Затонские персонажи

В этот летний субботний день на кладбище почти не было людей. Тем более среди деревьев выделялась фигура в черном, стоящая возле могилы. Больше трех лет уже прошло с той зимы, а Андрей Кулагин продолжал каждую неделю приходить на могилы Веры и брата. И всегда, даже зимой, старался принести своим усопшим живые цветы. Говорят, время лечит. Нет, не лечит – это Андрей знал абсолютно точно. Тоска и боль лишь слегка притупляются или к ним просто привыкаешь и уже не воспринимаешь так остро, но они никогда не покидают сердце. Иногда, он задавался вопросом: за что же он платит такую высокую цену, за что он был оставлен жить, потеряв самых дорогих ему людей? Он всегда был близок с братом. Да и не может быть у близнецов по-другому. Они были неразличимо похожи внешне и совсем разные по характеру. Матвей всегда был более серьезным и принципиальным, жестким, даже суровым. Именно он формально считался старшим среди них и должен был наследовать дело отца. Андрей же был слегка легкомысленным, романтичным, более мягким и уступчивым. Его вполне устраивало положение второго сына, дававшее больше свободы. Несмотря на то, что у братьев были схожие вкусы и часто им нравились одни и те же вещи, они редко серьезно спорили между собой, всегда стараясь найти компромисс. Так было до Веры… В то время, когда Матвей познакомился с Верой, Андрей путешествовал по Европе. И приехал он уже на свадьбу брата. Много раз позже Андрей думал о том, что если бы не эта поездка, если бы он познакомился с Верой одновременно с Матвеем, все было бы по-другому, может тоже непросто, но точно без таких катастрофических последствий. Только случилось так, как случилось… В Веру он влюбился сразу, как только увидел ее в этом воздушном белом платье. Она спускалась по ступенькам как королева, прекрасно осознавая свою красоту. В ней была невинность и порочность одновременно, сквозь внешнее спокойствие пробивалось не только волнение, приличествующее моменту, но и страстность. В темных глазах горели огни... Матвей любил ее, это было несомненно. И сначала Андрей старался держаться от новоиспеченной семьи подальше: редко заходил в гости, чем часто вызывал недоумение со стороны брата, а потом и вовсе опять уехал. Андрея не было в Затонске почти три года. И все три года он мучительно старался забыть и эти темные глаза с огоньками, и гордый стан, и гриву волос… Он очень старался забыть Веру! Заводил романы с другими женщинами, пускался в загулы по борделям, играл, пил… Чего только не было за эти три года… В конце концов даже брату это надоело и тот пригрозил, что перестанет высылать деньги. Только… Стоило ему протрезветь и перед глазами снова вставал образ Веры. Ничего не помогало. И он сдался. И вернулся домой… В семье у брата не все было ладно. Детей у них до сих пор не появилось, что явно сильно огорчало Веру. Кроме того, она часто спорила с мужем из-за брата. Да и других поводов для ссор у супругов видимо хватало. Потом Вера рассказывала ему, что он ей тоже понравился еще на свадьбе, но только понравился. А вот полюбила она его уже после его возвращения. Эта любовь закрадывалась ей в сердце постепенно, по мере того как она сравнивала своего жесткого, вечно занятого мужа с его романтичным братом, таким внимательным и понимающим. Она знала, что Матвей ее до сих пор любит, но вот сама… Если и были в начале их жизни какие-то чувства, то сейчас их не было и в помине. Да и что раньше были, она уже сомневалась. Они долго сопротивлялись чувствам, прекрасно понимая, что этой любовью, запретной и греховной, они смертельно ранят близкого им обоим человека. А потом случился этот первый поцелуй… Андрей тогда пришел к брату в гости, но его самого дома не застал – тот уже занимал пост городского головы и был очень занят. Зато дома была Вера, которую он застал всю в слезах. Оказывается Матвей приходил домой на обед и они с женой сильно поругались из-за ее якобы неподобающего поведения на вчерашнем приеме. Ему, видите ли, показалось, что она давала авансы какому-то поручику, и в обед он закатил ей сцену ревности. Андрей стал утешать ее, одновременно стараясь оправдать и брата. И тут Веру прорвало: она стала рассказывать ему, как Матвей ревнует ее чуть не к каждому встречному, как обвиняет ее, что у них нет детей, как оскорбляет ее во время ссор. Она все говорила и говорила, а Андрей утешал ее, обнимая, и уже не слышал слов, а только чувствовал под руками ее горячее тело. Этот первый поцелуй оба запомнили на всю жизнь – казалось о таких только пишут в дешевых любовных романах, но в жизни их не бывает. По телу обоих будто пробежал электрический разряд, за которым последовал взрыв страсти, снесший между ними все преграды запретов и условностей. С того момента Андрей и Вера стали любовниками. Им не было легко, им не было покойно… Их снедали угрызения совести и страх быть раскрытыми. Но ничего с собой они поделать не могли. Любовь, страсть, потребность быть рядом снова и снова толкали их в объятия друг друга. И, конечно, однажды Матвей узнал обо всем. Последовал жуткий скандал, но как ни странно, они не разругались окончательно. Отношения Андрея и Веры прекратились, но они продолжали любить друг друга на расстоянии. Матвей все видел и понимал, но отойти в сторону не мог. Жизнь всех троих потихоньку превращалась в ад. Но длился этот ад недолго. Вернее, именно этот ад длился недолго, его сменил другой. Это случилось, когда однажды Андрей пришел к брату и увидел того убитым. Происшедшее одновременно стало и не стало неожиданностью. С одной стороны Матвей рассказывал брату, что в его руки попали документы, уличающие прокурора и следователя в подделке векселей и других долговых бумаг, и что из-за этих бумаг ему может грозить опасность. С другой стороны и сам Матвей не сильно верил в эту опасность, и Андрей не предполагал, что события будут развиваться столь стремительно. Найдя брата убитым, он попытался найти бумаги, но ничего не было. А потом завертелась судебная круговерть. И Андрей оказался на каторге за преступление, которого не совершал. Два бесконечных года каторжного ада он жил лишь мечтами о мести и встрече с любимой женщиной. Теперь между ними не будет преград. Они смогут уехать и начать все сначала. Но прежде Андрей Кулагин должен быть оправдан, а истинные убийцы наказаны. Так и только так он видел продолжение своей жизни: не беглец с поддельными документами, со страхом поглядывающий на встречных городовых и не сломленный десятилетней каторгой преждевременно состарившийся старик с клеймом преступника. И он бежал… О том как бежал и как добирался до родного Затонска, можно писать книги. Но добрался. Узнал у местных фартовых, что начальник сыскного сменился, а Изварин следователем уже не работает. О новом следователе даже бандиты отзывались с определенной долей уважения: мол, во всем разберется по чести и вешать лишнего не станет. И тогда Андрей рискнул… В Штольмане он действительно не ошибся – тот и свидетеля нашел, и бумаги достал, и подельников прокурора на признание раскрутил. При пересмотре дела Андрея полностью оправдали и восстановили во всех правах. Только вот какой ценой… Веру, свою драгоценную Веру, которую видел во снах, которой грезил в мечтах, ради которой жил и дышал, он потерял. Ее убили… Тогда, в больнице, когда Штольман сказал ему, что Вера умерла, что он не успел, его сердце разбилось на множество мелких кусочков. И это не было фигуральным выражением – он будто услышал этот звон в ушах и почувствовал, что внезапно внутри стало пусто и очень больно. В глазах следователя он видел понимание и сочувствие, но легче от этого не становилось. Пока шел суд над прокурором ему еще оставалась месть. Но вот потом… потом наступила полная пустота. Не было человека, ради которого Андрей мог бы жить дальше, не было цели, которая вела бы его по жизни…Были только две могилы на кладбище, на которые он каждую неделю носил цветы. И больше НИЧЕГО. Три года с пустотой и болью в сердце… Он устал. Андрей пытался и забыть и забыться. Пытался найти замену. Принимал приглашения на званые вечера и балы в надежде, что его сердце обратит внимание на какую-то девушку. Посещал бордель, думая найти отраду в плотских утехах. Устраивал попойки в кабаках, пытаясь утопить боль в спиртном. Больше года его так носило по крайностям. И ничего – боль и пустота все оставались. И он сдался. Перестал куда-либо выходить, перестал принимать, стал практически отшельником. Поначалу Андрей еще ходил в церковь, но потом и туда не стал. Понял, что не чувствует он там ни спокойствия, ни умиротворения, а торжественность и пышность лишь раздражают. Ему остались только могилы… Вот и сегодня, ясным летним днем 1892 года, он пришел их навестить. Для Андрея сегодня внезапно стал особенным днем – накануне ночью ему впервые со дня своей смерти приснилась Вера. До этого ни брат, ни его жена ни разу ему не снились. Даже в этом утешении ему было отказано неведомым Некто. И вдруг именно сегодня он увидел Веру, которая утешала его и говорила, что все еще будет хорошо. Андрей так задумался об этом сне, стараясь вспомнить его в мельчайших деталях, что не заметил, как у самых ворот кладбища столкнулся с женщиной. Подняв взгляд, он увидел молодую и довольно привлекательную женщину с утонченными чертами лица, русыми волосами под черной шляпкой и темными глазами. Андрей вспомнил, что частенько видел ее на кладбище до этого. Что-то, мелькнувшее в ее глазах, привлекло его внимание – боль, тоска, вина… - Простите, пожалуйста, сам не знаю, что на меня нашло. Задумался. - Вы уж поосторожней, сударь. – услышал он в ответ мягкий голос, в котором впрочем слышалась твердость и строгость. - Разрешите представиться, Кулагин Андрей Никитич. - Львова Евгения Антоновна. - Евгения Антоновна, могу я загладить свою вину и угостить Вас чаем? – неожиданно для самого себя спросил Андрей. Первый раз за многие месяцы он пригласил куда-то женщину и пока еще не понял, как это вообще получилось. На удивление, Львова согласилась, хотя вопрос и недоумение в ее глазах все же мелькнули. Вокруг пели птицы, солнечные зайчики выплясывали на листьях деревьев, зеленая трава пробивалась сквозь каменные плиты кладбищенских ступенек. И две фигуры в черном, кажущиеся немного неуместными среди ярких летних красок, рука об руку медленно удалялись по улице.