***
Он никак не мог найти братика. Сумка его была, сам он ещё в начале тренировок был, а сейчас — в конце — не было. Обежал, как ему казалось, весь дворец, случайно увидел спину высокой, очень-очень красивой Михоко Хигучи, кинулся к ней, спотыкаясь о собственную сумку и сумку братика. — Хигучи-сенсей! Хигучи-сенсей! Она обернулась и удивлённо распахнула глаза. Ицки, хоть и не был таким малышом, как Шёма, всё же был на четыре года младше и наверняка нелепо смотрелся с двумя сумками, одна из которых была большой — для хоккейной формы. — А где Шёма? — отдышавшись, спросил Ицки и по вздоху беспокойства понял: она не знает. — Я подумал, что он с Вами, потому что его нигде нет... Шёма потерялся. Маленький Шёма куда-то делся, и никто не заметил куда. Михоко, забрав сумки, отвела Ицки к ним в тренерскую, принялась звонить: сначала позвонила на охрану. Потом — по мобильному. Родителям. Из ледового дворца Шёма не выходил — иначе бы его было видно на камерах. Но это всё, что могла сказать охрана. Примчавшаяся Ямада, женщина, всегда вызывавшая в Ицки немой восторг, смешанный с ужасом, буквально полувзмахом руки заставила всех работников метнуться и перевернуть дворец вверх дном. Ицки ёрзал и нервничал и побежал вслед за мамой и Хигучи: Шёму не могли найти уже больше часа. И это с тех пор, как запаниковал Ицки. А до этого была тренировка, было время, когда Ицки сидел возле сумки братика и ждал, думая, что тот отлучился в туалет, а ещё ведь и переодевался Ицки минут двадцать... он тогда впервые услышал слово «астма», навсегда запомнил, что если астма, то можно задохнуться, и то, что у Шёмы не должно было быть её, но раньше, сильно раньше, до того даже, как Ицки родился, астма была. Астма и ещё букет, из-за которого Шёма много, очень много лежал в больнице. Ицки помнил, как, когда Шёму нашли, его не подпускали к братику. Как Михоко сначала отправила его позвать маму, что ушла открывать взятыми с вахты ключами комнаты дальше по коридору. Как мама потом отправила Ицки вниз, к автоматам, купить негазированной воды. Помнил, как прятавший лицо в коленки Шёма прижимал к себе свою мягкую толстовку. Как лопатки остро выпирали на спине. Словно обломки крыльев. Как Шёма не ходил сам, как его носили на руках. Как пришёл в немую, тихую ярость отец, когда вернулся домой поздно ночью из своей деловой поездки и мама что-то ему рассказала: тихо-тихо. Как Шёма замкнулся в себе и долго ни с кем не разговаривал. Просто лежал, ему мерили температуру, качали головой и накрывали одеялом плотнее. А Шёма дрожал. Ицки стоял посреди их комнаты и смотрел, как его любимый братик становился всё более вялым. Лечили. Шёма стал садиться, ходить. Вернулся на лёд. Но больше не улыбался, как раньше, открыто и дружелюбно, шарахался от людей и почти не смеялся. Ицки разогнался и, размахнувшись, со всей силы влепил сенпаю, Такечи, клюшкой прямо в лицо. Потому что если от Шёмы Ицки тогда отогнали, то брошенные перчатки, что принадлежали Такечи, от Ицки не спрятали. А раздевалка была не их, а командная. А команда была на игре в Токио. И Такечи, как никто, знал, что в командную раздевалку никто не заявится, но зато она может быть открыта. Раздевалки вообще часто... бывают открытыми. Ицки о перчатки Такечи споткнулся, Ицки их хорошо запомнил. Перчатки, валявшиеся на полу рядом с его братиком, у которого на рёбрах синяки полторы недели не сходили. Который болел долго. Плакал тихо. Людей стал бояться. Который долго только на боку или животе спал. Ицки смотрел, как хлынувшая из разбитого носа и рассечённой брови кровища льётся за воротник формы, как сенпай отплёвывается и орёт, как сгибается пополам и кровь начинает капать прямо на лёд. Ицки сжимал в руках клюшку и молчал. А потом ушёл из секции и перевёлся в другую. Семья Такечи переехала за город, в Каниэ. Отец не отругал. Никто не отругал. Только мама стала строже. И больше они одни не ходили. Мама забирала Шёму из секции и отводила его туда, папа стал возить Ицки до школы и вечером забирать оттуда после всех занятий... Шёма сказал Ицки: «Извини». А Ицки хватало ума не только понимать, ЧТО ему не говорят, но и не говорить родителям напрямую о том, что всё понимает и знает, что произошло с его братиком. Но и мама, и отец — оба знали, что их сын всё понимает. Семья молчала. Все понимали друг друга и без этого, а разговоры лишь... Ицки знал, что если все они соберутся и поговорят друг с другом об этом, называя теми словами, которыми оно называется, то ничего никогда не будет возможно забыть, что все переругаются из-за разных точек зрения, что мама предпочтёт устроить семейству Такечи скандал и продолжительное общение с полицией, папа захочет замять всё из-за своего бизнеса и обойтись полюбовной договорённостью, по которой Такечи не светит спорт вообще (восхитительная фурия Мачико Ямада это обеспечила им на всю жизнь вперёд), а Ицки... Если бы семья села и поговорила, это снова изранило бы Шёму. А Ицки, наверное, всё равно попытался бы сделать то, что сделал, но не смог бы, а потому... никогда не примирился бы со своим гневом. Спустя несколько лет Ицки «познакомился» с Такечи вновь в одном из подростковых чатов. Тот всё ещё жил с семьёй в Каниэ, и ему так и не удалось поступить в вуз после школы. Такечи искал себе «друга».Tres
12 марта 2018 г. в 13:00
Мост опускался, придавливал, накрывал тенью, гнал из-под себя воздух, стремительно оседая на головы, Ицки стоял как вкопанный, видел, как на фоне сизого от света большого города совсем рядом неба под самым мостом стоит человек в хоккейной форме. В каске. Мост падал, Ицки упирался лезвиями коньков в лёд, сжимая окровавленную клюшку, и смотрел снизу вверх, как из разбитого носа хлещет, заливаясь за воротник, как под ногти забивается багровая грязь, Ицки вышвыривал сломанную лопату в реку Никко, мост над ним куда-то взлетал, под ногтями была земля, от куртки пахло сыростью, страшно клонило в сон, в автобусе было тепло, с серого неба падал неубедительный снег, за окном не думало светать, Ицки стоял в их с братом комнате и смотрел, как он, бледный из-за болезни, дрожит под одеялом.
У Шёмы зазвонил будильник, и Ицки понял, что проспал дольше обычного.
Аппетита не было. Но завтракать было нужно.
Вчера в утреннем выпуске сообщили, что во время дорожных работ у основания моста в Каниэ было найдено тело, по предварительным оценкам пролежавшее в земле больше двух лет. Ицки пропустил начало, но взгляда на место обнаружения хватило вполне.
— Ужас, вот так годами ходишь по дороге к родному дому, а на обочине труп закопан.
Шёма заткнул одно ухо наушником и ел своё утреннее мясо, совершенно игнорируя и бубнящий телевизор, и реплику мамы. Он фактически спал на ходу, так как после второго места на олимпийских играх пресса сжевала его живьём. Благо, что почти всегда рядом крутился Ханю, принимавший на себя основной удар. Шёма настолько устал от всего этого, что сейчас, похоже, только Ицки точно знал, куда он забросил свою медаль.
— Пресса таки отцепилась от тебя, да?
— Угу, — кивнул Шёма. — Кажется, Ямада-сенсей вежливо попросила их.
— Давно пора. Тебе к чемпионату мира готовиться, а к тебе прицепились.
— И ничего! — вставила мама, выставляя на стол приборы для Ицки. — Шёма теперь у нас новый герой, того и гляди золото привезёт!
— Золото привёз уже Юдзу-кун. — Губы Шёмы дрогнули в улыбке. Ицки хихикнул. По телику уже вещали об ожидаемой температуре воздуха и влажности.
Весь день прошёл до омерзения обычно, Ицки ходил, как натянутый нерв, слушая всё, о чём говорят окружающие, но никто ни словом ни обмолвился об утренней находке в Каниэ. Это успокаивало.
Но под звук братового будильника на следующее утро Ицки проснулся в таком состоянии, будто бы его били. Долго. Ногами. Вставать он не хотел. Просто лежал, глядя в потолок. Шёма, заспанный и лохматый даже больше, чем обычно, влезая в штаны, всё-таки спросил, всё ли в порядке.
— Сон дурной приснился. Кошмар. В себя прихожу.
И больше Шёма не спрашивал. Кивнул, угукнул, продолжил влезать в штаны. Ицки заставил себя подняться и, опустив ноги на пол, почему-то удивился собственным ощущениям.
Сон был очень дурной. Ицки зажмурился сильно-сильно и распахнул глаза: белые точки запрыгали на предметах и растаяли, напоминая мелкий неубедительный снег, издевательски сыплющийся с неба. Больше по телевизору не вспоминали о находке в Каниэ. А Ицки опасался лезть в интернет, чтобы узнать. Ицки слушал. Слушал, что говорят люди.