***
После разговора с Десятым, Рэю стало многое понятно. Многие взгляды обоих родителей читать стало легче. Многие упреки тетушки Бьянки находили свое объяснение. Почти все едкие замечания мечника Вонголы попадали четко в цель по понятным причинам. — Братик Рэй, порисуешь со мной? — спросил маленький Сасагава, и старший не смог ему отказать. У сына Рёхея и Ханы был большой талант к рисованию.***
В тренировочном зале невозможно было что-то разглядеть. Тсуна отряхивал с плеч осыпавшуюся штукатурку. Его не могло не радовать, что пламя Рэя развивается равномерно, и что парень с полной ответственностью готов принять все грехи Вонголы. Хоть Тсуна и сказал Докуро, что тот не обязан оставаться в Вонголе и может уйти в любую другую организацию или семью, тот прекратил эти разговоры на самом корню. «Не прогоняйте меня, Десятый. Я выложусь на полную, и сделаю так, чтобы моя семья могла спать спокойно каждую ночь». — Отдышался, Рэй? Понял, что не так с последней атакой? — мужчина протянул руку юноше и помог тому встать на ноги. — Нет. Нужно еще раз. И еще. До тех пор, пока не пойму, — парень поднял глаза на Тсуну. И в тот момент, Савада четко увидеть это. То, что увидел во взгляде младенца-Докуро в первую их встречу. То, что увидел в глазах Гокудеры, когда они встретились в первый раз или когда он смотрел на него во время Битвы Колец. Он увидел тот взгляд, какой был у Хром, когда та была преисполнена решимости костьми лечь на благо семьи.***
— Что ты сказал? — Хром удивленно подняла взгляд на сына, который сидел напротив нее. — Я сказал, что отправлюсь с отцом на задание, мам. Мне уже пора приносить пользу семье, — ответил Рэй и сделал вид, что горошина в его тарелке интереснее всего разговора. Остальные в гостиной сидели молча, воды в рот набрав. — Хром-чан, не переживай, — мягко начал Тсуна, осознавая, что молодой парень решил не раздумывая содрать пластырь с опасной раны. — Хаято присмотрит за ним. Ты же сама знаешь, какой он напарник. В столовой повисла еще более гнетущая тишина. Хранительница Тумана чудом держала лицо, моля всю свою дюжую выдержку не разреветься на ровном месте. И она не знала, что добивает ее сейчас больше: факт, что сеньорина Луна раскрыла ей правду о ее беременности, что ее сын первым заговорил о своем отце, что Босс поддерживает ее ребенка в этом начинании или что все это время чертов Гокудера молчит и даже не поднимает взгляд. — Если ты так хочешь, Рэй, — выдавила она, вернув свое внимание к овощам в своей тарелке. — Но после ужина тебя ждет серьезный разговор. И тебя, Босс, тоже. Докуро нервно сглотнул, заслышав тон матери. Тсуна же расслабился. Даже не смотря на то, что у самого в горле встал ком от такой Хром-чан.***
Кьёко улыбалась, баюкая на руках маленького мальчика. Он был так удивительно похож на мать, что девушка думала, что он — истинное счастье. Кроткое, миниатюрное и томное. Кьёко улыбалась, помогая заклеивать раны на коленях у этого мальчика. Чем старше он становился, тем меньше он становился похожим на мать. Его лицо стало приобретать черты отца. Что говорить о характере… Кьёко улыбалась, вверяя в руки подростка свою дочь. Несмотря на свой буйный характер, он чутко относился к каждому члену своей большой семьи. Единственное, что беспокоило женщину, почему никто не заводит такой важный разговор. Кьёко улыбалась, случайно увидев, как ее муж разговаривал на очень сложную тему с этим юношей. Ее мягкое сердце пропустило удар, от осознанного взрослого голоса мальчика: «Мой отец все-таки дядя Хаято. Я был прав». Кьёко едва сдерживала улыбку, когда Рэй, не раздумывая, содрал пластырь с заживающей раны Хром и Гокудеры, всей их семьи. Маленький кроткий мальчик вырос в осознанного мужчину на ее глазах. — На десерт у нас пудинг! Мари старалась, готовя его, — Кьёко широко улыбнулась и поспешила с дочерью на кухню, намереваясь хоть немного скрасить тяжелую атмосферу семейной трапезы.***
— Нам нужно поговорить, — он не спрашивал, утверждал. — Нужно, — она была, в принципе, с ним согласна. Хром не была против того, чтобы все стало понятно в их ситуации. Она была бы безумно рада, если бы хоть что-то в ее чертовой жизни приобрело постоянный и ясный характер. Но она не была крайне не готова к тому, что, возможно, ее окончательно и безповоротно отвергнут или опозорят. Ее сердце не было готово к этому. Он уже как год бросает курить. Жует мятные леденцы, использует электронные сигареты — но все эти попытки идут крахом, когда он приближается к ней. Хаято в курсе, что Хром тоже начала курить. Где-то лет пять назад, после жуткого происшествия, в котором Рэй пострадал настолько сильно, что чуть не лишился руки. Однако сегодня курил в комнате не он, а она. Пьет крепкий алкоголь для храбрости не он, а она. Сердце два стучит не у него, а у нее. — Ты нужна мне. Он готов был поклясться, эти слова сорвались с его губ быстрее, чем мозг сформировал мысль. И почему же раньше было так сложно это произнести? — Как и ты мне. Ее голос не дрожал. Он был бесцветным. И Хаято не верил своим ушам. Это был словно не ее голос. Она стряхнуло пепел с сигареты. Залпом выпила из бокала весь виски. — Как и ты мне нужен был двадцать гребанных лет, Хаято. Но тебе, чертову дураку, гребанному Урагану Вонголы, удалось это сказать только после слов нашего сына? После того, как чертов Босс кинул в нас эту бомбу незамедленного действия?! — иллюзионистка злилась, ее голос срывался на крик. Она была так прекрасна в своей ярости. — Ты не лучше, Докуро! Думаешь, легко все двадцать с хером лет сомневаться? Годы ссор, годы осознания того, что он мог быть не от меня! Да плевать, даже если Рэй был бы не от меня. Хром, сама то ты принимала меня? Хоть чуть-чуть? Ей хотелось заливаться смехом от его слов. Такой бессмысленный. Рассудительный. Вспыльчивый. Сексуальный. Далекий. Родной. — Знаешь, сколько раз слышала признания в любви? Трижды. Первый раз от Рокудо Мукуро. Он разбил и сломал меня. Второй раз от Ямамото Такеши. Мы играли в мюзикле в старшей школе. Третий раз я услышала это признание от Босса. Полчаса назад. Он сказал, что никогда не позволит мне быть разбитой, но эту боль я должна пережить. Он едва смог проглотить слюну. И сделать шаг вперед…