Всегда остаётся завтра

Тору унаследовал эти светло-карие глаза от отца, как и его чувство юмора… и умение находить разумные объяснения всем странностям, происходящим на планете Земля, что, видимо, и сделало Томо Ямасита столь успешным адвокатом. Не прошло и часа, как мужчина почти уговорил Николь впервые в жизни попробовать вяленую оленину. Почти. Если бы Тору каждые две минуты не нашептывал девушке на ухо «Бемби», она бы, наверное, рискнула. Но Бемби Николь съесть не могла, каким бы вкусным он ни казался в устах мистера Ямасита. Они сидели в просторной кухне за широким дубовым столом и пили кофе, приготовленный Айко. У Николь уже бока болели от смеха, но Тору с отцом не унимались. Эти двое были как близнецы. Оба с непослушными волнистыми прядями, светло — карими озорными глазами и редким талантом обыгрывать каждое слово. — Послушай, отец, серьезно, ты ставишь себя в неловкое положение. Его отец взглянул на Николь, вскинув брови так же, как это делал Тору. — Я выгляжу неловким, Николь? Сжимая губы, чтобы не расхохотаться, девушка покачала головой. Тору посмотрел на нее, давая понять, что она ему совсем не помогает. — Ты вот сидишь тут и все пытаешься убедить меня, маму, Николь и Будду в том, что снежный человек существует, потому что существуют приматы? — Да! — прокричал Ямасита —старший. — Это называется «эволюция», сынок. Тебя чему-нибудь учили в твоем университете? Тору закатил глаза. — Нет, отец, снежного человека мы не проходили. — На самом деле, — вмешалась Николь, кашлянув, — в теории о приматах есть целое недостающее звено. — Мне нравится эта девочка. — Мистер Ямасита подмигнул ей. — Нет чтобы меня поддержать, — проворчал Тору. — Я лишь хочу сказать, что, если бы ты побывал в лесах и наслушался того, что слышал я, — продолжил его отец, — ты бы поверил и в снежного человека, и в чупакабру. — Чупакабру? — У Тору в буквальном смысле отвисла челюсть. — О, ну ты загнул, отец. Миссис Ямасита с умилением покачала головой. — Это мои мальчики. Я так ими горжусь. Накадзима улыбнулась, делая очередной глоток ароматного кофе. — Действительно, в паре они неподражаемы. — Неподражаемы? — Она фыркнула и поднялась из-за стола, выхватывая у мужа пустую кофейную чашку. — Проще говоря, совсем чокнутые. — Эй! — Мистер Ямасита резко повернул голову, и в его глазах заплясали чертики. — Молчать, женщина. — Еще раз назовешь меня женщиной — получишь в глаз. — Миссис Ямасита налила ему свежий кофе и потянулась за сахаром. — И можешь тащить меня в свой суд. Гитарист вздохнул и опустил голову. Визажист прикрыла рот рукой, пряча улыбку. Его семья была… бесподобной. Они были дружелюбными и теплыми. Не то что ее родители. Николь сомневалась, что ее мама умеет управляться с кофеваркой, а уж о том, чтобы прислуживать кому-то за столом, даже ее отчиму, не могло быть и речи. До этого она бы не опустилась. Айко поставила чашку перед мужем. — Вы сегодня вечером, кажется, собирались в «драйв-ин»? — Да, — сказал Тору, поднимаясь из-за стола. Он подхватил их с девушкой сумки. — Нам уже надо ехать, чтобы занять хорошее место. Отец, я возьму твою машину. — Не забудь теплые пледы, — сказала она, присаживаясь к столу. — По ночам очень холодно. Николь с некоторой неохотой оставляла их, пусть даже разговор за столом временами сбивал ее с толку. Она встала и поблагодарила Айко за кофе. — Нет проблем, дорогая. — Она повернулась к сыну: — Я приготовила для Николь желтую комнату, Тору. Будь джентльменом и проводи ее. Странное выражение промелькнуло на лице парня, но оно исчезло, как только они вышли из кухни. Николь последовала за ним вверх по лестнице. — Мне нравятся твои родители. Они замечательные. — Да, клёвые. — Он провел рукой по деревянным перилам. — Твой отец тоже верит в снежного человека? Она рассмеялась, но через мгновение померкла. — Честно говоря, не знаю…мы не виделись больше десяти лет. — Оу. Прости… — Ничего… Николь решительно покачала головой. Тору провел ее в холл второго этажа. — Спальня моих родителей наверху, а комната брата в самом начале коридора. — Он остановился у двери и легонько толкнул ее бедром. — Это желтая комната, потому что она желтая. Комната действительно была оформлена в желтых тонах, но это был приятный оттенок лютика, а не «вырви-глаз» цвета школьного автобуса. Тору поставил сумку Николь на кровать, а она подошла к окну, которое выходило в сад. Визажист уловила свежий аромат ванили. — Здесь так мило. Надеюсь, я не доставила твоей маме слишком много хлопот. — Нет, даже не думай. — Он вытянул руки вверх, разминая спину. — Через полчасика будешь готова? Она присела на край кровати. — Конечно. Тору попятился к двери, не опуская рук, и задел дверной косяк. — А знаешь что? — Что? Легкая усмешка тронула его губы. — Моя комната прямо напротив. У Николь екнуло сердце. — Хорошо. Усмешка сменилась хитрой улыбкой. — Просто подумал, что ты обрадуешься. — Я в восторге, — пробормотала девушка. Он ухмыльнулся и вышел из комнаты, закрывая за собой дверь. Николь посидела еще немного и завалилась на кровать. Тору жил напротив, совсем как в их доме? Пожалуй. Но на эти две ночи — сегодня и завтра — их соседство становилось ближе, чем когда-либо. * * * Часа через полтора Накадзима уже переминалась с ноги на ногу возле машины мистера Ямасита, пока он раскладывал две длинные подушки в кузове. Они были не единственными, кто осмелился приехать в кино в такой холодный вечер. Рядом с ними стояло несколько таких же пикапов, и там тоже мастерили кресла из подушек и одеял. Кто-то даже притащил надувной матрац. Тору залез в кузов и протянул к Николь руку. — Готова? Она подала ему руки, и он затянул ее наверх. Машина покачнулась, и Николь чуть не упала на парня. Они были близко к друг другу. Его рука была на ее бедре. Его глаза скрывались за густыми ресницами, но вот его губы раскрылись, и ее тело напряглось в предвкушении. Поцелуй под звездным небом казался ей самым романтичным. Она уже почти чувствовала его. Но он вдруг опустил руку и повернулся к двум пакетам, что валялись возле стопки одеял и подушек. Разочарование поднялось в девушке, когда он зарылся в пакете. Почему он не поцеловал ее? Почему он ни разу не поцеловал ее со дня их первого свидания? — Вот, — сказал он, поворачиваясь обратно. — Захватил кое-что, чтобы ты не замерзла. Тору держал в руке одну из своих кепок, и Николь уловила запах его шампуня, когда он стал надевать ее на нее, аккуратно заправляя волосы за уши. Николь сидела как вкопанная. — Спасибо, — сказала она. Тору улыбнулся, схватил другой пакет и устроился на длинной подушке. Визажист осторожно села рядом. Он достал из пакета ведерко с жареной курицей и напитки, которые они купили по дороге. Начался фильм — какой-то старый, который, видимо, крутили здесь каждый год, потому что первые же кадры, появившиеся на огромном экране, вызвали одобрительные возгласы из зала под открытым небом. — «Один дома»? — удивилась Николь, повернувшись к Тору. Он хохотнул. — Это традиция на День благодарения. — Ни разу не досмотрела этот фильм до конца, — усмехнулась она. Когда на экране появился Кевин Маккалистер и начал скандалить с родителями, они принялись за курицу, оставляя вокруг себя шлейф салфеток. К тому времени, как мама Кевина спохватилась в самолете и стала звать сына, живот девушки был уже набит, а Тору, похоже, умял целую курицу. Одеяло на плечах защищало ее от холода, но, как только поднимался ветер, Николь дрожала как осиновый лист. — Почему бы тебе не подвинуться сюда? — предложил Тору, и она удивленно посмотрела на него. — Ты, кажется, совсем продрогла. Накадзима придвинулась ближе, но, очевидно, недостаточно близко. Он стянул с нее одеяло и откинулся назад. Потом приподнял ее и усадил между своих широко расставленных ног. У нее чуть глаза не выкатились из орбит. Тору накрыл Николь одеялом, заправляя края вокруг шеи. Какое-то время девкшка сидела с прямой спиной, как будто кол проглотила, и, хотя смотрела на экран, ничего не видела. Но тут его руки скользнули под одеяло и сомкнулись на ее талии. Он потянул ее назад, и она устроилась у него на груди. Чувствуя, как напряжены ее мышцы, Николь заставила себя сделать несколько медленных, глубоких вдохов. Лишь только она задышала ровнее, как его руки опустились ей на живот. — Так теплее? — спросил он, согревая ее ухо своим дыханием. Николь кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Одна его рука скользнула вверх, под самые груди, а другая сместилась чуть ниже пупка, остановившись над поясом джинсов. Николь казалось, что эта рука в огне. Внизу живота разлилось тепло. — Вот и хорошо, — пробормотал он. — Я же обещал, что согрею тебя. Это ему, бесспорно, удалось. — Да, обещал. Большой палец под ее грудями начал медленно выписывать небольшие круги. В следующее мгновение зашевелилась другая рука, лениво двигаясь вверх-вниз, и дыхание опять сбилось. Каждый раз, когда его пальцы набегали на застежку джинсов, Николь чувствовала, как давит грубый шов. Она понятия не имела, догадывается ли он о том, что происходит. Но, зная Тору, можно было с уверенностью сказать, что еще как догадывается. В считаные минуты она дошла до точки кипения, чувствуя, как пульсирует ее тело. Николь запрокинула голову ему на грудь и закрыла глаза. Острые ощущения, которые он вызывал своими прикосновениями, взрывали мозг. — Николь? — Хм? Пауза. — Ты смотришь фильм? — Угу. — Девушка заерзала. Тору усмехнулся, и она уже не сомневалась в том, что он полностью осознает, что делает и чего добивается. — Это хорошо. Я бы не хотел, чтобы ты что-то пропустила. Николь не пропускала ни единого мгновения этого действа.