***
— Так, ну че у нас? — шмыгнула носом Наташа, глазея на новое расписание, пока Волк зависала в телефоне. — Ага, химия. Ты учила че? — Судя по моим мешкам под глазами, куда полезет весь белорусский картофель… Та не, ща опять даст самостоятельную. Спишу. Двадцать третья гимназия постепенно наполнялась школьниками, спешившими к первому уроку. К слову, само учебное заведение доставляло радость многим детям, поскольку интересные события и мероприятия проходили здесь настолько часто, что давали всем без исключения попробовать себя. Бассейн, хореографический класс, тренажерный зал — все к вашим услугам. Школьное самоуправление работало, как единый слаженный механизм, что не могло не радовать учителей. Педагоги были только «за». Пробежав по лестничной площадке на второй этаж со скоростью пули, девчонки завалились в класс. До урока оставалось как минимум десять минут. — Да где ж моя тетрадь?! — негодовал высокий, крепкий парень, почесывая затылок. — Дима, чет ты… Это все самогонка, братан, — по плечу Дмитрия похлопал другой Дмитрий, сочувствующе кивавший растяпе. — Але, — воскликнула Наташа, обращаясь к закадычным друзьям. — Че стряслось? — Дк тетрадь вот потерял! — бурчал Киселев. — Дим, ты точно ее брал, может, у тебя дежавю? — Дарья скрестила руки на груди, состроив лицо, а-ля «нда, голубчики». — Какое нахрен дежавю?! Я сидел десять минут писал прям здесь! Трое одноклассников, хлопочущих около Димы, покатились со смеху. Но как оказалось, тетрадку благополучно спёр второй Дмитрий, именуемый в народе, как «Лже-». Химия прошла довольно весело, поскольку учительница магическим образом исчезла, а у девятого «Б» получилось окно. Наталья села с Дашей за последнюю парту и начала штудировать ОГЭ по истории, поскольку доп.занятие могло отмениться. Волк даже и думать не хотела о злосчастных экзаменах, зависая «Вконтакте». — Блин, че такие костюмы дорогие? — возмутилась брюнетка. — Ну-ка-а, — протянула Наташка, убирая косичку с плеча и заглядывая в Дашин телефон. — Сколько?! Двадцать три тысячи?! Ой… Да че ты переживаешь? Вон, надел новогодний костюм с прошлого года, как раз так же обтянет. Девчонки рассмеялись. До конца урока они болтали про фигурное катание, в котором Наталья, ни разу не встававшая на коньки, разбиралась теперь не хуже самого опытного тренера. — Кстати, что у тебя на счет Плисецкого? — ни к селу, ни к городу прозвучал Наташин вопрос, как гром среди ясного неба. — Потом…***
Оставшись после уроков убирать свой «любимый» класс, девушки разделили обязанности, как и полагалось. Даша любила уборку по большей части дома, но в школе старалась дежурить так же, на совесть; подмести класс труда не составила. Стянув с себя жилетку, Наташа закатала рукава на белоснежной рубашке и принялась за мытье доски, пока Волк пыхтела над грязюкой в кабинете. Уставшие, но довольные проделанной работой, подростки завалились на подоконник, пока никто не видел. Посиделки при учителе стоили кары грушей анальной. Тяжело вздохнув, Наташка собрала себя в единое целое и спросила вновь: — Надеюсь, фетиш по Юре закончился. Ноуп? — Ага. — Знаешь, я ведь за тебя переживаю, польская ты к… корова, в общем. — Наташ, — брюнетка села, как полагается. — Я сама жалею, что попала в Питер на эту чертову программу по парному катанию среди юниоров. Если бы не рандомное распределение, мне бы попался другой мальчишка, другие обстоятельства и возможно, возможно, мы были бы вместе. — Но нет! — театрально разыграла драму Кошелева. — Тебе же надо найти какого-нибудь чухана, желательно красивого, и чтоб отшивал направо и налево. Юра так идеально справился с этой ролью, что ты, идиотка, резаться из-за него начала! Руки. Руки в бинтах по локоть скрывали длинные рукава пиджака, кофты или олимпийки. Мать, естественно, давно ругала девочку за это занятие: «Все девчонки на осеннем балу будут в платьях с открытыми руками, а ты как идиотка!». Тем не менее, это не мешало царапать незаживающую и кровоточащую периодически надпись «Юра» на левой руке. А со временем, уже вошло в привычку резаться по любому угнетающему событию. — Я бы не начала, не будь столько игнора и грязи с его стороны, — Даша скрестила руки на груди. — Да и я была страшненькая в двенадцать-то лет. И сейчас практически ничего не поменялось. — Вот и любители натуральной красоты тебе. Просто ты без макияжа ходишь и специфика фигуры своя, а эти… — рыжая махнула рукой. Затем замолчала, потерев рукой подбородок, спросила: — А сейчас? Нравится до сих пор он тебе? — Пока не пересекались и пока не слышу о нем — еще терпимо. Да и все уже, кажется, — брюнетка посмотрела в окно. Солнце мягко освещало улицы, поскольку дело шло к вечеру; ребята спешили домой с дополнительных занятий или репетиций. — Просто в тот год на меня еще смерть дедушки свалилась, кроме безответной любви… Наталья вздохнула и печальным взором окинула подругу, которую жалела всем сердцем, какой дурой бы Волк не была. Она сама впала в дичайший шок, узнав, что Даша, никогда не страдавшая чем-то подобным, начала самобичевание из-за какого-то красавчика-фигуриста, которому, в общем-то, нафиг не сдалось все это. Мальчишки взрослели относительно позднее. Но когда начинали понимать, что к чему, — поздно. — Фотки. — Че фотки? — Ты удалила с телефона или нет? — Да. — А с компа? — Че за допрос? — Даша, пятнадцать годиков. Зависима от Юрочки Плисецкого. — Д Наташ! — Че Наташ?! Харош тряпкой в меня кидать, собака сутулая!