Не выживет

— Бери от жизни всё, дитя, и никогда не отдавай обратно. Хриплый шёпот на ухо отражается песнью камней в долийском могильнике. Магическая лампада алтаря разгорается циановым, когда Флемет присаживается на его каменный край; её белые пряди, разлитые по спине, кажутся старше облаков в голубых небесах. В низовье Расколотой горы привычно шумит эльфийский клан. Амулет, в котором когда-то нашёл приют осколок души, висит на шее Хоук, рядом с сердцем и вздымается в такт дыханию. — Дитя, — повторяет Хоук и легко морщит нос. — Мне больше нравилось, когда ты называла меня своей девочкой. Флемет смеётся негромко и рассыпчато. Хоук улыбается хищно и довольно. Целует жарко и дерзко, сплетая языки и кусаясь играючи, словно щенок мабари. Ведя. Но Флемет не подчиняется. Позволяет. Запускать пальцы в вороновы перья на платье, в волосы на затылке; бросить когтистую тиару на алтарь; ослабить застёжки высокого ворота и выцеловывать алые созвездия под линией челюсти. Откинуть собственную голову навстречу прикосновениям; незаметно окружить куполом магической силы, скрывая от посторонних глаз и ушей; стонать по-звериному утробно, но тихо; улыбаться тысячелетней улыбкой не от привычки, а от нахлынувших точно из другой жизни чувств. Замереть, вгрызшись друг в друга взглядами. В глазах Флемет — драконье пламя и мёртвые пустыни, цветущие болота и золотые города, освещённые полуденным солнцем. А у Хоук — синий лёд в потаённых пещерах Морозных гор, так и молящий быть растопленным. И под молодыми руками бёдра Флемет оказываются разведены на алтаре, водружённом в её же честь. И Хоук, не отрывая глаз от заинтересованного, чуть насмешливого взгляда, становится на колени. — Или никогда не бери больше, чем можешь отдать? Никак не могу запомнить.