ID работы: 6595523

Тени прежних нас

Слэш
NC-17
Завершён
810
Размер:
55 страниц, 8 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
810 Нравится 63 Отзывы 199 В сборник Скачать

Знакомство. День 1: Детский сАД или Бакуго, давай дружить!

Настройки текста
Примечания:
      Стоило Шото открыть свои разноцветные глаза, как он зашипел от яркого света, лившегося из полураскрытой занавески. Лучи попадали ему прямо в глаза, заставляя морщиться от неприятного жжения и сонно тереть озябшими ладонями лицо. Он старался проснуться, честно. Его попытки не заснуть не увенчались успехом, поэтому Тодороки резко сел на постели, надеясь тем самым прочистить голову и отогнать остатки сна.       Вдруг ему в голову пришла мысль, что уже довольно поздно, раз солнце уже светило во всю, а отец его до сих пор не разбудил.       Шото расслабленно вздохнул и рухнул обратно на подушки. Если его не подняли в шесть утра для очередной тренировки, то можно полежать ещё пару минут. Или даже часов.       Но никак не покидающее беспокойство и подозрение не давали полностью расслабиться. Что-то не давало ему покоя, не покидало мысли, не желая выбрасываться из головы. Хотелось то ли забыться и ни о чём не думать, то ли закричать, разбить что-нибудь, чтобы мысли перестали путаться, то ли…       Внезапно его взгляд упал на загипсованную руку, и воспоминания о вчерашнем дне накрыли удушающей волной, заставляя сердце учащенно забиться, будто желая сломать рёбра и кровавым месивом вываливаясь из груди на пол, оставляя алые разводы на мягком светлом ворсе.       — Изуку, — прошептал поражённо Шото, чувствуя разливающееся тепло в области сердца и не понимая, почему имя ненавистного «брата» вызывает у него такую реакцию.       Вдруг теплое чувство сменилось гневом, и мальчик глубоко вздохнул, как учил отец, пытаясь успокоиться. Тодороки интуитивно помнил, что Мидорию (пора называть его просто Изуку, раз уж они теперь семья) надо опасаться. Только вот сказать, почему, он не мог. Да и надо было? Теперь они связаны родственными узами, так что придётся смириться, либо то же самое, только отчаяннее. На самом же деле выбора не было. А ненавидеть кого-то, кроме отца, Шото не мог.       Хотя он и пытался казаться таким же холодным, как и Старатель, но всё же в большинстве случаев его маска таяла, являя миру светлого и невинного ребенка, который хочет поскорее вырасти, чтобы стать самостоятельным.       Тодороки улыбнулся. Он безумно любил братьев и сестру. Но главным человеком в его жизни все равно оставалась мама. Она была для него всем миром. Раньше думалось, что Старатель также любил её. Но разочароваться в отце пришлось намного раньше, чем следовало.       Тихий стук в дверь вырвал Шото из начинающих затягивать его в мягкую пучину мыслей. Они были чем-то отягощающем время от времени, но иногда придавали сил, отвлекая от гнева, страха, ненависти. Даже чтобы сдержать готовые вырваться наружу рыдания и слёзы, он с головой погружался в радостные (связанные с матерью) мысли, которых было много. Они бы составляли все детство Шото, если бы не Герой-Номер-Два.       Мысли помогали найти смысл там, где его не было, позволяли на некоторый промежуток времени уйти из реальности и отречься от общества. Они могли позволить себе такую роскошь как беспамятство и безразличие к чужим словам и поступкам, боли.       Дверь тихонько скрипнула и раскрылась. Не дожидаясь ответа, в комнату вошла мама Шото. Её светлые, почти белые волосы были собраны в высокий хвост на затылке, а серые глаза сияли в полумраке комнаты двумя алмазами. Весна выдалась на удивление холодной, поэтому синие джинсы, белая безрукавка с каким-то иероглифом и теплая кофта серого цвета как нельзя лучше подходили в такую погоду. Уличная одежда навела мальчика на мысль о том, что это ему что-то напоминает–       — Собирайся, Шото, — он уже говорил, что не любит это странное чувство дежавю? Нет? Так вот: Тодороки ненавидит это мерзкое бессилие от осознания безысходности ситуации.       — Зачем? — всё же спросил он у матери, вставшей у входа в комнату и не решавшейся зайти внутрь. Если она сейчас скажет про детдом и пополнение в семье, то он точно не выдержит! Но Шото даже не успел решить, разозлит его это или рассмешит, как ему уже ответили:       — Я тут подумала… Ты должен попытаться подружиться с Изуку. И… возможно, детский сад сможет помочь вам в этом. Общение со сверстниками тебе не помешает. Ты согласен со мной? — и улыбка такая тёплая-тёплая. Ну и как тут откажешь?       — Да… Дай мне пару минут.       Шото любил маму. То, как она волнуется за него из-за любой ерунды и по любому поводу, её искренние улыбки даже рядом с отцом, которые стали для него дороже всех богатств мира, искристый смех, звучащий каждый раз по-разному и похожий на звон тысячи маленьких колокольчиков, белоснежные волосы, точно такого же цвета и такие же приятные на ощупь, как и у него самого. Но его волосы пахли не апельсинами, как у матери, а сильным ароматом улицы после дождя, который лишь отталкивал людей от мальчика.       Мамины глаза всегда смотрели прямо, без насмешки, а с неприкрытой любовью и заботой. Они всегда горели тем светом, который притягивает к себе и из-за которого мурашки бегут по спине.       — Мне хочется, чтобы ты с Изуку нашли друзей-одногодок, — с этими словами мама Шото вышла, негромко хлопнув дверью.       Тодороки вздохнул. Он не очень любил большие сборища людей, но… с ним ведь будет Мидория, верно?       — Эта информация не очень-то успокаивает, — пробормотал он в пустоту, совсем не чувствуя себя более спокойным. Возможно, он начал нервничать даже больше. Потому что… кто этот Изуку вообще? Кто он без известной семьи Тодороки, которая его приютила?       Всего лишь милашка с бездонными зелёными глазами, сияющими счастливым блеском даже без света, малахитовыми кудрями, которые так красиво треплет ветер, красивыми ямочками на щеках, делающими его ещё более милым и притягательным, и веснушками по всему, Шото был уверен, телу.       Ага, всего лишь.       — Он. Мне. Не брат, — чётко проговорил он, подходя к зеркалу и разглядывая свои глаза. Один — голубой, похожий на яркий сапфир, доставшийся от отца, а другой — серый, словно пепел и плавленное серебро, от мамы.       — Но мы ведь можем дружить, верно?

***

      На улице было спокойно, если бы не дети. Но стоило сказать в оправдание, что, к сожалению, дети в большинстве своём устроены так: они лишь орут, кричат, плачут и ещё сотню недо синонимов к слову «бесят». И все они ужасные монстры, которые могли кто читать, а кто и говорил-то с трудом.       Но Шото, если честно, было как-то плевать. Потому что он говорил правду. Все вокруг него бегали, прыгали, смеялись и вопили. Это быстро выводило из себя. Хотя ничего другого он и не ожидал. Он предпочёл бы почитать книгу или пообщаться с Мидорией наедине, но уж точно это было бы гораздо лучше, чем наблюдать за спешкой других людей, за тем, как его младшего брата пытаются втянуть в ту или иную игру. Разглядывать Изуку оказалось гораздо интереснее, чем пытаться подружиться хотя бы с кем-нибудь ради приличия.       Лишь Мидория, такой обычный и немного наивный, отличался от разношерстной толпы ребят с удивительными причудами, появившимися уже в их возрасте. Некоторые были даже младше Шото, так что удивительно, почему у теперь уже младшего Тодороки до сих пор не активировался квирк. Сразу напрашивался вопрос о том, есть ли он у него вообще?       Ответа он не получит.       Изуку быстро заметил, что его старший братик сидит в стороне и ни с кем не общается. Это немного беспокоило. Мальчик довольно быстро проникся к новой семье любовью. Он был благодарен за возможность жить не в приюте (пусть с ним там обращались довольно неплохо), а добиться чего-то и достойно жить с верой в лучшее, не боясь, что его одногодки или дети постарше отберут игрушку или побьют за домом из-за отсутствия причуды. Было больно, но мальчик терпел. Потому что по-другому было нельзя. Хочешь жить — умей вертеться. Так говорила его мама.       От упоминании о матери сердце неприятно кольнуло и захотелось расплакаться от несправедливости жизни. Она не должна была умирать в таком юном возрасте — ему едва исполнилось три, а воспоминания уже расплывались и постепенно исчезали. Через три года от мамы у него остался лишь успокаивающий аромат сирени и её мягкая улыбка, когда они играли в «героев».       Тёплые воспоминания казались более размытыми, чем остальные. Но в памяти оставался свежим запах нежных весенних цветов сиреневого оттенка и занимательные игры по спасению.       Но он не мог понять Шото. Тот вчера смотрел на него своими разноцветными глазами (такими красивыми-красивыми), рассматривая его так, будто не видел ничего прекраснее. На него никогда никто так не смотрел…       А потом оказалось, что этот незнакомый ему мальчишка и в правду окажется его будущим братом… Но потом всё изменилось. Не прошло и двадцати минут, как из изумленного и восхищенного мальчика Тодороки изменился, став немного злым и полным ненависти к… кому?       Возможно, он никогда не узнает ответ.       Но теперь Изуку хотел лучше понять своего новоявленного брата. Ведь им придется расти вместе, разве нет?       Поэтому он улыбнулся и подошёл к Шото.       — Не хочешь поиграть? — лёгкая улыбка появилась на лице Шото, когда он кивнул. Ему и в правду хотелось проводить больше времени с мальчиком, но… Почему?       Тодороки встал со скамейки и пошёл за Мидорией, почти не разбирая дороги. Он не глядел по сторонам, не всматривался в немногочисленные лица детей. Шото просто шёл за своим братом, не желая замечать больше ничего.       Проведя с ним меньше суток, Тодороки уже успел убедиться в одном: похоже, у Изуку не было причуды. И от осознания этого в груди разливалось тягучее тепло. Этого мальчишку хотелось защищать. И кому как не Тодороки Шото сделать это, верно?

***

      Время до обеда пролетело незаметно. Пусть Шото и не любил большое скопление людей, но в коллектив сумел влиться с быстротой молнии.       Его приняли с восторгом.       Впервые в жизни мальчик так радовался большой компании. Он смеялся так сильно и много, что становилось больно.       А ещё рядом с ним был Изуку.       Возможно, только рядом с ним Шото мог открыться и выйти наконец из скорлупы ненависти и боли. Стать обычным ребёнком, который мечтает стать героем.       Они играли, прыгали, бегали, бесились. То, что совсем недавно Шото казалось раздражающим, приобрело новые краски. Пока с ним Изуку — можно всё.       Почти незнакомое до этого чувство счастья затопило его. Он был так рад, что сейчас можно не притворяться кем-то лучше, чем ты есть. Наконец-то Шото смог по достоинству оценить своё детство.       Ведь он всего лишь ребёнок. Ребёнок, не заслуживающий такого отношения к себе со стороны отца. Ребёнок, почти полностью лишённый детства.       Но именно сейчас, в эти мгновения Шото мог с уверенностью сказать, что он счастлив. Так искренне и так по-детски наивно, что все плохие воспоминания забывались, пожираемые искристым смехом, сбившимся дыханием и свежестью зелёной травы.       Этот день был незабываем.       Тем более когда есть, с кем его провести.       — Ты водишь, Шо-чан, — дотронулся до его руки Изуку, улыбаясь и сразу начиная убегать, чтобы его не смогли заново осалить.       Шото же застыл, недоуменно поглядывая на удаляющуюся фигуру его брата.       «Шо-чан?», — мальчик вспыхнул. Его так никто никогда не называл. Даже мама. Она всегда ограничивалась лишь нежным «Шото». Впервые его имя прозвучало с таким трепетом.       Захотелось услышать это ещё раз из его уст.       Но мальчик лишь улыбнулся и побежал.       Игру ведь никто не отменял, верно?       Лёгкие, казалось, горели. И это было явно не последствия его причуды. Из-за сумасшедшего бега хотелось пить. Но Шото продолжал улыбаться. Даже неприятное чувство спёртого дыхания и колющий бок не могли испортить его хорошее настроение. Но мальчик понимал, что если бы не Изуку, то ничего бы этого не было. Он бы стал черствым человеком, который настолько погряз в своем горе и боли, что не замечает, как начинает ненавидеть людей.       И Шото почти сдался, почти шагнул в обрыв, в пропасть отчаяния и холода.       И последствия его причуды здесь не при чём.       Но в последний момент, за секунду до его падения ему протянули руку, подарили надежду.       Дали шанс на нормальное детство.       Изуку стал тем лучиком света, который Шото так долго ждал. Он хотел, чтобы этот яркий солнечный день никогда не заканчивался.       Но всему (особенно хорошему) приходит конец.       Началось всё с… ребёнка.       Для обычного человека не было ничего примечательного: просто в детском саду стало на одного ребёнка больше. Но Шото сразу почувствовал, что этот парень точно не из простых.       Шёл он как король. Казалось, в каждом его жесте читалось превосходство и тщеславие. Он лишь одним взглядом кроваво-алых глаз передавал так много: презрение, эгоизм, детскую любознательность и стремление к лидерству.       Блондин излучал такую дьявольскую уверенность, что хотелось сжаться в незаметный комок и спрятаться в месте, где тебя никто не найдёт. Особенно он.       Но Шото не позволил страху взять над собой верх. Он презрительно фыркнул и инстинктивно закрыл Изуку собой.       Он не переживал. Просто… Было такое чувство, будто весь мир разрушится, если он не сделает это.       Взгляд блондина мимоходом скользнул по ним. Шото вздохнул с облегчением, когда этот малоприятный тип прошёл мимо, заворачивая за угол площадки. Похоже, он был местным лидером, если его не остановили.       — Кто это такой? — как можно более вежливо и безучастно поинтересовался Тодороки у стоящего поблизости мальчика.       — Это Кацуки Бакуго. Он что-то вроде лидера здесь. На самом деле он хороший. Правда, — быстро добавил он, увидя скептический взгляд Шото. Мальчик кивнул и повернулся к Изуку, чтобы предупредить: к этому Бакуго лучше не приближаться.       По его расстроенному и удивленному выражению лица можно было понять: Изуку на месте не оказалось.

***

      Сердце пропустило удар, стоило Кацуки заметить в разношёрстной толпе детей знакомую зелёную макушку. Ему огромных трудов стоило пройти мимо ничего не подозревающего Изуку.       «Скорее всего, он меня не помнит», — мелькнуло в голове. Бакуго сжал зубы, стараясь не вспоминать, как сильно он ждал встречи с ним.       После смерти матери Мидорию забрали в приют. И семья Кацуки никак не смогла помешать этому. А было бы так здорово, если они стали братьями и жили вместе!       Мальчик не хотел думать, что Изуку пережил в приюте.       Но по до сих пор сияющим глазам и родному лицу Бакуго понял, что бояться нечего. Изуку Мидорию так просто не сломить.       И от осознания этого зарождалось какое-то мерзкое тепло внутри. Хотелось побыстрее избавиться от этого чувства. Потому что оно было слишком приятным.       Воспоминания об Изуку грели изнутри, помогали стать сильнее. Кацуки хотел отыскать своего друга детства, когда вырастет. Стать лучшим и сильнейшим героем.       Чтобы спасти единственного человека, который ему нужен.       Как же ему хотелось подойти к нему! Но этого не дали сделать не только страх, что его не узнают, гордость и некоторое удивление, но и…       Бакуго тихо зарычал, не боясь быть услышанным: он был один. Кто был тот двумордый, посмевший заслонять Изуку от него?!       Да что этот пацан о себе возомнил?!       Мидория был только его.       Хотелось намертво привязать его к себе, защищать и никогда не отпускать. Потому что… Так хотелось.       И поделать с собой мальчик ничего не мог.       — Каччан!       Бакуго моргнул и медленно обернулся, надеясь, что ему почудилось и никакой Изуку не пошёл за ним, чтобы?..       — Деку? — мальчик прикусил язык, но было поздно. Похоже, его теория о том, что его не помнят, ошибочна. Потому что прямо сейчас на нём повис его друг детства, что-то радостно бормоча себе под нос, обхватив тело Бакуго руками и прижимаясь так сильно, что становилось трудно дышать.       — Я так рад, что мы встретились вновь! — шептал Изуку, жмурясь и пытаясь сдержать слёзы.       Он понимал, что поступил не очень хорошо с Шото: бросил его одного в обществе, которое ему было не слишком приятно. Но стоило ему заметить знакомую копну колючих светлых волос… Он не мог не прийти.       Ведь Каччан — последнее, что у него осталось из детства, кроме воспоминаний. И Мидория не хотел бы потерять эту ниточку, напоминающую ему о доме, где всегда тепло и уютно. Где тебя ждут.       Отлипать от такого тёплого Каччана не хотелось. А Бакуго и не возражал. Он лишь закатил глаза и поудобнее устроил свои руки на чужом теле.       Так они и простояли обнявшись несколько минут.       — Каччан, мы ведь друзья? — поднял заплаканную мордашку Изуку, обеспокоенно глядя на друга детства. Он очень хотел услышать положительный ответ.       О брате он благополучно забыл.       — Разумеется, чёртов Деку, — улыбнулся Кацуки, запустив пальцы в мягкие зелёные волосы на затылке, не боясь их поджечь и прижимая мальчика ещё ближе к себе.       О чёртовом двумордом ублюдке он благополучно забыл.       Или нет?       — Кстати, Изуку, а кто тот двумордый, что стоял с тобой?       Мидория замер, пытаясь вспомнить. Встреча с лучшим другом настолько поразила его, что он и думать забыл о старшем братике. Вот только…       Как это объяснить Каччану?       — Это… — договорить мальчику не дал резкий толчок назад.       — Я его брат, — Изуку не сразу понял, что этот холодный голос принадлежит Шото. Тодороки крепко держал руку Мидории, не собираясь отдавать брата этому… человеку.       — Вот как, — презрительно фыркнул Бакуго, прямо смотря в разноцветные глаза напротив. Он чувствовал угрозу с его стороны, но вместе с тем… Было видно, что этот мальчишка готов защищать Изуку. И не важно, что тот его не родной брат.       Вместе с раздражением появилась и капля уважения.       — А я его лучший друг, — ладонь охватили маленькие взрывы, выдавая его злость.       Изуку замер, не решаясь вмешаться в разборки двух дорогих ему людей.       — Изуку, это правда? — голос Шото немного дрогнул, выдавая его нерешительность и колебание. Всё же он был обычным ребёнком, а не непробиваемой стеной, какой хотел казаться.       — Да.       Тодороки прищурился, но ничего не сказал. Лишь развернулся вместе с Мидорией и пошёл обратно во двор.       Место за детским садом с уходом Изуку показалось холодным и неуютным. Поэтому Кацуки, тихо рыкнув, пошёл в другую сторону от того места, куда отправились этот двумордый с его Деку.

***

      Тодороки был в тихой ярости. Ему совершенно не понравилось, как Изуку обнимался с этим Кацуки. Хотелось запереть мальчика в безлюдном месте и никогда не отпускать.       Шото поражённо уставился в окно автомобиля, на котором они ехали домой. Изуку пристыженно молчал. Мама взволнованно поглядывала на них, но не спешила прерывать тишину.       С каких пор Шото так стал заботиться о нём?       Тодороки кинул короткий взгляд на соседнее сидение. Мидория глядел в окно, не спеша начинать разговор. Как и Шото.       Мальчика почему-то это задело. И его безумно злило, что Мидория так радовался встречи с этим… Бакуго. Что он вообще нашёл в этом заносчивом мальчишке?       «Почему он так не обнимает меня?»       Тодороки немного успокоился, лишь когда машина затормозила. Он выскочил из авто и побежал в свою комнату, не обращая внимания ни на грустный вздох матери, ни на попытку Изуку докричаться до него.       Лишь оказавшись в родных четырёх стенах, Шото понял, насколько он устал. Но злость не прошла полностью. Хотелось что-то разбить.       И даже мерное тиканье часов, обычно всегда успокаивающее, сейчас безмерно раздражало. Не выдержав, он взял будильник в руку и засунул его под подушку.       Неожиданно дверь открылась, и вошёл Изуку. Тодороки лишь бросил на него недовольный взгляд и отошёл к кровати, встав спиной к пришедшему. Пусть подумает, что он обижен, и проваливает отсюда к чёртовой матери.       — Шо-чан, ты злишься на меня? — прозвучало совсем рядом.       Шото обернулся и нос к носу столкнулся с яркими зелёными глазами, в которых читался немой вопрос. Разумеется, Шото не смог устоять.       Он медленно вдохнул и раскинул руки, приглашая в объятья. Изуку с радостью обхватил чужое тело своими руками, утопая в тепле и уюте. Он уже начинал чувствовать, что находится дома. И всё благодаря Шото.       — Обещай мне, — прошептал Тодороки, привлекая к себе внимание, — что ты будешь уделять и мне время.       — Конечно же, Шо-чан.       — И ещё… — Шото на миг запнулся, утонув в искристых и живых глазах брата. — Обещай, что мы всегда будем вместе. И когда мы вырастем, ты… выйдешь за меня замуж.       Тодороки и сам не знал, зачем он сказал это. Просто захотелось присвоить Мидорию к себе намертво. Чтобы никакие Кацуки Бакуго не могли претендовать на него.       — Хорошо. Я согласен.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.