Всегда остаётся завтра

Невооруженным глазом было видно, что Субару и Тору очень близки и по-настоящему заботятся друг о друге. Вместе они составляли гремучую смесь, постоянно подкалывали друг друга, создавали вокруг себя много шума и суматохи. Субару был копией Тору — высокий, ослепительно красивый, жгучий брюнет — единственное отличие между братьями в данный момент — со светло-карими глазами. К великому облегчению Николь, Субару оказался очень милым и…гомосексуалом. Николь боялась, что он может невзлюбить ее по какой-то, одной ей известной, причине, но он нежно обнял ее. В семье Ямасита объятия были просто в порядке вещей. Все собрались в бильярдной, а потом Николь с Субару поднялись наверх помочь Айко приготовить гарнир для праздничного стола, и это было как нельзя кстати, потому что Тору с отцом завели разговор об охоте, и девушка внутренне съежилась. Наблюдая за тем, как мать и старший сын сообща готовят, весело смеются, Николь испытывала странное чувство. Они были словно из другого мира; такие семьи она видела только в вечерних сериалах. Николь завидовала их отношениям, но в то же время спокойно принимала то, что между ней и ее матерью никогда не будет ничего подобного. Они уже сидели за столом, но Субару словно приклеился к своему мобильнику, постоянно набирая эсэмэски. — Кому ты все пишешь? — строго спросил Тору, подкладывая себе горку сладкого картофеля. Субару ухмыльнулся. — Не твое дело. По работе. — Я твой младший брат, так что это мое дело. «Ого». Накадзима проследила за ними взглядом и заметила, как недовольно прищурился блондин, уставившись на брата. — Мам, скажи своему сыну, что это неприлично строчить эсэмэски за столом. Айко выгнула бровь. — Но это же никому не мешает. Тору толкнул ногу Николь коленом, что проделывал каждые пять минут, с тех пор как они сели. — Это ранит мою душу. Рыженькая закатила глаза и пихнула его коленкой в ответ. — Какая печаль, — съязвил его брат, убирая телефон со стола. — Расскажи лучше, Николь, как ты оказалась в Токио. — Просто захотела сменить обстановку, — пробормотала Николь, ковыряя вилкой в картофельном пюре. — Моя мама и я родом из России. После ее свадьбы с моим отчимом, мы переехали в Киото, но там было негде работать по моей специальности. Так что Токио показалась мне подходящим местом для работы. — Если честно, я бы выбрал Нью-Йорк или Флориду… — Защебетал его телефон, и он тут же отвлекся, как ребенок на блестящую игрушку. Схватив трубку, Субару расплылся в улыбке. Тору снова толкнул Николь коленом, и его глаза стали узкими щелками. Он потянулся за индейкой, но вдруг извернулся и резким движением выхватил телефон у брата. — Эй! — крикнул он. — Отдай! Тору привалился к Николь, уклоняясь от Субару, который пытался отобрать у него телефон. Он был неумолим. — Кто такой Кенски? Мистер Ямасита покачал головой. — Не твое дело! Черт возьми, — огрызнулся Субару. — Верни мне телефон. — Верну, когда скажешь мне, кто такой Кенски. Я же должен знать, с кем ты оставляешь моих племянников! Это твой парень? Его щеки пылали, и Николь подумала, что Тору слегка перебарщивает в своей заботе о брате. Он убрал телефон за спину и подождал, пока он сядет на место. — Мам, — надулся Субару. — Тору, отдай ему телефон. — Тору не послушался, и его мать улыбнулась. — Мы знакомы с Кенски. Он очень хороший парень. Тору это, кажется, не убедило, и Николь вдруг стало интересно, не кроется ли за этим нечто большее. Девушка посмотрела на Субару — в его глазах уже блестели слезы. Николь тут же уткнулась в свою тарелку. — Он действительно очень хороший, и он мне нравится, — произнес он тихим голосом. Тору фыркнул. — Это не повод… — Он — не Харуки, — вдруг вмешался мистер Ямасита, серьезный и мрачный. — Верни ему телефон. Тору выглядел так, будто собирался держать этот телефон при себе до конца своих дней, и если до сих пор в этом доме все было спокойно и гладко, теперь сгустились тучи и запахло грозой. Николь скользнула рукой под стол и сжала его ногу. Он был настолько удивлен, что ослабил хватку, и она сумела вытащить у него трубку. — Эй! — возмутился он. — Так нечестно. Николь усмехнулась и, протянув руку у него за спиной, передала телефон Субару. — Извини. — Спасибо, — сказал Субару, и Николь была уверена, что одним простым жестом завоевала его дружбу навек. По выражению лица Тору нетрудно было догадаться, что ее ждет расплата. — Я хочу встретиться с этим Кенски, — сказал он, поворачиваясь к брату. Субару громко вздохнул. — Хорошо. Скажи, когда. Вот это да. Николь никак не ожидала, что он так легко уступит его требованию. Ее взгляд скользнул по их лицам, и, если внешне Тору был как будто спокоен, обозначившиеся желваки выдавали внутреннее напряжение. Разговор вернулся в прежнее русло, но что-то неуловимо изменилось в атмосфере за столом. Или, возможно, в Николь говорила паранойя. После пиршества Николь с Тору остались в столовой одни, убирая посуду. — У твоего брата все в порядке? — спросила она. Тору рассмеялся, но глаза его оставались серьезными. — Все в рамках закона. Пойдем сразимся на бильярде, — сказал он и, схватив девушку за руки, потащил к лестнице, ведущей в подвал. — Готов спорить, ты меня обыграешь. — Не уверена. — Но Николь не стала сопротивляться и последовала за ним. — О, ты еще не знаешь, как я играю. Она засмеялась. — А как же тарелки и… Тору так резко остановился, что она налетела прямо на него. Его руки легли на ее бедра, и он прижался к ней лбом. — Забудь об этих тарелках. Пойдем со мной, милая. Разве можно было ему отказать? * * * Николь только что переоделась в пижаму и юркнула под одеяло, и тут раздался тихий стук в дверь. Она приподнялась на локте. Сердце подпрыгнуло, когда в дверь заглянул Тору. — Привет, — сказал он, и легкая усмешка тронула его губы. — Привет. — Единственное слово вырвалось у нее то ли шепотом, то ли хрипом. Улыбка. — Хотел пожелать тебе спокойной ночи. В Николь все затрепетало. Она вцепилась в пуховое одеяло. — Ты уже пожелал мне спокойной ночи. — Да, действительно. — Он вошел в комнату, и ее взгляд скользнул по его фигуре. Тору украшал собой даже обычную серую рубашку с фланелевыми пижамными брюками. — Но не так, как хотел. «О боже, дай мне сил…» Тору тихо закрыл за собой дверь. Щелкнул замок, и вместе с ним ее сердце. Николь не могла поверить, что он рядом с ней, здесь, когда она в постели, в тоненькой рубашке с длинным рукавом и шортиках. Почти голая. Девушка затаила дыхание, наблюдая, как парень идёт к ней. Он сел рядом, упираясь бедром в ее ногу. В полумраке его глаза сияли, как темные драгоценные камни, вглядываясь в ее лицо и спускаясь вниз, к грудям. Под этим пристальным взглядом соски девушки предательски обозначились под рубашкой. Тору поднял взгляд, и Николь еле слышно вздохнула. Бабочки снова порхали в животе, пытаясь вырваться на волю. — Я рад, что ты согласилась приехать сюда, — произнес он хриплым голосом. Николь охватила дрожь. — Я тоже. — Правда? — Тору положил руку на ее бедро. — Ты только что в этом призналась? — Да, что-то вроде этого. Он склонился над визажистом. — Жаль, что у меня нет с собой телефона, чтобы запечатлеть этот момент. Ее взгляд упал на его рот. Хотелось сказать что-то остроумное, но язык не слушался. Она облизала нижнюю губу, и его рот приоткрылся. Ее грудь резко вздымалась, когда она заставила себя встретиться с ним глазами. — Я… замечательно провела время. — Я тоже. — Его взгляд чуть смягчился, но все равно прожигал Николь насквозь. — И какие у тебя планы на зимний отпуск, после того, как мы слетаем в Лос — Анджелис? Николь не стала ничего выдумывать. — Не знаю. Думала, может, слетать на остров Окинаву. Никогда там не была. — Хм, отличная идея. Я мог бы стать твоим гидом. Ее губы дрогнули. — Это… было бы здорово. — И будет, — сказал он, и его голос коснулся теплом ее щеки. — Выбирай день. — Прямо сейчас? — Прямо сейчас. — Второе января, — выпалила Николь и смутилась. — Ты будешь свободен? — Для тебя я свободен в любое время. Это бесконечно восхитило визажиста, и она расплылась в улыбке. — Знаешь, что, Николь? — Что? — Она все думала, замечает ли он, как сильно бьется ее сердце под тонкой тканью рубашки. — Помнишь, ты только что сказала, что хорошо провела время? — Тору опустил голову, и их губы едва не соприкоснулись. — А будет еще лучше. — Правда? Он слегка повернул голову, пощекотав девушку носом. — О, да. — Ты не хочешь снова поцеловать меня? Уголки его губ вздернулись. — Именно это я и собираюсь сделать. Теплая волна пробежала по ее телу, и оно напряглось в счастливом предвкушении. Николь закрыла глаза, и его губы порхнули по ее губам — один раз, второй, словно он открывал их для себя заново. Это неуловимое прикосновение было слишком мучительным для ее оголенных нервов. Тору облокотился на левую руку и пальцами свободной руки пробежал по ее щеке. Легким поцелуем он тронул сначала один уголок ее губ, потом другой и скользнул рукой под ее волосы, приподнимая их над затылком. Его губы очерчивали контур ее лица, прокладывая огненную тропинку к уху. Дрожь охватила Николь, вызывая у него глубокий, хрипловатый смешок. Он прижался губами к чувствительной впадинке под ухом, и у нее в горле застрял стон. — Спокойной ночи, Николь. И тогда гитарист поцеловал девушку — поцеловал, как в ночь их первого свидания. Ямасита целовал Накадзиму так, будто изголодался по кислороду, заглатывая ее, как долгожданный воздух. Он обхватил ее затылок, удерживая девушку на локтях, пока его рот жадно впивался в ее губы. Тору пожирал Николь, и только так она, наверное, могла бы описать его поцелуй. Тору был ненасытен. Губы Николь раскрылись сами, не требуя приглашения, и его язык проник к ней в рот, вступая в игру с ее языком. Она пробовала его на вкус, и аромат зубной пасты кружил ей голову. Глухой звук вырвался из его груди, и он оторвался от нее, убирая руку с затылка. Николь упала на подушку, и внезапная вспышка паники охватила ее, стало трудно дышать. Куда это могло завести? Девушка подумала о его брате, который спал в соседней комнате, и родителях в спальне наверху, но тут Тору снова приник к ней поцелуем, сладким и нежным. Паника ушла, унося с собой все нелепые мысли. Тору склонился над Николь, и ей захотелось почувствовать его на себе, ощутить тяжесть его тела. Желание нарастало, но вместе с ним проснулись и тревожные ожидания. Не слишком ли многого она хочет? Не пора ли остановиться? Он поймал зубами ее нижнюю губу, и она уже не смогла сдержать стон. Нет, Николь было мало. Распаленная желанием, она совсем осмелела и скользнула руками под его рубашку. Тору вздрогнул, когда ее пальцы коснулись его обнаженной тугой кожи. Он замер на мгновение, а потом отстранился. Николь едва не потребовала ответа: почему? Она зашла так далеко, а он опять оставляет ее? Тогда какого черта он разбудил в ней страсть? Тору нагнулся и стянул рубашку через голову. «О боже». У рыженькой перехватило дыхание, когда она впилась в него взглядом. Его тело было божественным. Под гладкой упругой кожей проступали твердые рельефные мышцы. Блондин откинул одеяло, и ее сердце замерло. Николь тотчас вспомнила, что проделывала с собой в постели. Их глаза впились друг в друга, и она уже не могла ни двигаться, ни дышать. Он забрался сверху, его руки взяли ее в свой плен, и девушка почувствовала себя маленькой… и защищенной. Ее руки легли ему на живот, ладони заскользили по глади кожи, ощущая судорожное сокращение его накачанных мышц. Тору прижался к Николь лбом. — Ты не представляешь, что ты делаешь со мной. Накадзима и в самом деле плохо представляла, что происходит, но, когда он навалился на нее, тело само подсказало, что делать. Она чувствовала его тяжесть на своем животе, и даже слои одежды не могли скрыть его возбуждения. Она подумала, что это отрезвит ее, вытащит из пьянящего дурмана желания, но нет. Пламя вспыхнуло между ее бедер, пульсировала уже каждая клеточка тела. Николь заерзала под ним, подводя его ближе к тому месту, которое мучительно, до боли, хотело его. — Черт, — прорычал он, содрогаясь всем своим большим телом. Тору захватил губы Николь жгучим поцелуем, устраиваясь между ее ног, заглушая стон удовольствия, поднимавшийся из ее горла. Его бедра вдруг оказались между ее ног, и нервные окончания заполыхали огнем. Тонкая ткань пижамы девушки уже не была преградой между их горячими телами. Его бедра сделали еще один медленный толчок, и Николь впилась в них пальцами, прижимая к себе. Его поцелуй становился все более глубоким, настойчивым, рука спускалась вдоль ее шеи, коснулась набухших грудей и, повторяя линию живота, скользнула ниже. Он подхватил ее ногу и положил ее на свое бедро, все теснее прижимаясь к ней, надавливая на самый чувствительный островок. Николь накрыло жаркой волной, но опять из глубин подсознания поднялся страх. Когда его бедра качнулись снова, она заскулила прямо в его губы. — Мне нравится этот звук, — сказал Тору, двигая бедрами. Еще больше покраснев, девушка снова застонала. — Поправка. Я обожаю этот гребаный звук. Шквал ощущений захлестывал Николь с головой, сладкая боль нарастала в ее лоне. Это было похоже на то, что она испытывала в ту ночь в своей постели, но только все оказалось гораздо сильнее, ярче, и все было так осязаемо. Его рука снова пришла в движение, поднимаясь вдоль тела, нащупывая ее руку. На мгновение его пальцы сплелись с пальцами визажиста, а потом скользнули под рукав рубашки, пока их языки соединились в танце. И вдруг Тору замер над ней и поднял голову. Николь с трудом открыла глаза и глубоко вдохнула. Выражение его лица… оно было странным. — Тору? Не говоря ни слова, он поднял ее руку и перевернул ее. Сердце оборвалось. Нет. Нет. Все происходило, как в замедленной съемке. Его пальцы двигались, и большой скользил по рваному шраму над ее венами. Он смотрел. Николь проследила за его пристальным взглядом. Отчаяние взорвалось в ней, разрушая волшебство ее чувств. Его большой палец снова потер запястье, словно пытаясь стереть шрам, но, когда этого не случилось, он перевел взгляд на Николь. Ошибки быть не могло. Он знал… он знал, что это за шрам. — Николь?.. — прошептал он, нахмурив брови, напряженный и серьезный. — Николь, что это? Отчаяние сменилось ужасом. Страдание, исказившее его красивое лицо, передалось девушке, впиваясь острыми, как бритва, когтями и разрывая душу. Выражение его лица, оно… сломало Николь, как это уже произошло однажды в ночь на Хэллоуин. Этот шрам. Она так долго скрывала его от всех как свидетеля ее слабости, позора и унижения. Вырвав руку, Николь неловко выбралась из-под него. Ее бросало то в жар, то в холод, пока она судорожно одергивала рукав, прикрывая запястье. — Николь… — Гитарист потянулся к ней. — Пожалуйста, — сказала Николь, отодвигаясь от него. — Пожалуйста, уйди. Тору убрал руку. — Николь, поговори со мной. Девушка покачала головой, губы ее дрожали. Желваки заиграли на его лице. — Николь… — Оставь меня! — Она спрыгнула с кровати, споткнулась, отступая назад. — Прошу, уходи. Тору замер на миг, словно собирался сказать что-то еще, но потом резко поднялся. Он стал медленно пятиться к двери, и визажиста затрясло. Нащупав дверную ручку, он остановился. — Николь, мы можем поговорить… — Уходи. — Ее голос сорвался. — Пожалуйста… Его плечи напряглись, и он сделал так, как она просила. Тору ушел, тихо закрывая за собой дверь.