Сенатор

      При более подробном рассмотрении оказалось, что в кадр попал не лом, а арматурина из астероидного железа, судя по масштабу у края кадра – в руку толщиной. Но и её здесь быть не должно!       — Будьте добры, вызовите на связь главного инженера, — попросил я. — А снимок укрупните, насколько возможно. Меня интересует состояние свободного конца этой… фиговины.       — Госпожа Сенатор? — почти моментально откликнулся Гибнер.       — Скажите, пожалуйста… При ремонте первой партии звездолётов у вас не было штатных креплений. Значит, монтажники городили кустарные?       — Так точно.       — В том числе, прихватывали корпус сваркой по месту, на живую нитку, — продолжал я, глядя на изображение излома арматурины. — Ну, чтобы не было колебаний?       — Видимо, пришлось делать и это.       — А могли они перед стартом срезать не все крепления?       — Да ё… Простите, Сенатор. Могли, с-сукины дети! Вы сейчас у следователей? Уже бегу к вам.       Гибнер вбежал в помещение меньше чем через пять минут и затараторил с порога:       — Элементы жёсткости, конечно! Предположим, про них забыли. Тяга двигателей адская, экипаж ничего не заметил. А варят хлопцы на совесть. Отсюда вырванные куски металла. Пока изгибающих усилий не было, фермам хоть бы хны, они спокойно стояли, но прилетает «Лилиана», появляется нагрузка…       — А следы теплового воздействия? — перебил салластанин.       — Да сварка же!       — И вот подтверждение, — я указал на экран. — Не лопни этот штырь посередине, мы имели бы восьмой вырванный фрагмент.       — Ну, б… Я им устрою Весенний Фестиваль! — Гибнер потряс в воздухе сжатыми кулаками. — До нового года у меня на голом окладе просидят! И Вас, миледи, напрасно от дел оторвали.       — А вот с этим я бы поспорила. Не наткнись мы случайно на данное голо, мистер Вэйван бы сделал вывод о диверсии. И некоторых ответственных лиц отдал под суд.       — Года по два-три впаяли бы точно, — подал голос наутолан.       — Вот именно. Так что прилетели мы сюда не зря, — подытожил я. — Между прочим, на странность снимка обратила внимание моя помощница, падаван Тано.       — О… Спасибо Вам огромное, милая девушка! — вскричал Гибнер.       — Я не милая девушка, я джедай… почти, — смутилась Осока.       — Всё равно, искренне Вас благодарю.       — А персоналу я сама всё выскажу, — добавил я. — Надо, чтобы поняли, что ими недовольны на самом высоком уровне. Глядишь, выводы сделают.       Тут отъехала в сторону дверь. Вернулся Вэйван, с ними Нано.       — Шеф, мы дело раскрыли, — сообщил Тэлорио.       — Как, опять без меня?? — фальшиво возмутился начальник.       — Да это вот, Ваша «почти однофамилица» постаралась. Видите, что отыскала? Тут не диверсия, а нарушение технологии, вызвавшее поломку оборудования.       — Госпожа Сенатор, Вы согласны с такой формулировкой? — обратился ко мне Вэйван.       — Согласна, согласна. Готовьте заключение. Утром его подпишем, и, как раз, поговорим с рабочими.       Персонал верфи, работающий на злополучном стапеле, собрали в герметичной секции-цехе перед началом смены. Поодаль стояли начальники всех остальных подразделений, им предстояло потом пересказать услышанное своим подчинённым.       — Сотрудники! — произнёс Филимон Нано. — Следственная группа завершила работу. О том, что именно установило расследование, и какие из этого выводы, нам желает сообщить Амидала, Сенатор Галактической республики.       Я подошёл к звукопередатчику, выждал, когда глухой гул в толпе пойдёт на спад, и произнёс:       — Буду говорить простым языком, чтобы все поняли с первого раза. Причина аварии раскрыта. Это не диверсия, а банальное расп…йство. Причём, не в первый раз. Я просмотрела список жалоб экипажей после ваших прежних ремонтов. Претензии мелкие, но, народ, не слишком ли их до …я? Понимаю, многих из вас совершенно не …т, что будет с кораблём после отлёта. Как говорится, стартовал, и … с ним. Дальше так не получится. За результаты работы надо отвечать по справедливости. Считайте, что первое предупреждение у вас уже есть. В следующий раз будем увольнять виновных к чёртовой матери, и по… на вашу квалификацию. Не можете работать без про…в – …уйте вниз выгребать говно! Хотя сомневаюсь, что с такой характеристикой вас возьмут даже туда. Короче, мальчики. И девочки. Прежде чем сделать работу на отъ…ись, не худо бы подумать, что завтра будете жрать вы и ваши семьи. У меня всё, спасибо за внимание.       Спустившись вниз с возвышения, я обратился к руководителям и Нано:       — Что ж, на этом моя миссия здесь закончена. Конкретных виновников обязательно накажите по зарплате, только, прошу, без зверств. Идёт война, цены и так выросли на всё, а тут у многих дети.       — Совсем без денег не оставим, но запомнят надолго, — пообещал директор.       — Да, и не надо устраивать прощальную церемонию, — добавил я. — Визит был деловой, давайте и закончим просто, по-деловому.       — И откуда Вы только узнали, — слегка зарумянился Гибнер, он, похоже и отвечал за организацию «отвальной».       — Что я, первый раз, что ли? — улыбнулся я.       По пути к ангару мы с Осокой нагнали группу расходящихся по местам рабочих. И услышали любопытный диалог.       — А ты говорил «столичная фифа»! — говорил монтажник-пустотник, одетый в чёрный «поддоспешник» от скафандра. — Чуешь, какой стиль?       — Да, душевно, — согласился второй, в обычном комбинезоне, подпоясанном инструментальным поясом. — Як скаже мой дид, все х… на своём месте. Не то, шо у нашего инженера.       — Сравнил! Инженер как учёный пайлат, слова кричит, а смысла не ведает. А тут – интеллигенция!       — Вот бы нашего дурака уволить… к какой, она сказала, матери?       — Я такой даже не знаю, мудрёно как-то. Жаль, не записал.       Осока беззвучно захихикала, зажимая пальцами рот. Прошептала мне:       — По-моему, госпожа Сенатор, Вас тут запомнят не только за проницательность и красоту, но и за уникальную манеру выражаться.       — Да разозлили потому что, — фыркнул я. — Ты все слова хорошо запомнила?       — Ага.       — Вот никогда их не употребляй.       — Постараюсь, — ответила она, но по хитрому выражению мордашки было очевидно, что стараться она намерена не везде и не всегда.              Теперь, после производственной тематики, нам предстояло переключиться на музыкальную. К сожалению, по прибытии на Корсин избежать торжественной церемонии не получилось. На лётном поле космопорта нас ждали все местные шишки в парадных костюмах и платьях. Дальше по обе стороны от дорожки, по которой предстояло идти к зданию вокзала, был выстроен… нет, не почётный караул. Оркестр. Вернее, гораздо хуже: два оркестра. Хуже потому, что, едва мы поравнялись с ними, оба одновременно грянули марши. Два. Разных. Местные люди-поселенцы, по всей видимости, были привычны к подобной какофонии, они сохранили невозмутимые выражения лиц. Лишь Злата, которая находилась в числе встречающих, перехватила мой взгляд и красноречиво развела руками, мол, вот так постоянно. Чиновники темианского происхождения реагировали более заметно, морщились, прикрывая ладонью остроконечное ухо с «не своей» стороны. На мой взгляд, при таком уровне звука проку от этого мало, разве что, продемонстрировать приверженность к той или иной «музыкальной партии».       Жуткая какофония продолжала греметь у меня в голове даже после того, как мы сели в машину. Долетающие снаружи слабые звуки складывались то в барабанный ритм, то в блеянье длинных труб-карнаев, то в пиликанье струнных. Слава богу, в огромном здании планетарной администрации, куда нас привезли через четверть часа, звукоизоляция была на высоте, и при закрытых окнах здесь царила благословенная тишина. Гостеприимные хозяева накрыли стол в банкетном зале и прямо за обедом – или ужином, так как местное светило всё сильнее клонилось к горизонту – более подробно ввели нас в курс дела. Выяснилось, что стычки никогда не возникают на концертах, как почему-то думал я. Ну, да, я упустил, что это не футбольные матчи, на музыку одного течения фанаты другого просто не ходят. Встречать же недругов на улице после концерта, когда на помощь может сбежаться целая толпа, может быть опасно для самих забияк. Дерутся обычно в городе, например, во дворах или возле забегаловок, когда одна компания слушает свою музыку, и тут подваливают соперники, тоже компанией и, чаще всего, тоже крепко поддатой.       — Самые масштабные стычки происходят, когда сталкиваются две вот такие процессии, — Злата, в этот момент отошедшая к сервировочному столику возле окна, указала на улицу.       Я поднялся, посмотрел в окно. По улице, ведущей к площади перед ратушей, двигалось несколько сотен существ, возглавляемых небольшим музыкальным коллективом. Набор инструментов мало отличался от тех, что я наблюдал на лётном поле. Духовые, похожие на тромбон и саксофон, длинные не то флейты, не то дудочки. Струнные – подобие банджо и нечто среднее между кифарой и гуслями… Отсутствовали лишь громоздкие карнаи, да вместо больших стационарных барабанов использовались более компактные маршевые, одни крепились у пояса по три или четыре штуки, другие зажимались подмышкой у исполнителя. Музыканты играли, идущие следом что-то распевали. В руках у некоторых были конструкции, похожие на ветви деревьев, только вместо листьев их усеивали колокольчики, бубенцы и связки блестящих металлических шайб. Они разом ритмично встряхивали этими штуковинами, и я живо представил, каким звоном наполнена сейчас улица. Ну, чисто кришнаиты, только без ярких хламид. Процессия двигалась не прямо, а по странной неровной синусоиде. Через минуту я понял, почему. Какая-то хозяйка с балкона хорошенько размахнулась и умудрилась почти достать колонну поющих выплеснутой из ушата водой. Брызги до них долетели точно. Вылетали из окон и другие «гостинцы» в виде сочных фруктов и разного мусора. Руководители шествия, несомненно, знали все места, где живут наиболее радикальные недруги их течения, поэтому и проложили траекторию так, а не иначе. Выйдя на площадь, колонна сразу повернула ближе к центру, подальше от домов.       — Можно приоткрыть окно, послушать минутку? — попросил я.       Злата кивнула, тронула клавишу на раме окна. В зал ворвался тёплый ветерок, и вместе с ним – звуки музыки. Довольно приятной, кстати, когда исполняют одну мелодию, а не соревнуются, кто кого заглушит. Оглянувшись на остальных присутствующих, я обратил внимание, что ближайший чиновник морщится от долетающей с улицы музыки.       — Отчего Вам не нравится вот это? — поинтересовался я.       — Да потому, что оно не бау.       Растолковал. Спасибо. Сепулька – см. сепуление – см. сепулькарии – см. сепулька. Ну, я и не ожидал, что всё разъяснится так просто, с первого вопроса. Будем разбираться. Я сделал знак Злате, что окно можно прикрыть, и уселся на своё место. Спросил:       — Полиция, конечно, контролирует передвижение этих шествий?       Мужчина в мундире, богато расшитом галунами и прочим гарусом, смутился.       — У нас не так много людей, Сенатор, — промямлил он. — Мы маленькая планета со скромным бюджетом…       — А утихомиривать потасовки, которые в разгаре, люди находятся? — нахмурился я. — Кстати, господин губернатор, я слышала, что в результате драк случаются и погромы?       — Время от времени, — подтвердил лысый глава администрации.       — Надеюсь, владельцы пострадавшего имущества получают компенсации?       — Да-да, не извольте беспокоиться, Сенатор. Получают, из федеральных средств на ликвидацию чрезвычайных ситуаций.       Я выразительно посмотрел на Осоку. Девушка поняла, даже лучше, чем я ожидал. Пошевелила ноздрями и произнесла:       — Какой-то запах, не чувствуете, Сенатор?       Говорила она на базик, чтобы понимали все присутствующие, и нетрудно было догадаться, что имеется в виду.       — Так пахнет коррупция, падаван, — объяснил я. — Эту гнилую вонь я ощущала много раз, на разных планетах, в разных учреждениях. Губернатор! Я Вами очень недовольна. Вы-то должны понимать, что беспорядки нужно пресекать в зародыше, чтобы потом не оплачивать убытки? И втолковать это своему начальнику полиции, не дожидаясь меня. А раз так, то возникает обоснованное подозрение, что кто-то из вас может быть в доле.       — При всём уважении, Сенатор, Вы не правы! — глядя мне прямо в глаза, произнёс губернатор. — Уже дважды нам удавалось схватить подстрекателей погромов. Доказано, что в одном случае имел место сговор с владельцем торгового центра. Виновные осуждены. По второму случаю следствие пока не закончено.       — Касательно пресечения в зародыше, — подхватил начальник полиции, — у нас пока нет опыта. Всё стало нарастать слишком быстро…       — Работа начальника полиции вообще довольно трудна, — ответил я. — Нужно уметь быстро реагировать на нестандартные ситуации, принимать ответственные решения. Возможно, Вам стоило бы подыскать себе менее обременительную должность? — я обвёл пристальным взглядом остальных и продолжал: — Слушайте, господа и дамы! Почему, чтобы что-то сдвинулось с мёртвой точки, на планету обязательно должен прилететь джедай или сенатор Амидала и дать вам пинка? Вы сами хоть что-то можете??       — Нам представляется, что свои возможности мы исчерпали, — сказал губернатор. — Поэтому и обратились к Вам, Сенатор. Всем известно, что Вы умеете нестандартно мыслить и принимать неожиданные решения…       — Не будем склонять госпожу Сенатора, — прервал я. — В моих решениях нет ничего экстраординарного, банальная женская логика. Я сама подчас не объясню, почему поступаю так или эдак. Сейчас решим вот как. Действуем в двух направлениях. Мы с падаваном Тано попытаемся выявить причины конфликтов. Начальник полиции предпримет профилактические меры, то есть, организует отслеживание процессий. Хотя бы. А ещё подберите двух-трёх решительных, инициативных офицеров и командируйте их на Мандалор, к полковнику Голеку. Он, как раз, изучает вопросы всевозможных провокаций, подстрекательств к бунтам, и готовит специалистов по борьбе с этим.       — Будет исполнено, госпожа Сенатор.       — Вот и славно. А я бы хотела посетить концерты обоих музыкальных течений. Когда ближайшие?       — Сегодня, в двадцать!! — хором произнесли два длинноухих чиновника, тот, что морщился, и другой, с ямочкой на узком подбородке. И тут же неприязненно посмотрели друг на друга. В разговоре я успел уже обратить внимание, что местные темианцы называют себя просто «сефи», по имени основного вида. Собственно говоря, это точнее, ведь с Темиса их предки улетели два-три поколения назад и уроженцев той планеты на Корсине уже не осталось.       — Не пойдёт, — сказал я. — Если мы придём только на один из концертов, могут решить, что мы приняли чью-то сторону. Посетить оба ненадолго – тоже не выход, можно что-то упустить.       — С Вашего разрешения, Сенатор, — подала голос женщина-сефи. — Завтра выходной, одна из групп даёт два концерта, другая три. Есть возможность посетить первое выступление одной группы и второе или третье – другой.       — Вот это решение! Как Вас зовут, уважаемая?       — Петра Гдинк, Сенатор.       — Какое из течений предпочитаете сами?       — О, я далека от этих разногласий. Сефи был мой покойный отец, а мать человек, как и Вы.       — Понятно. В таком случае, сегодняшний вечер мы отдохнём, а завтра приступим к изучению вашей музыкальной культуры.       — Если госпожа Сенатор позволит, у меня есть одно предложение.       — Да, Петра.       — Вы у нас впервые, не хотите ли съездить в один из рыбацких посёлков на полуострове? По вечерам там происходит событие, также связанное с музыкой. Наши течения оба вышли, так сказать, из народа…       — Очень интересно! — воскликнул я.       — Дайте мне несколько минут, я посмотрю, где сегодня провожают, и готова буду Вас сориентировать.       — Не сориентировать, а проводить, — поправил я. — Надеюсь, ваши обычаи не запрещают отправиться туда чисто женской компанией, я, падаван Тано, Вы и Злата?       — Нет-нет, здесь же не Рилот какой-нибудь.       Договорились, что Злата проводит нас в гостиницу, чтобы мы смогли переодеться – в смысле, я, у Осоки, как обычно, для всех случаев наряд один и тот же – а Петра уточнит пункт назначения, возьмёт машину и приедет через полчаса. Расхолаживаться времени не было, до рыбацких деревень ещё полчаса лёту, а успеть непременно требовалось к закату, до которого примерно час и оставался.       — Вы сами-то пробовали разобраться, почему для сефи одни мелодии «бау», а другие «не бау»? — спросил я Злату. — Чем отличаются эти стили?       — В том-то и дело, что это никакие не стили, — вздохнула та. — Внутри обоих течений есть по три стиля: народный, эстрадно-танцевальный и что-то типа рока. И они, в том-то и дело, не отличаются! Каждый стиль похож на такой же у соперников. Набор инструментов, используемые тональности, темпы… Мы пытались делать записи, анализировали мелодии. Ничего, что бы дало хоть зацепку.       — А что означает само слово «бау»?       — Можно перевести как «гармоничный» и «мелодичный». Вернее, ни то и ни другое, а нечто среднее между этими понятиями.       — Да, задачка.       Час спустя мы выходили из летающего лимузина на морском побережье. В рыбачьем посёлке на нас не обратили ровным счётом никакого внимания, все были очень заняты. Чем именно, я догадался по брошенному Златой ещё на совещании слову «провожают». Рыбаки готовились уйти на промысел, а остальные помогали им готовиться к отплытию. У линии прибоя лежали в ряд промысловые баркасы, очень похожие на драккары викингов, с тем лишь отличием, что на месте мачты размещалось нечто вроде сторожевой башенки на четырёх наклонных подпорках. Минуточку. Это не только наблюдательный пост, но ещё и кран, вон и закреплённая за ахтерштевень горизонтальная стрела. Скорее всего, ею вытаскивали из воды заполненный невод. Очень интересно были сделаны здешние причальные конструкции. Они представляли собой широкие мостки с берега, поднятые почти на высоту бортов баркасов. Каждый баркас входил в промежуток между двумя мостками… и ложился на днище. Почему бы не оставить их на плаву, как делают наши моряки, надстроив эти своеобразные пирсы подальше в море, я не понял. Местное светило висело совсем низко над водой, приготовления подходили к концу. Кажется, мы прилетели в нужное время. На площадке, которой заканчивалась выходящая к песчаному пляжу центральная улица – натуральные каменные плиты, не пермакрит! – собирались музыканты. Расставляли барабаны, козлы для «гуслей», укладывали на подставки длинные трубы. Постепенно снующие по берегу жители посёлка разделялись на две части. Рыбаки – не только мужчины, но и подтянутые, спортивного вида девушки – собирались возле своих баркасов, остальные отходили с пляжа за линию чуть дальше площадки с оркестром, обозначенную высокими, примерно два метра в высоту, столбиками. Мы остановились здесь же, причём, я постарался не подходить к оркестру слишком близко, на всякий случай.       Вот диск светила коснулся воды, и в ту же секунду раздался мелодичный металлический звон. Это барабанщики ударили по проволочным треугольникам на цепочках. Рыбаки взбежали на мостки, рассредоточились вдоль бортов, где лежали поперёк длинные ярко-жёлтые шесты. Подростки-помощники подхватили на такие же жёлтые палки дальние концы больших труб, по двое на каждую. Зазвучала музыка. Первыми вступили струнные, за ними флейты, потом чётко, ритмично загремели барабаны, не перекрывая, впрочем, основной темы. Рыбаки налегли на шесты, сталкивая баркасы с мелководья. Будто экипажи бобслейных саней, они доходили до конца мостка, прыгали в баркас и продолжали толкать его, уже упираясь шестами в дно. Вот они окончательно на воде, музыка набрала полную силу – протяжная и чуть печальная. Барабаны стали тише, ушли на второй план, дальше мелодию вели струнные. Для моего уха всё это звучала как что-то смутно знакомое. Самое начало немного напомнило знаменитый Плач Галадриэли, а после крещендо и стихания барабанного боя послышались другие мотивы. «Дети Тумана». Да, есть что-то общее. Только не старое, чуть надрывное, никитинское исполнение, а другое, то, что на музыку Ивана Коваля.              Ты слышишь печальный напев кабестана?       Не слышишь? Ну что ж - не беда...       Уходят из гавани Дети Тумана,       Уходят. Надолго ль? Куда?              Ты слышишь, как чайка и стонет, и плачет,       Свинцовую зыбь бороздя,       Скрываются строгие черные мачты       За серой завесой дождя...              В предутренний ветер, в ненастное море,       Где белая пена бурлит,       Спокойные люди в неясные зори       Уводят свои корабли.              Их ждут штормовые часы у штурвала,       Прибой у неведомых скал,       И бешеный грохот девятого вала,       И рифов голодных оскал.              И жаркие ночи, и влажные сети,       И шелест сухих парусов,       И ласковый, теплый, целующий ветер       Далеких прибрежных лесов.              Их ждут берега четырех океанов,       Там плещет чужая вода...       Уходят из гавани Дети Тумана.       Вернутся не скоро... Когда?              Солнце скрылось за горизонтом, с окрестных холмов потянуло прохладным ветром, и вместе с сумерками над бухтой стал незаметно сгущаться туман. Незаметно в прощальную мелодию вплёлся слабый звук электромоторов, это баркасы, выйдя на глубину, включили двигатели. В корму их подгонял вечерний бриз. Силуэты баркасов смазались, лишь кормовые огни на вершинах высоких ахтерштевней сияли ровной линией вечерних звёзд на фоне темнеющего неба. Я и не заметил, как музыка стала постепенно меняться, стихать. Сперва замолчали струнные, за ними флейты, потом барабаны. Трубачи двинулись вперёд по песку, помощники подошли к самому краю прибоя, омыв ноги в волне, и опустили раструбы к самой воде. Тональность труб понизилась, чистый звук плыл над водой, и я не сомневался, что там, на баркасах, мелодия всё ещё слышна. А прочие музыканты, положив инструменты, расходились по берегу в обе стороны от площадки. В руках у каждого была старинная масляная лампа. И пускай внутри – я успел это заметить – давно уже стоял современный осветительный элемент и аккумулятор, когда они включили их и установили на столбы, повеяло такой древностью, что у меня мурашки пробежали по спине. Смолкли последние звуки карнаев.       — Теперь они вернутся на четвёртый день на рассвете, с уловом, — объяснила Петра. — Всё это время на шестах будут гореть огни. В древности, ещё на Тастре, считалось, что если лампа гаснет, лодка уже не вернётся домой.       — Ну, не красиво, ли, Сенатор? — спросила Злата.       — Божественно. Могу себе представить церемонию встречи…       — И ошибётесь, — улыбнулась Петра. — Радоваться возвращению и богатому улову полагается в тишине. Потом, вечером, когда улов разобран, семьи готовят рыбакам пир. Вот тогда музыканты играют снова. А до этого времени – только рассветные трубы, чтобы ушедшие на лов знали, что в посёлке всё в порядке. Но это не музыка, просто сигнал, вблизи он звучит совсем не так мелодично.       — Спасибо за разъяснения.       — На самом деле, мне самой в этой традиции кое-что непонятно. Возвращаться утром, чтобы за день переработать улов, логично. Но для чего уходить именно в ночь, а не так же утром?       — Всё просто. Ветер. На закате он дует с берега, на восходе – с моря, такова физика воздушных потоков. Древние рыбаки сефи, наверняка, использовали паруса, как и наши предки, и шли по ветру. У нас, правда, ещё учитывали прилив и отлив, но здесь крупной луны нет, нет и приливов.       — Теперь понятно. У Тастры и Темиса, кстати, тоже нет больших спутников.       — Значит, вашим мореходам было проще.       — Какие дальнейшие указания, Сенатор? — Злата выжидательно посмотрела на меня.       — Летим в гостиницу. День был долгий, а завтра будет ещё дольше.       Уже в гостиничном люксе, нежась на огромной кровати, я поинтересовался у Осоки:       — Скажи-ка… Тебе сложно общаться со Златой из-за её диалекта?       — Немножко. В диалекте я, в принципе, разобралась, но здесь слова после предлогов не склоняют, а у меня они сами склоняются. Как с тобой привыкла.       — Ну, и говори, как удобно тебе, в чём проблема? Я же говорю, и меня понимают.       — Да-а, ты сенатор, а нас мастера учили, что такое может быть расценено как неуважение к хозяевам.       — Пока ты со мной, можешь наплевать на это правило.       — Ур-ра-а! Обожаю плевать на правила, особенно когда есть разрешение старших!       На следующее утро первое, что я услышал – сигнал вызова. Звонил губернатор с вопросом, какие объекты Сенатор желает осмотреть на планете. Я объяснил, что сенатору не нужны экскурсии, что я сама спокойно пройдусь по городу, пообедаю, а затем начну разбираться в нашей основной проблеме, зачем, собственно, и прилетела. Глава администрации вежливо кивнул и попрощался, мне показалось, что он испытал огромное облегчение. Кто её знает, эту сенаторшу, что она ещё может увидеть и за что сделать выволочку. В общем, утро я провёл просто чудесно: мы с Осокой позавтракали в ресторане гостиницы тем, что выбрали тут же, не планируя меню за неделю вперёд, а потом от души прошлись по столице в режиме «куда глаза глядят». Несколько раз мне пришлось настойчиво напоминать себе не превращать прогулку в свидание. Не хватало ещё, чтобы повторилась ситуация с Рийо Чучи. Мне до сих пор было немного неловко, что я, технически женщина, встречаюсь с этой замечательной девушкой и не могу хотя бы объяснить ей свою ситуацию. Осока-то вообще несовершеннолетняя! Пока ещё…       Предупреждать кого-то о том, что на концерт прибудет Сенатор Галактической Республики, я запретил категорически. Местные власти указание выполнили неукоснительно. Однако, и подстраховаться не преминули. Подходя к культурному учреждению, где должен был начаться концерт, Петра заметила, что полицейских вокруг много, как никогда.       — Поганец раззолоченный, — пробормотал я.       — Начальник полиции? — уточнила Осока.       — Да. Демонстрирует бурную деятельность, надеется, что оценю. А по-хорошему, его фараоны только излишне нервируют публику, толку от них мало.       Кто был на рок-концерте или хотя бы видел по телевизору, может себе представить, что это такое. Большой зал, никаких сидений, публика слушает стоя, все стремятся пробраться поближе к сцене, из-за чего плотность зрителей вблизи неё сильно возрастает. Нам, слабым девушкам, ни за что бы не пробиться, не будь с нами джедайки, пусть даже не очень опытной. Осока, слегка расставив руки, просто разводила толпу в стороны, пока мы не оказались у самой сценической рампы, рядом с осветительными приборами и боковой лестницей. Трудно сказать с уверенностью, но, по-моему, она и во время концерта продолжала отслеживать окружающих, чтобы слишком не напирали. Поэтому слушать нам посчастливилось во вполне комфортных условиях.       Музыка у сефи звучала не слишком жёстко и не «тяжело», в целом, мне их ритмы нравились всё больше, чудилось в них нечто такое, латиноамериканское, что ли. Название группы я запомнил и мог узнать, если услышу снова, но воспроизвести – нет. Дело в том, что у сефи в языке есть несколько редуцированных звуков, вроде английского «-ur» или исчезнувшего старославянского, обозначавшегося в древности буквой «ъ». Как записать их аурбешем или кириллицей, я понятия не имел, на афишах надпись шла местными рунами. Ребята использовали микрофоны и усилители, однако, электронных инструментов у них не было. Отсутствовали и гитары – пардон, кветарры – непременная принадлежность рок-групп остальных видов Большой Четвёрки – людей, забраков и твилеков. Большинство композиций являлись именно мелодиями, без слов, а условные вокалисты, коих было двое, парень и девушка, больше играли на своих инструментах, чем пели. Публика шумно выражала восторг и обожание, чем немного мешала слушать, но, в целом, удовольствие я получил.       — Падме, — потеребила меня за локоть Осока, когда публика начала расходиться. — Я отлучусь ненадолго?       — Далеко?       — Поднимусь к исполнителям, попрошу записи, может потом пригодиться для анализа.       — Думаешь, тебе так просто отдадут? Альбомами обычно торгуют за деньги.       — Джедаю – и не отдадут? — фыркнула она. Я погрозил пальцем:       — Юный падаван, а ты в курсе, что гордыня – путь к Тёмной Стороне Силы?       — Ой, да разве это гордыня? Так, завышенная самооценка.       — Ну, ладно. Ладно. Иди. Мы пока пройдёмся. Где будет следующий концерт, Петра?       — Клуб вот в той стороне. Неторопливых шагом минут двадцать стандартных.       — В таком случае, идём пешком. А ты догоняй.       Юная джедайка догнала нас меньше чем через пять минут. Гордо продемонстрировала кристалл памяти:       — Здесь только треки, не видео, зато все пять выпущенных альбомов и не вошедшее. И денег не попросили.       — Умница, джедай, — улыбнулся я.       Второй концерт привёл меня в замешательство. Рок-музыка второго музыкального течения ничем принципиально не отличалась от первого. Как и говорила Злата – одни и те же инструменты, манера исполнения, музыкальный размер… Я мог понять противоречия между поклонниками ритм-блюза и тяжёлого металла, диско и бардовской песни, но когда композиции настолько похожи, что их вполне можно исполнять одним и тем же составом, и не различишь, какая мелодия откуда пришла…       — М-да, задачка, — покачал я головой.       — Понимаете теперь? — страдальчески сдвинула брови Злата.       — Теперь да. Что ж, будем думать. Осока, у тебя никаких мыслей?       Тогрута сделала неопределённый жест рукой:       — Что-то очень-очень слабое и неуловимое. Пойду, возьму тоже их записи и послушаю ещё в гостинице.       Чтобы не мешать мне, Осока плотно закрыла дверь моей спальни, сама же осталась в смежной комнате, служившей гостиной. Там мы поставили музыкальный центр, одолженный Петрой, агрегат был размером с земные высококачественные «комбайны», с той разницей, что основной блок, расположенный между колонками, имел гораздо меньший размер, отчего форма агрегата напоминала перевёрнутую букву «П».       Утром, поднявшись с кровати, я нашёл Осоку в санузле, девушка умывалась.       — Доброе утро, — сказал я.       — Надеюсь, что доброе, — она выпрямилась, поворачиваясь, и я увидел под её глазами характерные «синяки», проступившие через красновато-смуглую кожу.       — Ты, что, всю ночь слушала?? — вскричал я.       — Ага, почти. И, знаешь, они, всё-таки, немножко отличаются, эти направления. Где-то на самом краешке слуха. Не могу объяснить лучше. Как любят говорить наши мастера, «твоё восприятие несовершенно, юный падаван».       — Да-да, Анакин тоже упоминал… — я осёкся. — Погоди-ка. В твоём случае это может быть верно не только в плане Силы. Твои монтралы, они ещё недоразвиты. А высокие частоты вы слышите с помощью них.       — Точно. Взрослая тогрута услышала бы больше, чем я. Ты считаешь, дело в звуках, которые человеку не слышны, а только сефи и моему народу?       — Почему нет? У вас приёмниками звука служат монтралы, у них иное строение ушей. По-хорошему, надо посмотреть данные по биологии видов, но я почти уверена, каков будет результат.       — А почему же тогда анализ записей ничего не показал? Местные его делали.       — Вспомни дословно, как сказала Злата. «Мы записывали и анализировали…» Ключевое слово «мы». Аппаратура, рассчитанная только на людей, может резать верхние частоты. Из банальной экономии. Чем выше частота дискретизации, тем больше получается объём файла.       — Сейчас у нас есть записи самих сефи. Давай посмотрим их.       — Давай. Где в городе может быть анализатор частот? У криминалистов? В университете?       — Будьте проще, Сенатор, — засмеялась Осока. — На студии звукозаписи.       Я позвонил Петре. Она объяснила, что у сефи звукозаписывающих студий в нашем понимании не существует. Музыкальные дорожки каждая группа пишет сама и ни при каких условиях не подвергает серьёзному редактированию, это не принято. Не получилось – переписывают со следующего исполнения. У них даже существует в языке оборот, буквально что-то вроде «жонглировать звуками», что в переводе обозначает «хитрить», «лукавить» и носит негативный оттенок. К счастью, у людей студия с необходимой аппаратурой нашлась, хотя пришлось основательно поискать. Предположение, что наша, человеческая звукотехника режет ультразвуки, подтвердилось, у большинства местных звукорежиссёров именно такое оборудование и стояло. Два часа спустя мы с Осокой сидели возле режиссёрского пульта, и один из лучших столичных «глухарей», кучерявый Сэм Завад выводил на огромный экран увеличенную частотную диаграмму одной из композиций. Сэм не спешил, он прокрутил мелодию полностью, затем взял случайным образом ещё одну. И ещё.       — Да, имеются постоянно возникающие высокочастотные гармоники, вот в этой области и вот в этой, — подтвердил он, помечая синими полосками диапазоны. — Теперь давайте другую.       Прошло ещё двадцать минут. Теперь на экране светились четыре помеченные области, синие и зелёные.       — Скажите, Сэм, а нельзя ли сделать сдвиг частот, чтобы эти пачки звуков дублировалась сюда и сюда? А в тех композициях – наоборот? — спросил я.       — Технически можно, но сефи услышат подделку, у них слух, как у эндорской совы… извини, Питти.       — Я на тебя ещё со школы не обижаюсь, — отозвалась Петра. — Ибо бесполезно.       — Вот-вот.       — А зачем сдвигать? — поинтересовалась Осока.       — Хочу сделать мелодию, где были бы бау-частоты обоих течений, — объяснил я. — Вдруг она примирит недругов?       — Бау-частоты, говорите? — сощурился Сэм. — А вдруг дело с точностью до наоборот, и частоты «не-бау»? Сефи с одними особенностями слуха неприятны те, с другими – эти. Примерно как у женщин-твилеков.       — Специально добавлять в мелодию звуки, неприятные для других, как-то нелогично, нет?       — Как вариант, правы вы оба, одновременно, — заметила Осока. — Для кого-то «бау» в синих зонах и «не-бау» в зелёных, для кого-то наоборот.       — Веское слово джедая, — усмехнулся Сэм. — Вполне себе версия.       — Не проведём эксперимент – не узнаем, — сказал я.       — Существующую мелодию брать нельзя в любом случае, — произнёс звукорежиссёр. — У противной стороны будет предубеждение. Есть вариант сочинить что-то новое. Позвать нашу джизз-банду… Вот эти гармоники, скорее всего, от флейт и струнных.       — И это проблема, — вставила Петра.       — Ничего подобного. Эйри и Гезал у нас кто? Флейтисты. Заманить их к тебе, напоить, по пьяни могут и согласиться. Особенно если ты их на «слабо́» подцепишь.       — Ох, не знаю. Эйри и Гезал – наши школьные приятели, сефи, — пояснила Петра для нас с Осокой. — Они потом стали играть в разных течениях, дружить не дружат, но общаются.       — Петра, надеюсь, ты понимаешь, что у нас есть реальный шанс покончить с музыкальными разборками среди сефи? — спросил я.       — Да. Поэтому я согласна, хоть уверенности, что сработает, у меня нет.       — Делаем. А что выйдет, посмотрим.       Первая фаза спецоперации прошла довольно неплохо. Петра организовала небольшую вечеринку среди старых друзей, Сэм завалился к ней в гости вместе с джазовым… пардон, джиззовым коллективом из шести человек. Пить с ними пришлось и мне, и приглашённой сюда же Злате. Присутствие нас двух повысило статус мероприятия почти до небес: сенатор Республики и целый заместитель министра правительства Корсина не каждый раз заглядывают на огонёк! Небольшая заминка случилась с мелодией. Захмелевшие джазисты пару раз начинали импровизацию, однако, у них не получалось. Сефи цокали языками и говорили «слишком похоже на эту», «напоминает такой-то альбом».       — Давайте что-то вообще не местное? — предложил я.       — Например? — лидер джизз-банды Теуд, тоже полукровка, с надеждой поглядел на меня.       — Ну, скажем, что-то вроде этого…              Ла-ла-ла-ла ла-ла-ла ла-ла       Ла-ла-ла-ла ла-ла-ла ла-ла…              Мысленно я попросил прощения у группы «Беллини» и очень надеялся, что голосом Падме передал мелодию знаменитой самбы не слишком фальшиво.       — Нормально! — вскричал Теуд. — Ну-ка, чуваки, лабаем! Хлоде, а ты не сиди, как невеста на смотринах! Зарисуй, ты же училась в музыкалке!       — Где зарисовать?       — Да хоть вот тут, места до фига.       Откуда ни возьмись, появился маркер, и девушка-сефи прямо на стене принялась наносить ряды значков местной нотной записи.       — Шикарно! — захлопала в ладоши Петра, когда музыканты дважды сыграли только что сочинённый куплет начисто, а Хлоде внесла в запись все исправления. — Добавить бы ещё наши мандолины. Или флейты.       — Было бы убойно, — согласился предупреждённый заранее Теуд. — А у нас тут целых два флейтиста кочумают.       — Так они музыкальные противники, — махнул рукой Сэм. — Вместе играть не захотят.       — Почему это не захотят? — возразила Петра. — Мальчики, давайте, а? Ради прикола?       — Н-но у нас разные флейты, — сказал Эйри.       — Это и интересно, как они будут звучать вместе!       — Да не уговаривай, им слабо́, — поморщился звукорежиссёр.       — Ничего не слабо́, — нахмурилась Петра. — Ребята, между прочим, остались друзьями, несмотря на все музыкальные разногласия.       — Ха. Дружат с тем условием, что о музыке не заговаривают!       — Гезал! Эйри! Докажите этому фанфарону! И сенатор тоже вас просит, да?       — Очень прошу, — поддержал я.       — А что, собственно? — неуверенно произнёс Гезал. — По приколу-то… Эйри, давай.       — А давай!       И они «слабали». Светловолосая Хлоде торопливо добавляла значки в настенную запись. Когда стихли финальные ноты, наступила гробовая тишина.       — Вообще, ничего так… — произнёс кто-то из сефи. Вслед за этим поднялся одобрительный галдёж.       — Чуваки, вы просто железо! — проникновенно сказал Теуд. — Сдаётся мне, что с вашей помощью мы только что родили шедевр!       — Даже с моим ограниченным диапазоном должна признать, что с флейтами звучит намного сочнее, — добавил я.       — Не бабахнуть ли нам этот трек завтра на весь город? — Теуд заговорщицки приобнял флейтистов за плечи.       — Честно говоря, братан, — вздохнул Эйри, — не знаю, хватит ли у меня духу повторить это по трезвяни. Прибьют ведь, свои же.       — Как я гляжу по хитрой роже Завада, он весь наш запил мотал на мемори. Да, кучерявый?       — Как что, так сразу кучерявый, — притворно обиделся Сэм. — Ну, намотал, чисто для истории. Без вашего разрешения никуда не уйдёт.       — Моя рука «за», вот их спрашивай.       В гостиницу я вернулся глубоко заполночь. Сонная Осока встретила меня в гостинице люкса – на пьянку я её не взял, несовершеннолетняя. Ну, зато выспится.       — Успешно? — спросила девушка?       — Да. Получилось, понравилось обеим сторонам. Вот запись, и есть разрешение её воспроизводить.       — Значит…       — Оба течения можно помирить!       Осока кинулась мне на шею.       Последнюю проверку устроили утром, в здании администрации. Собрали всех руководителей, Осока торжественно взгромоздила на стол тот самый музыкальный центр.       — Дамы и господа, — произнёс я. — Вчера студия Сэма Завада записала новый музыкальный трек, который, как мы рассчитываем, понравится обоим течениям музыки сефи. Среди вас есть ценители, я знаю. Вот Вы и Вы. Представляю на ваш суд.       «Ценители», надувшись от чувства собственной важности, одновременно кивнули. Боже, как они слушали! Это надо было видеть! Какие эмоции отражались на суровых руководящих лицах!       — Ну, что? Бау? — спросил я.       — Немного непривычный ритм, — сказал один из меломанов, — но, безусловно бау.       — Мне тоже очень понравилось. Зашло, как говорит мой сын, — поддержал второй.       — Направление движения Вам ясно, губернатор? — повернулся я к главе администрации.       — Вполне. Разумеется, противники объединения музыкальных направлений будут. Ортодоксы и традиционалисты в подобных вопросах обычное дело. Музыка и спорт – почти как религия. По крайней мере, теперь мы знаем причину. Мы справимся.       — Вот и хорошо. Подготовьте к старту мой корабль.       В маленькой каютке перехватчика Осока вскарабкалась на верхнюю полку, вытянула ноги. Лицо её выражало что-то очень похожее на блаженство. Я только головой покачал:       — Наверное, никогда не пойму вас, джедаев. В гостинице были шикарные мягкие диваны, а ты так тащишься от этой ужасной полки!       — Полка привычнее. А тот диван, кстати, мне коротковат, кончики рогов упираются в подлокотник. Вот рядом с тобой на кровати я бы с удовольствием полежала.       — Так чего ж не пришла? Кодекс не запрещает спать рядом с наставницей, тем более, мы обе девочки.       — У меня не было твоего разрешения.       — Неправда. Разрешение есть. Ещё со времён того покушения, помнишь перелёт на Альдераан.       — Вот хатт! Такую возможность упустила! — Осока картинно всплеснула руками. Помолчала, добавила серьёзно: — Я ещё попросить хотела…       — Да?       — Бери меня с собой почаще.       — Тебе, что, стало неинтересно с Анакином? — насторожился я.       — Не, с ним неплохо. Он меня многому учит, и всё такое… Просто у тебя работа совсем другая, хочу понять и её тоже.       — Не было бы войны, вы бы занимались примерно тем же, что я сейчас.       — В том-то и дело! Когда война закончится, я – раз, и покажу Учителю, что и это тоже умею. Ну, хоть немножко. До тебя, конечно, мне далеко, вон как ты обе проблемы раскидала.       — С музыкой я бы без тебя ни за что не справилась.       — Ну, да, конечно! Ты умная, ты бы догадалась и сама, не вчера так сегодня.       — Я не была бы так в этом уверена. Ум хорошо, а два, всё же, лучше.       — Значит, договорились?       — О чём?       — Будешь меня брать в командировки?       — Ну, конечно! При любой возможности. Мне, знаешь ли, тоже с тобой проще и приятнее, чем с кем-либо ещё.