***
Расписание на сегодня не понравилось, так как последним занятием у нас стоял Грюм, которого я, скажем так, немного опасалась. Ладно, боялась я его. Это ж не Грюм, который вменяем (вроде), а Крауч, который провел не один год под Империо и у которого капитально потекла крыша. Но не стоит раньше времени паниковать. Может, все обойдется и никаких непростительных не будет? После Прорицаний и Истории магии мы робкой и слегка испуганной кучкой подошли к классу и расселись за парты. Вскоре из коридора донеслись клацающие шаги Грюма и он вошел в класс. Оглядел притихших учеников и, усмехнувшись, приказал убрать учебники с парт. Грюм вытащил классный журнал, тряхнул длинной пегой гривой, убирая волосы с покореженного и усеянного шрамами лица, и стал называть имена. Закончив с перекличкой, Грюм отложил журнал в сторону и хриплым голосом заговорил: — Профессор Люпин написал мне, что вы проходили в том году по Темным искусствам. Как я заметил, вы делали упор на различных тварей: боггартов, Красных Колпаков, болотных фонарников, гриндилоу, водяных и оборотней. Но вы отстали — и очень отстали — в отношении заклятий. Поэтому я здесь, чтобы подтянуть вас в области того, что сами волшебники могут причинить друг другу. Итак, прямо к делу. Заклятия. Они бывают разной силы и формы. Согласно рекомендациям Министерства магии, мне следует обучить вас некоторым антизаклятиям и на этом остановиться. Я не должен показывать вам, каковы из себя запрещенные Темные заклятия, пока вы не перейдете на шестой курс — вас считают недостаточно взрослыми, чтобы до этого времени иметь дело с такими вещами. Но профессор Дамблдор придерживается более высокого мнения о вашей выдержке: он считает, что вы справитесь. А я скажу так: «Чем раньше вы будете знать противника, тем лучше». Как можно защитить себя от того, чего никогда в жизни не видел? Волшебник, который собирается применить к вам запрещенное заклятие, не станет делиться своими планами, он не будет действовать открыто, на ваших глазах, вежливо и тактично. Вы должны быть готовы заранее. Итак… Кто-нибудь из вас знает, какие заклятия наиболее тяжело караются волшебным законодательством? Мои сокурсники потрясенно притихли от речи Барти-Грюма и словно онемели. Ни один не поднял руку, так что это пришлось сделать мне. — Да, мисс? — Рейган, — представилась я. — Запрещенными заклятиями считаются три: Империо, Круциатус и Авада Кедавра. Все три заклятия относятся к разделу Тёмной магии. Решение об их запрете было принято при первом министре магии Ульрике Гамп . Любое применение этих заклинаний к человеку карается пожизненным заключением в Азкабан. — Хороший ответ, пять баллов Пуффендую. Что ж, мисс Рейган весьма подробно ответила на мой вопрос, — сказал Грюм и предвкушающе усмехнулся. — Но что сухая теория без наглядного примера? Выдвинув ящик стола, он достал стеклянную банку. Внутри бегали три здоровенных черных паука. Поймав одного, он посадил его себе на ладонь так, чтобы всем было видно, затем направил на него волшебную палочку и негромко сказал: — Империо! Паук спрыгнул с ладони и завис на тонкой шелковой нити, раскачиваясь взад и вперед, словно на трапеции. Он напряженно вытянул ноги и сделал нечто вроде заднего сальто, затем перекусил нить и приземлился на стол, где принялся беспорядочно кувыркаться. Грюм шевельнул палочкой, и паук, встав на две задние ноги, вне всяких сомнений, отбил чечетку. — Происходит от латинского imperare — властвовать, управлять. Как ясно из этимологии заклинания, оно абсолютно подавляет волю жертвы и заставляет полностью подчиняться наложившему заклинание. Это заклинание в свое время доставило немало хлопот Министерству магии, так как многие волшебники клялись, что совершили свои преступления, находясь под действием Империо. Резким взмахом палочки паук был загнал обратно в банку, и Грюм обратил свой взор на следующего. Вынул его из банки и посадил на кафедру, где тот оцепенело замер, слишком напуганный, чтобы двигаться. — Круцио! В ту же секунду ноги паука прижались к туловищу, он перевернулся на спину и начал ужасно дергаться, качаясь из стороны в сторону. И несмотря на то, что паук ни издал ни звука, было понятно, что он корчится от боли. — Происходит от латинского crutio — мучить, пытать. Это заклинание вызывает ужасную боль, от которой невозможно избавиться, даже просто ослабить действие этого заклинания очень-очень сложно, в отличие от Империо. Второй паук был водворен в банку, и настала очередь последнего, третьего паука. Словно понимая, что его ждет, он отчаянно заметался по дну, пытаясь увернуться от скрюченных пальцев, но его все-таки поймали и посадили на стол. Паук бросился наутек, но… — Авада Кедавра! — каркнул Грюм. Полыхнула вспышка слепящего зеленого света, раздался свистящий звук, будто что-то невидимое и громадное пронеслось по воздуху, и паук мгновенно опрокинулся на спину — без единого повреждения, но безусловно мертвый. Несколько девушек сдавленно вскрикнули. — На арамейском языке Авада означает «Я уничтожаю, убиваю», Кедавра — «как я сказал». Таким образом, Авада Кедавра переводится как «Я уничтожаю своим словом». После применения живое существо мгновенно, без мучений умирает. При этом все органы остаются неповреждёнными и причину смерти установить невозможно. Не имеет контрзаклинаний, но от него можно увернуться. А теперь достаньте ваши перья и запишите то, что я сказал. Потрясенные дети достали перья, раскрыли пергаменты и в абсолютной тишине принялись записывать раннее сказанное «отставным аврором». Пока рука бездумно записывала, я обдумывала произошедшее. Заклятия были? Да. Но почему-то я помнила то, что Грюм использовал Непростительные на студентах. Или это было просто не на первых занятиях, чтобы детишек не напугать? Возможно. А может это и моя ошибка, ведь я уже многое не помню. Сложно сказать: память меня подвела или просто нас решили на первом занятии пощадить и не накладывать заклинания. После звонка сокурсники словно очнулись и по пути на ужин в Большой зал активно принялись обсуждать методы преподавания Грюма. Я отмалчивалась. Во-первых, мне они не понравились. Убивать животное, пусть и паука, на первом, — да вообще на занятиях, — недопустимо, а во-вторых, мне нужно было придумать, как отвертеться от наложения Империо (если оно будет), так как это, прямо скажем, мне не нравилось. Да кому вообще понравиться подставляться под заклинание, подчиняющее волю? Вот и мне нет. Империо на фоне Круцио и Авады весьма интересное заклинание, ибо его действие не все и не всегда могут заметить, если оно, конечно, не вступает в конфликт с личностью человека, на которого его наложили. Если такое произойдет, то Империо будет очень сложно удержать, так как человек поймет, что делает что-то не то, что-то, что не в его характере, начнет сопротивляться и, рано или поздно, скинет заклятие. Империо обычно налагается тихо и незаметно, можно даже сказать, что из-за угла, и обычно предполагает, что человек будет делать то, что не будет выбиваться за рамки его действий или характера. Например, Корнелиус Фадж вдруг объявляет войну и приказывает Аврорату убивать магглов. Первая мысль? Империо. Так как подобное не в его характере, да и мотива нет так поступать. Сам Фадж будет в ужасе от последствий данного поступка, и этот ужас вполне сможет сбросить заклятие, пусть даже и на время. И в этот промежуток Министр обратится за помощью в Мунго, либо его туда доставят. Да, не только стальная воля может сбросить действие заклятия. Такие чувства как ужас, страх, отвращение, любая сильная эмоция может если не снять Империо, то существенно пошатнуть его действие, а дальше человек уже сообразит, что делать. Смысл Империо в том, что его нужно наложить незаметно для жертвы и её окружения, получить, что нужно, и так же незаметно снять. И ещё суметь рассчитать свою силу так, чтобы Империо не только мозги не поджарило, но и не слетело раньше времени. Если же говорить о времени воздействия, то тут все зависит исключительно от сил того, кто накладывает это заклинание, потому что чем дольше, тем проще обнаружить Империо и сбросить его. В общем, это заклинание из-за озвученных нюансов не самое популярное из тройки Непростительных. И проще использовать старый добрый шантаж, подкуп или угрозы — за них на пожизненное в Азкабан не посадят.***
Две недели я наблюдала за Барти-Грюмом, но тот вел себя более чем пристойно. Первым, вторым, третьим курсам он читал чистую теорию заклинаний, без практики. Даже своих любимых непростительных не касался. А вот четвертые, пятые, шестые и седьмые курсы попали под раздачу, но все ограничилось лишь пауками. Ни на кого заклятий не накладывали. И я спокойно выдохнула. Значит, меня просто подвела память и ни на кого заклятий накладывать не будут. Но к завтраку грянул гром, точнее скандал: Барти-Грюм все же наложил на учеников Империо, и эта тема на некоторое время даже перебила по популярности обсуждения Турнира. Я с искренним любопытством прислушивались к сплетням, которые со временем обрастали различными подробностями, но основное я уловила. В общем, первопроходцами, как всегда, оказался Гриффиндор, а точнее — четвертый курс. На одном из уроков ЗОТИ Барти-Грюм заявил, что на каждого ученика наложит Империо: продемонстрирует его силу и проверит способность учеников к сопротивлению. Вроде кто-то пытался возражать, но тот закатил речь, как-то связанную с рабами (что там было дословно, уже никто не помнил), и сделал ссылку на Дамблдора, мол, это все с его разрешения. Собственно, из-за этого никто и дергаться не стал, раз директор разрешил. Но после занятий несколько учеников на эмоциях отписали домой об уроке. И теперь, когда в массы вышла история о том, что САМ ДАМБЛДОР разрешил применение Непростительных на учениках, школу трясло. Директора завалили письмами как родители, так и Министерство, в котором он сейчас пропадал и из-за которого редко появлялся в Большом зале. Активизировался совет Лордов, который начал требовать отставки директора Хогвартса и Грюма. Рита Скитер разродилась аж несколькими статьями об этом событии, и в одной из них было даже опубликовано письмо одного из Гриффиндорцев, присутствующего на уроке. Без имени, разумеется, чтобы бедняжку не затравили на факультете. Преподаватели явно тоже высказали свои «фи», раз показательно игнорировали за обедом Барти-Грюма, которого, к слову, отстранили от преподавания ЗОТИ, но не выселили из замка. Его обязанности поделили Флитвик, взявший младшекурсников и шестой курс, и Снейп, который согласился взять выпускников — пятые и седьмые курсы. Замять скандал получилось за неделю до приезда гостей. Дамблдор принес извинения родителям учеников и искренне заверил, что больше такого не повторится и Аластор Грюм будет строго придерживаться программы, утвержденной Министерством. Именно это заявление позволило не вылететь Барти-Грюму с преподавательского места, но совет Лордов настоял, что это только до конца года и что на следующий год Дамблдор обязан будет найти нового преподавателя. На это заявление живо отреагировало Министерство и сообщило, что раз Директор не справляется с обязанностью нахождения компетентных преподавателей, то министр Фадж согласен помочь в этом вопросе и сейчас же займется подбором подходящей кандидатуры на место преподавателя ЗОТИ. И это ещё не все! Снейп наотрез отказался отдавать выпускников Барти-Грюму. Не знаю, какие аргументы он приводил, но, видимо, они оказались достаточно весомыми, раз он остался вести ЗОТИ у пятых и седьмых курсов. В общем, школу трясло и лихорадило вплоть до приезда гостей…***
Что наступило тридцатое октября, я поняла по оформлению Большого зала, когда спустилась на завтрак. Видимо, ночью на стены вывесили огромные флаги всех факультетов: Гриффиндорский — красный с золотым львом, Когтеврана — бронзовый орел на синем фоне, желтый с черным барсуком пуффендуйцев и зеленое знамя с серебряной змеей Слизерина. Позади профессорского стола развевалось невероятных размеров полотнище с гербом Хогвартса: большая буква «X» в окружении льва, орла, барсука и змеи. Смотрелось это, надо сказать, весьма эффектно. Мне, как и большинству студентов, очень понравился такой дизайнерский ход. Даже жаль, что только на время Турнира такую красоту вывесили. Учебный день прошел довольно быстро, и я сказала бы, что как-то бестолково. На уроках никто себя не утруждал, все мысли были о гостях из Шармбатона и Дурмстранга. И, конечно, сыграло свою роль то, что все уроки были сокращены на полчаса. Когда отзвенел звонок с последнего урока, ученики отнесли в спальни сумки и, надев плащи, помчались вниз по широкой лестнице в холл. Деканы выстроили учеников рядами по главной лестнице, сами встав вместе с остальными учителями и директором в последний ряд. По толпе гуляли тихие шепотки с предположениями о том, как прибудут гости, но их оборвал какой-то старшекурсник: — Вон! Смотрите! — крикнул он и указал на небо в стороне Запретного леса. Гигантская черная тень почти касалась верхушек деревьев. Льющийся из окон замка свет озарил приближающееся чудо — огромную синюю карету, подобную башне. Ее тянула по воздуху дюжина крылатых золотых коней с развевающимися белыми гривами, каждый величиной со слона. Первые три ряда учеников подались назад. Карета снижалась с бешеной скоростью. И, наконец, с оглушительным громом копыта золотых коней размером с хорошее блюдо коснулись земли на опушке Запретного леса. Следом приземлилась карета и покатила, подпрыгивая на гигантских колесах. Кони кивали исполинскими головами, выпучив огромные огненно-красные глаза. Открылась дверца, украшенная гербом, — две скрещенные золотые палочки, из каждой вылетают по три красные звезды, — с облучка прыгнул мальчик в голубой мантии, наклонился, что-то нашарил на полу кареты и развернул золотые ступеньки. Тут же почтительно отпрыгнул назад, и из кареты появилась черная лаковая туфля размером не меньше детских санок, и сразу за ней изумленным зрителям явилась ее обладательница. Ею оказалась женщина воистину исполинских размеров. На красивом лице с оливковым оттенком кожи особенно выделялись темные волоокие глаза и слегка крупноватый нос. Блестящие темно-каштановые волосы были собраны в низкий пучок. Сама же дама была закутана в роскошную черную атласную мантию, которая развевалась при ходьбе с не меньшим пафосом, чем у Снейпа. Мадам Максим подошла к Дамблдору и протянула сверкающую драгоценностями руку. Директор, и сам роста немалого, лишь слегка склонился для поцелуя. После короткого обмена любезностями мадам махнула рукой в сторону кареты, из которой вышла небольшая толпа французских студентов. Выглядели они, кстати, не очень довольными жизнью. Все они дрожали от холода в мантиях из тонкого шелка, и кое-кто даже обмотал голову теплым шарфом. — Ка’г-ка’гов уже приехал? — спросила мадам Максим Дамблдора. — С минуты на минуту… Но его ответ прервал странный звук — погромыхивание, сопровождаемое сильным всасывающим хлюпаньем. — Озеро! — крикнул Ли Джордан. — Гляньте на озеро! В середине озера появились завихрения, затем огромные пузыри, каменистый берег захлестнули волны, и вдруг в самом центре возникла воронка, как будто на дне вынули огромную затычку. Из самой ее сердцевины медленно поднималась длинная черная мачта. Величественный корабль неторопливо всплывал из воды, мерцая в лунном свете. У него был странный скелетоподобный вид, как у воскресшего утопленника. Тусклые огни иллюминаторов походили на светящиеся глаза призрака. С оглушительным всплеском корабль наконец весь вынырнул и, покачиваясь на бурлящей воде, заскользил к берегу. Вскоре раздался звук брошенного на мелководье якоря и на берег спустили трап. С борта потянулись пассажиры, и в иллюминаторах замелькали движущиеся фигуры. Спустя пару минут на землю ступили крупные, как на подбор, парни, одетые в лохматые шубы. А вот Каркаров, шедший первым, был одет в другие меха — гладкие, блестящие, серебристые, под стать волосам. Коротко поздоровавшись с Дамблдором и поцеловав руку мадам Максим, он взмахом руки поманил своих студентов. В итоге, мы зашли в замок плотной разнородной толпой. Но отдельные личности все же рвались поближе к делегации Дурмстранга, в середине которой заметили Виктора Крама. Войдя в большой зал, прибывшие ученики разделились пополам: по пятеро учеников Дурмстранга за стол Пуффендуя и Слизерина, и по семеро за столы Гриффиндора и Когтеврана. На радость моего факультета в нашей пятерке присутствовал сам Виктор Крам, который с хмурым лицом шел к столу в сопровождении симпатичного паренька со знакомыми золотисто-карими глазами, которые весело заблестели, стоило нам пересечься взглядами. — О, леди! Я уже и не надеялся вас встретить! — широко улыбнулся Алекс, подтащив к столу обреченно вздохнувшего Виктора, и усадил его на лавке рядом с собой. — Привет, Алекс. Не думала, что снова тебя увижу, — улыбнулась в ответ шебутному парнишке. — Я тоже. Прекрасная леди все не выходила из моей головы после нашей встречи, увы, моя дурная голова забыла взять адрес. Я надеюсь, леди будет не против, если я буду время от времени писать ей? — Вы знакомы? — вмешался в наш диалог, который, наверное, слушал весь стол, крупный сероглазый парень с убранными в хвост светлыми волосами. — На матче познакомились, а что? — тут же подобрался Алекс, недобро сверкнув глазами. — Ничего, — тут же замахал руками блондин, нервно улыбнувшись. — Меня зовут Дмитрий Соколов. Ваших соседей Александр Лесичерски и Виктор Крам. А вот тех двоих, — он кивнул на противоположную сторону стола. — Владислав Романов и Ян Вишневский. Наши расшаркивания прервала речь Дамблдора: — Добрый вечер, леди, джентльмены и привидения, а главное, наши гости, — начал он, лучезарно улыбнувшись иноземным ученикам. — С превеликим удовольствием приветствую вас в Хогвартсе! Официальное открытие Турнира состоится сегодня вечером, сразу же после ужина. Угощайтесь, дорогие друзья, на славу. Ешьте, пейте и чувствуйте себя как дома! После этой короткой речи и громких аплодисментов Дамблдор сел, и Каркаров, наклонившись к нему, о чем-то оживленно заговорил.