Я не сдамся!

      Следующая пара месяцев пронеслась для меня как один закольцованный день. Я просыпался и меня гнали в главный зал тренироваться. Порой мы были наедине, а порой присутствовал Король, подмечая наши ошибки и подсказывая новые приёмы. Он быстро смекнул, каким образом Сир нас связал, но ругать или разрывать нашу связь не стал. Лишь хмыкнул и сообщил, что это большая удача, что ритуал не закончился нашими смертями, да и вообще, редко бывают совместимы различные расы. Но раз уж провернули, будьте любезны учиться действовать синхронно и как зеркала друг друга.       — Сириус, вы похожи, и, если вам удастся синхронизироваться в бою, возможно, это когда-нибудь спасёт тебе жизнь в опасной ситуации.       — О чём ты, отец?       — Если вас не знать в лицо, то и не отличишь. Когда я это понял…       — Хочешь использовать его как наживку в грядущем походе?       — Именно. Поэтому твоя задача — обучить его.       — Я постараюсь вас не расстраивать, мой Король.       — Вот и молодец.       Когда же мы тренировались наедине, Сириус всё время норовил меня ранить и подсечь, чтобы испить крови. Вначале я этого не понимал, но позже узнал от слуг, что молодой господин, в отличие от своего брата, может вкушать не всякую кровь. Некоторая живительная влага для него может обернуться сущим ядом. На мой взгляд — это странно и смешно. Что за вампир, которого можно отравить кровью? Но такая вот несуразность легко объяснила столь маниакальное пристрастие впиваться в меня зубами при всяком удобном случае.       После тренировок было всегда два варианта развития событий: первое — он уходил, а я прятался в библиотеке от его брата; второе — меня просто раскладывали на полу, матах, кровати или подвешивали в воздух чернеющей магией и нещадно брали. Но тело не жаловалось. А вот я — да. Ибо эта дурная оболочка решила взять себе в привычку отдаваться и подставляться чуть ли не каждый день. Кажется, я из-за этого скоро начну её ненавидеть. Или это уже на уровне ненависти к себе? Боюсь в этом вопросе я так и не смог определиться.       Когда же были дни затишья и братья с Королём куда-то уезжали, я гулял по замку, общался с прислугой и вовсе невзначай узнавал окружение, в котором крутится Король да его отпрыски. И, надо бы сказать, такой расклад дел меня вполне устраивал. Я даже как-то привык.       Но ситуация немного не то усложнилась, не то просто чуть изменилась, когда нашу тренировку увидел Джастин. В тот раз мы бились в воздухе и были уверены, что нас никто не улучит. Сириус старался отточить мастерство атак и ловкость, поэтому велел не просто нарастить крылья, но и оперить их, чтобы подстегнуть себя и создать стимул для ещё большего количества манёвров. Ну да, обжигаться о сияющие пёрышки никому ж не хочется. Когда же Джас увидел их, я понял: это конец. Конец моему относительно мирному существованию. Он же меня теперь будет преследовать только так! Право слово, я никогда прежде не слышал столь восторженных криков и речей. Впрочем, последующие настойчивые требования отдать меня ему были жёстко пресечены метким броском кинжала, что прошиб белоснежное плечо. Альбинос обиделся, но не перестал делать попыток меня всячески выловить, когда я был один. Напротив, всё стало хуже, впрочем, как я и предполагал. И это с каждым разом всё больше мне напоминало игру в кошки-мышки. А подобный расклад меня ничуть не радовал.       Вначале я просто не понимал, что из себя представляет этот белобрысый и удирал лишь на инстинктах. Но после того, как одна девчушка из прислуги незаметно провела меня в его покои и показала гигантскую витрину, где лежали разномастные отрубленные крылья ангелов, мне немного поплохело и я уже более чем осознанно принял решение не попадать ему в руки. Совсем не хотелось стать частью коллекции. Да и гневные рыки Сириуса обрели смысл. Кажется, ему не хочется вновь ждать, когда я заново смогу отрастить крыло, если и не все два. Похоже, Наследнику слишком сильно нравится со мной тренироваться. Всё лучше, чем с братом, который значительно слабее его, или другими старпёрами-тёмными.       Но вот беда: Сириус уехал с отцом на какие-то то ли переговоры, то ли подписание контракта, то ли не пойми ещё что, и я остался один. К исходу клонился уже третий день с момента их отъезда. Если так и дальше пойдёт, то я скоро буду изучать древние языки и читать вековые фолианты, ибо современные разделы исчерпали мой интерес.       Но подошедший к концу запас книг был не главной моей проблемой. Чтение уже не могло отвлечь от потребностей тела, которое с каждым днём подавало куда более чем однозначные намёки на желанную близость. И вот что прикажете делать с этим дурняком?       Не придумав ничего лучше, я отправился в центральную умывальню под ледяные и, в теории, отрезвляющие струи душа. Ага, отрезвляющие…       Похоже, по вопросам моего тела практика с теорией разругались в пух и прах. Я лишь околел, продрог и едва не начал стонать, постукивая зубами. Пришлось сделать воду теплее и сползти на кафель. Губы посинели, да и руки, не приятно начавшие подрагивать, стали мертвецки-ледяными. Но тёплая вода меня расслабила и я, кажется, начал клевать носом, сидя на коленях и задрав голову вверх, к приятным ниспадающим потокам. Я всё ещё был возбуждён, но хотя бы это ощущение больше не било, словно молот по наковальне, в мою несчастную голову.       Может, стоит вылезти и потренироваться самому? Вымотать тело и уснуть?       Но мне не удалось осуществить эту идею. Сзади послышались тихие шаги и прохладная рука легла мне на голову. А я застыл. Не могу шелохнуться. Да и дыхание вновь перехватило, точно как от того кольца на пальце Короля.       — Вот я тебя и поймал. А ты тут балуешься с собой пока мой брат в отъезде?       Скашиваю взгляд на альбиноса, а он магией снимает с себя одежду, прокручивая пальцем воздух вокруг себя на манер маленького торнадо.       — Ну да, забрал кольцо из ларца отца. Но если ты не будешь дёргаться и сопротивляться, обещаю быть нежным. Ну так как? — и убирает руку с моей головы.       Отплёвываю воду, что попала в мой открытый рот и поворачиваю к нему корпус.       — Вот серьёзно, ты бегал за мной лишь чтобы вжать в первую попавшуюся поверхность?       — Нет. Это было забавно. Но почему бы мне не испить твоей крови и немного не поиграть, раз уж поймал? Да и твой организм явно не против.       — Он — нет. Я — да.       — Не понял?       — Я говорю, что я против, — а вампир, уже полностью голый, опускается позади меня и ведёт прохладными руками по груди. Странно, кольцо на его пальце, но я не замираю, лишь вздрагиваю от хладности его кожи, что прижимается к уже нагревшемуся телу.       Отслеживает мой взгляд и усмехается, дырявя клыком мочку уха, и пробуя алые капли, что незамедлительно скатились на его язык.       — Я в любой момент могу сделать так, что тебя парализует. Но мы же этого не хотим?       — Тебе заняться, что ли, нечем? — кидаю фразу наугад.       — Совершенно верно. Я уже перепробовал почти всех слуг в доме, и наконец поймал и тебя, — и чуть сжимает моё горло, облизывая шею, а я понимаю, что та пренебрежительная фраза о слугах и что они ему не интересны, была лишь для отвода глаз.       — Внешне — кукла аристократическая, а внутри — озабоченный и неразборчивый охотник до страстей.       — А тебе-то что… Ты вообще игрушка отца, — и его клыки плавно входят в шею, в то время как ловкая рука оглаживает всё никак не желающий успокаиваться орган.       Облизывает кожу, ловя капли крови и не вынимая клыков, тихо посмеиваясь над моим несдержанным стоном. И так же осторожно вынимает клыки, упираясь грудью мне в спину.       — Тебе ещё понравится, обещаю. Сам же потом будешь бегать за мной и просить, что бы тебя взял я, а не Сириус. Ты бы видел, как он шипел, когда узнал, что для ритуала одной крови недостаточно и тебя нужно под завязку накачать его семенем. Он ведь прежде парней не брал. Да, собственно, и сейчас на вечеринках лишь по девочкам. Что ж ты за странное существо такое? Или он тебя просто не считает мужчиной? — и он с силой толкнулся в меня, резко входя до половины. А я снова не смог сдержать своего голоса.       Он что-то ещё долго говорил и постепенно толкался, водя рукой по моему стволу, но я его не слышал. Телу было слишком хорошо, а разуму просто плевать. Вот возбуждение и заполонило удушливым туманом моё сознание.       Очнулся лишь когда уже полностью лежал животом на кафеле, а он, не выходя из меня, настойчиво требовал вытащить крылья.       — Я не идиот и знаю про твою коллекцию…       — Да не буду я тебе ничего отрубать. Я ещё жить хочу. Меня же Сириус четвертует за такое. Давай же… — и его шёпот вонзился мне в разум колкими иглами. Гипнотизирует он меня, что-ли?       — Ты сгоришь!       — Ничего подобного. Давай! — повторяет он, оглаживает спину и как-то странно давит на кости от чего я тут же вытаскиваю остов крыльев. Чёрт, а я и не знал, что можно принудительно заставить их достать!       Наращиваю их как он и хотел, до перьев, не контролируя себя, и пространство вокруг начинает переливаться и сверкать в этом мерцающем свете, бликуя от всех поверхностей и сияя в каплях и потоках воды.       — Они и тогда мне показались красивыми, но вблизи… Даже лучше, чем у стекляннокрылых! Ещё и светятся изнутри разными цветами, — и я чувствую, как его рука оглаживает левое крыло, зарываясь прямо в перья. Но не отдёргивает её.       — Ты там без руки решил остаться?       — Да меня и не сильно жжёт. Скорее, даже больше царапает. Я уже привык. А вот правое действительно обжигает. Думаю, мне лучше до него грудью не докасаться.       И он наваливается, вновь начиная двигаться, ставя какие-то заклинания на руки и вцепляясь в основание крыльев. А меня будто электрическим разрядом продёрнуло и я тут же с громким стоном излился.       — Нравится? Ну я же обещал…

***

      — И чего ты не в библиотеке, а в бассейне разлёгся? — спросил Сириус, возвышаясь над самым краем воды.       — Прихожу в себя после того, как твой брат попытался меня растащить на сувениры.       — Крылья? — недовольно вздёргивает бровью он и я плещу ими в воде.       — Только перья повыдёргивал. Но они рассыпались в бриллиантовую крошку.       — Дуралей.       — Он?       — Оба! Вылазь давай, я хочу тебя как следует выдрать. И отказ не принимается!

***

      Спустя пару дней, все слуги будто с ума посходили. Носились как потерпевшие, натирали полы до блеска, отмывали зеркала. На кухне царила небывалая активность, и я едва успевал уворачиваться от черни, что наложила на себя руны ускорения. Да что за балаган и спешка такая?       Заскакиваю тихой тенью и пытаюсь утянуть еду из здоровенного блюда, а один из поваров хватает меня за руку, не говоря ни слова, тащит к противню с только что вынутым из печи мясом и отрезает здоровенный кусок, кидает пару картофелин и выставляет прочь из кухни с криком:       — Не трожь сервировку, любовничек!       А позади хлопают двери. И чего это было?       Браслет с меня сняли ещё пару недель назад, когда Сир убедился, что мне бессмысленно, да и попросту некуда удирать. Думаю, большую роль сыграло в этом то, что я ластился к нему как верный зверь, когда он этого даже не приказывал. Но зато это дало значительные результаты. Он, конечно, по-прежнему отдавал мне приказы и мог учудить что-нибудь в духе «связать и отыметь на первой попавшейся плоскости», но тело было только радо. А я эпизодически переставал осознавать, что же вокруг происходит и отключался. Похоже, те мои вылазки через тьму в темнице аукнулись для меня нежелательными последствиями.       Выхожу на балкон и застаю там альбиноса. Ну вот… Поел, называется, спокойно.       — А, Крылья, ну привет. А я думал, что ты теперь долго от меня прятаться будешь. Или так понравилось? — и он пошло облизывается.       — Телу — да, мне — нет, — сухо отвечаю я и сажусь на широкие перила, вгрызаясь в мясо. Не хочу бегать с тарелкой в зубах от него по всему замку, в котором полно ошалевших слуг. Ну не набросится же он во время трапезы на меня.       А, не… не угадал. Придвигается и отбирает прямо из рук.       — Пожрать дай, изверг!       — Какой ты грубый и бестактный, — и он качает головой, вытирая мои губы своим изысканным пальчиком. Раздражает.       — Это, вообще-то, ты мне поесть не даёшь.       — А может мне нравятся твои немного выпирающие рёбра? — и он залезает рукой под рубашку, натыкаясь на ленты. — Опять на тебе эта ерунда. Мы же с братом тебе столько нормальной одежды надарили! Почему ты всё время кутаешься в это?       — Мне так спокойней, — и отнимаю обратно тарелку, принимаясь за еду. А он, кажется, действительно расстроился, но ненадолго.       — Тогда так: ты доедаешь и кормишь меня.       — Ладно, — легко соглашаюсь, лишь бы отвязался. И чего он такой прилипчивый? — А ты мне лучше скажи, в честь чего все слуги крышечки свои фарфоровые так и теряют? Бегут, а они у них аж на лету слышно, как подпрыгивают и «позвянькивают».       — Так ведь через сутки званый ужин Короля. Оно и неудивительно. Отец с братом же ездили подписывать договор о присоединении новых земель.       — Не понял. Тартар же и так весь ваш. Или нет?       — Наш-то он наш, но отец присоединяет земли за его уровнями, облагая их данью.       — Вы на междумирья, что-ли, покусились? Но там же эльфы, орки, гномы, гарпии и прочая нежить обитает. На кой-вам они?       — Вот ты странный! Дань приносит куда больше прибыли, чем торговля, — и он отставляет опустевшую тарелку, вытаскивает белоснежный платок и протягивает мне. — Вытрись. Я не хочу целовать твои жирные губы.       — Тогда зачем мне вытираться? — и невольно копирую кривую улыбку Сириуса.       От подобной выходки он насупливается и самолично вытирает мне уста, схватив рукой за подбородок.       — У тебя нет никаких манер! Ешь ужасно! Наряд для выхода в свет не сможешь на себе застегнуть! Да как отец тебя вообще в качестве подмены собирается использовать?! Ты даже ровно сидеть не можешь! — возмущается он и припадает к моей шее, кусая.       — А чего там его застёгивать? — нервно сглатываю я, когда он отстраняется, вытирая свои губы уже другим платком. — Корсет, что-ли, зашнуровать, или же камзол на все клёпки-застёжки прикрепить? Так я Сириусу как-то помогал одеться. Ничего сложного.       — Наверное… Но не улыбайся как мой брат. Это вымораживает.

***

      Перед началом празднества Король приказал принести меня к нему. Сириус, как послушный сын и преданный Наследник, безукоризненно выполнил приказ. Перекинул меня через плечо и, не взирая на моё упрямство, скинул уже на пол подле ног Короля, который восседал на своём ложе.       Не успел я сориентироваться, как он хватанул меня за подбородок и подтянул к себе, велев сыну меня раздеть. А это чёртово кольцо не давало мне даже шелохнуться. Только злобно глазами и мог стрелять. А тем временем Сириус распутал все ленты.       — Ну у него и характер! — и хлёсткая пощёчина отдалась в моей голове приглушённым звоном.       — Вставай и покрутись! — смотрю зло, но выполняю.       — А он уже не такой худой и щуплый. Я смотрю, ты его неплохо натренировал. А ну подойди! — и он оглаживает мой рельефно выступающий пресс. Вслед его руки проходятся по заметно окрепшим ногам и ягодицам.       — Да, такое определённо не стыдно показать. Ополосни его, надень одежды для трофеев и кандалы. Сегодня на вечере он будет сидеть подле моего трона. Пускай все видят, что и у меня есть не щупленькие игрушки для постели.       — А что насчёт остальных трёх? — уточняет Сириус и я понимаю, что я даже не видел и не понимаю, о ком речь.       — Близнецов эльфов приведи и усади так же подле меня. Сомневаюсь, что этот подаст мне вина. А бить при всех его не сильно хочется.       — А что делать с Ирэн?       — Рыжеволосую ведьму можете посадить рядом с собой. Она вроде послушная. Только пусть её причешут. А то я выдрал на той неделе этой шлюхе клок волос.       — Хорошо. Мы можем идти?       — Хм… — и он раздвигает мои ягодицы, с трудом просовывая в меня палец, от чего я сразу хватаю его за плечи и резко дёргаю бёдрами, выдыхая через нос. — Хорошее тело. Молодец. Да, можете идти.       И только сейчас, когда Сириус накинул на меня обратно мою мантию, я осознал, что всё это время он тренировал меня не только для боёв. Он проверял меня на выносливость и в постели, порой не давая и пары минут передохнуть, целыми часами вдалбливаясь без остановки.       Дверь за нами закрывается и я смотрю ему в лицо.       — Так это тоже был приказ Короля? Узнать насколько я вынослив во всём?       — Да. Но кто сказал, что мне это не понравилось или что я буду останавливаться?       — Никто, — хмыкаю, а он ведёт меня в центральную купальню, где сидят уже два златокудрых эльфа, — мальчик и девочка, а слуги аккуратно намыливают их нежную кожу, да готовят какой-то небольшой бассейн с ароматно пахнущими травами.       Скидываю с себя вещицу и бесцеремонно плюхаюсь в воду, окатив всех присутствующих брызгами.       — А мне в ту вонючую лужу тоже нужно лезть? — Сириус дёргает меня за волосы, а эльфы горделиво вздёргивают носики и степенно перебираются в «лужу», презрительно смотря на меня.       — Я тебя точно когда-нибудь выучу манерам! — рычит Сириус и, скинув одежду, сам спрыгивает в воду, опуская меня туда с головой.

***

      Главный зал преобразился до неузнаваемости. От шика, блеска и помпезности в глазах рябило. Я сидел подле трона, нагло облокотившись о его ножку и боковую часть. Король восседал надо мной, а с другого бока были милашки-эльфы, разодетые в лёгкие зеленоватые ткани, которые, в прочем, ничего не скрывали. Они подавали своему господину вино и прочую снедь, как-то витиевато двигая руками и заглядывая ему в глаза, как верные сучки, просящие подачки. А он их и впрямь иногда кормил, чуть склонившись, прямо изо рта. Как же противно на это было не только смотреть, но и слышать. И я отвернулся, чуть прячась за трон.       Но и сам я выглядел ненамного лучше них. Меня вымыли и засунули в эту вонючую дрянь, а после расписали узорами всё тело. Я даже не знаю, что эта мазня означает. Самое отвратительное, что роспись сделали и на моём органе, и, кажется даже между разведёнными ягодицами. Облачили в прозрачную ткань, которая вообще ничего не прикрывала. Какие-то псевдо-штаны и недо-накидку чёрно-красного цвета, которые должны были символизировать, что я военный трофей. Волосы заплели в какую-то странную причёску и запихали туда целый ворох различной ерунды. От цветов до металлических украшений. На руки мне надели широкие металлические браслеты, соединённые средней длины цепочкой и так отдали в руки Короля. Да если б меня прилюдно взяли, то я и то почувствовал бы меньше унижения, чем сидеть какой-то куклой расписной подле трона этого тирана!       Приём был в самом разгаре. На поклон приходили различные существа, подносили дары. Звучала музыка и танцы. Всё было довольно церемониально и неспешно. Накрыли на столы и все прервались на время от своих занятней. Звучали высокопарные речи и прочая ерунда. А я сидел и скучал. Ты с братом сидел неподалёку за столом и вы что-то тихо обсуждали, посмеиваясь. Точней, смеялся лишь ты, а он явно обижался на грубые шутки.       Но вот к трону подошёл статный мужчина в облегчённых доспехах и плаще, на котором был изображён красный дракон. Король встал с трона и спустился к нему, пожимая руку! Да кто этот мужчина?!       Я хотел немного переместиться, чтоб и дальше проследить за отходящими фигурами, но цепь звякнула, и я понял, что Король в какой-то момент пристегнул меня к трону. А рядом раздался тихий звенящий смех.       — Посмотри-посмотри, Мэли, как он смешно таращится на графа.       — Посмотри-посмотри, Мил, как он смешно звенит цепями, словно пёс, оставленный у конуры в дождливый день своим хозяином.       И оба эльфа помахали своими руками в широких браслетах, но без цепей, смеясь словно маленькие колкие колокольчики, принимаясь за еду.       — Ничего забавного. Кто это?       — Этот мужчина? — прозвенел Мил. —       Этот статный Дракон? — Вторила ему Мэли.       — Это Граф.       — Это Цепеш.       — Он второй.       — Второй на вампирский трон.       — После Сайруса.       — После Короля.       — После вседержителя.       — Вы всегда так говорите? У меня от вас в ушах звенит, — не выдержал я и встряхнул головой. А эти колокольчики вновь засмеялись. Никогда не думал, что светлые эльфы могут быть такими… ммм… надоедливыми? Раздражительными? Но сейчас они одни мои собеседники.       — А вы кто такие, и как оказались здесь и в таком положении?       — Мы дети Принца Ардера. Но он не может наследовать трон.       — Трон наследует его брат, наш дядя.       — И мы бесполезны.       — Были, — уточняет Мэли. — До того, как стали гарантом, которым заключили мирный договор.       — Значит, вы просто разменная монета, а ещё смеётесь надо мной?       — Но ты сам такой же! — в унисон отвечают они и берутся за руки, тихо перешёптываясь между собой. Обидел я их, что-ли?       Ищу взглядом Короля и Вампира. А они отошли в сторону и о чём-то тихо переговариваются на другом конце зала. За музыкой не разобрать. Пожимают руки и дракононосец идёт куда-то дальше в толпу, а Король возвращается обратно на своё место. Эльфы тут же начинают его обхаживать и подавать вино, меня же он дёргает за цепь и нехорошо ухмыляется. Ох и не нравится мне это выражение на его морде! Что-то мне подсказывает, что тот разговор ничем хорошим для меня не обернётся.       Гости уже изрядно развеселились, вкусив плоды Диониса, музыканты играют невпопад, из-под полы напившись перебродившей услады или вовсе чего покрепче, а Король тянет меня куда-то за трон и колонны. Он пьян и весел, но на ногах держится крепко. Здесь, в тени от общего веселья, нас встречает Цепеш. Подходит ко мне и оглаживает лицо, заглядывая в глаза. А мне скучно, я почти там уснул.       — Я не думал, что ты будешь уставшим. Так не весело, — а я узнаю этот голос и более внимательно окидываю его лицо. Эти скулы и кучерявые тёмные пряди, крепкие длинные пальцы и цепкий взгляд чёрных глаз.       — Неужто только узнал меня?       — Ваш голос. Это же вы были в подземелье? — спрашиваю, неотрывно смотря ему в очи, что становятся цвета тёмного бурбона.       — Сайрус, ты же вроде заклятье слепоты на него не накладывал, — а Влад, кажется даже и не пьян. — Так почему он помнит лишь мой голос?       — Он вообще мало что помнит. Я слишком хорошо тогда развлёкся. Ну так что, идём?       — Нет. У меня появились дела. Повеселись с мальчишкой сам.       — А это точно дела? — наседает Король, гневно прищуривая глаза.       — К сожалению, да, — и он уходит по галерее, взмахивая плащом. — Только сильно не увлекайся. Я хочу на следующем празднике самолично им обладать. Мне, в отличие от тебя, не нравятся куклы. Предпочитаю живость в таких, как он.       — Ну и ладно. Я и сам могу как следует повеселиться, — и, чуть наклонившись ко мне, добавляет: — И это не значит, что тебе будет легче лишь со мной одним.       А я понимаю, что, возможно, меня ждёт ночь пыток. Не хочу я этого чувствовать вновь! Не хочу извиваться и кричать от боли! Я уже израсходовал весь лимит перекидывания во тьму. Ещё одна такая вылазка из тела в ближайший год и я могу уже обратно не вернуться. А значит, мне остается лишь стиснуть зубы и терпеть. А он тянет меня за собой по длинной галерее за цепь и смеётся.       — Что, страшно оставаться со мной наедине? — а я вздёргиваю голову и иду следом. — Вот гордец. Посмотрим, как ты будешь молить о пощаде через пару часов.       — А не боитесь причинить боль своему сыну? — уж не знаю, что на меня нашло, но использую это как последнюю защиту. Знаю же, что мольбы не помогут, а напротив, скорее лишь распалят.       — Нет. Он даже ничего и не почувствует, — и он перехватывает меня за волосы и зашвыривает в одну из комнат, манипулирует пространством и подталкивает к зеркалу, буквально впечатывая в него.       Но я не бьюсь лицом, а чувствую острую колющую изморось и мы проходим сквозь него. Точно такая же большая комната, в центре которой стоит здоровенная кровать. Но запахи и цвета здесь будто искажены.       — Впервые в межзеркальном пространстве? — смеётся он и с силой толкает меня на ложе. А мне и ответить нечего. Падаю и оборачиваюсь назад к зеркалу. А вместо него вижу покрытую рябью гладь во всю стену. Искрится, переливается…       Но я не долго мог любоваться этой холодной красотой. На меня навалились сверху и сдёрнули одежды, впечатывая лицом в будущее место моей пытки так, что я едва успел повернуть голову.       Я думал, меня будут бить или резко возьмут, не дав опомниться, но он начал водить руками по узорам, рассматривая их.       — Красивая работа. Даже жаль её портить, — рука на моей голове разжимается и я слышу властный приказ. — Встань на четвереньки, прогнись, упрись грудью в кровать и разведи руками ягодицы.       А цепь меж кандалов исчезает.       Нехотя исполняю его желания, опасаясь несдержанного гнева и замираю. Со внутренней стороны бедра чувствую холод лезвия, что поднимается выше и надавливает прямо по промежности, пуская кровь. Но я не шевелюсь и не издаю ни звука. Это терпимо, хоть и неприятно. Слышу недовольный хмык и нож остриём входит в кожу уже другой ноги. Плавным движением Король опускает его вниз, наблюдая, как практические сразу рана затягивается.       — А ты теперь восстанавливаешься намного быстрей. Так даже лучше. Дольше смогу наслаждаться твоей предстоящей агонией.       Никак не реагирую на его слова и продолжаю держать бёдра как он велел. Нож исчезает, а его рука оглаживает промежность и сгребает в охапку, крепко сжимая моё достоинство, которое всё ещё даже не дало о себе знать. Вновь недовольно хмыкает, крепче сдавливая меня в свой кулак, а я стараюсь не дёрнуться от лезвия ножа, что проходит по внутренней стороне ягодиц быстрыми, режущими движениями, так, что кровь стекает по коже из неуспевающих затянуться порезов. Но стойко держусь, догадываясь, что это всего лишь начало и кто знает, что в следующую секунду придёт ему в голову.       — Неужто не больно? — а Король начинает входить во вкус и веселится, сжимая меня рукой крепче до боли.       Нож быстро пересекает кожу вдоль промежности, начиная от копчика и разрезая сжатое колечко мышц. Стискиваю зубы, а он загоняет лезвие мне под мошонку. Стараюсь сдержаться, но всё же вздрагиваю, когда он вынимает остриё, но не расслабляюсь. И не напрасно. Секунда — и ручка лезвия резко входит в мои сжатые мышцы, разрывая, и я утыкаюсь лбом в кровать, зажмуривая глаза.       Нож поворачивается пару раз, а Король смеётся, вынимая его и вгоняя вновь.       — Может, мне стоит тебе кое-что отрезать и посмотреть, как скоро он у тебя отрастёт? — мои глаза расширяются и я мотаю головой.       Нож резко выходит из меня и его вгоняют острой стороной, прокручивая под самым стволом, от чего я несдержанно кричу.       — Так у нас голосок прорезался?! Если попросишь, то я могу и остановиться.       — Не делайте этого! — громко выговариваю на одном дыхание.       — Но это даже не интересно. Ты ведь не молишь. Твои слова звучат, скорее, как приказ. А игрушкам приказывать не дано! — нож проворачивается ещё раз и с хлюпаньем выходит. Секунда — и он уже загнан мне в низ живота, от чего дыхание перехватывает. А подо мной уже скопившиеся потоки крови окропили ложе, и мои ноги начали немного скользить.       — Хм, уже всё зажило. Скучно, — он вынимает нож из меня и откладывает чуть в сторону и быстро бьёт рукой по ягодицам. Вздрагиваю.       — Значит, боль всё же чувствуешь? — сжимаю зубы.       — Переворачивайся! Хочу видеть твою морду.       Выполняю, но крайне осторожно и без лишних движений. Нависает надо мной и велит развести ноги. Ну кто бы сомневался. Делаю и это, прожигая его взглядом, за что получаю по лицу.       Сам хватает меня под колени и каким-то заклятием задирает вверх, отчего моя поясница отрывается от простыней и вся тяжесть тела переходит на лопатки. Смотрит, ухмыляясь, и неожиданно вновь вгоняет лезвие в сжатое колечко мышц, проворачивая и оставляя там.       — Уже не орём? А жаль, — и он скидывает с себя одежду ни капли не заботясь о ней.       Нож неприятно рвёт меня внутри, мешая регенерировать, и принося скорее острое неудобство, чем боль. Но вот Король склоняется и острыми клыками впивается мне в шею, начиная двигать ножом и тереться об мою задранную ногу. Погань! А клыки далеко не тонкие, как у вампиров, скорее толщенные, как у зверя какого. Дерёт мою шею, смеясь. Ему плевать на кровь, она ему не интересна. Он разрывает мои ткани лишь для собственного удовольствия. А этот смех и всепоглощающий азарт в глазах заставляют меня содрогаться.       По ягодицам уже струится кровавое месиво и почуяв это, он оставляет моё горло в покое, резко выдёргивает нож, рассматривая свою работу. Дёргаюсь, но молчу. Суёт в меня палец, убеждается, что стенки уже восстановлены и снова туги, но всё полно крови, и резко входит уже сам.       Нож хоть и кромсал меня, но был значительно меньше. От его резкости и габаритов я прогибаюсь в спине, и, шипя, теряю воздух из лёгких, изгибаясь и запрокидывая голову.       — А Влад был прав: когда ты не бездумная кукла, с тобой интересней, — и начинает резко в меня вбиваться.       Привыкшее же тело почти мгновенно возбуждается, и мышцы подстраиваются под него. Но нет удовольствия. Я лишь сжимаемая игрушка в его руках, в которую он не перестаёт долбиться.       Закрываю глаза и хочу абстрагироваться, но, сняв первое напряжение, он вновь хватается за этот треклятый нож!       Лезвие начинает свой танец, безудержно рассекая мои ткани и мышцы. Ещё чуть-чуть и я закричу. Но пока держусь. Нельзя давать того, что он так жаждет. Иначе… иначе я точно могу не выжить.       А он, наконец, резко в меня толкается и замирает, прокручивая нож под рёбрами.       Как только он перестал двигаться, возбуждение стало спадать, и боль усиленной волной накатила, заставляя вздрагивать тело.       — Да не верю я, что так плох! Учти, я заставлю тебя излиться, — и выходит, откидывая меня на подушки. Передышка? Но нет, ошибся. Меня вновь переворачивают на живот и вздёргивают бёдрами вверх.       — Стой и не падай, — а его тяжёлая рука в сильном ударе опускается мне на поясницу. Но я выдерживаю этот напор.       Раздаётся шорох, и что-то большое и металлическое начинает пропихиваться в меня, раздирая колючими краями. Кажется, оно сферической формы, но от осознания этого мне не легче. Шар входит в меня, а толстая ручка его подгоняет. Этот бесшабашный в меня, что-ли, впихнул малую булаву? Да чтоб его черти драли! И он проворачивает ручку от чего я ору.       Хватает за горло и подымает, прогибая до сильного хруста в спине и новых разодранных тканей. Рукой держит под челюсть, безумно улыбается, глядя в моё перекошенное лицо и двигает оружием во мне.       — Ещё не возбудился? — издевательски спрашивает и с силой прокручивает, вновь делая резкое поступательное движение, разрывая всё внутри. Я же захожусь кашлем, от спазмов.       — Интересно, насколько тебя хватит? — и он выпускает мою шею, от чего я тут же падаю лицом в окровавленные тряпки, а от резкого движения перехватывает дыхание и я кашляю. И вновь шевеление.       — Вытащите!       — О, разумеется, я это сделаю, но чуть позже, — и меня сильно пинают под рёбра. Но массивная рука не даёт мне завалиться на бок. Вновь ставит на колени, а я сжимаюсь в комок, от быстрых ударов плетью с острыми зазубринами на концах. И когда и где он успел её взять?!       Стискиваю зубы и группируюсь, но от непроизвольного дёрганья, разрывающих ударов, острый шар смещается внутри, заставляя всё внизу пылать.       Но вот ему надоедает, что я молчу и плеть летит куда-то в дальний угол. Вновь тянет вверх, а я чувствую себя, как приговорённый, которого ведут на плаху. Внутри вроде всё подзажило и я не хочу что б он даже трогал оружие. Да пусть лучше будет так! Не знаю, слышал ли он мои мысли, но…       — Значит понравилась такая игра? Повторим? — и с силой дёргает за ручку назад, вырывая у меня заглушённый крик. И тут же резко вперёд, разрывая меня так, что слышен треск тканей и шипы прорывают кожу на животе, что выгнулся и вздулся, расплываясь кроваво- фиолетовыми узорами синяков. Смотрю вниз, и мне становится страшно. Я не хочу!       Судорожно мотаю головой, а он повторяет действие раз, и два, и три, пробивая мою кожу и окуная в волну разрывающей боли и я вижу торчащий из себя колючий шар. От этих ощущений мутится сознание и я падаю на бок. А он хватает шар и вытягивает его из живота, так, что ручка с набалдашником проходит в кольцо моих мышц и задевает простату. «Это всё слишком! Остановитесь!» — кричу я мысленно, потому что вслух уже не могу выдавить из себя ни звука.       А он и впрямь останавливается. Шар торчит у меня над животом, а он смотрит, как вокруг ручки срастаются ткани. Другой рукой стирает кровь, чтоб всё лучше видеть и усмехается, начиная чуть шевелить булаву, удерживая за шар. Набалдашник вновь проходиться по самым чувствительным местам и я хватаюсь за отголоски возбуждения. Но боль сильнее. Он внимательно смотрит на мой вздрогнувший и вновь поникший орган, и рычит.       Кажется, ничего не происходит. Мгновения остановились, даруя мне мимолётные спокойствия тишины. Но вот над моим ухом раздаётся хлопок телепортации, и какая-то бутылочка оказывается у меня под носом, резко ударяя приторным ароматом, отчего я взвываю и чуть дёргаюсь. А зря! Притуплённая боль напоминает о себе вновь во всём теле.       — Не дёргайся, тебе же будет легче! Пей! Всё! До дна! — требует он и я, подумав, что хуже мне уже не будет, делаю поспешные глотки. Чуть не давлюсь и кашляю, но он не позволяет отстраниться и вливает всё без остатка в мою глотку. Убирает ненужную тару, но, чуть подумав, отбивает горлышко и ведёт им по моей груди рассекая кожу.       — Ну мне же надо хоть чем-то заниматься, пока эта гадость подействует.       А она действует, распространяясь волнами жара по организму. Становится нестерпимо душно и мой взгляд мутится. Разрезы на груди уже не кажутся такими болезненными, а рукоять в анальном отверстии уже и не мешает. И я тихо посмеиваюсь с этого тела, которым так легко управлять извне.       — Смешно? Ну так развлеки меня, — и он начинает двигать булавой. Ручка вновь проходится по самым чувствительным местам и по телу разливается сладчайшая дрожь. Возбуждение накатывает как неотвратимое цунами, что уничтожает всё на своём пути, и я издаю стон. Пошлый, протяжный и игривый. Как же стыдно!       А он двигает предметом всё быстрее и быстрей. Я уже и сам готов двигаться, но мне тогда становиться больно и я покорно замираю в его руках. Но вот ему это надоедает и он одним рывком извлекает ручку через мой живот. Давлюсь воздухом и сплёвываю кровь, падая вперёд лицом, более не удерживаемый. А внутри пусто. Приподымаюсь на локтях и призывно покачиваю бёдрами, смотря из-под полуопущенных ресниц.       — Вот сучка! Не зря приказал тебя брать как можно чаще! А ведь ты привык! Или это всё та гадость из бутылки из тебя дурь выбила? — а я слышу его словно через завесу и не очень отдаю себе отчёт, что делаю. Одно знаю наверняка: тело бесится, и посильнее, чем во все предыдущие разы. Оно требует разрядки, требует чего-то внутри себя. А внутри всё горит и сжимается.       Горячие руки хватают меня за бёдра и вгоняют крепкий ствол, начиная безудержно двигаться. А я изгибаюсь и вновь издаю эти пошлые звуки. Но ничего не могу с собой поделать. Слишком хорошо. Пытаюсь потянуться к себе рукой, но мышцы всего тела сводит судорога, но, нет, я не изливаюсь, застываю на какой-то границе между до и после. Тело трясёт, мышцы сокращаются, а я и вовсе перестаю дышать, бьюсь в экстазе. Что это? Что со мной? Не знаю, хочу ли, чтоб это прекратилось или длилось вечно, но эти ощущения захватывают меня с головой. Очнулся я лишь в тот момент, когда меня вновь перевернули на спину и резко вошли. А в руках Короля что-то блеснуло. Нож? Да плевать уже, лишь бы не останавливался и продолжал двигаться. И я призывно подкидываю бёдра, желая вновь оказаться на сладчайшей гране. А остриё разрезает мой живот и он засовывает в меня свою руку, дотягиваясь прям так, через моё тело, до своей головки и массируя её, начиная усердней вбиваться. Кажется из-за этого вещества регенерация чуть притупилась и я не могу срастить рану. Но уже плевать. Плевать на всё. Стискиваю зубы и, неожиданно даже для себя, протяжно прошу:       — Быстрее!       И он вбивается в меня. Вновь пелена и звенящая тишина в ушах, да далёкие шумы из настоящего и окружающего мира. А вторая рука обхватывает мой ствол и я с криком изливаюсь наконец, закрывая глаза, и на какое-то время выпадая окончательно из этого мира.       Когда же я могу что-то слышать и разобрать, ко мне подкатывает тошнота и боль. Я лежу в луже собственной крови, что уже не могут впитать простыни подо мной. Рана на животе затянулась. Рядом никого нет. А меня скручивает судорогой и так не сошедшим возбуждением. Почти ничего не вижу. То ли здесь темно, то ли эта жидкость, что была в бутылке, так ударила по моим нервам. Но я определенно жив. Как же я жалок! Противно, бесит. Хочу приподняться, но тут же падаю.       Какие-то звуки… или это чей-то голос? Не могу понять. В голове вновь звон. А меня переворачивают, чуть сдвигают, ощупывают, убирают прилипшие волосы с лица. Кажется, вытаскивают осколок стекла из плеча. А я его почти и не чувствовал.       Прохладные руки проходятся по лицу, видимо полагая, что я всё ещё без сознания, но я слабо мотаю головой. Слышу чей-то крик. Звон лезвия и горячая кровь льётся мне в рот. Глотаю жадно, зная, что так восстановлюсь значительно быстрее. Мою голову чуть поворачивают на бок, заставляя открыть рот и вкладывая чьё-то хрупкое, тёплое запястье. А прохладные сильные руки вновь проходятся по мне, разводят ноги и в меня входят. Толчки неспешны и приносят лишь удовольствие, а крики над головой прекращаются. Прохладная рука обхватывает мой ствол и разряжает раз за разом. Вторая же хрупкая ручка чуть оттягивает меня за волосы, если я слишком сильно врезаюсь клыками.       Но вот я уже больше не могу и выпускаю руку, а в меня сильно вжимаются, изливаясь. Чувствую, как по телу распространяются силы. Меня не просто брали, оказывается, всё это время, но и исцеляли.       Силуэты проступают, зрение возвращается, но я прикрываю глаза.       — Господин, он точно будет в порядке? Я думала, что он выпьет больше.       — Должно быть, он больше не осилил, Кристин. А дальше — не наша забота. Нужно возвращаться. Позаботься, чтоб этот венценосный кретин не узнал, что я здесь был.       — Как прикажете, Граф, — и меня берут на руки, пронося через ледяные кристаллы зеркала. Я почти сплю, но боль отдаёт во всём теле. Действие сыворотки закончилось, и я постепенно начинаю ощущать все прелести последствий того, что делали со мной. Под спиной оказывается мягкая перина и я благодарно целую, руку, что оглаживает меня по щеке.       — Что вы с ним сделали?! — слышу твой гневный рык и меня сгребают в охапку уже тёплые руки Наследника, ощупывая и проверяя тело.       — Это совершил не я, а твой отец. Я лишь его исцелил. Кажется, он напоил его одним из твоих зелий. Запирай лабораторию, Наследник.       — А где гарантия, что это не вы? Он же загибается от боли!       «И я тоже» — слышу его мысль.       — При всём моём уважении к твоему отцу, но он ещё тот глупец. Хотя и додумался играть с ним в зеркальном пространстве, поэтому, в теории, ты не должен был ничего ощущать, даже если вы связаны. Да, твой отец по пьяни болтлив. Запомни это и не повторяй его ошибок. И ещё, чтобы не случилось, я на твоей стороне, а не этого маразматика из Тёмного Совета.       — Я запомню, — говоришь ты, и оплетаешь меня своей энергией. — А сейчас оставьте нас одних.       — Да, мой будущий король, — а я чувствую твоё смятение и волнение… за отца? Что-то, кажется, назревает.