Adele — I Miss You.
И вот свет погас. Голоса в зале умолкли. На лёд вышла фигуристка с распущенными волосами, практически до плеч, в темно-голубом сверкающем платье. Каждая бисеринка, каждый кристаллик на ткани играл всеми цветами радуги, отсвечиваясь от прожекторов. Блестящая дорожка шагов, вращение либела, тройной тулуп, двойной флип и снова вращение. Она чувствовала каждое слово, передаваемое песней. Летела, словно птица, забыв обо всем: о ошеломленных открытием выступлений в Токио зрителях, судьях, о том, что говорил тренер. Для неё в голове звучала только Адель. Тренировки и соревнования заканчивались для девушки ушибами или незначительными травмами. Здесь же — все с точностью наоборот. Выступление подошло к концу. Зрители аплодировали стоя. На лед щедро посыпались букеты, игрушки и прочие милые вещички. Девушка незаметно улыбнулась и поклонилась; быстро сошла с катка, когда объявляли следующую участницу. — Не сходишь поздороваться? — обратился Никифоров к Юрке. — Какого хрена я должен это делать?! — Про-грам-ма. В это время, фигуристка уже находилась в гримерке; сидя напротив зеркала и с абсолютно пустым взглядом расчесывая черные волосы. Раздался стук в дверь. — Войдите, — вполголоса произнесла брюнетка, и, в последующие несколько секунд, впала в ступор, увидя того, кого совсем не ожидала. — Даров, — бесцеремонно завалился Юрий, закрывая за собой дверь и прислонившись к ней спиной.— Чего-то больно ты растрогала всех. Смотри, растеряешь последних двух фанатов. — Ага, и тебе привет, Плисецкий, — усмехнулась Волк. — Ты в их числе что ли? И что плохого в том, чтобы трогать зрителя? Когда у тебя на душе то же самое. — Че? — Юрий вскинул бровь. Конечно, он заметил, что песня была откровенным для него нытьем. Но чтобы Юра чувствовал еще что-то, помимо стремления завоевать победу, — нонсенс. — Ниче. — Харош мне мозги пудрить. Говори, раз начала, — блондин стиснул зубы и недовольно посмотрел на собеседницу.— Терпеть не могу, когда так делают. — Тебе же как всегда плевать, Плисецкий, — проговорила девушка, глядя в потолок. В помещении воцарилась тишина. Юра был просто вне себя от злости, но срываться прямо здесь и сейчас не хотел, ибо матный арсенал у него закончился бы только к пенсии. Он позволял вести себя грубо с девушками, но чтобы какая-нибудь выскочка, к слову, уже второй раз его заткнула, — непозволительная роскошь. — Чего хотел? — Дарья недовольно покосилась на фигуриста. Юрий глубоко вздохнул, а затем едва ли не прорычал: — Увидеться… Идиотка. — Увиделся? Можешь идти. — Даже не скучала чтоль? — Про-ва-ли-вай. В препоганом настроении Юрий покинул ледовый дворец, который крыл нецензурной бранью всю дорогу. В голове мелькал только план убийства ровесницы, которая не поступала, как все воздыхательницы её возраста, а тупо слала куда подальше. И эта ненависть была подкреплена и обоснована чем-то, ведь Волк никогда, практически, не давала ложных эмоций. Насколько это помнил Юрий. Удивительно, что еще помнил. Но все же, установка «похер» не дала сбой, так что он смело мог продолжить забивать на сегодняшний инцидент. — О, уже? Быстро ты, — возник Виктор из ниоткуда. — А те то чё, старпер? — Вообще-то я переживаю… — Переживай за свою свинью! —… за твою хореографию, Юрио… Пока голодный и злой Юрец-дракон не сожрал с дури половину населения Токио, наилучшим решением было пойти в кафе, а затем уже в гостиницу. Юри и Минако остались досматривать показательные, а Виктор обещался снять номера. На улице похолодало, посыпались первые хлопья снега за весь прошедший день. Суетливая столица немного приутихла, угомонилась и стала даже напоминать Хасецу. Пока Виктор терпеливо ждал заказ, занимаясь своими делами в соцсетях, Юрий то и дело подолгу пялился в окно, скалился и фыркал. Виктор добродушно поинтересовался, пустив в ход свою фирменную глуповатую улыбочку: — Что такое, Юрио? На купидона напоролся? — Как же ты бесишь! Заткнись, а! — У нее просто тяжелая жизнь. Вот и все, — Никифоров пожал плечами, на что Юрий снова фыркнул, ибо не желал дальнейшего развития этой темы. — Юра, напомни-ка мне, в каком году вы катались вместе? — Не помню и помнить не хочу, — рявкнул тот. — Но года четыре назад это было точно. Да. В две тысячи четырнадцатом. Дедушка, которого она очень любила, умер как раз в этот год… — Виктор потер подбородок. — Хм, вероятно повлияла еще ситуация в семье, но это уже по слухам.***
Ночной центральный парк напоминал сказочную страну из азиатских сказок: горели фонари, словно волшебные огоньки, освещающие темные тропинки; изящными силуэтами раскидывались деревья сакуры, чьи лепестки, спадая, образовывали прекрасную розовую дорожку. Шёл снег. Юрий бесцельно плёлся, будто в небытие, проклиная Виктора за то, что он мало приехал в Японию, забыв об обещанной программе для победы на взрослом Гран-При, так еще и затащил на выступление Волк, с которой довелось только посраться. Сейчас Плисецкий ненавидел весь мир. И об этой ненависти красноречиво говорило его лицо. — Эй!