На острие

«Да что ж за дерьмо творится, черт подери?» Юрий медленно зашнуровывал коньки, в связи с непривычной ему горой раздумий, которая, кажется, и не собиралась рушиться. В раздевалке витали нотки мятного одеколона. Плисецкий пытался вернуться в реальность, вдыхая полной грудью бодрящий аромат. Тщетно. Парень стиснул зубы. Обматерив все и вся у себя в голове, ему все же удалось расправиться со злосчастными ботинками. Он так ей и не ответил. Блондин поднялся со скамейки, попутно захватывая рядом лежащую резинку для волос, и не спеша собрал часть волос в хвост на макушке. Тяга к агапе не усилилась, а только начала убивать фигуриста изнутри, что имело весьма удручающий характер прямо перед соревнованиями. Адские утренние пробежки, упражнения на пресс до потери сознания, растяжки, бесконечные тренировки. Кой-черт оно зазря должно пропадать? Фигурист тяжело вздохнул и все же взял себя в руки. Не каждый день у него случались такие перепады, но к соревнованиям нервная система норовила улететь в Тамбов. Юрий направился в сторону катка, сжимая кулаки до побеления костяшек пальцев. Он не намерен был унизительно провалиться в грязь, где должен был лежать свинтус Кацуки. — Эй, Юрио! Чего так рано? Слух не подвел. Это был Никифоров, собственной персоной завалившийся в Ледовый в такую рань. Подросток набрал полную грудь воздуха; тяжко и хрипло выдохнул, попутно оборачиваясь назад. — Тебя это волнует, Никифоров? Я программу отрабатывать вообще-то пришел, а не сопли по углам вешать. Дерзко. Нагло. Убийственно. Как всегда. Юрий не мог ответить по другому. Жажда победы становилась настолько сильной, что утолить её мог только лишь заветный золотой приз. И Виктор это тоже понимал. Напряжение в комнате потихоньку росло. Виктор молчал, подбирая нужные слова; тренер обязан был быть еще и психологом, помимо обычных теорий и практик о трюках и шагах. Плисецкого мало волновал его ответ. Точнее, никак не волновал. Совсем. — Лан, мне некогда, — Юра развернулся в сторону двери, ведущей на каток, как Виктор тут же нашел у себя в кармане парочку словечек. — Смотри, Юра, а то неровен час, и все полетит коту под хвост. Тренер ушел, оставив Плисецкого наедине с собой. Проглотив тяжелый ком, намертво засевший в горле, блондин со всей силы ударил кулаком о стену, скрипнув зубами. Сердцебиение учащалось с каждой секундой. Лицо Юрия мрачнело со скоростью света, отчего фигурист уже не мог здраво мыслить. Агапе, агапе… Какое ему сейчас дело до агапе? «Чертов идиот! Никифоров… Вечно он… Все портит!» — Как я всех вас ненавижу! — воскликнул Плисецкий, вновь больно ударяя рукой о стену. Тренировки обещали быть бесполезными.

***

Девушка сидела одна в холодной и полупустой комнате. Тусклый свет проникал сквозь широкое окно, слабо освещая бледное лицо фигуристки. Та медленно, будто под гипнозом, водила пальцем по стеклу, рисуя незамысловатые узоры. Так же одиноко ей было несколько лет назад, когда она отлеживалась в больнице с астмой; каждый вечер заканчивался безудержными рыданиями в подушку; каждый вечер она желала, чтобы дедушка с бабушкой забрали её из этого кошмарного сна. «А потом еще удивляются, что ты им не доверяешь… Если ты не можешь положиться даже на самых близких тебе людей.» Раздался громкий стук в дверь, прервавший размышления девушки и заставивший ее вздрогнуть. Рыкнув, она недовольно покосилась в сторону шума. За ним последовало: — Дверь открой, идиотина! Даша, закатив глаза, лениво поднялась с холодного деревянного пола и поплелась к выходу из комнаты. Девушка уже в сотый раз, за время пребывания в Японии, пожалела о своем решении остаться здесь. Как только Дарья открыла дверь, то перед ней возникло негодующее лицо Плисецкого, который явно в тот момент винил во всех своих бедах девушку. Брюнетка непонимающе уставилась на блондина, пытаясь понять, чем же ему так помешала жить. «А, значит…» — Со мной пошла, и без лишних вопросов. Пока девушка соображала, что бы ответить, Юрий незамедлительно схватил ее за руку и потащил за собой. Даша удивилась, но страха не испытывала совсем. Ей было не привыкать к такому обращению. И даже если бы Плисецкий собрался её ударить, то она бы молча стерпела физическую боль, не пройдя она по грани с душевной. — Щас поговорим нормально, — рыкнул фигурист, когда они оба вышли на улицу. — Да что тебе… — Закрой рот! Лучше молчи, пока не разрешу говорить. Юрий был на грани срыва. Последняя тренировка не увенчалась успехом вовсе. Блондин сжал руку девушки настолько сильно, что с легкостью бы мог её сломать. Дарья не издала ни звука, всего лишь прикусив губу; затем прошипела в полголоса: — Пошел ты… — Че?! — взревел Юра, оборачиваясь назад. — Че слышал. — Совсем охренела?! — Я тебе ничего плохого не делала. Это ты себя ведешь, как маргинальное чмо, — твердо произнесла брюнетка, опустив голову. Челка закрыла половину лица девушки. Для неё это было неким барьером. Она не смогла бы посмотреть Плисецкому в глаза, даже если бы захотела. — Я… Я еще себя веду, как чмо?! — Юрий замахнулся… «Что… Какого хрена я делаю?» …Но вовремя опустил руку. Фигуриста едва ли не начало трясти в сильнейшей лихорадке; он сходил с ума из-за жажды победы. Но не каждый день выпадает шанс поработать с Виктором Никифоровым. А он отвернулся от него… Практически насовсем. — Прости, — шепнула девушка, поднимая голову и смотря Юрию прямо в глаза. — Так… Что ты хотел? — Поговорить, — надменно произнес блондин, будучи мрачнее тучи. Все таки, он отпустил руку девушки, поняв, что никуда она уже не денется. — Говори. Слушаю, — в голосе звучали нотки грусти, но лишь едва уловимые. Внутри Даша была готова рвать и метать, Плисецкий едва ли не разбил ей лицо, что уж говорить о ноющей руке. Она пыталась строить из себя металлическую и непроницаемую барышню, коими смело можно было назвать американских девушек. Те всегда улыбались. Советы в соц.сетях звучали примерно так, что любой человек должен был держать все плохое у себя внутри. Но Волк так, к сожалению, не могла. — Короче… ты че как идиотина последняя себя ведешь? — нервно выдал Плисецкий, засовывая руки в карманы куртки, тем самым пряча их от холодного ветра. Парень наклонился чуть вперед. — Ты давно должен был понять, что я та еще дура, — зеленые глаза девушки блеснули. Даша наигранно улыбнулась. — Прости, если мешаю. Могу уехать. — Тебе легче свалить чем что-то исправить?! — вновь завелся блондин. — Что мне исправлять, Юр? — Хотя бы свое дурацкое поведение! Что это за предложения еще такие?! Какого хрена ты… — Оу, ну прости, — перебила фигуристка. — Видимо, я виновата, что ты не можешь осилить агапе? — Это тут при чем вообще, дура?! «Я так и не научилась понимать тебя, Юра…»

***

Снег в Хасецу растаял еще неделю назад. На смену прохладной зиме, не такой суровой, как в России, пришла приветливая весна, но в последние дни — пасмурная. Люди будто выныривали из зимней спячки, радостно шныряясь по улочкам небольшого городка. Юрий понуро плелся по улицам, всю дорогу не поднимая головы. Весенний запах спасал все положение; не будь его — Плисецкого явно бы пришлось увозить на скорой. Легкий вечерний ветер колыхал ветви сакуры, срывая нежно-розовые лепестки, которые осыпались прямо под ноги юноше. — Кататься ты и впрямь стал лучше, но если бы не твоя эта ненависть, непонятно из-за чего… — с долей горечи произнесла Дарья, переводя взгляд на темнеющее небо. Затем она опомнилась и издала тихий смешок. — А, у тебя же тоже… Друзей нет… Какая ирония. — Ага. — Так что для тебя вообще агапе? — поинтересовалась брюнетка, взглянув на Юрия. — Какая разница? — Юр… Прекрати видеть во мне соперника. Мне до тебя еще далеко, сам знаешь. Юрий ничего не ответил. — Послезавтра… Все равно ставлю на тебя.