***
— Какого хуя! — Окси не может сдержать эмоций, когда под ручку с Порчи он замечает довольного Хинтера. Тот даже не пытается скрыть лыбу, светя всеми имеющимися зубами. Женечка, заметившая их первая, тихонько ахает. Она прекрасно знает, кто вообще-то всё ещё является директором. И то, что для Димы вход в Академию до этого времени был закрыт, результат лишь слепого доверия того к Мирону… И сейчас, когда тот снова на их территории, произойти может всё что угодно. — Твой друг любезно согласился проводить меня к тебе. Видишь ли, за столько лет дорога как-то испарилась из моей памяти, — Дима явно зол и очень решительно настроен. Мирон чувствует спиной успокаивающе прохладную стену. Он прекрасно знает, на что Хинтер может быть способен, и не готов разруливать всё ещё и с ним. — Какие люди! — спасение приходит со стороны вваливающегося в кабинет начальства Охры. Тот беспробудно пьян, так что вместо нормального рта временами просвечивают жутковатые клыки. Мирон вопросительно приподнимает брови, потому что сосредотачиваться на чужих проблемах всегда проще чем на своих. Но Охра на него даже не смотрит, продолжая хищно пялить на Шокка. — Так зачем ты тут, м-м? — рычащие интонации также проявляются куда чаще. А Мирон даже останавливать его не хочет, видимо надеясь, что Дима смутится и уйдёт. И он ведь прекрасно знает, что такого никогда не случится, но всё равно надеется. Ему сейчас хочется только дойти до больничной палаты и хоть пару часиков побыть рядом со Славой, пытаясь вытащить его с того света. Не то чтобы его попытки имели хоть какой-то результат, конечно. — Повидать старого друга, не ожидал? Ваню может выпустишь? — внезапно Шокк презрительно морщится. — Даже не подумаю, — Охра обиженно фыркает, а Мирон едва к полу не прирастает. Что, блять, значит — выпустишь? Охра его так взаперти держит, что ли? Судя по нерешительному виду — вполне возможно. Окси едва не хватается за голову — бред какой-то получается, не мог Охра так поступить. Слишком жестоко, глупо и неблагодарно. Но высказать всё это прибухнувшему другу Мирон не успевает, Дима хватает его за руку и утаскивает из кабинета. Сопротивляться как бы бесполезно, да и смысла особого нет, ясно же, что просто так Шокк от него не отъебётся. А ведь стоило только в очередной раз пропустить тот долбанный приём… — И чего ты припёрся? — выходит как-то совсем тоскливо. — Неожиданно вспомнил, что вообще-то тоже права на Академию имею, — представляешь? — Не-а, Мирон не представляет, даже не хочет представлять. Хочет лишь, чтобы Димочка поскорее съебался. Потому что каждым своим вздохом сейчас он сокращает то время, которое Мир смог бы провести около Славы. — Ляль, а когда всё только пошло по пизде? — теперь тоска и в голосе Шокка — переливается, словно тягучий мёд, сладко до приторности, до непроизвольного передёргивания плечами. — Задолго ведь до Жигана? — Мирон не хочет говорить об этом, не сейчас. Он всё ещё не готов рассказать Диме, что готов был расстаться с тем ещё до войны. Что не понимал потом, как смог продержаться так долго. Что-нибудь задвинуть ещё про то, что Дима был только балластом на мироновских ногах. Он знает, что это способно задеть Диму куда сильнее, чем всё, что он предъявлял до этого. Возможно, тот даже и отъебётся раз и навсегда. Сложно сказать, всё-таки иногда даже Дима бывает непредсказуемым. Но Мирон не может, а потому лишь упрямо мотает головой, торопливо шагая вперёд. Он намеревается дойти до Славы и сделать это как можно быстрее, и никакой Шокк ему в этом не помешает.***
Славе всё ещё абсолютно на всё пофиг. Он сидит на странно тёплом полу и не пытается даже двигаться. Даже не пытается ни о чём вспоминать. Он просто не может. Ему уже даже не страшно, как в первые дни. Хотя, учитывая постоянный белый свет, сложновато понять, сколько времени прошло. И только внезапно он чувствует жжение в груди. Он начинает задыхаться, даже думает уже, что смерть к нему пришла, но когда он вновь открывает глаза, видит непонятного бритого мужика, который прижимает его Мирона к стене. Глаза у Окси огромные, и мужика он пытается оттолкнуть. — Вы ли не охренели? — голос у Славы дико хрипит, ещё бы — сколько не разговаривать. Его колотит, и всё также жжёт в груди. Видимо, это и разбудило. Мужик смотрит на него, криво ухмыляясь, и всё-таки Окси отпускает, который тут же к Славочке подбегает. Падает рядом на стул, а Слава всё продолжает смотреть на всё-таки, видимо, демона. — Я же говорил. Разбирайся теперь, ляля, сам, — Слава хмурится, ему всё ещё сложно соображать, но в конце концов до него доходит, кого именно назвали «лялей», и он переводит офигевший взгляд на покрасневшего до ушей Мирона. Тот тоже смотрит уже далеко не на Славу и то ли растерян, то ли дико возмущён. — Иди отсюда! — кричит, а мужик лишь пожимает плечами и, Слава готов поклясться, в его глазах — вселенская грусть. — Это кто? — Слава настолько удивлён, что забывает о том, что с Мироном ему общаться сложно и вообще не хочется. — Директор вернулся, — Мирон морщится, хватает Славу за руку, и кажется, моментально успокаивается. Рассматривает Славу так, как будто бы видит его впервые. — Который называет тебя лялей? — поднимает брови, даже не стараясь сдержать нотки сарказма. — Это долгая история, — Мирон тяжело вздыхает, ему не хочется распространяться, но одновременно он боится, что Слава вновь закроется. Он уже понял, насколько всё плохо. — Не знаю, что и думать, — хочется закатить скандал или хотя бы наорать на Окси, которого лапают чужие мужики, но Слава этого так и не делает. Не может в достаточной мере сосредоточиться. — Что с тобой случилось? — а вот Мирон полностью в сознании. И, естественно, первым делом задаёт вопрос, на который Слава отвечать и не хочет, и не может. — Не знаю, — он даже не врёт практически, действительно не может с точностью всё описать. Знает лишь одно — Мирон бросил его. — Почему ты здесь? — сердце сжимается в предчувствии ответа. Он почему-то всё ждёт того, что Мирон, убедившись, что с ним всё в порядке, вновь уйдёт, пропадёт и оставит его в одиночестве, которое, как оказалось, так сложно переносить. — Хорошо, — он выпаливает ещё до того, как Мирон успевает ответить. — Хорошо! Отлично! Я согласен! — продолжает, едва ли не срываясь на крик. В то же время едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться позорно. — На что? — Окси — гад, ещё и глазками своими хлопает, как будто бы действительно не понимает, что ему Слава тут впаривает. Так что приходится всё же сказать об этом вслух. — Твой ошейник, я согласен на него, — жмурится, не в силах видеть Мирона так близко. В его мнении всё ещё ничего не поменялось. Да, он вынужден сказать «да» сейчас, но не потому, что так хочет лишиться свободы — он всё ещё дико боится этого. Нет, он всего лишь больше не хочет оставаться без Мирона, каким мудаком тот бы ни был. — Посмотри на меня, — тон Окси внезапно смягчается, будто бы тот пытается успокоить маленького зашуганного зверька. — Я не буду больше заставлять тебя, — Слава распахивает глаза, смотря в знакомое лицо напротив, и не может поверить. Он не верит, что Мирон так легко откажется от своих же слов. Раньше за ним подобного точно не замечалось. — Мы просто начнём всё с нового листа, — он гладит Славу по голове. Они умышленно не затрагивают сейчас тему поцелуев с посторонними людьми или нарушения бесконечных правил. Потому как это только их момент, момент, когда они пытаются хоть как-то разобраться друг в друге и жить дальше. — Я не могу без тебя, — очень искренне признаётся Слава, вновь зажмуриваясь. Но внезапно чувствует чужие губы на своих. Сквозь поцелуй Мирон шепчет: — Видимо, я тоже. И больше ведь ничего им в данный момент не надо. Только они сами, способные быть рядом и ощущать друг друга. Проблемы придут к ним и придут обязательно, но чуть позже. Пока же даже они стоят в сторонке, отвернув свои зубастые пасти в другую сторону. Ведь надо совсем мало, чтобы сделать друг друга счастливыми. Хоть и на время.