатываю ком, скопившийся в горле, и наконец решаюсь заговорить, но, прежде чем слова успевают сорваться с языка, Шистад произносит: — Мне жаль, что я снова схватил тебя за руку. Я поднимаю на него взгляд, пытаясь разобрать эмоции, отразившиеся на лице Криса в этот момент. — Мне жаль, что я ударила тебя, — говорю в свою очередь, чувствуя, как мне становится легче в несколько раз. Груз, тем не менее, всё ещё висит на моих плечах, ведь дело далеко не в том, что он схватил меня, а я — ударила его. Крис, почувствовав, что разговор не окончен, поворачивается в мою сторону. Его пальцы щекочут мою ладонь, вырисовывая круги. Я сажусь в позе йога перпендикулярно вытянутой фигуре Шистада и некоторое время просто рассматриваю его, думая, с чего начать. Крис тоже хранит молчание, ожидая моих слов. — Я не понимаю, что происходит, — выдыхаю я и в этот момент понимаю, что настало время высказать все опасения. — Я просто не понимаю, что всё это значит, и мне трудно решить, как поступать. Мы спим вместе, но для меня это ещё не всё, понимаешь? Я сомневаюсь, что нам стоит продолжать, но я не могу сказать «нет». Мне страшно и жутко от того, что мы творим, но в то же время это кажется чем-то естественным, что непременно должно было произойти. Это выбивает меня из колеи, и я теряюсь. Я чувствую, будто падаю, очень долго падаю, и боюсь столкновения с землёй. И хуже всего то, что я не знаю, что это значит для тебя. Я не хочу вешать ярлыки, но эта неопределённость просто убивает меня. Я закрываю рот, пытаясь привести дыхание в норму после продолжительного монолога, и при этом наблюдаю за реакцией Криса. Его слегка хмурое лицо и выдаёт всю его серьёзность. Я практически вижу, как крутятся шестерёнки в голове Шистада, пока он думает. — В этом вся проблема? — спрашивает наконец парень, и я просто киваю, будучи не в силах что-то сказать. Назойливый червячок в голове говорит, что я перегнула палку, вывалив всё на парня, что стоило промолчать и разобраться самой, но теперь сказанного не воротишь. — Ладно, — серьёзно произносит Крис. Он глядит на меня несколько долгих секунд, блуждая странным взглядом по лицу. — Я думал, что это очевидно, но, если ты хочешь услышать… — Шистад слегка подаётся вперед, отчего его нос соприкасается с моим, и кожу губ обдаёт его тёплым дыханием. — Мы теперь вместе. Ты моя. Я моргаю несколько раз, пытаясь осознать услышанное. По коже бегут мурашки от заветных слов, и я сама не понимаю, как улыбка расцветает на моих припухших от поцелуев губах. Болезненная рана, которая терзала меня несколько дней подряд, разъедала моё существо, а сейчас затягивается, потому что слова Криса действуют как целебная мазь. Я — его, а он — мой. Когда момент нежности проходит, Шистад снова откидывается на спинку кровати. Я пристраиваюсь рядом с ним, положив голову на его грудь, и слушаю мирное сердцебиение. Мне так хорошо и спокойно, будто весь остальной мир отошёл на второй план. Я тщательно сосредотачиваюсь на этом моменте, впитывая в себя безграничное чувство, и ощущаю себя нестерпимо счастливой. — Ты убрал в комнате, — замечаю я со смехом в голосе спустя некоторое время. — У меня было много энергии, — отвечает парень. Я поднимаю на него непонимающий взгляд. — Что ты имеешь в виду? — Когда я вчера вернулся и понял, что ты всё-таки ушла, я очень сильно разозлился. Я говорил тебе оставаться под моим присмотром, но ты всё сделала по-своему. Мне нужно было занять себя чем-то. Тем более, ты не звонила, и я начал волноваться, поэтому я решил немного прибраться, — Крис говорит всё это ровным тоном, не выдавая никаких эмоций, но я вижу, как блестят его глаза. Что-то внутри меня тает. — Значит, ты волновался? — переспрашиваю я, не в силах подавить весёлость в голосе. — Заткнись, Е-ева, — он произносит нараспев моё имя, отчего по коже бегут по мурашки, но я лишь удовлетворённо хмыкаю и смотрю на его довольное лицо. Я снова укладываюсь на его обнажённую грудь и пальцем вырисовываю круги на голой плоти, оглаживая рельеф мышц. Дыхание Криса становится сбивчивым, когда я касаюсь губами одного из рёбер, мазнув влажным языком. — Если ты не прекратишь, то я трахну тебя прямо сейчас, — откровенно говорит он, а я в ответ лишь прикусываю его кожу, наслаждаясь глубоким рычанием Шистада.