С привкусом кофе

      Я медленно бреду вдоль улицы. Белоснежные хлопья влагой оседают на волосах и плечах. Погода сегодня неожиданно радует: ветра почти нет, а мягкий снегопад вызывает приятные эмоции. Мягкий покров под ногами не издаёт ни звука, и на дороге остаются следы от подошвы моих ботинок. Несмотря на ночное происшествие, я чувствую себя на удивление хорошо; состояние становится только лучше, когда покидаю душное пространство дома, неслышно прошмыгнув за дверь. Я ухожу раньше назначенного времени, чтобы случайно не пересечься с Крисом, поэтому теперь неспеша прогуливаюсь по заснеженным улицам, раздумывая о круассане на завтрак. Встреча с Эмили должна состояться через пару часов — у меня есть время, чтобы обдумать слова и найти рычаги давления. Вдали от Шистада я не чувствую морального давления и теперь чётко осознаю, что зла на него. По многим причинам.       Я сворачиваю на углу и останавливаюсь на пешеходном переходе, чтобы дождаться зелёного света. Сейчас чуть больше одиннадцати утра, улица полна людей, спешащих по своим делам в субботнее утро. Рядом со мной появляются несколько незнакомцев, которые так же озабоченно ждут сигнала. Я рассматриваю людей на другой стороне улицы: пожилая женщина с мальчиком лет шести, две девушки примерно моего возраста и высокий мужчина. Он, облачённый в чёрную куртку и такого же цвета штаны, тёмным пятном выделяется на фоне остальных. Я недолго изучаю незнакомца, но из-за расстояния не могу разглядеть лица. Неприятные мурашки проникают сквозь нагревшуюся ткань пуховика, когда я неосознанно ловлю его взгляд, хотя в действительности трудно понять, смотрит ли мужчина на меня. Его тёмный силуэт навевает неприятные мысли, и я отвожу взгляд.       Светофор загорается зелёным и тем самым избавляет от необходимости неловко смотреть по сторонам. Быстрым шагом я пересекаю дорогу, стараясь глядеть прямо перед собой. Мимо меня проносятся те две девушки, о чём-то бурно переговариваясь, и я невольно отвлекаюсь на них, провожая взглядом, поэтому не замечаю небольшого препятствия перед собой. Не успев повернуть голову, влетаю прямо в крепкое тело перед собой. Чужие руки обхватывают мои предплечья, и я испуганно оборачиваюсь и смотрю на того самого мужчину. Вблизи его лицо кажется мне по-жуткому бледным. Я быстро моргаю и отскакиваю в сторону, вырываясь из цепких рук.       — Извините, — бормочу я, желая поскорее уйти.       — Осторожнее, дорогуша, — произносит мужчина и улыбается, обнажая зубы. Этот ледяной оскал отзывается спазмом паники в низу живота.       — Извините, — ещё раз лепечу я и бросаюсь наутек.       Страх, сковавший тело, преследует меня вплоть до того, пока я не оказываюсь в толпе прохожих, сливаясь с ними. Несколько раз я оборачиваюсь, чтобы убедиться, что мужчина ушёл; его силуэт давно пропал, оставив после себя лишь неприятные ощущения.       Впереди вырисовывается вывеска кафе, в которое меня водила Эмили почти три месяца назад. Кажется, я не была здесь тысячу лет, поэтому толкаю дверь и захожу внутрь. В помещении пахнет ароматным чаем и свежесваренным кофе, пряной выпечкой и сладостями. Запах приятно обволакивает, проникает в лёгкие и вызывает слабое головокружение от внезапных воспоминаний о том, как мы с подругой встретили Бодвара и предложили присесть. Было ли это поворотным моментом в их с Эмили сюжете? Сейчас каждый необдуманный шаг по отношению к мужчине кажется своеобразным катализатором. Эмили, неосознанно втянутая в густое нечто, чего я и не сама до конца понимаю, находится в шатком положении, мечась между чувствами, и я, наверное, могу её понять. Про себя я гадаю, способна ли она отказаться от запретных отношений, которые, вероятно, не принесут ничего хорошего — ответ на этот вопрос теряется где-то в пучине раздумий.       Не желая омрачать чудесное место мрачными мыслями, я подхожу к кассе, у которой собралась небольшая толпа, и терпеливо дожидаюсь своей очереди, между тем думая о том, чем бы хотелось подкрепиться. Выбор падает на круассан с абрикосовым джемом и чай с лимоном: он компенсирует отсутствие утреннего «Апельсинового рая». Когда наступает мой черёд делать заказ, передо мной возникает знакомая фигура бариста, которого я уже встречала здесь несколько раз. Он приветливо улыбается и здоровается, видимо, узнав меня, затем интересуется, чего бы я хотела, и я мысленно говорю, что хотела бы, чтобы меня не окружал такой ворох проблем или кто-нибудь решил их за меня, но такого напитка нет в меню, поэтому я заказываю чай с круассаном и забираю чек.       Оглядев пространство кафе, замечаю свободный столик почти в самом углу и иду к нему, чтобы провести пару часов в одиночестве, собираясь с мыслями. Стягиваю куртку, кладу её на соседний стул, тем самым показывая, что место занято, и присаживаюсь, корпусом поворачиваюсь к кассе, чтобы не пропустить заказ.       Желанная пища оказывается передо мной всего через пару минут, и, только вдохнув сладкий аромат горячего напитка, я понимаю, насколько сильно проголодалась. Круассан оказывается не таким, как я ожидала, но чай компенсирует недостаток вкуса, приятно согревая стенки горла. Пока я в молчании поглощаю завтрак, голова остаётся на удивление пустой. Я растворяюсь в естественном гуле кафе: некоторые фразы, вырванные из разговора посетителей, сливаются в один монолог и превращаются в абсурдную речь. Где-то слышен смех, звон кружек и работа кофемашины. Звуки действуют успокаивающе, обволакивая кору мозга, и я чувствую себя почти нормальной. Нервный комок тревожных мыслей всё ещё сковывает движения, застыв в низу живота, но, потерявшись среди толпы, дышать намного легче.       Но, когда с едой покончено и желудок полон, я внезапно осознаю, что не придумала, как собираюсь отговорить Флоренси от вечерней встречи с Бодваром. На данный момент моя затея кажется чем-то из области фантастики. Даже если сегодня я смогу предотвратить их контакт, то они увидятся завтра или в любой другой день. Мне нужно деликатно и предельно осторожно вложить в голову Эмили тот факт, что эти отношения не только запретны, но и опасны. Под корой головного мозга до сих пор пульсирует обрывочная фраза Шистада об участии Бодвара в чём-то ужасном. Обстоятельства усложняет и то, что я не знаю, в чём именно, а бросаться ничем не обоснованными обвинениями — рыть себе могилу. Я не могу прийти к Эмили и, основываясь лишь на кусках разговоров и слепой интуиции, попросить её прекратить отношения с человеком, который, судя по всему, вскружил ей голову, раз Флоренси наплевала на запрет и угрозы брата и погрузилась в любовные дебри. Мысль о том, что подруга лишь влюблена, держат меня на плаву, и эти чувства нужно пресечь, пока симпатия не переросла в привязанность или — что ещё хуже — одержимость.       В любом случае, я должна выиграть немного времени для составления дальнейшего плана, но собственные проблемы буквально топят меня, и, выбираясь из одной пучины, я бесконечно вязну в другой. Это похоже на замкнутый круг, и я начинаю верить, что жизнь — это бесконечная череда проблем.       Отставив остывшую кружку с чаинками на дне, я бросаю быстрый взгляд на часы: сейчас полдень, а прогулка с Эмили назначена на час дня. У меня ещё остаётся немного времени для раздумий и разработки хотя бы хиленького оправдания, но голова буквально пухнет от мыслей, поэтому решаю немного отвлечься и позвонить отцу.       Сегодня четырнадцатое декабря, и до Рождества ещё одиннадцать дней, но я всё равно хочу обсудить с папой нашу небольшую затею. Сейчас надежда на свершение задуманного кажется тёплым светом в конце туннеля, и, приободрённая, я отыскиваю номер в быстром наборе и нажимаю на кнопку вызова. Несколько секунд раздаются однотипные гудки, а затем шуршание, оповещающее о том, что отец всё же ответил.       — Привет, милая, — здоровается папа.       — Привет, — отвечаю я и поудобнее усаживаюсь на стуле, немного поелозив. — Ты не занят?       — Я работаю, но могу найти время на перерыв, — заверяет отец, и я слышу, как колёсики его стула катятся по полу.       — Сегодня суббота, разве у тебя не должен быть заслуженный выходной? — поддразниваю я, но при этом слежу за интонацией отца, чтобы осознать масштаб проблемы. Сейчас необходимо прощупать почву, чтобы сформировать дальнейший диалог.       — Перед праздниками столько дел, — беззаботно оправдывается папа.       В моей голове ускоренно крутятся шестерёнки, пока я думаю, стоит ли спросить отца о рецепте для лекарств. Говорить об этом сейчас, когда он в хорошем настроении, совершенно не хочется, а в часы усталости и тревоги — тем более. Я принимаю решение пока что всё пустить на самотёк, ведь пока я всё ещё могу контролировать перепады настроения и излишнюю эмоциональность. Состояние не дошло до критической точки, а это значит, что я могу справиться сама. Зато в голову приходит идея спросить о другой немаловажной проблеме.       — Мне нужен совет, — произношу я, настраивая папу на более серьёзный лад.       — Да? — вопрошает он, обращаясь вслух.       — Моя подруга связалась с не очень хорошим человеком, — пару секунд молчу, размышляя, как лучше объяснить ситуацию, — и я чувствую, что он опасен в некоторой степени, но никаких доказательств нет. Я волнуюсь за неё и хочу помочь, но не знаю, как это сделать.       — Если он опасен, может, стоит обратиться в полицию? — встревоженно предлагает папа, и я понимаю, что неаккуратно подобранные слова заставляют его волноваться.       — Нет, он опасен не на таком уровне, — вновь пытаюсь объяснить. — Я просто чувствую, что он не подходит ей, и поэтому переживаю.       — Ты говорила подруге об этом? — пытаясь отбросить волнения в сторону, рассуждает отец.       — Не совсем. Я сказала, что ей стоит прекратить эти отношения, но если сунусь со своей интуицией, то могу потерять её доверие, — терпеливо произношу я. Я рада, что папа пытается помочь, но из-за незнания ситуации он оказывается бесполезен, поэтому я уже жалею, что подняла эту тему.       — Мне кажется, — предполагает мужчина, — если ты откровенно скажешь ей о своих переживаниях, она задумается об этом. Это в любом случае посеет зерно сомнения, так что лучше просто поговорить, чем бесконечно умалчивать и ждать, когда всё само разрешиться.       Последние слова отца кажутся мне вполне разумными, и я безмолвно соглашаюсь с ними, утвердительно кивнув, хотя папа и не может видеть этого.       — Спасибо, — благодарю я, — это действительно неплохой совет.       — Ещё бы, — весело отзывается отец. Видимо, он тоже рад перейти к более приятным темам. — Тогда поговорим насчёт Рождества?       Некоторое время мы обсуждаем новогодние праздники, и эти разговоры согревают душу, теплом оседая на кончиках пальцев.       — Прости, милая, но мне нужно закончить работу, — спустя пару минут говорит папа, и я чувствую вину в его тоне.       — Да, хорошо, — отвечаю я и сама смотрю на часы, убеждаясь, что мне стоит собираться на встречу.       — Если получится, поговорим вечером, — обещает мужчина. — Люблю тебя!       — И я тебя.       Я прячу телефон в карман и стягиваю куртку со стула. Сейчас без четверти час, поэтому мне стоит поторопиться, чтобы не заставлять Эмили ждать. Мы договорились встретиться в центре у книжного магазина, и мне придется ехать туда на автобусе, чтобы сократить время на дорогу.       На улице уже прекратился снег, и отсутствие ветра создает благоприятную погоду для прогулки. Я радуюсь, что именно сегодня прекратились бесконечные завывания, и мы с Эмили можем насладиться зимней атмосферой, несмотря на то, что я в действительности не люблю зиму.       До остановки я дохожу достаточно быстро, но некоторое время всё же приходится ждать нужный автобус, затерявшись среди других прохожих. Я прячу руки в карманы, изредка выглядывая на дорогу, чтобы не пропустить нужный номер. Несмотря на то, что погода хорошая, минусовая температура заставляет прятать покрасневший нос в шарф. С беспокойством смотрю на часы и понимаю, что если попаду в неожиданную пробку, то всё же опоздаю, поэтому достаю телефон и заранее предупреждаю Эмили, чтобы она не мёрзла на улице, дожидаясь меня, а вошла в магазин.       Внезапно мурашки пробегают по телу, но не от холода, проникающего сквозь ткань куртки. Почувствовав на себе пристальный взгляд, я хмурюсь и аккуратно оглядываюсь по сторонам, чтобы найти человека, для которого я стала источником наблюдения. Но люди вокруг выглядят вполне обыденно, занятые своими делами, и я списываю всё на излишнюю паранойю. Даже после этого оправдания чувство страха не покидает тело. Я резко вскидываю голову и оборачиваюсь, прищурившись, чтобы отыскать что-то подозрительное. В нескольких метрах от меня — настолько, что я не могу разглядеть лица — стоит тёмная мужская фигура, и я тут же осознаю, что именно она и наблюдает за мной. Отвратительное ощущение паники заставляет сделать шаг вперед, приглядываясь. Сомнений о том, что это тот же мужчина, которого я встретила утром на пешеходном переходе, практически нет, хотя помимо чёрного одеяния на таком расстоянии мне сложно уловить другие сходства. Пристальное внимание со стороны вводит меня в легкий ступор, и испуг поднимается по горлу, застревая на корне языка.       Мне хочется крикнуть и узнать, чего незнакомец хочет, но в этот момент к остановке подъезжает нужный автобус, и я отвлекаюсь. Когда я вновь оборачиваюсь, на том месте уже никого нет, что пугает меня ещё больше.       С едва контролируемой дрожью в руках я прохожу в салон и оплачиваю проезд. Автобус оказывается почти полным, но мне удается найти свободное местечко ближе к дальнему выходу, и, пробравшись к нему, я присаживаюсь, незаметно для остальных переводя дух. Разве кто-то сможет напасть на меня в толпе?       Проникшись этой мыслью, я расслабляюсь и всю дорогу до нужного места не смотрю в окна, чтобы не пугать себя лишний раз.

***

      Эмили стоит у стеллажа с фэнтези и рассматривает книгу, на обложке которой изображен огромный кальмар; его щупальца простираются и на задний разворот. Я не вижу название, но сама обложка кажется мне отталкивающей. Никогда бы не подумала, что Флоренси увлекается таким.       В любом случае, я подхожу к подруге. Она развёрнута ко мне полубоком и не замечает моей приближающейся фигуры, поэтому вздрагивает, когда я негромко здороваюсь.       — Привет, — неловко отзывается девушка, затем ставит книгу на полку и наконец поворачивается ко мне. — Выпьем кофе?       — Я только что позавтракала, но можем заглянуть в кофейню, — отвечаю я.       Мы вместе выходим из книжного магазина. Я ещё не успела согреться в помещении, из-за чего почти не чувствую холода, но Флоренси вздрагивает: видимо, прождала немного дольше.       В моей голове существует набросок плана, следуя которому мы первоначально должны просто прогуляться и расслабиться, и лишь после этого я затрону болезненную во всех отношениях тему.       Улица наполняется прохожими: в обеденное время все спешат по своим делам или просто прогуливаются. Я и Эмили выбираем умеренный темп для прогулки, чтобы никому не мешать, но и не идти слишком быстро. Пока блуждаем в поисках кофейни для Флоренси, обсуждаем домашнее задание и некоторые уроки. Эмили рассказывает об общих занятиях, которые я пропустила в пятницу, и следом вытекает вполне логичный вопрос:       — Почему ты не пришла?       Я пытаюсь подыскать какой-нибудь вразумительный ответ и перебираю заготовленную ложь, но оправдания кажутся настолько глупыми, что лучше совсем промолчать.       «С другой стороны, — рассуждаю я, — как Эмили может быть откровенна со мной, если я сама постоянно лгу?»       Даже если мне кажется, что Эмили не может распознать моего вранья, то не факт, что так и есть.       — Были некоторые разногласия, которые нам с Шистадом необходимо было решить, — спустя пару секунд отвечаю я то, что наиболее приближено к правде.       — И что решили? — участливый голос Флоренси вызывает чувство вины за то, что она доверилась мне; иногда лучше промолчать и не делать ещё хуже.       — Мы сошлись на том, что нам лучше не общаться, — признаюсь я, и слова горечью остаются на языке.       — Это сложно сделать, учитывая, что вы живёте в одном доме, — подмечает подруга, и я усмехаюсь.       — Ты удивишься, но иногда одно жилое пространство не повод для встреч, — произношу я шутливо, хотя выходит скорее обидчиво, поэтому старательно придумываю другую тему для разговора. — Я сегодня заметила кое-что странное.       — Ты о чём?       — Мне показалось, что какой-то мужчина следил за мной, — подавшись навстречу подруге, говорю я и невольно оглядываюсь по сторонам, опасаясь встретить внимательный взгляд того незнакомца. Прохожие вокруг не вызывают никаких подозрений, и мой страх почти улетучивается, хотя на подсознательном уровне я всё ещё напряжена.       — В смысле он ждал тебя у дома и всё время шёл за тобой? — вопрошает подруга, сведя брови к переносице. Её лицо приобретает выражение хмурой озабоченности.       — Нет, я столкнулась с ним на пешеходном переходе, а потом заметила, как он наблюдает за мной на остановке, хотя я не уверена, что это был тот же мужчина, — поясняю я, и Флоренси кивает, закусывая губу. В это мгновение мне кажется, что она посмеётся и спихнет всё на излишнюю паранойю, но серьёзный взгляд свидетельствует об обратном.       — В пятницу, когда выходила из школы, я тоже встретила какого-то странного незнакомца. Я не видела его ни разу, но, клянусь, он точно смотрел на меня. Когда мы с Элиотом вышли с территории школы, его уже не было.       — Звучит жутко, — отзываюсь я и слегка сжимаю ткань куртки в кармане, ещё раз оглянувшись по сторонам. — Ты сказала об этом Элиоту?       — Нет, — отрицательно качает головой Флоренси. — Он и так какой-то подозрительный в последнее время. Знаешь, он никогда не провожал меня со школы. В пятницу он даже не зашёл в дом: сказал, что у него дела. Это странно, потому что потом Элиот ушел в ту сторону, откуда мы пришли, а это значит, что он пошёл к дому, чтобы проводить меня.       Я внимательно слушаю подругу и молчаливо киваю, соглашаясь с тем, что всё это… Немного необычно. Мысль о том, что вокруг что-то происходит, периодически проскальзывает под кору головного мозга, но я никак не могу понять, что именно творится. В сознании рождается догадка, что всё это связано с Шистадом, Элиотом и их проблемами, но такого объяснения недостаточно.       — Ещё Элиот сказал мне нигде не ходить одной. Он и раньше был мнительным, но сейчас стал чересчур нервным. Может, он узнал о моих отношениях с Генри?       — Кстати об этом…       В эту секунду Эмили останавливается перед входом в кофейню, затем толкает дверь и входит. Момент упущен.

***

      Флоренси заказывает капучино, и я предлагаю остаться на несколько минут и присесть за столик, чтобы немного побыть в тепле. Подруга соглашается, и, пока она ожидает заказ, я отыскиваю свободное местечко. В помещении приятно пахнет свежесваренным кофе и сливками, кое-где висят гирлянды, свидетели того, что подготовка к Рождеству идёт полным ходом. Вообще, прогуливаясь, я заметила, что постепенно магазинчики и лавки преображаются к праздникам, и с сожалением осознала, что на фоне проблем забыла напрочь о новогоднем веселье, хотя в голове имеется примерный план, когда и с кем я проведу Рождество.       Стянув верхнюю одежду, присаживаюсь, и следом за мной занимает место Эмили. От её кофе исходит приятный сладкий аромат, и я невольно вдыхаю его поглубже. Крис пьёт чёрный терпкий кофе, но запах всё равно напоминает о нём, и сердце непроизвольно сжимается от щемящей боли. Мы не говорили с той встречи на кухне — по сути, всего пару часов, — и теперь эта ссора кажется далекой и болезненной, хотя решение держаться друг от друга подальше кажется мне верным. Девушка открывает кружку бумажного стаканчика. От напитка исходит горячий пар с пряным запахом, и я с сожалением отвожу взгляд.       — Так вы сегодня с Бодваром идёте куда-то вечером? — пытаясь придать голосу легкомысленную интонацию, интересуюсь я.       — Да, мы встретимся у кинотеатра.       — М-м, хорошо, — я молчу пару секунд, размышляя, как лучше преподнести задуманное, но никакие уловки не идут на ум. — Насколько у вас всё серьёзно? — в итоге спрашиваю я и внимательно гляжу на подругу.       Она делает глоток кофе, пока пытается подобрать слова, чтобы верно выразить мысль.       — Я знаю, что это немного глупо, но я влюблена. Знаешь, всё внутри трепещет, когда он смотрит на меня, — её голос полон прекрасной нежности. — И он понимает меня. То есть, он даже лучше меня знает, чего я хочу. Понимаешь, Генри такой…       Мне становится не по себе от услышанного, и я намеренно абстрагируюсь, чтобы не слышать описаний, которыми Эмили осыпает Бодвара. Фраза о том, что он наперёд знает желания подруги, не кажется мне романтичной, и в голову закрадывается мысль о том, что он диктует условия в отношениях.       — Ты полностью уверена в нём? — в свою очередь говорю я, как только восхваления иссякают на языке Флоренси.       — Да, безусловно, — охотно заверяет подруга.       Моё сердце падает вниз.       — Не пойми меня неправильно, — собравшись с духом, произношу я, — но я не доверяю Бодвару. Внутренности сковывает, когда он рядом. Бодвар кажется безобидным в классе или в компании с другими, но наедине он какой-то жуткий.       Флоренси молчит пару секунд, сведя брови и хмуро рассматривая меня.       — Когда вы были наедине?       Я мысленно закатываю глаза, раздражаясь, потому что из всех слов Эмили услышала лишь то, что хотела услышать.       — Пару раз сталкивались, — я делаю неоднозначный жест рукой, чтобы увести разговор в правильное русло. — Я о том, что он напрягает меня. И не только. Не помню, говорила ли, но Шистад был категорически против того, чтобы мы имели с Бодваром какие-то связи вне школы. Тебе не кажется это странным?       — Нет, — резко отвечает Флоренси. В её голосе появляются злые нотки. — Он просто ревнует.       Я прикусываю щёку с внутренней стороны и ошарашенно смотрю на девушку.       — Что? — слабо лепечу, не в силах произнести что-то вразумительное.       — Крис смотрит на тебя, как на свою собственность. Тем более, он давно точит зуб на Генри.       — О чём ты?       — Это старые счёты, но между ними было пару неприятных моментов, из-за которых Криса чуть не исключили. Он напал на Генри год назад и избил его.       — Из-за чего? — с ужасом переспрашиваю я, не способная на более развернутые вопросы.       — Я точно не знаю, но говорили, что Крис завалил тест по истории и угрожал Генри, чтобы тот поставил ему хорошие баллы. Это отвратительно. Крис агрессивный и вспыльчивый. Сейчас он поумерил свой пыл, потому что несколько месяцев провел в лечебнице.       Я ошарашенно смотрю на подругу, ощущая, как новая информация и открывшаяся правда накрывают меня волной. Неужели все опасения и предубеждения насчет Бодвара внушил мне Крис только из-за старой вражды? Это омерзительно.       Я просто киваю, не готовая продолжать разговор. Мне нужно немного времени, чтобы переварить информацию и разложить её по полочкам.       Эмили в пару глотков допивает кофе. За столом висит напряжённое молчание, и я немного жалею о том, что вообще завела разговор о Бодваре. Возможно, Флоренси права.       — Просто ты не знаешь Генри так, как я, — выдыхает девушка, как бы ставя этим точку в разговоре, на что безмолвно соглашаюсь.       Что ж, мне есть о чём подумать.

***

      В три часа дня предлагаю Эмили зайти в супермаркет, потому что мне нужно купить продукты для завтрашнего ужина. Она соглашается, поэтому заходит в торговый центр со мной. Гуляя между полок с продуктами, я отвлечённо думаю обо всем, что сказала Флоренси, и пульсирующая боль отдаёт в виски.       Расплатившись на кассе, мы выходим на улицу. Эмили помогает донести пакеты до остановки и вместе со мной ждет автобус. Я чувствую, что наши отношения стали немного натянутыми, и прощаться на такой ноте не хочется.       — Я просто волнуюсь за тебя, ладно? — произношу я и краем глаза слежу за реакцией подруги. Её лицо приобретает более мягкое выражение.       — Всё в порядке. Просто я могу сама о себе позаботиться, — терпеливо произносит девушка. — Мне хватает опеки Элиота. Просто будь моей подругой, хорошо?       — Хорошо, — киваю я.       Флоренси легко обнимает мои плечи, отчего чувствую себя в разы легче.       На самом деле, Эмили — удивительный человек. В который раз она поражает меня своей добротой и искренностью. Я знаю, что веду себя отвратительно по отношению к ней, лезу со своей философией, но девушка терпеливо прощает за каждую ошибку. Я так, к сожалению, не умею.       Когда нужный автобус подъезжает, мы быстро прощаемся, и я беру с подруги обещание написать о том, как пройдет свидание с Бодваром. Говоря это, я всё ещё чувствую легкую вину за излишнюю мнительность, но в итоге списываю на заботу, и дышать становится легче.       Добравшись до остановки, я вылезаю на улицу. Время уже перевалило за четыре часа, на улице начинает стремительно темнеть, но высокие фонари освещают дорогу и не дают проникнуть мраку. Остановка полна людей, поэтому выбраться наружу становится немного сложнее, особенно с пакетами в руках. За сорок минут дороги я успела достаточно согреться, и теперь вечерний ветер кажется особенно ледяным, отчего до дома хочется добраться побыстрее. Вместе с тем это означает, что я увижу Шистада, и, хотя лёгкая тоска щемит грудь, я не уверена, что хочу видеть его. Непонятные чувства раздирают органы, поэтому слегка медлю, пока перехожу дорогу и сворачиваю на знакомую улицу.       В глубине души я хочу, чтобы Шистад был дома, но в то же время и опасаюсь этого. Подойдя чуть ближе, я с сожалением замечаю, что знакомая машина парня не стоит на привычном месте под фонарём. Наверное, так даже лучше.       Кое-как открываю калитку и прохожу во двор. Входная дверь, как и ожидалось, оказывается закрытой, поэтому опускаю пакет с продуктами на ступени, молясь всем богам, чтобы не раздавить помидоры, и, порывшись в карманах, щёлкаю замком. В прихожей не горит свет, отчего слегка путаюсь в ногах, ища выключатель. Наконец лампочка загорается, и я больше не ощущаю себя слепцом. Стянув куртку, стряхиваю с неё снег, не успевший растаять, и вешаю на крючок, затем снимаю ботинки и отставляю в сторону. Тоффи подозрительно молчит; возможно, он уснул, либо я по забывчивости закрыла дверь на нижний этаж, и питомец весь день просидел в темноте.       Руки немного болят от тяжести пакетов, поэтому пока оставляю их у порога, а сама иду в комнату, чтобы переодеться и проверить Тоффи. Собака ожидаемо лежит на своем месте, посапывая в темноте, но когда я захожу, то тут же вскакивает, готовая зарычать. Учуяв знакомый запах, питомец подбегает к ногам, закидывая передние лапы на мои икры и тявкает, приветливо завиляв хвостиком. Я пару раз глажу кудрявую шёрстку, а затем отхожу, чтобы раздеться. Холодная после улицы одежда летит в сторону кровати и приземляется на заправленную постель. Я замёрзла немного больше, чем ожидала, поэтому надеваю тёплые носки, прикрывающие щиколотки, худи и джинсы, затем убираю волосы в хвост, чтобы они не мешались. В зеркале вижу, что мои щёки красные от мороза, а губы немного обветрились — тонкая кожа из-за частых покусываний покрылась небольшими ранками, — поэтому мажу их бальзамом.       Прошмыгнув мимо кухни, возвращаюсь за пакетами, затем иду к барной стойке. Мама приезжает завтра вечером, но я не знаю точного времени. Логично предположить, что мне необходимо приготовить ужин, иначе скандала не избежать. Кроме того, сейчас мне как никогда необходимо угождать Элизе, чтобы в итоге остаться в плюсе и осуществить задуманное. Где-то в глубине души мне совестно, что я совершенно не скучала за две недели отсутствия, и встреча мне кажется скорее вынужденной обязанностью, а не чем-то приятным.       Кое-как поднимаю тяжелые пакеты над собой и ставлю их на столешницу. Ладони ноют от того, что лямки перетянули кожу, поэтому пару секунд разминаю их и громко выдыхаю, что звучит даже немного забавно. Я усмехаюсь самой себе и рассеянно думаю о том, что почти ничего не вижу в темноте, поэтому стоило бы включить свет. Тем более, мрак кажется сейчас более опасным в связи со странными происшествиями сегодня днем и тем, что мне рассказала Эмили. Мысль о том, что за нами в действительности кто-то может следить, вызывает липкое чувство страха.       Неожиданно кухня озаряется двумя огнями. Это свет фар от подъезжающей машины, которые отпечатываются на полу в темноте. Периферийным зрением я улавливаю что-то в окне, поэтому медленно поднимаю глаза. Всё происходит как в замедленной съемке и со стороны, вероятно, кажется даже чем-то комичным: мои глаза расширяются, рот раскрывается, и я кричу.       Тёмный силуэт стоит прямо у окна. Я вижу крупным планом фигуру, урезанную до груди и освещаемую фарами. Это мужчина, одетый в пуховик чёрного цвета. Из-за того, что он стоит ко мне лицом, я не могу разглядеть черт, лишь глаза поблёскивают в темноте. Рассмотреть мужчину лучше не получается: свет гаснет и кухню затапливает мрак. Сердце усиленно бьётся в глотке, ладони покрывает холодный пот, и я всё ещё кричу. Удушающая темнота давит на стенки черепа, липкий страх бьёт дрожью руки.       Резким движением щёлкаю по выключателю, при этом не отвожу взгляда от окна. Яркий свет ударяет по глазам, и я зажмуриваюсь то ли от неожиданности, то ли от страха. Но тут же распахиваю веки и пялюсь в темноту за окном. Там никого нет.       В прихожей распахивается дверь и со стуком ударяется об стену. Паника и испуг заставляют меня вновь щёлкнуть по выключателю, хотя в темноте я ориентируюсь намного хуже. Дыхание замирает, но сердце бьётся с оглушающей болью. Мне кажется, его стук можно услышать за несколько метров. Я бросаюсь к раковине, но тут же отскакиваю в сторону, испугавшись близости окна: вдруг мужчина остался там? Мысли мечутся и жужжат, не давая сконцентрироваться. Я дрожу всем телом, и ощущение, будто я вот-вот упаду в обморок, охватывает испуганное сознание. Я действию по наитию, раскрывая первый попавшийся ящик, и достаю оттуда один из столовых приборов — в темноте не могу разобрать, что именно, — поэтому шансы защититься бесконечно стремятся к нулю. Стиснув челюсти и с силой сжав предмет в ладони, я пытаюсь унять судорогу.       Из коридора доносится шуршание, затем ещё один хлопок входной двери. Проникший с улицы холод стелется по полу, касаясь моих ног. Я упорно щурю веки, пытаясь рассмотреть что-то в темноте, но страх мешает сконцентрироваться. Он сковывает и обволакивает.       Возможно, сейчас я умру.       Тихие шаги эхом отдаются в ушах, звучат как смертный приговор.       Я раздумываю о том, чтобы спрятаться, но бежать некуда: тот мужчина увидел меня в окне и точно знает, что я в доме.       Слёзы непроизвольно катятся по щекам, обжигая ледяную кожу, желудок сковывает тошнотой, и меня бы вырвало, если бы не комок страха, вставший поперёк горла. Я присаживаюсь на корточки и вжимаюсь спиной в шкафчик, расположенный между раковиной и барной стойкой, хотя и дураку понятно, что это никак не поможет. Меня трясёт, в глазах стремительно темнеет, пусть вокруг и так чернота. Голова кружится, и я начинаю задыхаться: не поддаваться панике всё сложнее.       Оглушающие шаги звучат громче — у меня непроизвольно расширяются глаза, а металлический столовый прибор скользит в липкой ладони.       Свет загорается неожиданно, поэтому я зажмуриваюсь, но тут же распахиваю веки. Я громко проглатываю воздух, и сногсшибательная волна облегчения затапливает тело, подхватывает его и несёт по течению.       — Чёрт возьми, Мун! — ругается Шистад, неловко отскочив в сторону. Капюшон на его серой толстовке подпрыгивает вместе с ним. — Что ты, блять, делаешь?       Я наконец могу рассмотреть предмет, за который схватилась в темноте — это столовый нож, который обратной стороной лезвия вжат в ладонь, и только сейчас я ощущаю боль от впившихся в кожу зубчиков. Что ж, это была неплохая попытка.       Поднявшись кое-как, я выпрямляюсь и тут же оборачиваюсь на окно, чтобы убедиться, что тот мужчина ушёл. Темнота за окном и отсутствие движения даруют мне успокоение. Может, мне показалось? На фоне дневного столкновения с тем незнакомцем это кажется почти правдой.       Закусив губу, отбрасываю нож в раковину и вытираю потные руки о ткань джинсов. Сердцебиение постепенно приходит в норму, дыхание выравнивается, и спокойствие, словно бальзам, разливается в крови.       — Мун, твою мать! — гневно выкрикивает Шистад, на что оборачиваюсь. Чёрт, я успела про него забыть.       Покусав губу, принимаю решение просто проигнорировать парня, поэтому медленным шагом иду к барной стойке и подтягиваю один из пакетов ближе, чтобы разобрать покупки.       Спиной ощущаю пристально-злобный взгляд Шистада, но всё равно не обращаю внимания, понимая, что объяснения здесь излишни. В комнате повисает атмосфера напряжённого молчания, которое клубится вокруг и накрывает волной, проникая в лёгкие и заставляя задыхаться. Мне хочется побыстрее сбежать, но уйти сейчас — значит струсить, поэтому намеренно продолжаю выкладывать продукты, опустив взгляд на собственные руки. В тишине мне чудится шорох, но я старательно игнорирую его, отказываясь верить в то, что Крис всё же преодолел разделяющее нас пространство. Внезапно его запах становится настолько отчётливым, что я невольно вдыхаю поглубже, совершенно позабыв, каким терпким может быть его аромат. Концентрат сигарет, которые он выкурил недавно, и горьковатый привкус кофе оседают на языке, и по телу бегут мурашки, когда холодная ладонь касается моего плеча: я чувствую температуру кожи Шистада даже сквозь ткань одежды. Одним движением Крис разворачивает меня к себе лицом, и я замираю от непозволительной близости. Все мысли о том, что ему стоит держаться подальше, испаряются, как эфир. Я сглатываю жидкость во рту и моргаю в попытке согнать панику, мечущуюся в глазах до сих пор, но Крис глядит с пронзительной внимательностью, поэтому быстро улавливает плохо скрытый страх.       — Что случилось?       — Ты просто напугал меня, — слабо оправдываюсь, и Шистад недоверчиво прищуривает глаза. Я сдаюсь. — Ладно, я кое-что видела.       — Например? — уточняет он раздражённым тоном из-за моей медлительности.       Покусав губу, раздумываю над ответом. Крис обхватывает мой подбородок, зажимая между большим и указательным пальцем, и слегка приподнимает лицо, когда я опускаю голову в попытке уйти от ответа.       — Кто-то был у окна, — наконец произношу я.       Секундное понимание, промелькнувшее в ореховых радужках, заставляет меня напрячься. Я с нескрываемым любопытством и некоторым непониманием слежу за реакцией парня: он понимает, о чём и о ком я говорю.       — Ты знаешь, кто это? — полушёпотом спрашиваю, прищуриваясь. Ответ очевиден, но, чтобы поверить до конца, мне нужно его услышать.       — Может быть, — уклончиво отвечает парень и отводит взгляд. Его брови сводятся к переносице, и маленькие морщинки, свидетели угрюмой задумчивости, складками пролегают меж них.       — И что это, чёрт возьми, значит? — язвлю я, при этом мои губы непроизвольно кривятся. Пальцы на моём лице неожиданно становятся чересчур напористыми, и я хочу отпрянуть, но спиной упираюсь в столешницу стойки.       — Это не твоя проблема, — рявкает Крис и сам отпускает меня, делая широкий шаг назад. Несмотря на это, вторжение в моё личное пространство всё равно остаётся слишком ощутим.       Я отступаю в бок и неловко присаживаюсь на стул. Значит, мне не показалось, что тот мужчина следил за мной. И если я заметила это только сейчас, то сколько же продолжается преследование? Пару дней? Неделю? Несколько месяцев? От этих мыслей жуткие мурашки холодят кожу рук.       — Теперь моё, раз уж я оказалась в это втянута. И я хочу, чтобы ты немедленно мне всё рассказал! — я почти кричу, пылая от гнева на парня. Вот к чему приводит скрытность. Самое ужасающее — то, что под прицелом не только я и Шистад, но, по всей видимости, и Эмили с Элиотом. Странное поведение парней приобретает смысл, который ужасает моё сознание.       — Ты была права, когда сказала, что я должен держаться подальше, — спустя какое-то время отвечает Шистад, и его напряжённое лицо вселяет в меня страх и толику гнева.       — И что ты имеешь в виду? — выплёвываю я, не скрывая эмоций. На самом деле, мне страшно от мысли, что Крис оказался на крючке и теперь заманивает в эту сетку меня, Элиота, Эмили и всех остальных, но при этом продолжает скрывать данный факт. Он — искусный лжец!       — Но теперь уже поздно, — будто не замечая моего вопроса, продолжает Крис. Мне хочется ударить его, чтобы стереть хмурую отрешённость с лица. Мне нужен ответ.       — Объясни! — я отчаянно повышаю голос, чтобы достучаться до парня, и Шистад наконец поворачивается в мою сторону. Он смотрит не моргая несколько секунд, а затем слегка сутулится, будто на мужские плечи опускается мгновенная усталость. Я слишком напряжена, чтобы думать об эмоциях Шистада: неизвестность сводит с ума.       — Ты же помнишь тех парней, — как-то хрипло произносит парень, и его тон сочится неуверенностью. Я напрягаю слух, чтобы услышать каждое слово. Крис говорит утвердительно, потому что ответа не требуется: сложно забыть угрозы, исходившие от ворвавшихся в дом громил. — Я с Элиотом кое-что должен им.       — Ты имеешь в виду деньги? — уточняю я и удивляюсь тому, насколько хладнокровен мой тон.       — Не только, — уклончиво отвечает парень.       Ответа на следующий вопрос я ожидаю и вместе с тем боюсь, но не задать не могу:       — За что вы должны?       — Неважно, — бурчит парень. Он упрямо отводит взгляд, тем самым подтверждая мою догадку.       — Когда я спросила про наркотики, ты солгал, ведь так?       Мне хочется, чтобы Крис накричал на меня за недоверие, за то, что я усомнилась в его словах, но ответом мне служит молчание, которое оказывается красноречивее тысячи слов. Что же. Я прикусываю губу слишком сильно — металлический привкус крови оседает на языке, вызывая тошноту.       — И Элиот тоже? — спрашиваю я. Мой голос понижается на несколько децибелов, будто этот вопрос можно произносить только шёпотом. Крис как-то неоднозначно поводит плечами, но я понимаю, что ответ положительный.       Реальность с треском рассыпается, и возникает чувство, будто меня придавило потолком, выбивая воздух из груди. Вместо того, чтобы накричать на парня, возмутиться или ужаснуться, я молчу, рассматривая его искажённое лицо, выражающее непонятную смесь эмоций.       — Только не делай такое лицо, — грязно бросает он. — Будто ты не знала: бывших наркоманов не бывает.       Эта фраза выводит меня из себя.       — Откуда мне это знать? — злобно произношу я. — Но в следующий раз, прежде чем я захочу влюбиться в парня, я обязательно уточню, не занято ли его сердце коксом или героином!       Крис смотрит на меня со смесью презрения и удивления. Я прикусываю язык, проклиная себя за слова, сорвавшиеся с уст; это не то, что следовало бы произносить, но сказанного не воротишь, а отнекиваться глупо.       — Тебе стоило подумать дважды, — отвечает Шистад. На его лицо наползает гримаса безразличия, трогая губы и разглаживая кожу лба. — Я с этим ничего не могу поделать.       Резкая боль пронзает область груди.       — Ты бы мог постараться, — это звучит из моих уст немного отчаянно, но вполне справедливо.       — Зачем? — злобный голос Шистада ударяет прямо в солнечное сплетение. — Ради чего? Ради того, чтобы ловить твой взгляд, полный надежды, и бесконечно разочаровывать тебя? Это бессмысленно и глупо. Я рад, что ты можешь испытывать хоть какие-то чувства к такому ничтожеству, как я, но истязать ещё одного человека пустой верой я не хочу. Лучше прекратить всё сейчас.       Я порывисто вскакиваю с места и хватаю Шистада за руку.       — Мне решать, кто может меня истязать, а кто — нет. Я просто хочу попробовать.       Крис напряжённо всматривается в моё лицо, и борьба в его глазах слишком очевидна. Ощущение, будто парень полностью обнажён. Я знаю, что цепляюсь за тонущий корабль, но верю, что причал близко, и, на удивление, готова рискнуть.       — Я не могу ничего обещать, — как-то обречённо шепчет парень. Я чувствую, что он сдаётся, отдаваясь в мою власть, когда бросается к моим раскрытым рукам. И пока что этого достаточно.

***

      Воскресным утром мы сидим в гостиной: Крис расположился на диване, а я внизу на ковре. Я пью чай, пока Шистад поглаживает кожу головы, запустив руки в мои волосы. Чувство бесконечного спокойствия в эту секунду почти осязаемо. Я ощущаю между нами тонкую тень доверия после вчерашнего откровения парня, но вместе с тем — тяжкий груз недосказанности с моей стороны назойливым червячком проедает кору головного мозга. Я убеждаю себя, что пока не время, но мысленно обещаю рассказать парню о Бодваре в ближайшие дни. Мне хочется насладиться этой безмолвной гармонией ещё пару мгновений, пока его не нарушит мать и сотни других людей, способных вторгнуться в шаткое «мы». Сомнения насчет отношений, которые скорее кажутся авантюрой, сотрясали сердце всю ночь, но под натиском нежной ласки отступили.       Я делаю ещё глоток, а затем отставляю кружку в сторону, чтобы сосредоточиться на руках, блуждающих в моих волосах. Лёгкий электрический ток отдаётся слабой тянущей болью в низу живота.       Сегодня я проснулась раньше обычного, полночи терзаемая мыслями, и сейчас чувствую, будто убегаю от реальности, но она всё равно догоняет. Так всегда с Шистадом: кажется, будто мы находимся под куполом, но, один удар, и стекло рассыплется в колючую крошку.       — Как ты? — спрашиваю я, слегка повернув голову.       Весь вчерашний вечер, ночь и сегодняшее утро я пристально следила за парнем, чтобы он не отходил от меня, потому что в секунды разлуки мне казалось, что Шистад успеет что-то принять. Но, кажется, он чувствует себя вполне хорошо. Я ощущала его тепло всю ночь, но всё равно спала чутко, погрузившись в поверхностный сон, чтобы в случае чего не пропустить уход.       — Нормально, — немного раздражённо отвечает Крис: его бесит мой обеспокоенный тон.       Я и сама понимаю, что веду себя как нервная мамочка, но ничего не могу поделать. Через раз вглядываюсь в зрачки парня с большей внимательностью, чтобы убедиться, что он действительно в порядке.       — Хорошо, — отвечаю я, решив сменить тему, и слегка вытягиваю шею, чтобы рука парня выскользнула из локонов. — Мне нужно прибраться.       — Ладно, — Крис пожимает плечами и ложится на спину. Его серая футболка слегка приподнимается, обнажая участок кожи на животе.       Я встаю и стряхиваю невидимые пылинки со штанов, затем поднимаю грязную кружку и ухожу на кухню. Грязная посуда после завтрака всё ещё стоит на стойке, поэтому сгребаю её и мою в раковине, затем протираю все поверхности от пыли и задвигаю стулья. Я чувствую странное воодушевление, поэтому идея занять руки кажется более чем удачной.       Навожу порядок в коридоре и гостиной, поднимаюсь на третий этаж и протираю пыль; там царит тихое молчание и чистота после недолгого отъезда Элизы и Томаса. Мысль о том, что мать вернётся сегодня вечером, немного раздражает меня, потому что ничем хорошим её присутствие не может закончиться, но тут же напоминаю себе, что это я живу в её доме.       С мрачной обречённостью я мою полы, затем навожу порядок в комнате и протираю заляпанное зеркало в ванной комнате. Закидываю бельё в стирку и захожу в спальню Шистада, чтобы привести её в божеский вид. Всё это время Крис спит на диване в гостиной. я периодически заглядываю, чтобы убедиться, что парень там.       После уборки я принимаюсь за готовку. Проснувшись, Шистад выходит на крыльцо, чтобы покурить, а я бросаю мимолётные взгляды в окно, чтобы успокоить расшалившиеся нервы. Немного сонный, с морозно-никотиновым дыханием Крис выглядит невинно, и эта мысль заставляет меня усмехнуться.       — Тебе помочь? — без особого энтузиазма предлагает парень, и я отрицательно качаю головой. — Хорошо, мне нужно сделать домашку.       — Неужели такие крутые парни делают уроки? — с притворным удивлением ужасаюсь я и театрально закрываю глаза.       — Может, тебе просто заткнуться? — интересуется Шистад.       — Побудешь со мной? — спрашиваю я, проигнорировав его вывод.       В глубине души я признаюсь себе, что мотивом моей просьбы служит необходимость всё время следить за парнем, но я оправдываю себя тем, что это нормально — хотеть быть вместе. Видимо, уловив скрытый мотив, Крис кривится и, наверное, хочет что-то сказать, но, помолчав, передумывает и дёргает плечом. Он уходит в спальню, и я думаю о том, что слишком настойчива. Мне не хочется быть навязчивой, но липкое чувство страха и безмолвное обещание, которое я дала себе вчера ночью, о том, что помогу Крису, заставляют постоянно липнуть к парню.       Через пару минут Крис появляется в компании учебника по алгебре и тетрадями. Беспокойство в середине груди притупляется, и я мимолетно улыбаюсь парню уголками губ.

***

      В семь часов входная дверь открывается, впуская ледяной ветер в дом. Я в гостиной сервирую стол, а Крис сидит на одном из стульев, приняв вальяжную позу с закинутой на колено стопой. Я смотрю на Шистада быстрым взглядом, и он улавливает его, устанавливая недлительный зрительный контакт.       «Вот и все», — думаю я с лёгким отчаянием, а затем Крис поднимается и идёт в коридор, чтобы помочь Элизе с чемоданами. Я прохожу следом и останавливаюсь у входа на кухню.       — Добрый вечер, — сдержанно здоровается Элиза. Её критический взгляд быстро пробегается по мне, отчего мгновенно начинаю чувствовать дискомфорт, но не вздрагиваю.       — Привет, мам, — сухо отзываюсь я.       Женщина стягивает зимнее пальто, затем расстёгивает молнию на сапогах и отставляет их в сторону. Всё это время я пристально наблюдаю за ней, чтобы распознать настрой. Крис возвращается спустя пару мгновений. Видимо, уже отнёс вещи наверх.       — Томас ещё не приехал? — интересуется мать, наконец расправившись с одеждой.       — Нет, -отвечает Шистад, — будет где-то через час.       — Отлично, — безразлично отзывается женщина. — Мне нужно переодеться и помыть руки. Как только Томас приедет, можем поужинать. Ты же приготовила что-нибудь, Ева? — её назидательный тон заставляет прикусить внутреннюю часть щеки. Главное не раздражаться слишком сильно.       — Конечно, — я растягиваю губы в саркастической улыбке, на что Элиза выгибает бровь. Тошнота подкатывает к горлу.       Крис поспешно уходит в гостиную, чтобы не присутствовать при этом подобии беседы, и мне становится немного обидно за то, что он оставляет меня наедине с проблемами.       — Надеюсь, ты хорошо вела себя, — как бы невзначай замечает Элиза, как будто мне пять лет и мама оставила меня с няней на вечер. Я предпочитаю не отвечать и молча стерпеть всё то, что она собирается сказать. — Я попросила Кристофера присмотреть за тобой, и надеюсь, что ты не создала проблем.       — Как твоя поездка? — я произношу это безразличным тоном, чтобы Элиза поняла, что я думаю насчёт этого разговора. На самом деле, не жду ответа, а женщина не стремится отвечать.       — Всё хорошо. Но мне бы хотелось с тобой обсудить кое-что. — я выгибаю бровь подобно тому, как это недавно делала мать. — Поговорим после ужина.       Не дожидаясь ответа или возражений, Элиза проходит мимо и исчезает на втором этаже. Только сейчас я понимаю, что мои щёки пылают от гнева.       Через полтора часа я разогреваю еду в микроволновке, пока Шистад относит салат и вино на стол. Через пару минут спускаются мать и Томас. Мужчина здоровается со мной в своей обычной манере: когда он приехал, я была в комнате.       Как только все оказываются за столом, комната наполняется звоном тарелок и непринуждённым разговором между Элизой и Томасом. Они обсуждают работу, поэтому намеренно абстрагируюсь. В голове есть чёткий план: поесть и уйти так быстро, насколько это возможно. Несмотря на обстановку, я чувствую удушающий дискомфорт, и лёгкая беседа не изменит этого. Взглянув на Шистада краем глаза, я замечаю, что лицо его больше напоминает кирпич: абсолютно ничего не выражает. Именно таким становится Крис в присутствии отца. На мгновение я задумываюсь, как выгляжу со стороны: наверное, моё кислое лицо способно испортить аппетит, но, к счастью, Шистад слишком занят воздвижением стены, а Элиза и Томас — разговором. Я невольно прислушиваюсь, пытаясь уловить в их диалоге намёк на свадьбу. Прошло уже достаточное количество времени с тех пор, как я обнаружила признаки будущего празднества, но никто так и не обмолвился об этом, что кажется немного странным. Паранойя подсказывает, что они могли расписаться за своё двухнедельное отсутствие, но в глубине души я знаю, что Элиза захочет устроить торжество. Свадьба с отцом была скромным событием, на которое были приглашены лишь близкие родственники, и теперь, вероятно, женщина бы хотела компенсировать это. Но взрослые всё ещё обсуждают какую-то бизнес-встречу Томаса, которая успешно завершилась пару дней назад.       О чём же Элиза хотела поговорить после ужина?       Спустя мучительных тридцать минут, после того, как я заставила себя проглотить немного салата и запить всё апельсиновым соком, происходит одновременно две вещи: во-первых, Элиза обращается ко мне с вопросом, который тут же вылетает из головы, во-вторых, нога Шистада пододвигается к моей, и наши колени соприкасаются. Тонкими капроновыми колготками я чувствую гладкую поверхность брюк парня, и жар мгновенно вспыхивает между ног. Я прикусываю губу, слегка нахмурившись и пытаясь сконцентрироваться на словах Элизы, но колено Шистада слегка потирается о моё, заставляя меня втянуть воздух со свистящим звуком.       — Что? — переспрашиваю я, пытаясь совладать с собственным голосом, но в это время рука Криса ложится на моё бедро и слабо сжимает. Он издевается!       — Я сказала, что после того, как помоешь посуду, я жду тебя в гостиной, чтобы поговорить.       Я бездумно киваю и вскакиваю, чтобы прекратить контакт с Крисом. На секунду я ловлю его удивлённый взгляд, но он тут же отворачивается и говорит что-то в ответ на слова Томаса.       Я ухожу на кухню и уношу с собой тарелку, пока пылающий жар в низу живота скручивает органы. Делать что-то такое в присутствие матери и Томаса — просто безумие.       Я опускаю посуду в раковину и мою руки холодной водой, чтобы успокоить разум. Томас и Шистад уже встали из-за стола: мужчина благодарит за ужин и уже собирается уйти, когда Крис говорит:       — Мне нужно отъехать.       — Куда? — спрашивает его отец, обернувшись.       — Зачем? — одновременно с ним говорю я, и мать смотрит на меня с лёгким раздражением, но мне плевать.       — Нужно увидеться с Элиотом, — нехотя отвечает Крис.       Томас кивает, принимая ответ, но я напрягаюсь всем телом и с прищуром вглядываюсь в парня, дожидаясь, когда он ответит на мой взгляд. Но этого не происходит: Шистад поспешно ретируется к себе в комнату.       Злость и беспокойство жгучим коктейлем отравляют мозг, поэтому я с некоторой остервенелостью заканчиваю уборку и мою посуду. Нежелание разговора с матерью смешивается с отчаянной яростью, поэтому моя нейтральность даёт трещину, когда я присаживаюсь на диван, сбоку от Элизы.       — О чём ты хотела поговорить? — спрашиваю я более резко, чем планировала, но сама прислушиваюсь, чтобы уловить хлопок входной двери.       — Твой отец сказал мне о планах на Рождество. — из-за этого я отвлекаюсь и поворачиваюсь лицом к матери.       — И?       — Разве это не семейный праздник? — с лёгким раздражением произносит женщина. — Тебе следовало бы остаться здесь, — и от того, что Элиза не называет слова «дом», мне становится немного смешно.       — Ты права: это семейный праздник, — я киваю в подтверждение её правоты, — поэтому я проведу его со своей семьёй.       Я поднимаюсь и смотрю на мать сверху вниз, оценивая впечатление, которое произвели мои слова. К моему удивлению, она злится и смотрит на меня недовольно.       — Если это всё, то я, пожалуй, прогуляюсь.       Не дожидаясь ответа, я иду в комнату, и, когда моя нога останавливается на второй ступеньке, дверь хлопает: Крис уехал.