*** POV Полумна Лавгуд
Хогсмид всегда был довольно уютным местом для отдыха. Оно вызывало у меня какую-то тёплую ассоциацию внутри, связанную с детством. Весело, шумно и в то же время большинство заведений обустроены как-то по-домашнему. Все такие настоящие, не скрытые масками, отдыхают и делятся секретами. Сегодня мы выбрались довольно большой компанией, правда веселья, как такового, не вышло. Я чувствовала, что все были напряжены и испытывала маленькую неловкость за свою идею. Но, всё-таки, немного я была рада — такая вылазка позволила мне напомнить о тех временах, что были ещё совсем недавно, когда мы все состояли в ОД и встречались в Выручай-комнате, чтобы поупражняться в заклинаниях. Тогда я впервые поняла, что у меня начали появляться друзья, и это были непередаваемые ощущения — знать, что есть люди, которым не всё равно, как ты и с какими переживаниями живёшь на душе. Когда я вернулась в паб, то застала уже слегка пьяную Гермиону и Гарри с Невиллом, смотрящих на неё несколько шокировано-удивлённо. В углу я уловила боковым зрением компанию слизеринцев — Малфой, Паркинсон и Забини. Кажется, их прогулка тоже не задалась — угрюмый вид, который был у слизеринки на лице говорил сам за себя. Малфой тоже был чем-то загружен, и только один Забини, казалось, пытался там разрядить обстановку. На мгновение я подумала о том, что со стороны он совсем не вписывается в их компанию. Таким правильным и рассудительным он выглядел в тот момент. Но, отмахнув свои мысли, я прошла к столику, за которым остались они — те немногие, что всё же решили меня дождаться. — Эмм… Может, хватит? — полюбопытствовал Долгопупс, переведя взгляд на Грейнджер. Но та лишь покачала головой и отправила в себя ещё один бокал, содержимое которого, по всей видимости, было очень крепким. Глаза её на долю секунды округлились, а после, уткнувшись в собственную ладонь, она протяжно вздохнула. — Дав… икс… веселиться? — с улыбкой спросила она, а затем, взглянув на меня, добавила, — О, Луна! Луна-Луна-Пололуна… Полоумная, не так, икс? Я улыбнулась ей. — Гермиона, что с тобой? — Со мной? — она засмеялась, — Со мной всё прекрасно! — буквально все оставшиеся посетители паба обернулись на наш столик, зыркая на Гермиону. И среди всех я выделила взгляд Малфоя, который был с толикой удивления и ещё чего-то, оставшегося для меня в неопознанном, потому как он сразу же прервал его. У Гарри, похоже, лопнуло терпение, поэтому он, приподнявшись из-за своего места, произнёс: — Так, нам, пожалуй, пора. Хватит на сегодня веселья. — Ну… икс… Гарри! — Гермиона, похоже, отчаянно не хотела уходить, но и Поттер был не промах: обхватив её за талию и приподняв, он почти что прорычал, как мне показалось, тоном, теперь уже точно не терпящем возражений: — Пойдём, я сказал. Гриффиндорка вздохнула. — Невилл, поможешь мне? — обратился к нему Избранный и Долгопупс кивнул. — Полумна? — зелёные глаза обернулись на меня. — Вы идите, а я, наверное, ещё здесь побуду, выпью кофе. — Уверена? Может, Невиллу стоит остаться, чтобы тогда тебя проводить? — Нет-нет, — я покачала головой. — Вам с Гермионой он сейчас действительно нужнее. Кивнув мне на прощание, они покинули «Три метлы», придерживая Гермиону, чтобы она не упала. А я, прежде чем сделать свой заказ, задалась вопросом, сколько же выпила староста Гриффиндора, чтобы оказаться в таком состоянии. Впрочем, с кем не бывает? «С тобой» — прозвучал голос подсознания в ответ, — «Теперь ты единственное исключение из этих правил» А любое исключение — только подтверждает правило. Оставшись здесь, я продолжала наблюдать за слизеринцами. Все трое были совершенно разными, но что-то объединяло их. Дружба? Исходя из моих долголетних наблюдений, мне слабо верилось, что они подвластны этому чувству. А, может, во мне сейчас говорит стереотипность. Порой люди меняются совершенно до неузнаваемости — так, возможно, эти изменения теперь подвластны и во мне? Необычно. Впрочем, это «наблюдение», если так можно выразиться, продлилось недолго. Уже вскоре, по истечению минут пятнадцати, они тоже собрались уходить. И проходя мимо моего столика, Забини ненароком обронил свой бумажник. — Блейз, — позвала его я. Он остановился и обернулся, посмотрев на меня так, словно спрашивал без слов «Это ты мне?». Я к тому моменту уже подняла «пропажу» и протянула ему руку. — Ты обронил. — Спасибо, — поблагодарил он меня и забрал свой бумажник. Наши руки пересеклись всего на секунду, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы прочувствовать тепло, исходящее от его пальцев. Странное и такое приятно-одурманивающее, как и уют в «Трёх мётлах». Наверное, чисто из вежливости, нежели из праздного любопытства, он поинтересовался у меня, приподняв одну бровь, — Почему ты сидишь здесь одна? Где твои друзья? — Уже ушли, — ответила я будничным тоном, будто мы разговаривали о погоде. — А я вот решила пропустить чашечку кофе. — Поосторожнее с кофеином, он не настолько безобиден, как кажется. — А ты знаешь? — приподняв брови, с улыбкой спросила я. И удивилась, когда он слегка улыбнулся в ответ. А потом ответил: — Было время, когда я был фанатиком этого напитка. Еле слез с него. Так что не советую. — А что бы ты порекомендовал вместо него? Его тёмно-карие глаза озарились каким-то блеском и огоньком. — Ну уж точно не виски, — кивнув на стакан и бутылку на столе. — Чай. Зелёный чай. С бергамотом. Я улыбнулась. Как это знаменательно — слизеринец любит зелёный чай. — Ну спасибо тогда за совет. — Да не за что. Не засиживайся допоздна, «Три метлы» хороший паб, но в Хогсмиде в такое время далеко не все джентльмены. Пока. — До встречи в Хогвартсе, — ответила ему я, прежде чем он скрылся за входными дверьми. Когда стрелка часов показала половину одиннадцатого, я поняла, что изрядно задержалась. Кареты уже наверняка не ходят, придётся добираться до школы своим ходом. Выйдя на улицу, я потуже запахнула мантию и свернула в сторону парка, аллеи которого освещались фонарями. Звуки, издаваемые сверчками, навевали на спокойствие и умиротворение. Для апреля погода понемногу становилась теплее, хотя сейчас, глубоким вечером, я чувствовала прохладу. Идти в одиночестве не казалось таким уж и скучным занятием — рассматривая аллею, оформленную в маленьких прямоугольных плитках, то и дело мне приходилось поднимать взгляд и сразу же опускать голову, натыкаясь на свет очередного фонаря. Парк был тем самым местом для меня, которое обычно называют родным. Я помню, как в детстве гуляла в парке с родителями. Тогда всё было хорошо, мне не были знакомы многие заботы и хлопоты, а розовые очки внушали, что так будет всегда. Всё изменилось, когда мне было девять — умерла мама. И хотя розовые очки слетели, я делала всё возможное, чтобы для окружающих продолжать казаться их сверстницей. Кажется, у меня это неплохо получалось, правда, если не воспринимать всерьёз прозвище «Полоумная». Да и, в конце-концов, что плохого в том, что человек верит в чудо? Моя мама всегда верила в чудеса… Но мне нравилось то, что, несмотря на свою чудаковатость, я видела людей такими, какими они есть на самом деле. Разбитыми и опустошенными. Злыми и отчаявшимися. Добрыми и искренними. Последних, конечно, было гораздо меньше, но вот в чём я была уверена на сто процентов — среди них теперь Блейз Забини. Этот парень был совершенно другим. Не скользким, не лицемерным, самовлюблённым или хитрым. Он был… Настоящим. И так искренне поблагодарил меня, когда я просто помогла ему. Взгляд упал на лавочку, одиноко стоявшую под большим раскидистым дубом. Я вздохнула и, прикрыв глаза, погрузилась в воспоминание. — Мама! Мама, смотри, как тут красиво! — маленькая девочка звонко смеётся, вприпрыжку «путешествуя» по аллее, с интересом осматривая всё и вся. Каждая мелочь, каждая деталь попадала в поле её зрения. Случайные прохожие, имевшие возможность лицезреть светловолосое чудо, могли быть в полной уверенности, что более любознательного ребёнка им встречать ещё не приходилось. — Да, — женщина, нагнав её, улыбается. А затем показывает куда-то в сторону. — Смотри! И повернув голову, она действительно замечает, куда так смотрит мама. На лавочке сидит обыкновенная белка. Зажав в лапках большой жёлудь, животное лакомится им, прислушиваясь к окружающим. Кажется, стоит только произойти какой-то оказии, и она скроется среди деревьев, покинув своё «насиженное» местечко. — Белка, — уже тихо и спокойно отвечает малышка. Когда они подходят к лавочке, девчушка уже тянет руки, чтобы прикоснуться. Белка настораживается, и в тот момент, когда детские пальчики прикасаются к ней, она срывается и убегает. Её большой рыжий хвост мелькает под лучами солнца и утопает в тени травы. Женщина и ребёнок провожают маленькую жительницу парка взглядами, после чего девочка интересуется у мамы: — Она испугалась? — Нет, золотце, что ты, — женщина улыбается, теребя дочку по волосам, — Просто у белочки много хлопот. Она отдохнула и теперь ей пора к своим деткам. Уже вечереет. — Они тоже ждут сказку на ночь? Ждут чуда? — Да, — мать кивает. — Не только люди верят в чудеса. Но, знаешь, если ты веришь в чудо, то оно обязательно случится. И совсем неважно, кто ты, сколько тебе лет и что считают другие. Главное — это верить, а если веришь в чудо, то уже совсем ничего не страшно. Может, именно поэтому, умирая, она улыбалась. Я видела то, как её душа отправилась на небеса — она не плакала и не вздыхала. Она говорила мне, что всё обязательно будет хорошо и даже пыталась успокоить. А я была маленькой и уже понимала, что она не поправится. Когда её не стало, папа сказал, что у неё уже всё хорошо — а для нас с ним наступили тяжёлые времена. Он хоть и пытался оградить меня от всего этого, да только не мог. Я и сама не хотела прятаться от правды, хотела встретить её лицом к лицу. Правда, если меня спросят, о чём я мечтаю, я бы сказала, что хочу увидеть свою маму. Просто на минутку, чтобы рассказать ей, что со мной и расспросить её о том, что так вертится, но не слетает с языка. Просто чтобы она гордилась мною, делила со мной радости и горечь… Об этом никто не знает, но я часто плакала, когда видела детишек с мамами. Не понимала никогда детей, которые ссорятся с ними, огрызаются из-за всяких мелочей… Разве важны какие-то различия, если у тебя есть мама? Если просто есть человек, которому небезразлично, где ты, с кем… С которым можно поговорить обо всём на свете. Несмотря на то, что я очень люблю своего отца, единственного он не смог мне дать. Это женского, понимающего тебя плеча. Но и винить его в этом я не имела права, потому что он тоже потерял жену. Быть может, его трагедия и не больше моей, но уж точно не меньше.POV Автор
— О! Смотри, кто это у нас тут! Полумна сразу услышала этот знакомый голос, выдернувший из мыслей. Обернувшись, когтевранка увидела двоих парней, приближавшихся к лавочке. А секунду спустя в свете фонаря возникли слегка пошатывающиеся силуэты Терри Бута и Майкла Корнера. Они учились на курс старше неё, и всегда являлись теми, кто, как говорится, «любил подшутить над доверчивой Полоумной». Поэтому сейчас ничего хорошего от их встречи ожидать не приходилось. Правда, если бы она поняла это раньше, то, возможно, уже уносила бы ноги прочь. — Полоумная! — в тон своему товарищу ответил Бут. — Ну что, расскажешь, как провела вылазку? — уже обращаясь к ней, поинтересовался Терри. Полумна промолчала. — Да не, погоди, она наверное опять провела время со своими мозгошмыгами! — издавая дикий смех, предположил Корнер. — И нарглами! — дополнил Бут, после чего оба они разразились ещё большим смехом. Полумна сглотнула и встала со скамейки, намереваясь уйти, когда её остановил Терри, схватив за запястье. — Опа, а куда это мы собрались?! — Ребят, я Вас не трогала, — Полумна попыталась вырвать руку, но это не произвело ровным счётом никакого впечатления на подвыпивших старшекурсников. — А, может, мы и не против, а? — шепнул ей Корнер. — Давай, Лавгуд, когда ещё представится такой случай, а? Или ты до старости хочешь быть целкой? Такие слова просто повергли её в шок. Она посмотрела на когтевранца, как будто впервые видела его, хотя они не раз пересекались в стенах школы и общей гостиной. Кроме как насмешек от них никогда не было ничего слышно, но вот чтобы вот так — это уже чересчур! Рука Бута скользнула к пуговицам мантии и Полумна попыталась его оттолкнуть, но Корнер ловко перехватил её запястья и, не удержав равновесия, Лавгуд упала на лавочку. Терри сразу же насел на неё сверху, в то время как Майкл сцепил руки в замок над головой девушки. — Вы, что, сошли с ума?! — она пыталась вырваться, брыкалась, что есть мощи, но разве могла оказать сопротивление двум парням, превосходившим её по физической силе? Они только заржали. — Сумасшедшая здесь только ты! — смеясь, выпалил Корнер. Полумна закричала. Бут ударил её по щеке и прижал ладонь ко рту. Лицо когтевранца оказалось так близко, что серые глаза девушки округлились, с испугом глядя в голубые глаза напротив. Глаза, наполненные безумством. Лавгуд поймала себя на мысли, что сейчас ей как никогда было страшно и мерзко. Единственное, что колебалось в голове — это вера. Она изо всех сил продолжала верить, что кто-то свыше смилостивится над ней и этот ужас закончится, так и не начавшись. — Тихо ты! — Да всё равно её здесь никто не услышит, — пренебрежительно ответил ему Майкл. Полумна испуганно пыталась озираться по сторонам, но никого не было видно; лишь тени деревьев зловеще поблескивали, а звуки сверчков становились с каждой секундой всё тише. Как будто и они, увидев эту жуткую картину, унеслись прочь, оставив её одну с двумя пьяными юношами. Она уже практически отчаялась, как вдруг, Бут упал с неё на землю. Корнер отпустил её руки и бросился к кому-то, кто начал избивать его товарища. Полумна испуганно вся сжалась, не понимая, что происходит; звуки ударов сменялись чьими-то не то болезненными стонами, не то вскриками. Зажав уши, она так и продолжала сидеть на лавочке, поджав под себя ноги, как будто хотела спрятаться от всего окружающего мира. Лишь бы никто не узнал о том, что произошло, иначе… В эти секунды её сердце колотилось, словно бешеное. Ей казалось, что ещё чуть-чуть, и она вывернется им прямо на траву, вырывая из своих лёгких запах алкоголя, которым так сильно несло от её обидчиков. — Эй, — совсем другой, настойчивый и грубый голос. — Эй, как там тебя, ты в порядке? — кто-то коснулся её плеча и она вздрогнула, пошатнувшись. Наверное, сама бы свалилась с лавочки, сидя на краю, но чьи-то руки не дали ей упасть, удержав. — Спокойно, спокойно. Я не собираюсь тебя насиловать, в отличие от этих тварей. Посмотрев на землю, Полумна увидела обездвиженных парней и поняла, что перед ней тот, кто, как раз таки, её спас. И почему-то именно в этот момент, задрожав ещё больше, Лавгуд почувствовала, как по щекам начинают бежать горячие слёзы. И она не знала, от чего — то ли от шока произошедшего, то ли от счастья, что чудо всё-таки случилось и её где-то услышали. — Ну не реви, хватит. Я же вовремя подоспел, они ничего не успели сделать? — после этого вопроса, всхлипывая, она совсем тихо ответила: — Н-нет… — Успокойся. Ты идти можешь? Свесив ноги вниз, она кивнула. — Тогда пойдём. А то скоро они очнутся и один только Мерлин знает, что взбредёт им в голову. Давай, вставай, я провожу тебя до школы. — От-ткуда В-Вы зн-наете, что я ш-школьница? — Мм… Ну всё, пора мне менять имидж. Я, что, так старо выгляжу, или ты меня не узнаёшь, Лавгуд? — Т-ты… — она неверяще воззрилась на него. — Я, — как ни в чём ни бывало, спокойным тоном ответил ей Дилан Патфорт. Кто бы мог подумать, что слизеринец, известный на всю школу как самый заядлый хулиган, которого боялись многие парни и по которому сохли многие девушки с её курса, вот так просто спас Полоумную Лавгуд! От второго шока она даже растеряла дар речи. Они шли в молчании, погружённые каждый в свои мысли. Патфорт, похоже, не хотел с ней разговаривать и пытаться выяснить, что же произошло, а сама Лавгуд не знала, что сказать, да и, в общем-то, побаивалась нарушать эту тишину. Понемногу успокаиваясь, она оставляла позади двух обидчиков, которые всё ещё находились без сознания. К добру или нет, но до школы они дошли очень быстро, и уже спустя десять минут, пресекая внутренний дворик, когтевранка наконец-то почувствовала облегчение на душе, осознав, что всё самое страшное осталось позади. — Ну всё, дальше сама. Надеюсь, по пути до гостиной ни в какие неприятности не влипнешь? — с лукавой ухмылкой поинтересовался слизеринец. Полумна молча покачала головой. — Ну, бывай тогда. И когда он уже развернулся, чтобы уйти, Лавгуд окликнула его, всё так же тихо произнеся его фамилию. Часы уже пробили отбой, поэтому было весьма нежелательно, чтобы их кто-нибудь услышал: — Патфорт, — с толикой сомнения, стоит ли ей просить его. — Что, Лавгуд? — спросил он в ответ. — Ты… — она замялась. — Ты ведь не… Видимо, правильно истолковав её невысказанность, Дилан усмехнулся и ответил: — Ну я подумаю. Ты теперь у меня в долгу, так что пока расслабься и иди спи. Хорошие девочки уже смотрят десятые сны. — А плохие мальчики? — А плохие мальчики сейчас хватаются за свои орешки в парках, — не слишком доброжелательно, но без злости ответил ей он. И, не дожидаясь её слов, будто прерывая на этом самом их печальный разговор, он удалился в подземелья. В ту ночь Полумна поняла, что мама была права. Если верить, то чудо обязательно случится.***
Гермиона чувствовала, что готова сгореть со стыда. Проснувшись утром в собственной спальне, она, ещё не открыв полог, слышала, как Браун хвасталась Патил о «супер крутом и романтическом свидании» с Роном в Хогсмиде. За завтраком девушка была тише воды и ниже травы, стараясь не пересекаться глазами с Гарри. И хотя друг отнюдь не упрекнул её за пьянку, Грейнджер чувствовала себя от этого не лучше, а даже хуже. Лучше бы осудил. Тогда бы совесть, может, не так грызла. Впрочем, этим утром её грызла не только совесть. Чувствуя затылком прожигающий взгляд Малфоя, гриффиндорка пыталась понять, что такого могло произойти вчера, что его поведение столь резко переменилось в отношении к ней. О том, чтобы расспросить об этом Гарри, пусть и аккуратно, не могло быть и речи. Всё прояснилось, когда в коридоре, перед уроком зельеварения, она пересеклась с Мэнди Блоклхерст. Когтевранка посмотрела на неё так, будто бы готова была убить одним единственным взглядом. А подслушанный разговор вышеупомянутой с лучшей подругой и вовсе поверг в шок: оказывается, она обнаружила их с Малфоем за «взрослым» занятием! И тогда воспоминания, словно сильная игла, врезалась в мозг под кожу, выедая её изнутри. Выжимая все соки и благоразумие. Гермиона чувствовала, что готова сгореть со стыда не просто потому, что напилась, но и потому, зачем она это сделала. Зельеварение, стоявшее со Слизерином, стало для неё настоящей каторгой, поскольку целый час делить одно рабочее место на двоих с Малфоем было выше её сил. Естественно, на просьбу пересесть перед уроком Снейп отреагировал отказом, из чего следовало, что сейчас, буквально сжимаясь всем телом и чувствуя сквозившее собственное напряжение в воздухе, она записывала в тетрадь ингредиенты зелья, с ужасом ожидая момента, когда придётся приступить к его приготовлению. И искренне продолжая надеяться, что Малфой, как и на первом их «совместном» занятии начнёт филонить и будет просто сидеть, не задевая её ни единой своей фразой. Но ей, определённо, не везло. Малфой посматривал на неё с любопытством и, казалось, даже забавлялся этой ситуацией. Едва Снейп подал команду приступить, Гермиона направилась в кладовую, взяв на себя ответственность выбрать всё необходимое и заодно перевести дыхание, спасаясь от серых, пронзающих насквозь, глаз. Паркинсон, с которой она столкнулась в дверях, была тоже мрачнее тучи. Она даже никак не отреагировала на их столкновение, хотя раньше такого не бывало. Молча слизеринка направилась за свою парту, которую делила вместе с Поттером. И сейчас, наверное, Гермиона впервые понимала, что не хотела бы оказаться на её месте. Что теперь о ней думает её лучший друг? Оставалось только догадываться. Впрочем, даже на эти догадки у неё не было времени — до конца урока оставалось сорок минут, и нужно было поторопиться, потому как хорошие оценки нужны были, как воздух, если она не желает проблем с деканом Слизерина. Потянувшись за веточкой мяты, Гермиона почувствовала, как её руки коснулась рука слизеринца. Они пересеклись всего лишь запястьями, и такое незначительное действие повлияло на неё, как красная тряпка на быка. Она одёрнула руку с таким видом, точно ей было невыносимо противно от всего этого. Малфой приподнял бровь и ухмыльнулся. А Гермиона вспомнила, как этой самой рукой он сжимал грудь Мэнди. Лицо её залилось румянцем и она опустила голову. — О чём задумалась, Грейнджер? — тихо шепнул ей он. Гермиона не ответила, и тогда Малфой добавил с торжествующей ухмылкой, — Уж не о том ли, что было в Хогсмиде? — Ничего не было, Малфой, — прорычала она ему, сжимая зубы до боли, аж челюсть свело. — Да? — театрально удивился он, — То есть, для тебя застать кого-то за сексом, а потом напиться — обычное дело? Гермиона сжала кулаки. Как же он её бесит! Слизеринец прошёл к котлу мимо неё и до носа долетел аромат розы с лимоном. Скулы свело, захотелось попросту утопиться в содержимом этого дурацкого зелья. Бросив недоброжелательный взгляд в сторону Снейпа, Гермиона пообещала себе, что на следующем уроке стопроцентно сядет отдельно. — Не твоё дело, — она схватила мяту и бросила её в котел, не желая приближаться к слизеринцу. Малфой молча ухмыльнулся и больше ничего не произнёс. Гермиона была рада такому повороту, хоть это и не повысило ей настроения окончательно — самочувствие всё ещё оставалось на планке ниже ноля. После урока она схватила свои вещи и стремглав покинула кабинет. Пэнси была как на иголках. Утром она проснулась от ощущения сухости и горькости во рту. Вдобавок к похмелью её ожидал маленький презент от Драко в виде утренних выяснений отношений. Малфой, похоже, пребывал не в лучшем расположении духа, и от всего этого его апатия вырывалась на неё. Пэнси готова была зажать уши, лишь бы не слышать этих жёстких нравоучений, а потом поняла, ради чего, собственно, был весь этот спектакль — когда он сказал ей, что она подкатила к Поттеру, слизеринка почувствовала, как душа ушла в пятки. — Паркинсон, — на зельях, где они по-прежнему сидели вместе, Поттер обратился к ней с несвойственной ему серьёзностью. — Ты ничего не хочешь мне объяснить? Пэнси, даже не взглянув на него, хмыкнула, пытаясь сделать тон своего голоса как можно более безразличным: — Я не обязана перед тобой отчитываться, Поттер. Лучше контролируй свою подружку Грейнджер, — о да, о пьянке оной ей тоже рассказал Драко, который всё видел в то время, как Пэнси уже тоже была на вершине «вменяемого» состояния. Но Гарри Поттер был бы не Гарри Поттером, если бы так просто отступил. — Что это было в пабе? — Ты о чём? — решив состроить непонимающую дурочку, с ухмылкой поинтересовалась Пэнс. Гарри оказался совсем рядом с ней и тихо, чтобы не услышали другие, но долетело до неё, произнёс: — Ты подошла ко мне. При всех. И… Пэнси хмыкнула, сделав глубокий вдох. Гарри остановился, проследив за ней, а затем добавил, отвечая на немой вопрос в её глазах: — Ты заигрывала со мной. Слизеринка не сдержала язвительного смешка, хотя её душа второй раз за это утро ушла в пятки. Она почувствовала, как слегка дрожат колени и поспешила оправить юбку, чтобы он этого не заметил. Но, то ли из чистого любопытства, то ли любуясь ею, парень уже посмотрел на её ноги. — Это была не я, — как ни в чём ни бывало, ровным тоном голоса ответила она ему. И посмотрела в глаза, будто бросала вызов. — Да что ты? — лукаво переспросил он, — А кто же тогда, мм? Может, у меня проблемы со зрением? Или это у тебя грешок с памятью? — Алкоголь, — только и всего. Поттер приподнял брови, — Да, я слегка переборщила. — Переборщила? — язвительно переспросил он, — Да ты выпячивала передо мной свои прелести на виду у всех посетителей и моих друзей! Да Невилл… — внезапно осознав, что он может разговаривать слишком громко, когда Долгопупс бросил в их сторону короткий взгляд, Гарри понизил голос до минимума и практически одними губами добавил, — Пялился на твою задницу. И это называется «переборщила»?! — Ну, согласись, Поттер, что это — ещё безобидно, — Пэнси пожала плечами. — И вообще, с каких это пор ты так заводишься? Я вообще-то не стриптиз на столе танцевала, это во первых, а во вторых, смею тебе напомнить, если ты запамятовал, что между нами ничего нет. Следовательно, я не могу понять, ты сейчас ревнуешь или просто издеваешься надо мной? — она отвернулась от него, совсем не ожидая ответа. — Тем более, когда там тебе ещё выпадет шанс увидеть хоть чьи бы то ни было прелести? — Вообще-то, у меня с личной жизнью всё в порядке, — уверенно продекламировал он. Вот только эта уверенность веяла блефом за версту, поэтому ничего, кроме усмешки, не вызвала у его «собеседницы». — Ну да, то-то я смотрю, Уизли теперь с Томасом. А Грейнджер всё ещё сохнет по Вислому. Или ты решил переключиться на Лавгуд? — хмыкнула, — Неплохой вариант, знаешь ли. В перерывах между поцелуями она будет рассказывать тебе о своих мозгошмыгах, нарглах, и прочей дряни. — Слушай, а, может, это не алкоголь в тебе был? — он приподнял брови. Пэнси непонимающе на него посмотрела, одними глазами спрашивая, о чём это он, — У тебя же тоже с личной жизнью не ахти, не так ли? — пренебрежительно глумливый тон её раздражал. Она захотела пройтись своим арсеналом заклятий по нему, но вместо этого, поняв, что мстить и отвечать надо искусно, Пэнси только кивнула, сострадательным тоном изрекая: — Да, ты прав. Меня тут один придурок поцеловал как-то раз, так мне не понравилось. Думаю, ему лучше идти в задницу мандрагоры, там, может, чему-то научится. Ну, или же в детский сад — там он этим кого-нибудь удивит. Но не меня, — она усмехнулась. Гарри прищурился. — Ну, может, это просто была вынужденная мера с его стороны? — В каком смысле? Его что, под прицелом палочки держали? Поттер хмыкнул. — Да его понять-то можно. Твой голос в принципе писклявый и противный, а ты наверняка так орала, что вся школа могла сбежаться. Вот он и решил заткнуть тебя, по-другому то ты замолчать не можешь. Пэнси моргнула, ошалело на него уставившись. Значит, вынужденная мера? Ну хорошо! Ей было плевать, что они находятся на уроке зельеварения и, что вокруг них куча учеников, а Снейп то и дело осматривал кабинет в поисках нарушителей дисциплины или инструкции, с которых можно снять баллы. Удивительно, как он их ещё не заметил, но, впрочем, сейчас Пэнси была нацелена на совершенно другое. Поттер стоял рядом с тумбочкой, где хранились разного рода специи, поэтому, пригнувшись, Пэнси потянулась к ним рукой. И делала она это, вместо того, чтобы попросить самого Поттера. Как бы «нечаянно» слизеринка пару раз потёрлась рукой в области его паха, выдохнув на кулак гриффиндорца. Результат её обрадовал: лицо Поттера слилось с цветом его галстука моментально. — Кхм, — прочистив горло, он посмотрел на неё так, как будто увидел впервые. — После такого, ты, как порядочная девушка, просто обязана закончить. Схватив со стола тряпку, Пэнси огрела ею его по голове несколько раз. Поттер сразу же выставил руку вперёд, прикрываясь. — Лучше попроси Лавгуд. Или Уизли предложи тройничок с Томасом. Любишь темнокожих? — Фу, — только и ответил Поттер, — Ты извращённая, Паркинсон. А с виду такая хорошая девочка, ай-яй-яй! — Кто бы говорил, — она фыркнула, — Плохой мальчик. Едва урок закончился, Пэнси отнесла колбу с зельем Снейпу. Драко и Блейз уже собрали свои вещи и периодически бросали на неё взгляды с немым вопросом. Впрочем, слизеринка не успела выронить и звука, как её опередил декан Слизерина: — Мисс Паркинсон, останьтесь, пожалуйста. Мне нужно с Вами серьёзно поговорить, — бросив взгляд на крестника и мулата, стоявших всё ещё в дверях, он добавил, — Мистер Малфой, мистер Забини, Вы свободны. Кивнув, они покинули кабинет. Прежде чем двери за ними закрылись, Пэнси недоумевающе пожала плечами и обернулась к Снейпу, выжидающе глядя на него. Тёмные, словно беззвёздная ночь, глаза его были полны какой-то неотвратимой печали. Она выжидала несколько секунд, пока мужчина, наконец, не произнёс то, ради чего задержал её. — Пэнси, мне писали твои родители, — как только услышав эти слова, она кивнула. Ей всё стало понятно. Вот только хотела ли она разговоров на эту тему? С одной стороны, может, и не помешало бы выговориться, но ведь для этого у неё есть друзья. Опять же, их она не хотела расстраивать или напрягать, потому как у них тоже были свои проблемы и переживания на душе. Это трудно было назвать детством, поскольку всё стало слишком жестоким. Они слишком рано повзрослели. Порою ей даже казалось, что она завидует маггловским детям. У них всё просто, без каких-либо идиотских традиций. В конце-концов, их родители не ставят на своих детей в уплату долга и не распоряжаются, с кем, когда и где стоит связать свою жизнь. — Они очень обеспокоены сложившейся ситуацией. — Серьёзно? — это слово вырвалось у неё с не то смешком, не то фырканьем. — Я думала, что у меня нет больше родителей. Снейп посмотрел на неё так, точно она сказала самую большую в мире глупость. Пэнси не отвела взгляда, вот только слегка съежилась от этого упрёка и осуждения в чёрных омутах. — Не говори так, — произнёс Северус. — Они волнуются, ты не отвечаешь на их письма… — Профессор Снейп, вот Вы говорите, что они обеспокоены, что они писали Вам, так? — молчаливый утвердительный кивок, — А они Вам объяснили, почему я не желаю отвечать на их письма? Да, мама писала ей. Пыталась объяснить что-то про бизнес отца и про то, как для них это важно. А вот отец, напротив, написал, что её поступок аморален. И после этого Пэнси просто не представляла, как сможет смотреть в глаза этим людям, да ещё и жить с ними под одной крышей. Её тон был спокоен, но это было иллюзией. Уже сейчас она начинала заводиться, и не понимала, от чего больше — то ли от того, что профессор осмелился разговаривать с ней на эту тему, то ли от осуждения в глазах напротив, то ли от понимания, что они так поступили, но именно она своим уходом разрушила последнюю ниточку их общения. — Если ты о ситуации с Патфортами, то и в этом я в курсе. Уже почти вся школа осведомлена о том, как ты поступила, — ледяной тон тоже был иллюзией. И Пэнси, которой уже осточертело носить эту маску, просто сорвалась в один миг: — А то, как поступили они, Вы считаете нормальным?! — её тон превысил ту громкость, перешагнув черту положенного в разговоре со взрослым человеком и преподавателем. — Нет, я так не считаю, — на лице Снейпа теперь нельзя было прочесть ни одну эмоцию, кроме холодного безразличия. Пэнси прикрыла глаза. — Тогда почему Вы сейчас осуждаете меня? — Потому что ты поступила неправильно, — Пэнси взмахнула руки вверх, как бы останавливая профессора, но декан и не думал замолкать, — Ты прекрасно знала, в какой семье родилась, и что тебя ожидает. Ты не в восторге от Патфорта? Но ведь оно и неудивительно, что твои родители сами выбрали тебе этого жениха. Такое бывает, что твой будущий супруг не сразу понравился тебе. — Хватит! Они не выбирали мне Патфорта в женихи, они просто решили рассчитаться мною в уплату долга! — в классе воцарилась гробовая тишина. Снейп не перебил её, и Пэнси, сделав глубокий вдох, продолжила, — Они задолжали Патфортам кучу денег. А те как бы «невзначай» намекнули, что у них старший сынок до сих пор не женат. Вот и на том порешили, что если я выйду замуж за Патфорта, то бизнес моего отца останется нетронутым. — Тогда почему ты не можешь просто сделать это? — Почему они от меня скрыли это?! — она была в ярости. Пэнси казалось, что сейчас она снова переживает те чувства, когда узнала от однокурсника об обстоятельствах собственного замужества, — Почему они не сказали мне всё сразу? — Вероятно, не сочли нужным, — Снейп пожал плечами. — Так ли это важно для тебя, Пэнси? — Важно, — она кивнула, — Важно, потому что, чёрт возьми, теперь получается, что я просто разменная монета во всём этом! Если бы они задолжали денег не Патфортам, а, допустим, Дамблдору, они бы и за него выдали меня замуж! И это меня бесит! Они выдают меня замуж за Патфорта не потому, что беспокоятся о моём благополучии и будущем, а потому, что беспокоятся о бизнесе отца! Вот что меня приводит в ярость! Вот почему я не хочу с ними общаться! — Выпей, — Снейп протянул ей какую-то склянку. — Это успокоительное. Залпом Пэнси осушила её до дна. Несколько секунд стояла гробовая тишина, после чего мужчина начал говорить: — Ты бы всё равно рано или поздно вышла замуж. Какая разница, что за обстоятельства связывают эту помолвку, если мужа тебе выберут родители? Когда-нибудь ты привыкнешь к этому человеку. Она усмехнулась и подняла голову. — Профессор, Вы когда-нибудь любили? Эта тема была явно недопустимой, и более холодно, чем обычно, декан Слизерина изрёк: — Речь сейчас не обо мне, а о тебе. — И всё же, — Пэнси не собиралась отступать. Немного помолчав, Снейп ответил: — Да. — Я так понимаю, с Вашей любовью не всё удалось, верно? — в глазах зельевара промелькнуло что-то. На мгновение Пэнси подумала, что он сейчас её прирежет или пульнет Аваду. Но сворачиваться было поздно, к тому же, у этого разговора теперь появилась цель и для неё, — Вы привыкли жить без любимого человека? Снейп почти что признал вслух, что она загнала этим вопросом его в тупик. И мысленно признал это тут же. Скорее, как-то интуитивно, нежели в реальности, Пэнси поняла его ответ, который так и не слетел с языка. — Они не признают, что виноваты. Отец так и вовсе сказал, что я поступила аморально. А я не хочу выходить замуж только ради спасения его бизнеса за человека, который мне противен и внешне, и внутренне. — Неужели? — ей показалось, или голос декана был слегка не то охрипшим, не то дрогнувшим? — А вот мне кажется, что здесь скрывается другое. — Гордыня? — презрительно выплюнув это слово, поинтересовалась Пэнси. Снейп пристально смотрел ей в глаза и у слизеринки уже сложилось впечатление, что он читает её душу, как раскрытую книгу. От одной мысли о том, что сейчас он выдаст что-то совсем неправильное и запретное, в глазах потемнело. Она облегчённо выдохнула, когда Снейп освободил её от дальнейшего разговора. — Подумай обо всём, что я тебе сказал. Иногда нам приходится принимать решения, которые нам не по душе, но в будущем это может оказаться только на пользу. В одном твои родители правы: горькая стабильность лучше, чем сладкие иллюзии. Это был явный намёк, вот только Пэнси ещё не понимала всю суть этих слов. Девушка покинула кабинет декана с какими-то противоречивыми чувствами на душе, пытаясь понять, что было сказано в подкорке этих слов и что теперь ей со всем этим делать. — Ведешь себя, как… — Как кто?! — Пэнси, однако, и не снизила тон. С каждой секундой в её глазах разгорались опасные огоньки. Элеонора Паркинсон, наблюдая за перепалкой мужа и дочери, уже не хотела вмешиваться, но тут взяла мужа за руку. — Адам… — Как вонючая предательница крови! Она свернула в коридор, глядя под ноги и совсем не обращая внимания на то, что вокруг. — Пэнси, ты неправа… — Отец вчера ясно дал понять, на что он способен, чтобы добиться своего. Раз вас не останавливает нормальное желание вашей единственной дочери, то я буду действовать своими путями, чтобы любым способом избежать замужества! В голове звучали слова, эхом отдаваясь в районе сердца. — Скажи мне, Нор, — произнесла Паркинсон, набирая в грудь воздуха, — Почему они так со мной? — Они любят вас, мисс, — ответил Нор, — И желают только добра. — Мне кажется, вы делаете чересчур скоропостижные выводы. Попробуйте копнуть глубже в саму суть ситуации. Мистер Патфорт не столь уж и уродлив, а бедными его состояние и имение точно не назовёшь. Если вы свяжите свою жизнь с этим человеком, думаю, до самых последних дней не будете нуждаться ни в чьей опеке и в чём либо ещё. — Думаешь, стоит смириться? Эльф пожал плечами и нейтрально произнёс: — Смириться — это значит дать другим руководить собой. А вот самому контролировать ситуацию никогда не бывает лишним. Лучше просто свыкнуться с мыслью о том, что это будет так и ничто не даст избежать вам данного брака. Зато, поступив по традициям, вы не потеряете родителей. А что вас ждёт, мисс, если вы откажетесь, кроме презрения и, возможно, изгнания? — Да, ты прав, ничего хорошего, но я уже сказала им, что не отступлюсь… — Пэнси медленно прощалась с идеей о противостоянии с родителями. — Никогда не поздно изменить своё решение. Это даст им лишнее подтверждение того, что вы уже взрослая и можете мыслить здраво, обдумывая всё наперёд. Пока что в ваших мотивах они видят лишь подростковый максимализм и излишнее упрямство. Пэнси сделала глубокий вдох. Почему всё так сложно? Она резко столкнулась с кем-то, ударившись плечом. Галстук Когтеврана. Подняв глаза, она увидела Мэнди Броклхерст. Заплаканная, с красным и опухшим лицом. Не сказав ни слова, девушка просто обошла её и быстро скрылась за поворотом. Пэнси проводила её удивлённым взглядом, однако в мыслях было всё совсем другое. Она дошла до гостиной, пребывая в своих мыслях. Тёмные и мрачные подземелья всегда были по душе Пэнси. Даже в жаркую погоду, которая уже ворвалась в Шотландию, здесь было свежо и прохладно. Девушка не понимала, что ей стоит делать со всем этим, но одно она знала точно — она больше не хочет, чтобы с ней говорили на эту тему посторонние люди. Нет, конечно, Снейп был хорошим деканом для их факультета всегда, он поддерживал своих учеников в любых ситуациях, но то, что он осмелился высказать ей сегодня, просто перешло границу. «А может, ты злишься потому, что он сказал правду?» — спросил внутренний голос. Слизеринка захотела зажать уши, чтобы не слышать этого. Всё нутро разрывалось от безысходности, она не знала, как поступить. И хуже всего было то, что теперь она оказалась между двух зол — всюду ей виделись осуждающие взгляды сокурсников и некоторых ребят с другого факультета. Гриффиндорцы смотрели на неё так, точно она была последним куском дерьма, а Грейнджер так и вовсе при встречах бросала на неё сочувствующие взгляды. Они уже все знают о случившемся… Чёрт побери, ей должно быть всё равно, но почему-то нет. Потому что это её жизнь. Все свои шестнадцать лет она жила, впитывая аристократические традиции, законы и предубеждения, а теперь вдруг осознала, что не может следовать им. Она не хотела становиться женой Патфорта. Вот только что её досаждало больше — то, что Патфорт уже буквально возомнил себя её муженьком и распускал руки, пожирая взглядом, или же то, при каких обстоятельствах была заключена помолвка? — Ты бы всё равно рано или поздно вышла замуж. Какая разница, что за обстоятельства связывают эту помолвку, если мужа тебе выберут родители? Когда-нибудь ты привыкнешь к этому человеку. Она не хотела этого. Не хотела привыкать к Патфорту, ставить себя в один ряд с теми аристократками, что так просто смирились с этой участью. Вот только, принимая для себя это решение, она потеряла родителей. И теперь у неё нет дома, нет семьи. Это пугало нисколько жилищным вопросом на лето, сколько осознанием того, что те, кого она считала самыми близкими и родными людьми, готовы были поставить её жизнь в уплату долга. Искали ли они ей жениха вообще, или сразу решили так поступить? — Пэнс, — Драко и Блейз сидели в креслах. Увидев их, она поняла, что они ждали её здесь. И без лишних колебаний двинулась к друзьям навстречу. — Что от тебя хотел Снейп? — спросил Забини. — Ничего хорошего, — ответила она, садясь в соседнее кресло. Сняла сумку с плеча и положила на колени, устраивая сверху руки, чтобы было удобнее. Вперилась взглядом в окно. Единственное, чего ей хотелось сейчас — это не тащиться на бессмысленные уроки, а остаться здесь, с ними. — Расскажешь? — осторожно полюбопытствовал мулат, перекинувшись взглядами с Драко. Пэнси теребила лямку сумки, перебирая пальцами. Вздохнув, девушка посмотрела в окно, за которым проплывала русалка, и тихо, безэмоционально изрекла: — Он спрашивал о помолвке, — на мгновение между ними воцарилась тишина. — Сказал, что я поступила неправильно и, что, мол, я бы всё равно вышла замуж рано или поздно. Нет разницы, как и почему, — сглотнула, чувствуя ком в горле, и добавила, — Ему писали родители. — Переживаешь? — спросил Драко. Этот вопрос был скорее риторическим, не требовавшим ответа. — Я не знаю, что мне делать, — честно призналась Паркинсон. Ещё несколько секунд потонули в тишине, пока слизеринка не решилась сказать, — Я замечаю взгляды однокурсников. Знаю, как на меня смотрит Дилан и что он обо всём этом думает… Ребят, я понимаю, что поступила неправильно, но я не понимаю… — ком в горле и она почувствовала, как глаза начинают жечь. — Никто из них даже не подумал, каково мне было узнать всё это. — Эй, — они придвинулись к ней ближе. — Не плачь, — Забини взял её руку и накрыл своей ладонью. Пэнси почувствовала пальцы друга и слегка кивнула, другой рукой протирая глаза, чтобы непрошеные слёзы не вырвались тотчас наружу. — Мы всё равно с тобой, слышишь? — Да, — она кивнула, пытаясь улыбнуться. Похоже, вышло паршиво, потому как Малфой, пытаясь разрядить обстановку, изрёк: — Только не говори, что ты решила помочь Миртл затопить всю школу слезами, — это заставило её рассмеяться, чувствуя, как становится легче. — В этом уж мы тебе помочь не сможем. — И не думала об этом, — она улыбнулась им. — Спасибо, что слушаете это всё, а не посылаете к чёрту. — Хей, Пэнс, а иди-ка ты к чёрту, — шутливо произнёс блондин. Они с Блейзом фыркнули. — Утри-ка сопельки и пойдём, повеселимся. Размажем Патфорта по стенке, хочешь? — предложил Драко, глядя на неё. Пэнси покачала головой. — Не нужно. — Ну тогда просто пойдём гриффиндорцев попинаем на поле для квиддича. Уделаешь всю злость на Поттере, и я проставлю бутылку огненного виски. Лады? При упоминании о гриффиндорце, Пэнси слегка вздрогнула, понадеявшись, что её уши не так сильно горят, чтобы это заметили её мальчишки. — А это уже хорошая идея, — она кивнула, — Я бы пошла с вами на поле и полетала бы… Но только без Поттера. — Замётано, — с усмешкой, присущей только ему, в которой были одновременно и подкол и искренность, изрёк Малфой-младший. — С огненным виски, — добавил Забини, и всё трое рассмеялись. Пэнси смотрела на них, и понимала, что они меняются. Происходящее оставляло отметины в их юных сердцах, познавших так рано столько боли и несчастья. Она знала, что война не пройдёт для них бесследно, потому что слизеринцы — это особая каста. Каста, которая растёт в семьях последователей древнейших традиций и Того-Кого-Нельзя-Называть. Её сердце судорожно билось в груди при мысли, что когда-нибудь им придётся покинуть стены этой школы и вести свою борьбу за место под солнцем, чтобы выжить. Она знала, что её друзья будут биться с ней плечом к плечу, меняясь внутренне и, конечно же, внешне. Ничто не остаётся бесследным, всё отбивается у них внутри, оставляя свой след. В тот миг она поняла, что хочет запомнить их такими. Смешными, дерзкими, чуточку серьёзными и молодыми. Уверенными в том, что они будут вместе до самого конца. — Пэнси, — лёгкий шлейф французских духов ворвался вихрем в их пространство, нарушая эту идиллию. Дафна Гринграсс обежала их взглядами, задержавшись на Блейзе и поджав губы. Паркинсон подумала о том, что даже не поинтересовалась ни у Гринграсс, ни у друга, как протекают их отношения. Да и есть ли они вообще? Но она помнила, как слизеринка поделилась с ней своей симпатией к Забини незадолго до дня рождения. И как они танцевали в Выручай-комнате. — Да? — она вопросительно посмотрела на неё, мысленно молясь, чтобы Дафна не разрушила этот момент чем-то плохим. Нет, ей больше не хотелось сегодня носить этот тяжкий груз, ощущая его на сердце, после того, как друзьям удалось развеселить её, и убедить в том, что всё хорошо. Было и будет. Да вот только её выражение лица высказывало молчаливые сомнения о том, что так есть на самом деле. — Я только что встретила твою мать в коридоре. Она просила передать, что ждёт тебя. Внутри что-то оборвалось и с лица Пэнси исчезла улыбка. Кивнув, девушка посмотрела на друзей. Те ничего не говорили ей, но в глазах виднелась поддержка. — Может, что-то случилось? — в надежде спросил Забини. Пэнси пожала плечами. — Хочешь, мы пойдём с тобой? — спросил Драко. И этого оказалось достаточно, чтобы она почувствовала себя чуточку уверенней, но нет. Пэнси знала, что ей лучше сделать это самой. Они не должны слышать всего того, что может промелькнуть в этом разговоре. — Нет, я сама. Вы идите на урок, я приду туда, ладно? — встала с кресла и накинула сумку на плечо. — А после мы сходим на квиддичное поле, хорошо? — они кивнули. — Если что, мы ради тебя прогуляем, — заверил Забини. И Пэнси улыбнулась им так тепло и искренне, как только могла. А после, развернувшись, быстрым шагом пересекла гостиную и толкнула портрет, выходя навстречу своим поступкам. Она чувствовала, что они провожают её взглядом, но не хотела оборачиваться, дабы лишний раз не расстраивать. Хотя ноги вмиг стали какими-то ватными, и появилось ощущение, словно бы она шагала по эшафоту на собственную казнь, а не на встречу с собственной матерью. Элеонора ждала её прямо возле входа в гостиную, метрах в десяти от портрета. В темноте её драгоценные украшения поблескивали, предавая какой-то потусторонний вид. Выдержанная причёска, строгое и деловое платье — всё внушало то, что перед ней стоит женщина не просто замужняя, а самодостаточная. Миссис Паркинсон обладала более мягким характером, нежели её супруг, и по всей видимости, опираясь именно на этот фактор, явилась сюда одна, без мужа. Увидев её, Пэнси признала, что соскучилась. Совсем немного. Но бросаться в объятия в их кругу было не принято, а высказывать радость в свете последних событий она не собиралась. — Здравствуй, — первой нарушив тишину, она слегка кивнула матери. Её тон был настолько выдержанным, что и не скажешь о короткой истерике, накрывшей всего пару минут назад. — Здравствуй, Пэнси, — Элеонора кивнула, взглянув на дочь. — Как ты? — Ты приехала только ради того, чтобы поинтересоваться о моём самочувствии? — наигранно безразлично. На самом деле Пэнси думала, что ещё чуть-чуть, и она сорвётся в крике, в котором снова выскажет всё то недовольство, что управляло ею в кабинете Снейпа. — Ты же моя дочь, я волнуюсь за тебя, — Элеонора настороженно посмотрела на неё, словно для неё такая реакция была непонятна. — Противоречите Вы своим поступкам, маменька, — Пэнси фыркнула. — Пэнси, нам нужно серьёзно поговорить. — Неужели? — приподняв брови, — А о чём? О том, что у меня нет больше дома и семьи? — Ну что ты такое говоришь! — укор послышался в голосе аристократки, — Я действительно не нахожу себе места из-за того, как всё произошло на помолвке. — Только ты, или он тоже? — Прекрати, — Элеонора вмиг стала суровая. — Что за тон? Мне кажется, я не давала тебе повода так вести разговор. — А мне кажется, что у этого разговора в принципе нет повода, — холодно и жёстко процедила Пэнси. — Вы с отцом чётко дали понять, как устраиваете мою жизнь и на благо чего Вы преподносите её! — Пэнси, ты прекрасно знаешь, что мы с отцом всё делаем только ради тебя, — Элеонора посмотрела на неё, — А ты будто специально выставляешь нашу семью в непригодном свете на глазах у всех. Скажи, зачем ты сбежала с помолвки? Патфорты теперь не захотят иметь с нами дела, они уверены, что раз уж мы не можем дать воспитание своей дочери, то и достойного бизнеса содержать не в состоянии. — Мерлин, да плевать я хотела на Патфортов и на весь Ваш бизнес! Вы с самого детства только и твердили мне о том, что надо, и что не надо, а оказалось, что сами же не следуете этим традициям! — Что ты такое говоришь?! — А то, что знаю! — Пэнси замолчала, пытаясь придти в себя, — Если бы Вы задолжали денег даже самому Дьяволу, Вы бы и за него меня замуж отдали! — Пэнси, ты неправа сейчас… — Да?! — Да, — Элеонора отстранила свой взгляд. Несколько секунд длилось тяжёлое молчание, тяготившее обеих собеседниц. Пэнси тяжело дышала, её грудь вздымалась, а внутри с каждой секундой осаждалась всё большая ярость от происходящего. — Уж поверь мне, заключая эту сделку, мы с отцом в первую очередь руководствовались твоим будущим, а не своим. — Оно и видно, — саркастический смешок. — Умерь свой пыл, ты с матерью разговариваешь, в конце-концов! — А ты с дочерью! — возразила она, — Ты никогда не понимала меня, и отец тоже! Вы постоянно твердили только о своём бизнесе, и теперь ты хочешь, чтобы я поверила во весь этот цирк?! — Да что с тобой такое?! Патфорты — хорошая, состоятельная семья, ты, выйдя за их сына, жила бы, ни в чём себе не отказывая… — Да я не выйду замуж за Патфорта! Слышишь?! Никогда и ни за что! Он самовлюблённый, эгоистичный, наглый и высокомерный аристократишка! Он мне противен, в конце-концов! Снейп сегодня со мной говорил, сказал, что я привыкну к нему — ни черта! Этого не будет, слышишь? Никогда! — Так, хватит! Ты думаешь, все выходят замуж по любви да по симпатии?! Откуда в тебе только эти розовые сказки! — Элеонора покачала головой, а затем, уже стараясь спокойнее говорить, изрекла, — Пэнси, я сюда приехала не ради того, чтобы ссориться, я хочу всего лишь нормально поговорить. Я тоже выходила за твоего отца замуж без любви, но в итоге — ничего, живём как-то, тебя воспитали. И что, скажешь плохо? — Да причём здесь это? Ты меня ровняешь по себе, а я — не ты! — Ты — лучше, — маска холода и равнодушия спала с лица Элеоноры, и Пэнси на миг застыла, собираясь высказаться, да так и не промолвив ни слова, — Ты думаешь, в жизни всё так просто? Нет, девочка моя… В жизни всё зачастую складывается не так, как мы хотим, — голос Элеоноры дрогнул. Звенящая тишина, бившая по ушам сотней колоколов. Удары сердца, которые невозможно сосчитать. И вся ярость будто бы вырвалась куда-то, испарившись. — Мама? — осторожно спросила Пэнси, словно не веря своим глазам и ушам. За короткие доли секунды из строгой и сдержанной аристократки миссис Паркинсон превратилась в грустную и искреннюю женщину, в глазах которой теперь плескалась сплошная печаль и боль. Боль, которую она проносила в себе не один день, и даже не один год. Боль, длиною в целую жизнь её шестнадцатилетней дочери, и даже больше. — Мам… Элеонора выставила руку, как будто бы давая знак, что всё хорошо. Поправив волосы и макияж на глазах, она посмотрела на неё и сказала: — Ты многого не знаешь, Пэнси. Но тебе проще. — Почему? «Почему не знаю? Почему проще?» пронеслась мысль галопом и прочно засела на задворках подсознания. Элеонора помолчала с несколько секунд, и только потом, подумав, что это, должно быть, поможет убедить её, сказала: — Я выходила замуж за твоего отца не по любви, это ты уже знаешь, — кивнула то ли себе, то ли ей, — Но ты не знаешь, что я отказалась от своей собственной любви из-за этого брака, — молчание. Пэнси не хотела перебивать мать, чувствуя, что впервые за все годы она открывает ей что-то очень ценное и сокровенное, — На пятом курсе я влюбилась в своего однокурсника. Он учился вместе со мной на Слизерине, твой отец был на год старше. И я встречалась с тем однокурсником, даже не догадываясь ни о чём. А потом мои родители сказали, что нашли мне жениха, и так я начала общаться с твоим отцом. Я не хотела этой свадьбы, но, как видишь, она состоялась. И ради всего этого я… — она замолчала на мгновение, а потом добавила, -…предала свою любовь, — Элеонора потянулась рукой к щеке, и Пэнси понадеялась, что это не слёзы, в темноте подземелья невозможно было разглядеть. Вихрь мыслей ворвался в голову и перевернул всё вверх тормашками. Пэнси молчала, не зная, что сказать. Да и нужны ли были слова в тот момент? В воцарившейся тишине было слышно, как мерно тикает сердце внутри, разрываясь от безысходности. Наконец, поняв, что мать успокоилась, девушка решилась спросить: — То, что ты мне сказала, я действительно не знала. Мне жаль, что всё так вышло у тебя, — пауза. — Ты жалеешь? — Нет, — Элеонора покачала головой, пожав плечами, — Я не жалею, потому что если бы я тогда поступила иначе, тебя бы не было, — она посмотрела ей в глаза. — Ты — самое дорогое, что есть у меня в этой жизни, — она вздохнула. — Ты знаешь наши правила и устои. Отец… — пауза, — Он тоже тебя очень любит, но он этого не простит, — быстро проговорила, словно отрезала. Пэнси выдохнула, закатывая глаза. — Неужели даже после своего рассказа ты не можешь меня понять? — Могу, — Элеонора едва кивнула, — Могу, и, поверь, понимаю тебя. Но я знаю, что если ты выйдешь замуж за Эвана, ты никогда об этом не пожалеешь. И тебе проще сделать этот выбор. — Это ещё почему? — Пэнси посмотрела на неё с толикой возмущения в глазах. — Потому что тебе не придётся предавать свою любовь. Ты ещё не встретила того самого человека по жизни и, поверь мне, лучше будет всё сделать сейчас, чем потом. — Она похожа на тебя. — Что ты сейчас сказал? — С восьмым марта. — Да это же абсурд! — Пэнси… — Как там Нор? — этот вопрос интересовал её не меньше и сейчас, кажется, было самое время задать его. Мать взглянула на неё и, словно силясь с ответом, изрекла спустя короткое мгновение, длившееся, кажется, целую вечность для обеих: — Плохо. — Отец наказал его? — Да, — она кивнула. — Но он ни в чём не виноват, — отрезала Пэнси. Миссис Паркинсон вздохнула и покачала головой. — Отец считает иначе. В твоём побеге есть и его вина, это ведь он позволил тебе уйти, верно? — этот риторический вопрос остался без ответа. Пэнси впилась взглядом в пол, представив корчащееся от Непростительных заклятий тело домового эльфа. И это, увы, было меньшим, что мог сделать отец по её предположениям, — Пэнси, пожалей хотя бы его. Она почувствовала, как внутри что-то оборвалось. И теперь, глядя на мать, она понимала, что никогда уже не будет иначе. И пути назад нет. Несмотря на то, что она сожалеет о случившемся, о том, что у неё нет больше дома и семьи, она не вернётся. Она не сможет. Это будет выше её сил. Она попросту перестанет себя уважать, это нереально. Патфорт ей противен, нет… Нет, об этом не может быть и речи. Никогда она не станет его женой. Никогда не позволит и пальцем прикоснуться к себе. Он ей противен. Нет. — Прости меня, — она покачала головой и отвела взгляд почти сразу же. Этот разговор превратился в сплошную пытку для неё. И она уже не понимала, хорошо ли, что эта встреча состоялась и она смогла прояснить для себя кое-что очень важное, или плохо, ведь попытки её матери ни к чему не удались. — Прости меня, мам, но нет. Я не могу. — Пэнси, я прошу тебя, подумай, пожалуйста, что ты делаешь… — в глазах Элеоноры застряли слёзы. Или это сказывается отсутствие освещения? Она прикрыла глаза и выронила, как на духу: — Я уже всё для себя решила, — шаг назад. — Я не вернусь, — чётко и предельно ясно. — Пэнси… — А отец знает, что ты здесь? — язвительный смешок вырвался из груди. — Или ты втихаря, от него? Элеонора не ответила, но для неё уже и так всё было очевидно. — Не нужно больше приезжать, ладно? И лучше не пиши, а то если отец узнает… — фыркнула, — В общем, ты его не хуже меня знаешь. Развернувшись, она быстро удалилась в гостиную, оставляя мать в одиночестве. Оставляя позади немалую часть своей жизни и предубеждений. Если бы ей кто-то сказал, что вся эта ситуация случится с ней — Пэнси Паркинсон бы не поверила, рассмеявшись этому человеку просто в лицо и предложив пройти лечение в Мунго. Протерев глаза, чтобы друзья не увидели её слёз опять, она поднялась на ступеньку к портрету и вдруг замерла, осознав, что вспомнила Поттера. И внутри что-то ёкнуло, отдавшись испугом. Она практически готова была задохнуться от нехватки воздуха, когда внутренний голос, врываясь вихрем к скопу мыслей, спросил: «Неужели всё-таки да?» Толкнув портрет, она вошла в обитель Слизерина и сразу же столкнулась глазами с Драко и Блейзом. Те были немало обеспокоены, видимо, ломая голову над состоянием подруги. — Всё в порядке? — спросил Драко. Она не ответила. Его голос практически не долетел до слуха, и только глаза увидели, как губы блондина шевелятся в немом вопросе. — Пэнс? — Блейз. Мимолётная улыбка, которой она пыталась убедить скорее себя, нежели их. — Не переживайте, всё нормально, — они переглянулись и повисла пауза. Пэнси поправила лямку на плече, — Ну чего расселись? Айда на урок, — и снова двинулась к выходу из гостиной. «Всё таки да?» — не давал покоя внутренний голос. И Пэнси послала его к чёрту. Проходя мимо того места, где только что стояла мать, она слегка оглянулась, и тут же заставила себя развернуться, глядя вперёд. Нет, всё это теперь осталось в прошлом. Теперь у неё совершенно другая жизнь. И единственное, о чём она сейчас была готова горько-горько заплакать, было осознание того, что её побег стал наказанием для несчастного и старого эльфа, который когда-то так многое сделал для неё самой. На дне души всё больше поднималась плескавшаяся совесть, разрушая мнимое спокойствие девушки.***
Женщина вышла во внутренний дворик школы. После тяжёлого и неудачного разговора с дочерью все мысли спутались, она чувствовала, что разрывается от безысходности и отчаяния. Элеонора не знала, как помочь Пэнси в сложившейся ситуации, но отчётливо понимала, что Адам не простит ей такого упрямства. Для её мужа статус в обществе был выше родственных связей, а посему даже настаивать на его визите сюда ей было страшно. Ноги сами понесли её сюда, и теперь она медленно брела вдоль Чёрного озера. К водной глади прямо со стороны школы тянулся песчаный заход метров в пять, а по бокам начинали возрастать обрывы. Она шла, не торопясь, наблюдая за здешней местностью и словно бы возвращаясь в прошлое. Свою юность, когда она была здесь студенткой и носила галстук Слизерина. Неудивительно, что спустя незнамо сколько времени она оказалась на том самом месте, где когда-то началась её любовь. Небольшой обрыв обрывался ямкой, в которую и села аристократка, не заботясь о мантии. Сейчас Элеонора не хотела быть леди, она просто вернулась в те дни, когда всё казалось вокруг таким безоблачным и радостным. Воспоминания, ворвавшиеся в подсознание, словно острой иглой прокололи и без того истерзанное годами и временем сердце. — Я люблю тебя, — тихий шёпот на ухо заставляет расплыться в улыбке. Она оборачивается к нему, смотрит в глаза и не может оторваться. Сердце бешено стучит в груди, готовое вырваться наружу. И она ответила взаимностью, — но нет, не словами, — а просто взяла и поцеловала его, притянув за галстук к себе. — Расскажи мне что-нибудь, — её голова покоится на его плече. Юноша усмехается и, глядя на неё, спрашивает: — Что тебе рассказать? Девушка смотрит на зажигающиеся в небе звёзды и мечтательно произносит: — Расскажи, как мы будем жить. — Жить? — он улыбается, точно она задала ему самый простой и детский вопрос, на который глупо не знать ответа, — Мы будем жить прекрасно! Её звонкий, заливистый смех, заражает и его. — Ну это понятно, — слизеринка перебирает пряди волос, а затем, закинув голову назад, уже на колени, добавляет, — А как именно? — Ну, у нас будет большой дом. — С белым забором? — С белым забором, — соглашается, не раздумывая, — И собака. — Которую будут звать Чарли? — Да, — кивает, — А ещё, у нас будут дети. Двое, как минимум. Мальчик и девочка. Я буду учить сына сражаться в дуэлях, а ты будешь учить дочку зельям. Она тихо посмеивается, расплываясь в улыбке. — И, что, ты вот так со всем согласен? — Да, — он пожимает плечами. — Я не пойму, тебе, что, всё равно? — она усмехается и щёлкает его по носу. — Я знаю, что это будет прекрасная жизнь. Какая разница, с каким забором и как будут звать собаку? Главное, что эта жизнь с тобой. — Что такое? — Я должна тебе кое-что сказать… — взгляд мечется из стороны в сторону. В его глазах немое беспокойство. — Что случилось, Элен? — такое короткое прозвище, которым называл её только он. Хриплый вдох и она отводит взгляд. Попросту не хочет видеть того, что будет в этих глазах, когда он услышит. Когда поймёт. — Я выхожу замуж. Элеонора посмотрела на линию горизонта. Солнце уже заходило. Сколько же времени она здесь провела? Взглянув на часы, женщина была шокирована — почти три часа просидела на одном месте. А кажется, что только миг, что только вчера она была здесь с ним и они объяснялись друг другу в любви. Приподнявшись, миссис Паркинсон отряхнула мантию и направилась назад, но не успела пройти и нескольких метров, как услышала голос, пронзающий всё нутро. Этот голос она не слышала восемнадцать лет, но могла поклясться, что его она узнала бы из тысячи даже спустя века. — Элеонора? Это ты?..***
Как только уроки закончились, Гермиона поспешила удалиться из глаз однокурсников. Когтевран, с которым у них в этот раз была совмещённая история магии, принёс малое удовольствие. Она чувствовала, как из-за своей парты её буквально взглядом прожигала Мэнди Блоклхерст. Повернуться так и не решалась, поскольку совсем не знала, чем это всё теперь чревато для неё. Впервые гриффиндорка прочувствовала на себе ненависть от представителя орлиного факультета, а не змеиного. И ей это не нравилось, как, впрочем, и то, что стоило взглянуть на однокурсницу, как сразу же в голове вырисовывалась картина их времяпровождения с Малфоем в туалете Трёх мётел. Она искренне не понимала, как можно было согласиться на такое! Хотя, худшим в этой ситуации было то, что, вспоминая тело Малфоя, Гермиона начинала понимать когтевранку. «Нет, просто не думай об этом!» — запретив себе в который раз, шатенка прибавила шагу, до тех пор, пока её не окликнул Гарри. — Гермиона, — нагнав её. Она посмотрела на него. — Ты идёшь? — Куда? — не поняла Грейнджер. — На поле для квиддича, — пояснил он, — Там сейчас будет проходить тренировка нашего факультета. Вспомнив, что они договорились пойти туда вместе, Гермиона почувствовала себя неловко. Всё таки, там будет Рон, а их отношения мало улучшались. Да и, Лаванда, которая тоже не прибавляла хорошего настроения. Она разрывалась от противоречивых желаний: или пойти туда и поддержать Гарри, но обязательно словить на себе парочку неодобрительных взглядов и выслушать опять догадки Браун, что она хочет вернуть Уизли, или же отправиться в библиотеку, и весь вечер скоротать за написанием эссе и докладов. Видимо, Поттер правильно истолковал её мысли, трактовавшиеся на лице, а посему уже менее воодушевлённо добавил: — Ну если ты не хочешь, я пойму. — Правда? — с надеждой поинтересовалась Грейнджер, и поспешила добавить, — Прости, Гарри, просто я не очень хочу пересекаться лишний раз с Роном и… — …и Лавандой, я понял, — друг кивнул, — Хорошо, тогда увидимся позже в гостиной. — Спасибо тебе. Хорошей тренировки. Гарри ободряюще ей улыбнулся и свернул по лестнице вниз, в то время как сама Гермиона отправилась наверх, в хранилище знаний. Она даже не шла, а почти бежала, чувствуя, как горят уши, а в голове звучали отрывки стонов. Мерлин, так не может продолжаться вечно! Коридор на шестом этаже был практически пустым — мало кто мог отправиться в библиотеку, оказавшись перед искушением прогуляться. Погода позволяла, и, наверное, Гермиона сейчас была бы в числе тех счастливчиков, если бы так остро не нуждалась в уединении. А его она могла обрести только средь полок и стеллажей с многочисленными фолиантами. Место, где обитали знания не одного века; место, где всегда пахло по-старинному, пахло историей. Проходя мимо мадам Пинс, девушка только слегка кивнула библиотекарю и отправилась в самый дальний угол. Бросив сумку на диванчик у окна, рядом с которым располагался большой стол на четверых, Грейнджер, не теряя времени, отправилась за книгами. Водя пальчиками по корешкам, она будто соприкасалась с прошлым, давно ушедшим. Странная вещь — книги. Хранят в себе столько нового, неизведанного. Они могут рассказать обо всём: о печали, о истории, о том, что было раньше и что есть сейчас. А в последнем она особенно нуждалась после случившегося, потому как чувствовала: самой разобраться во всём ей уже не под силу. Словно по закону сильнейшей подлости, едва её руки наполнились стопкой, позади раздались тихие приглушённые шаги. Поначалу девушка не обратила на это внимание и хотела снять с полки ещё одно пособие, привстав на носочки, но голос, неожиданно прозвучавший близко, помешал это сделать. — Я как знал, что ты здесь, Грейнджер. БАХ! Гермиона сама от себя этого не ожидала — все книги, находившиеся в одной руке, свалились на пол с характерным звуком. Вторая рука, уже зависшая над корешком выбранного пособия, замерла и она почувствовала, что пальцы слегка дрожат. Ничего не говоря, она наклонилась за книгами и, собрав их себе на колени, приподнялась, укладывая стопку на стол. Вернулась к стеллажу в три шага и хотела было забрать ту самую книгу, как обнаружила, что её уже нет на полке. Кулачки сжались от напряжения. Обернувшись, она увидела слизеринца, сжимающего её в руках. — Малфой, тебе никто не говорил, что подкрадываться к людям сзади — это неприлично? — Подкрадываются охотники к добыче, Грейнджер, а ты что-то мало смахиваешь на неё. Гермиона хмыкнула. Малфой взглянул на обложку книги и прочитал вслух: — «История древних обычаев римлян», — фыркнув, — И ты ещё интересуешься этим? Тебе нужна книжка «Как воспитать Вислоухого и Избранного», а не обычаи других народов. Да, кстати, — сделав задумчивый вид, он добавил, — Как тебе последняя вылазка в Хогсмид? — Пришёл по-зубоскалить? — Гермиона наигранно усмехнулась, — Проваливай, у меня нет ни настроения, ни желания тебя лицезреть. А это, с твоего позволения, я оставлю себе, — с этими словами она забрала книгу из его рук и двинулась назад к столику. Малфоя, похоже, не сильно задела эта фраза, а потому он, глядя на неё как на маленькую обиженную девочку, изрёк вполне серьёзным тоном: — Знаешь, Грейнджер, после всего случившегося я просто единогласно с самим собой решил, что нам есть, что обсудить. Гермиона почувствовала, что сердце рухнуло в пятки. Чего он хочет? Поговорить? — Например, Малфой? — её голос дрожит, но она старается не подавать виду. Выходит это плохо, судя по трясущейся книжке в её руках. — О, а ты причин не находишь? — усмешка вырастает на его губах. — Тебе, что, Уизли мало было? Решила подсматривать за еблей других? Она смотрит на него и понимает, что была полной дурой. — Какой же ты мерзкий, Малфой! — выдаёт прежде, чем понимает, что такое не будет чревато ничем хорошим. Однако в голове быстро вырастает образ Рона и Лаванды, которые… Нет! Она не должна думать об этом, не то, что представлять! Какое он имеет право говорить ей всё это?! И почему, чёрт возьми, она дала себе право слушать его бред сивой кобылы?.. — Стоять, Грейнджер, я ещё не закончил, — он преграждает ей путь, в то время как Гермиона, кривя лицо, пытается обойти слизеринца. Наклонившись к самому её уху, Драко добавляет, — Ты так смачно шлёпнулась в обморок, я уж было подумал, что все сбегутся. А ещё, я заметил, как ты любовалась им, — его взгляд скользнул вниз с пошлой усмешкой. Гермиона почувствовала, что краснеет. Её глаза расширились до размеров с галлеон, когда она вспомнила Малфоя в тот момент. И что-то сладостное отдалось внизу живота, но тут же возвелось горечью во рту. Это какая-то злая шутка рока судьбы, честное слово. — Да было бы чем любоваться, Малфой! — она ставит фолиант на полку позади себя, всё-таки развернувшись к нему спиной. — Да неужели? — с усмешкой переспрашивает слизеринец. — Да, — отвечает Гермиона, — Я видела и лучше. «Мерлин, что ты сейчас сказала?!» Смех Малфоя можно было бы сравнить со смехом победителя. Он смеялся, глядя на её волосы, а она не поворачивалась, чтобы не увидеть чертики в серых глазах. — Это у кого, а? — сквозь смех. — Тебя это не касается, — отрезала Гермиона, чувствуя, как начинает закипать с каждой секундой всё больше, — Всё, что тебе нужно было услышать, ты услышал, а теперь проваливай, Малфой, ко всем чертям! — Видела значит, да? — голос. Она обращает внимание на его голос. Там слышен смех. Неприкрытый, он глумится над ней. — То-то я смотрю твои щёчки покраснели, как у девственницы, — добавил он, — А чего ж напилась тогда, мм? Гермиона прикрыла глаза. Моргана, дай мне сил, пожалуйста. — Оставь. Меня. В покое, — по слогам произносит гриффиндорка. — Оставить тебя в покое? Да нет проблем, Грейнджер, — он дышит ей в шею. Она это чувствует даже сквозь копну волос, а весь затылок скручивает от взгляда серых глаз. Это настоящая пытка, вот только пальцы её не слушаются, и она не может размяться. — Только ты давай, гриффиндорка, повернись, и скажи мне это в глаза, ладно? А то что-то слабо верится. Рваный выдох слетел с её уст. Случайный прохожий, который забрёл бы в такую даль библиотеки, мог бы увидеть весьма любопытную картину. Драко Малфой стоял возле стеллажа, практически вплотную к Гермионе Грейнджер. Сама гриффиндорка сжимала в пальцах фолиант, обняв его, и стояла лицом к стеллажу с книгами, так и не решаясь оборачиваться. «Давай, — шептал внутренний голос, — покажи ему, что тебе плевать.» «Ну же, посмотри правде в глаза…» — взывало всё его нутро.