* * *
Пробуждение вышло странным и как будто неполным. Вир знал, что до того видел сон, но не был уверен, не спит ли и сейчас? Он не мог отделаться от стойкого ощущения некой сюрреалистичности… Придя в себя некоторое время назад, Вир обнаружил, что сидит на чем-то жестком посреди пятна света от единственной, но яркой лампы под потолком. Все вокруг было серым, будто выцветшим, начиная с холодного пола — в этот момент он понял, что касается его босыми ступнями, так как почему-то разут, хотя штаны и рубашка остались на месте. — и заканчивая теряющимися в тенях стенами. Собственно, ничего больше здесь не было. По правде сказать, в наличии стен тоже нельзя было быть уверенным. Что-то было определенно… не так, как наяву, но это и не походило на сон. Во рту совсем пересохло… и еще этот привкус… Не то кровь, не то еще что-то. Но больше всего мешала засунутая в рот тряпка. Вир пытался выплюнуть или выпихнуть ее языком, но ничего не получилось — кляп оказался закреплен надежно. Попробовал пошевелить руками, но быстро осознал, что так просто от тяжелых фиксаторов избавиться не выйдет. Кроме того руки были скованы сзади, что не давало возможности даже рассмотреть устройство оков. Вир сделал последнюю попытку освободиться, со скрежетом подёргавшись на… кажется, это было чем-то наподобие железного стула, такого, каким бы он представил его в допросной камере... И замер, пронзенный последней мыслью, сопоставив свое положение и прочие атрибуты с тем, что знал… хорошо, думал, что знал, о настоящих тюрьмах и казематах. Выходило скверно. Хотя если все это был всего лишь сон… Снова разболелась голова, совсем, как тогда, когда он начал свое падение… и оказался здесь. Он помотал ей из стороны в сторону, и боль, как ни странно, послушно отступила, но появилось чувство, будто он сейчас потеряет сознание. “Но я и так сплю”, — возразил в голове его собственный голос, и Вир застонал сквозь мерзкую тряпку — что бы с ним не делали, действительно, он и так спит. Это совсем не внушало оптимизма. Совершенно неожиданно за спиной раздался отчетливый жесткий смешок, а в пустоте комнаты-камеры гулким эхом отозвались приближающиеся шаги. Цок-цок-цок — как капли воды, но куда громче, выстукивали неторопливый ритм каблучки по полу. Вир испуганно замер, а волосы, казалось, встали бы дыбом, если бы и так не были уложены в правильный и аккуратный гребень. Он весь напрягся на жестком стуле, уверенный, что знает, совершенно определенно знает, обладательницу каблучков. Сердца бухали в груди в идеальном унисоне с приближающимися шагами, и когда те стихли… Вир даже задержал дыхание, не будучи уверенным, не остановятся ли и сердца тоже? И выдохнул, когда в его волосы зарылась женская — он был уверен! — рука, почти нежно поглаживая кожу. От этих действий между лопатками вниз пробежали странные мурашки. Появилось неясное пока предвкушение… чего-то неизведанного. Это все было очень странно, а еще неправильно и приятно почти до дрожи. Вир лишь немного подался назад, подставляясь под уверенные пальцы, как те жестко впились в волосы и дернули, запрокидывая ему голову. Он даже приглушенно замычал — скорее от неожиданности, чем от боли, но шокировано замолк, рассмотрев перевернутое лицо хищно улыбающейся ему На’Тот. Оказаться перед ней таким… скованным и совершенно беспомощным было… ну, наверное, это должно быть ужасно, хотя, по-правде сказать, он привык к тому, что его считают жалким. И даже во сне Вир никогда бы не стал рассчитывать на хорошее отношение со стороны нарнов — тем более этой конкретной нарнийки. Он судорожно сглотнул, не зная, чего ожидать. На’Тот выпустила его волосы и обошла беспомощного пленника по широкому кругу. Вир и хотел бы отвести взгляд, но почти против воли следил за каждым ее движением. Он так запутался в происходящем, что перестал удивляться. Сейчас куда больше пугал и ее наряд из черного обтягивающего материала, и длинный раздвоенный на концах кнут с металлическими наконечниками, покорно лежащий в уверенных руках. Он никогда бы не подумал… что нарнийка может выглядеть так. И пусть его разум готов был сдаться на волю паники, какая-то часть упорно твердила, что все это ей безумно шло. Накрашенные ярко алой помадой губы не переставали улыбаться. Вир следил за каждым ее движением, скашивая глаза и нервничая, когда она оказывалась вне поля зрения. Она казалась еще выше в этих доходящих до середины бедра блестящих кожаных сапогах на тонких железных каблуках. Он тихонько поерзал, ощутив невиданное ранее непонятное чувство, вызванное слишком большим содержанием адреналина. Опустил взгляд в пол, уверенный, что лицо залила густая краска и ощущая некоторое… неудобство пришедших в движение и нервно подергивающихся брахов. Не было привычного возбуждения, но у Вира дыхание перехватывало каждый раз, когда по брахам будто пробегала маленькая электрическая молния — скорее болезненно, чем приятно. В ушах постепенно нарастал какой-то гул, и Вир хотел бы зажмуриться, но не мог оторвать взгляд от сапог На’Тот — поднять взгляд выше оказалось невероятно сложной задачей. — Вир-р… — томно и с каким-то скрытым весельем, растягивая окончание его имени, произнесла она. Почти нежно, как ему показалось. — Ну же… посмотри на меня, — уговаривал глубокий голос, и его кажущейся мягкости так хотелось поверить и… подчиниться. Но Вир в отчаянии помотал головой, совершенно уверенный, что просто не выдержит ее взгляда. От резкого удара из легких тут же выбило воздух, когда стройная вытянутая в струнку ножка припечатала его к металлической спинке стула. Он был уверен, что сейчас вместе с ним полетит на пол, но оказалось, что толстые железные ножки будто вросли в пол, образуя монолитную конструкцию. Тяжелая подошва уперлась в грудь, не позволяя сделать вдох. Вир выпучил глаза и изо всех сил попытался дернуться… С тем же успехом можно было бороться с решившей раздавить букашку скалой. И это ужасно пугало… но в то же время какая-то другая часть его сознания испытала неимоверно дикий восторг от обратившейся против него силы. Перед глазами все плыло, и комната словно подернулась туманом. Вир поднял голову, скользя взглядом по грубой шнуровке сапога — медленно, слишком медленно. Когда дошёл до полосы оголенной кожи, его уже начало ощутимо потряхивать от недостатка кислорода. У него совсем не осталось сил даже на полузадушенный всхлип через кляп, а легкие будто горели изнутри. В глазах начало двоиться от невольно выступивших слез, и замысловатые узоры ее пятнистой кожи стали двоиться и расплываться. Вир сделал над собой последнее чудовищное усилие, чтобы поднять голову достаточно, и посмотрел ей в лицо. Моргнул, и по щекам скользнули горячие капли, зато зрение в тот же миг прояснилось. И тогда он смог дышать, потому что давление на грудь хоть и не прекратилось, но заметно ослабло. Вир шумно втянул носом воздух, глядя ей прямо в глаза, и даже почувствовал прилив острой благодарности, которую все равно не мог выразить. Она наградила его понимающей улыбкой, отчего во всем теле возникла странная легкость. На’Тот вдруг облизала губы, подмигнула ему и легко повернула пятку, не отрывая подошвы сапога от его быстро вздымающейся груди, взяла немного выше, так, чтобы тонкий металлический каблук зацепился за расстегнутый ворот рубашки Вира. А затем медленно опустила ногу. Под давлением каблука пуговицы одна за другой разлетелись во все стороны, звонко барабаня по полу. Вир почувствовал, как холодит спину железная спинка стула там, где тонкая ткань рубашки прилипла к покрывшейся холодным потом коже… но в то же время он ощущал жар, как во время лихорадки, когда тело трясет, а сознание мечется в тенях между сном и явью. Он не мог остановить возбужденного шевеления брахов и готов был сгореть со стыда под жгуче-алым проницательным взглядом На’Тот, но отвести глаза все равно не решился. Сложнее всего оказалось смириться с осознанием того, что, не будь у него заткнут рот, он мог бы умолять ее, чтобы она не убирала ногу… а лучше погладила еще немного подошвой или позволила… потереться о прохладную кожу ее сапога… Ох, ему было так жарко! И змеевидная шнуровка просто… завораживающе тянулась до самого верха голенища, вызывая сильное желание провести рукой и ощутить все эти изгибы. Она легко отпихнула подошвой его ногу и уперлась каблуком в край сидения стула между его бедрами. Вир сам не понимал, как у него хватило смелости и наглости потянуться к ее изящному сапогу брахом, когда она изящно наклонилась к нему, почти укладываясь грудью на согнутое колено. Но стоило ему это сделать, как губы На’Тот дрогнули и изогнулись в усмешке. Замаха кнутом Вир не видел, но чувствовал колебание ветра у левой щеки и взгрогнул всем телом от близкого двойного щелчка металлических наконечников, поспешно отдергивая извивающийся брах. — Хороший мальчик — промурлыкала На’Тот, уперев пахнувшую выделанной кожей рукоять своего оружия ему под подбородок и наблюдая за судорожными движениями кадыка на шее. — Ты такой же нежный, как все ваше… племя, можно и поломать ненароком, — рассмеялась она, царапая его щеку аккуратными, покрытыми красным лаком ногтями. В ответ он издал тихое умоляющее мычание, услышав которое, На’Тот наконец выдернула кляп. Как же хорошо было избавиться от мерзкой тряпки, подумал Вир хватая ртом воздух и не отрывая жаждущего взгляда от На’Тот. Та медленно и даже лениво обернула кнут петлей вокруг его шеи и жестко улыбнулась, с нажимом выговаривая ему в лицо: — Я разрешаю тебе поцеловать меня. Но если ошибешься, будешь наказан. От этих слов у Вира все перемешалось в сознании. Он чувствовал дикую смесь страха и возбуждения, но смущения больше не было, его просто смыла противоречивая волна куда более сильных эмоций. Он неуверенно, миллиметр за миллиметром потянулся к ее губам, не закрывая глаз, но в последнее мгновение рассмотрел что-то особенно хищное в алых глазах. Совсем как у дикой тинаки, почти сжавшей в когтях глупую добычу — Вир как-то видел фильм об этих животных, имеющих отдаленное сходство с так любимыми землянами кошками. Это заставило его дернуться и, извернувшись, — что оказалось не очень удобно проделать со скованными за спиной руками — он наклонился и приник губами к носку ее сапога. Он почти ждал, что жуткий кнут обрушится на его подставленную спину, но… ничего не происходило. Мгновение — стук сердец, еще мгновение... и Вир осмелел, услышав над собой довольное хмыканье своей… госпожи? Почему-то именно эта мысль снесла последние барьеры здравого смысла, и Вир набросился на затянутую в кожу ногу, выгибая шею, чтобы добраться и поцеловать каждый из многочисленных ремешков и пазов шнуровки. Из его горла вырвался громкий стон, стоило острым ноготкам до крови процарапать шиплящую дорожку вниз по его груди, ее рука скользнула дальше и сильные пальцы обхватили пару извивающихся, трущихся и льнущих к ним брахов. Это было совершенно непередаваемое ощущение. Ни одна центаврианка не пыталась так контролировать его — хотя, если честно, у него было не так уж много контактов с девушками, но как действуют женщины его расы, Вир знал, — в их традициях было отдаваться мужчинам, дарить нежность, позволяя вести… И это было совсем не так до боли остро, до стыда распутно и волнительно, как то, что происходило сейчас. Это было… как шторм, как цунами… и маленький кораблик, чей руль не в твоих руках, но в чужих — надежных, и можно довериться, точно зная, что тебя заставят крепить снасть правильно. От эмоций кружилась голова и сладко “сосало под ложечкой”, как сказал бы землянин. Вир поднимался все выше, целуя каждую деталь сапога со всем старанием, пока не добрался до края голенища, и в нерешительности и острой потребности поднял на На’Тот молящий взгляд. — Попроси, — произнесли её губы, и Вир с готовностью выдохнул тихое: — Пожалуйста, На’Тот… моя госпожа, — отчаянно надеясь, что ей не захочется послушать, как он взвоет от разочарования в случае отказа. Он на миг задохнулся, не зная чего ожидать в следующее мгновение, потому что в раздумье она сжала двумя пальцами скользкую головку одного из брахиартов. Но она подтолкнула его голову рукояткой кнута, Вир потерся щекой о ее ногу, а затем провел кончиком языка по месту, где грубая кожа сапога открывала пятнистое подтянутое бедро, и начал целовать каждое пятнышко. Ее кожа на вкус оказалась терпкой и ни на что не похожей, а с внутренней стороны еще и неожиданно нежной. Вир задергался в оковах, подставляясь брахами под руку На’Тот, пока она не провела по ним уверенным и властным движением, и тогда он исторг семя, уткнувшись ей в бедро носом и прикусив трясущуюся губу. Он весь дрожал, а потом, кажется, начал куда-то падать…Часть вторая, в которой Виру снится сон
7 марта 2018 г. в 00:49
Это было странное место, где не было времени, не было даже “здесь” и “там”, не было мыслей и действий — только пробирающая до мурашек суть. И ничто не имело значения — прошлое, будущее, условности, положение… даже слова и образы не были наважны, их приходилось с трудом извлекать из… памяти?
В любом случае, Вир четко знал, что это место было совершенно пусто до того, как тут появился он. Он не мог бы сказать, почему понимает это, но теперь, когда пришло осознание, он “вспомнил” и о том, что может чувствовать… и его тут же захватило ощущение полета.
Он летел спиной вниз, раскинув руки, совершенно свободный. Ему захотелось оглядеться, и он заметил серые полосы тумана. Он летел сквозь плотный туман, не ведая направлений… а, может быть, падал? Пронзенный мыслью, Вир судорожно взмахнул руками… и рухнул вниз.
Голову будто сжал тугой обруч, он закричал, но крик остался там, наверху, а тело продолжало падать с ужасной скоростью. Вир понял, что сейчас будет больно, ведь центавриане — не птицы, чтобы летать.
Но боли он не почувствовал, только из груди выбило весь воздух... и кто-то так знакомо кричал над ухом о диких нарнских нравах...