Жаль мне тех, что на крыльях любви не парят, Чьи от жажды любовной сердца не горят. День вдали от возлюбленной, день без подруги- Это самый пропащий из дней твоих, брат! Омар Хайям
***
Гермиона не могла остановить бешено бьющийся ритм сердца, пока чувствовала дыхание, обжигающее шею. Книга уже покоилась на полке, в то время как Грейнджер до сих пор не могла позволить себе обернуться, чтобы взглянуть в серые глаза, которые своим пронзающим видом уже готовы прочесть её, прочесть всю, без остатка… Смешки Малфоя растворились среди древних фолиантов и стеллажей, за которыми их, несомненно, не услышит даже мадам Пинс. Она перевела взгляд на окно, за которым виднелись деревья, Чёрное озеро и… первокурсники. Обыкновенные дети, играющие между собой на лужайке. Их светлые головы не знают войны, боли или страха потерь. Они счастливы, потому что вокруг — наилучшая защита, созданная присутствием рядом в жизни родителей и мудрых наставников. Им не нужно спасать мир или бороться с обстоятельствами, они наслаждаются каждым днём, не заглядывая на «завтра»… В этот момент храбрая гриффиндорка и подруга Гарри Поттера позавидовала этим малышам, только потому, что её детство не было столь счастливым и беззаботным. Оно было омрачено войной, ссорами между родителями и трудными взаимоотношениями с отцом. А колдография, лежавшая во внутреннем кармане мантии, свидетельствовала о коротком периоде из жизни — несчитанных днях. Днях, которые были словно в другом мире. Мир и вправду изменился — её настоящее никогда не будет таким, как прошлое. Слишком много воды утекло, слишком серьёзную потерю ей довелось понести. Или это была плата? За то, что она волшебница. За то, что у неё есть друзья. За то, что она жила в Хогвартсе по десять месяцев в году, и совсем не бывала дома, с родителями, как это обычно принято у магглов? За что ей вся эта расплата? — Грейнджер, чего молчишь? — голос Малфоя вывел из раздумий, заставляя вернуться в реальность. И за это она испытала дополнительную дозу неприязни к слизеринцу. В настоящем её мечтам уже не сбыться, неужели теперь и в воспоминаниях прошлого ей не обрести покоя? — Язык проглотила что ли? — Нет, — Гермиона обернулась к нему, заставляя себя всё же столкнуться лицом к лицу со своим врагом. Её карие глаза блестели остроумием, правильными чёртиками и чем-то ещё, что Драко понять не смог. В его серых глазах Гермиона сразу же уловила насмешку, которую подчёркивала пошлая ухмылка, вновь загоревшаяся на его личике, стоило «добыче» повернуться. И поймала себя на мысли, что серые глаза похожи на цвет туманной осени, — Просто поражаюсь каждый раз тому, сколько в тебе яду. И всё на пустяки растрачиваешь, почти по ветру пускаешь. Никогда не думал над тем, чтобы стать на замену дементорам в Азкабане? Наверное, все заключённые бы взвыли сразу от такой игры на нервах. Малфой испытывал её, и Гермиона прекрасно понимала, что на сей раз игра эта может быть ответной. О, она так хотела насладиться одиночеством, но теперь внутри загорелся неведомый огонёк. И это непривычное ощущение заставляло желать её отвечать на его колкости. Отвечать так, чтобы он сам захлебнулся в собственном ничтожестве. — Что за ерунду ты несёшь, Грейнджер? — брови Малфоя приподнимаются вверх. — Разве? — Гермиона в такт ему изумляется, а затем, усмехнувшись, добавляет, — А, ну да, я же забыла. Ты уже и для себя самого там камеру присматриваешь. Так и норовишь пойти по стопам своего дражайшего папочки. В следующий момент она почувствовала острый кончик палочки, упирающийся прямо в грудную клетку. Туда, где в недрах её организма покоилось сердце. Осторожно посмотрев на это, она перевела взгляд на Малфоя, глаза которого метали молнии. Если бы он был силён в невербальной магии, Гермиона бы уже лежала под Круциатусом, извиваясь. И не факт, что эти крики услышали бы. Заглушающее заклятие — отличное тому сопутствие. — Неплохо, Грейнджер. Я бы с удовольствием отправился в Азкабан, если бы в обмен мне предложили расправиться с тобой. — Да? И что же ты сделаешь? — ей отчаянно хотелось отыграться на нём за всё то, что он сделал. За все потраченные нервы и её пунцовые щёки, за мысли и уныние, которым её наградил этот слизняк. За то, что он пришёл и повёл себя с ней вот так, словно это она, Гермиона Джин Грейнджер, скакала на нём, как на лошади! — Уничтожишь меня? Или сломаешь? — пауза, — Помнишь, ты сказал, что я для тебя — раскрытая книга? Ты ошибался, Малфой, — озвучивая его собственные в данный момент мысли, Гермиона понемногу успокаивалась, чувствуя, что тело перестаёт дрожать, а голос прорезается всё больше. Нет, она не позволит ему унижать себя, не позволит диктовать условия и забавляться ситуацией. Пускай теперь и он побудет в её шкуре, выслушав и проглотив всё, что она скажет. — Ты меня совсем не знаешь. Драко хмыкнул. — Мне этого и не нужно, — он стал ещё ближе, — Это совсем неважно. — А что важно? — переспросила Гермиона, — То, что ты — Пожиратель смерти? Он замер. — А ты так думаешь? — А я, что, похожа на дуру, чтобы думать иначе после всего, что ты мне только что сказал? — она приподняла брови, — Ты действительно плохо меня знаешь, или же просто не соображаешь, что творишь, Малфой. — В отличие от тебя, Грейнджер, я умею трезво смотреть на вещи. — И где же я витаю в мечтаниях? — Уизли, — Гермиона почувствовала внутренний укол совести, — Сколько ещё раз тебе надо будет увидеть его с Браун, чтобы понять, что твой никчёмный поезд ушёл? Она фыркнула. — Ты в своём уме, Малфой? Во первых, тебя не касаются мои отношения с Роном, а во вторых, я не нуждаюсь в нём, как в парне… — Потому что тебе нравлюсь я, — выпалил он. — Что?! — она опешила, глядя на него. — Малфой, ты нигде головкой не приложился? Может, тебя к Помфри отвести? Уверена, она сможет тебе помочь! Ну, или, в крайнем случае, существует больница Св. Мунго, где работают очень высококвалифицированные профессионалы. — Хочешь сказать, я неправ? — шаг ближе, — А почему ты тогда написала мне письмо на пасхальных каникулах? Почему, приперевшись на станцию, прожигала меня взглядом? Почему пытаешься уколоть по-больней сейчас? От бессилия, неправда ли? На самом деле, Грейнджер, всё просто: ты недовольна. — Твоим поведением, — вставила Гермиона. — Не-е-е-ет, — сладко протянул Драко, смакуя это слово на вкус и наблюдая, как слегка увеличились глаза Гермионы, — Ты недовольна тем, что там, в Хогсмиде, это была Мэнди, а не ты. Она не выдержала. Теперь уже смеялась гриффиндорка. Заливисто, горько и обречённо. Слизеринец наблюдал за ней с усмешкой, которая с каждой секундой всё больше растворялась в этом смехе и воздухе, который, казалось, был пропитан их перепалкой. Хотя на самом деле одеколон Малфоя всего лишь заполнял собой помещение для Грейнджер, в то время как всё пространство Драко было окутано запахом мяты и шоколада, исходившего от Гермионы. А потом Малфой прищурился, точно ему в голову пришла какая-то мысль. Грейнджер подумала о том, что сейчас он выдаст ещё больший бред-версию, но ошиблась. Хотя, уж лучше бы она была права. Вместо какого-либо ответа Малфой просто взял, притянул её к себе за талию и поцеловал. Страстно, жёстко и требовательно. Гермиона опешила и поначалу даже не знала, что делать, а почувствовав продвигающиеся вниз чужеродные прикосновения, хотела было оттолкнуть его от себя, но напор юноши оказался куда сильнее. Вместо ожидаемого разъединения они врезались в стеллаж и на них сверху осыпалось несколько книг, после чего Гермиона собиралась схватить первую попавшуюся и заехать ею по наглой и самодовольной роже, но Малфой, перехватив её руку, прижал ещё ближе. Губы девушки были стиснуты в упрямую и жёсткую линию, но змею-искусителю всё-таки удалось прорвать оборону — после прикушенной до крови губы Гермиона раскрыла рот и Малфой живо скользнул языком внутрь на долю секунды, после чего провёл по небу. Грейнджер показалось, что земля ушла из-под ног и она ухватилась за плечи Драко, надеясь хоть как-то удержать равновесие. Она была пьяна всего раз в жизни, и сейчас ей казалось, что воздействие от этого поцелуя было похоже на результат очень крепкого алкоголя. Или это просто Малфой уже успел где-то выпить и теперь, находясь в не совсем трезвом здравии, затеял весь этот балаган? Закончилось всё так же быстро и неожиданно. Хотя, для себя Малфой уже предугадывал кое-какую судьбу от Грейнджер, да и не слишком-то ошибся. Вместо Авады, полетевшей бы в него без терзаний совести, как предполагалось, его щека покраснела и воспылала. Плечо слегка покалывало, потому как, уходя из библиотеки, Гермиона толкнула его. — Ты — больной! — её слова, которые, казалось, услышал весь Хогвартс. И его усмешка, которую она уже не увидела, когда Малфой проводил её взглядом. «Ты, судя по всему, тоже, Грейнджер», — подумал Малфой, прежде чем покинуть помещение, столкнувшись на выходе с очень настороженным взглядом мадам Пинс.***
Время словно бы остановилось, утонув. Ей казалось, что лишь Чёрное озеро набирает обороты в течении. Если оглянуться, где-то там, вдалеке, она отчётливо увидит себя вместе с ним. Человеком, которому навсегда отдала свою душу и сердце. Человеком, с которым хотела прожить всю свою жизнь, вплоть до глубокой старости, чтобы вместе нянчить сначала детей, а затем и внуков. Как бы она хотела снова увидеть его! Того, кого даже время не смогло выжечь из сердца, чьё имя горечью отзывалось в мыслях и на устах. Того, кого она готова была молить во сне о прощении за свой поступок. Того, кого, словно сумасшедшая, любила до дрожи все эти годы, и от отчаяния пыталась спрятать эту любовь глубоко-глубоко, в недрах этой эпохи. Да разве можно ли похоронить любовь? Ту, от которой кружилась голова, пьянели глаза и путались испуганно слова… Это было наказание свыше за то, что она пришла сюда сегодня. Но удержаться было невозможно, после разговора с дочерью всё внутри вещало о том, что её дитя повторяет её судьбу. Она разрывалась, прекрасно понимая, что не может ничем помочь и не может загладить свою вину перед ней. А может, она приехала сюда и потому, что хотела загладить вину перед прошлым, делами давно минувших дней… Рука дрогнула, потянувшись к лицу напротив — она бы и рада была прикоснуться к нему, ведь сердце твердило, что это он, но разум твёрдо внушал, что время не могло не отразиться на чертах его лица. Наверняка сейчас в его волосах уже пролегла седина, а тот, кто стоит перед ней — всего лишь отголосок прошлого, так внезапно нагрянувшего в её, выстроенный на аристократических традициях и устоях, мир. А спустя секунду уже очутилась в крепких мужских объятиях. Да, это всё было обманом, это был не он, но ей было плевать. Потому что она словно бы обнимала его, его, который был таким двадцать лет назад. И единственным проблеском, свидетельствовавшим о столь немалом минувшем времени, была она сама. Освободившись, она сделала несколько шагов назад. Так было проще — понять, что это всё иллюзия. Но разве бывают такие совпадения? Нет, все случайности не случайны, и если эта встреча произошла, значит, где-то она уже была записана в планах самого Мерлина. Вот только кому от этого станет легче или лучше? Уж точно не ей. Томящаяся вопросами о его судьбе, она так ничего и не узнала за эти годы. И даже искать пыталась — всё тщетно. А потом, в один день, просто поняла, что зря. Ни к чему это. У неё своя жизнь, своя семья… Все эти двадцать лет окрасились для неё в серый цвет существования. Нет, она не жила. Без него не жила. — Здравствуй, Итан, — она подняла на него глаза, всё же решившись взглянуть. — Ты очень сильно на него похож… — и горькая усмешка пронзила уста, затерявшись где-то в весенней траве, когда она опустила голову, печально глядя себе под ноги. И небо, раскрашенное лучами заката, словно обрушилось на её хрупкие плечи тяжёлыми, свинцовыми тучами. — Здравствуй, Элеонора, — ответил Реал, — Значит, я не ошибся, и это всё-таки ты. — Уж лучше бы ты ошибся, — изрекла она, переводя взгляд на водную гладь озера, а затем, как бы невзначай, произнося, — Не думала, что спустя столько лет вновь встречу тебя. — Я, честно говоря, тоже, — вздыхает. — Расскажешь о себе? — Зачем? — Я думала, что ты уехал. — Не сложилось. Они разговаривали друг с другом, словно речь шла о погоде. Короткие фразы и быстрые ответы. Она боялась ляпнуть лишнего, хотя уже и поздно что-то говорить. Что это даст? — Ты здесь по делу или как? — спросил Итан, кажется, решив увернуться от неудобных тем. Элеонора кивнула, и лишь после, осознав, что он не смотрит на неё, выдохнув, произнесла: — Да, я… Навещала дочь, — ком встал в горле, — А ты? Интересно, а у него есть дети? — Преподаю. Защиту, — сухо, — У Джона тоже сын растёт. С усмешкой: — Мне зачем об этом знать? С отчаяньем: — Я думал, ты поймёшь. — Пойму? А что должна понять? Я не живу, а существую! — тишина, — Я все эти годы задавалась вопросами о его судьбе, а теперь, знаешь ли, уже поздно, — подняв руку, она показывает ему сверкающее кольцо с буквой «П» на безымянном пальце. — Оно и видно, — он опять вздыхает, и добавляет, — Двадцать лет прошло. Ты изменилась. — А ты стал на него похож, — смотрит ему в глаза, — Вы словно братья-близнецы. — Снаружи, не внутри. Опять молчание — тоска немая! Ей хочется расспросить обо всём, выговорить то, что было на душе так долго, и теперь неумолимо подкатывало фонтаном вверх, словно само сердце сейчас вырвется из груди, упорхнув куда-то. За ним. — Прекрасно. Он уехал? — В Америке, — кивает, — Там живёт. — И хорошо. Пускай там остаётся… — А ты не рада будешь видеть его здесь? — лукаво. Устало: — Причём тут я? У меня дочь и муж, своя семья. И жизнь другая. Прошлому — конец. — Я не сказал бы. Вся ты как-то сжалась, меня увидев вдруг. — А это потому, что здесь хоть и осталось, — показывает на сердце, — Но там уже не высвободить пут, — на голову. И снова тишина. Она отчаянием давит. И, глядя вновь на небеса, она поспешно изрекает: — Прости, но мне уже пора.***
Гермиона влетела в гостиную Гриффиндора настолько быстро и резко, что ученики, находившиеся там, начали обеспокоенно озираться на старосту. Какие-то второкурсники, увидев её взгляд, испуганно отвернулись, и Грейнджер мысленно поставила себе галочку в плане страшного вида. Хотя, признаться, такова реакция была неудивительной. Пока она бежала от библиотеки, её волосы взбились в сплошной клубок из кудрявых прядей, шиворот блузки встал на дыбы, а глаза, метавшие молнии, не выражали ничего хорошего. Вдобавок ко всему, нижняя губа подрагивала и ей казалось, что она готова разрыдаться, только вот слёз не было. Зачем он её поцеловал? К чему был весь этот цирк в библиотеке, что, чёрт возьми, ударило в его самолюбие так сильно, что он пошёл на это? — Гермиона? — от размышлений её оторвал голос Гарри, пробравшись сквозь кучу ощущений, — Что с тобой? — зелёные глаза из-под стёкол очков как-то насторожённо осмотрели подругу. — Эмм… Ничего, — соврала Грейнджер, мысленно дав себе подзатыльник. Ей не хотелось обманывать друга, но что ещё оставалось сделать в сложившейся ситуации? Рассказать о поцелуе с Малфоем? О её письме на каникулах? И как тогда это воспримет Гарри? Уж точно не будет ничего хорошего. Гермиона проклинала себя за то, что взяла тогда перо и чернильницу и написала этот глупый текст, который впоследствии отправила Малфою. Что она хотела ему этим показать? То, что её жизнь не лучше? Или, что его — не хуже? Вряд ли она смогла бы сама себе сейчас объяснить мотив собственного поступка, но одно гриффиндорка знала точно: Малфой сумел её удивить, и именно поэтому она поверила в… Хорошее в нём? Нет, бред. Он только что доказал ей обратное. — У тебя воротник на дыбы встал, — Гарри коснулся её плеча, поправляя одежду. — Тренировка уже закончилась? Как всё прошло? — Гермиона решила перевести тему, чувствуя, что жар подкатывает к коже, а ком в горле заставляет начинать дрожать пальцы на руках. — Да, мы только что вернулись, — он кивнул в сторону Рона, который сидел в кресле за столом, на котором стояла незавершённая партия шахмат. Очевидно, Уизли не захотел подходить к ней, чтобы хоть как-то пообщаться, — Не хочешь посидеть с нами? В голосе Гарри Гермиона словно прочувствовала извинения за то, что предлагает ей провести время с Роном, но вместе с тем и толику надежды. Как бы там ни было, им всё же придётся поговорить между собой — вечно избегать друг друга не получится. Ещё недавно, Гермиона, может быть, и решилась, тем более, что Лаванды поблизости не было, но теперь… Она твёрдо поняла, что лучше отодвинуть этот разговор до лучших времён. Например, когда она не будет бешеными глазами бегать по гостиной и чувствовать дрожь в каждой клеточке собственного тела. — Я… Нет, Гарри, извини, в другой раз, — и, поймав кивок друга, она уловила фразу «Буду ждать», после чего поспешила удалиться по лестнице в спальню. Едва закрыв за собой двери, шатенка одёрнула полог кровати и просто плюхнулась туда, закрыв себя изнутри. Тёплое одеяло как нельзя кстати согревало. Уже чувствуя тепло по всему телу, Гермиона прижалась губами к рукам, словно надеясь вывести из них, стереть тот злосчастный поцелуй, когда почувствовала холодный контраст. Резкий. Пальцы словно бы заледенели, не желая согреваться. Грейнджер прикрыла глаза. Уже проваливаясь в сон, девушка услышала слабый, но отчётливый голос, доносившийся словно откуда-то изнутри. Там, где была пустая бездна её подсознания. — Ты недовольна тем, что там, в Хогсмиде, это была Мэнди, а не ты.***
Итан Реал шёл по извилистой дорожке от Запретного леса, совсем не глядя под ноги. В его голову одно за другим вонзались воспоминания. Наверное, взглянув на него, нельзя было даже и подумать, что он любил её. И более сложным было поверить в то, что его первая любовь была пылка не к нему, а к его старшему брату. Тогда Итан был пятнадцатилетним мальчишкой, и все те чувства, что он испытывал, любому могли показаться смешными и неправильными. Но это действительно было, и — он не мог не признать, — осталось весомой частью его жизни. Сейчас ему уже было тридцать два, но все, взглянув на него, давали не больше двадцати пяти. Наверное, из-за своей любви он слишком молодел и отказывался стареть, потому что в душе всё ещё цвело то чувство, заставляющее обычно молодых людей совершать подвиги или безудержные поступки, когда ветер в голове на пару с юношеским максимализмом заменяет разум. Как бы там ни было, Итан не обиделся нисколько на Джона. У них была разница всего лишь в три года, и они всегда понимали друг друга, словно лучшие друзья. А узнав, что брат расстался с Элеонорой, Итан хотел было что-то исправить, но не успел… Он всё ещё помнил тот день, когда дождь лил с самого утра, но это бы не стало помехой отправиться в особняк Розье и увидеть её, чтобы поговорить. Внезапно перед дверью выросший силуэт брата огорошил его простыми словами: «Она выходит замуж.» Он видел заметку в газете о свадьбе и ещё более прекрасно помнил, как, искромсав на мельчайшие кусочки колдографию, отправил её в камин, оставив себе на память только маленькую часть. Элеонора Розье, а отныне Паркинсон, смотрела на него со снимка стеклянным взглядом, и только уголки её губ пытались дрогнуть в улыбке. Она не была счастлива — всё это ради семьи. Увидев её сегодня, он растерялся, словно мальчишка. Только в этот раз пытался держаться, чтобы не наломать дров и не признаться в том, в чём признаваться совершенно не стоило бы. Даже для Джона это осталось тайной, а уж открыться ей после стольких лет — подавно не имело никакого смысла.***
Полумна стояла возле кабинета Истории магии, провожая толпу гриффиндорцев и слизеринцев взглядом. У них уже уроки закончились, в отличие от когтевранцев и пуффендуйцев, которым предстояла ещё одна лекция. Лавгуд бы сейчас с удовольствием отправилась в Большой зал перекусить, но вместо этого была вынуждена стоять, прислонившись к стене и пытаясь вникнуть в материал, изложенный на страницах учебника. По правде говоря, она всегда считала это в порядке бреда, описывать заклинания в книге, ведь важна лишь теория, а практику нужно увидеть в живую, собственными глазами. Неподалёку маячили однокурсницы, стайкой обсуждавшие что-то своё и заливисто хихикающие при этом. Эх, вот если бы у Полумны был шанс оказаться в их компании… Кто знает, может, Корнер и его дружок Бут не посмели бы так себя с ней вести. Взглядом наткнувшись на однокурсников, стоявших в сторонке ото всех, когтевранка поймала взгляд Корнера. Тот опустил голову. Из аудитории показалась последняя группа слизеринцев, в числе которых был и Патфорт. Он спокойно шёл, словно давая всем насладиться своим внешним видом. — Ты только посмотри на него, — шепчет Лея, восхищённо провожая Дилана взглядом. Ария кивает подруге. Полумна, замечая взгляды однокурсниц в сторону Патфорта, лишь смущённо опускает голову. А сам слизеринец, неожиданно приблизившись к ней, выдаёт: — Ну привет, Лавгуд. Вижу, ты дошла без приключений? О, ну теперь можно не сомневаться, что эти приключения у неё очень скоро начнутся — завистливые и поражённые взгляды дают понять, что спокойного житья ей не будет. Полумна поднимает взгляд. — Да, — просто отвечает она, а затем, чуть снизив голос, добавляет, — А ты зачем интересуешься? Дилан окидывает её фигурку глазами и, усмехнувшись, произносит: — На всякий случай, мало ли. Не хочу, чтобы моё вмешательство в Хогсмиде было напрасным, — при упоминании о недавнем инциденте Корнер и Бут спешат ретироваться. Полумна только и видит их макушки, мелькнувшие за поворотом, — Ну и так, чтобы напомнить о долге. Однокурсницы уже дружно наверняка прожгли дыру в спине Дилана, прикрывавшего Полумну, но самого слизеринца, похоже, это мало волновало. Он не отводил взгляда от когтевранки. — Спасибо, я не страдаю проблемами с памятью, — учтиво откликается Полумна, — И… Не мог бы ты отойти? Благодаря тебе меня скоро съедят вон та стайка, — она едва кивает в сторону девушек, с интересом наблюдавших за происходящим. — Намекаешь на то, чтобы я спас тебя во второй раз? — О, нет, я намекаю на то, чтобы ты не создавал мне новые проблемы, — Полумна хотела было пройти, но Патфорт не сдвинулся с места, — В чём дело? У меня ещё урок, дай пройти. — Никогда бы не подумал, что ты, Лавгуд, можешь вот так разговаривать, — Дилан хмыкнул. Полумна смутилась. — Я, конечно, понимаю, что если бы не ты… — Вот и отлично, что понимаешь, — Патфорт подмигнул, — Главное, думай, что делаешь и говоришь. Всё таки я не последний человек в Хогвартсе. — Неужто… Предпоследний? — риторически вопрошает девушка. Лицо юноши меняет выражение на более эгоистичное. Полумна почувствовала его стальную хватку на себе и мурашки по коже, словно бросили в дрожь всё тело. — Послушай, я бы не советовал тебе так со мной разговаривать. Раз уж ты тоже помнишь про долг, значит, сегодня в семь под ивой, поняла меня? — Дилан, даже не дав опомниться, закончил за неё, — И пеняй на себя, если ты не придёшь. Впрочем, на твоём месте я так и так прислушался бы. Речь пойдёт о сделке, Лавгуд. Сказав это, слизеринец удалился по коридору, провожаемый многочисленными взглядами. Однокурсницы смотрели ему вслед и переводили глаза на Полумну, словно готовясь выслушать целую объяснительную по данному поводу. Но сама Луна никому и ничего объяснять не собиралась, поэтому, услышав вовремя оповестивший звонок колокола о начале лекции, поспешила зайти в кабинет.***
— Драко! О нет, только не это. Малфой сделал вид, что не услышал оклика, однако на неё это не произвело никакого впечатления. Вместо того, чтобы привычно смириться и затихнуть, Астория нагнала Малфоя у двери спальни и смерила его вопросительным взглядом. Слизеринец, опять же таки, сделал вид, что не заметил этого, но всё же полюбопытствовал: — Чего ты хочешь, Астория? Гринграсс выглядела не лучше Безголового Ника: бледная, вся какая-то встревоженная, она смотрела на него, словно ожидала Авады прямо в лицо. И если бы Драко представилась участь избавиться от надоедливой невесты, он бы, несомненно, сделал это, но более гуманным способом. Уже не надеясь на какой-либо ответ, он сделал шаг к двери. — Подожди, — тихо попросила слизеринка. Малфой хмыкнул и деловито изрёк: — Ты слишком туго соображаешь. Как созреет мысль — скажешь, — однако, в этот раз Астория не была намерена так просто уступать ему, поэтому преградила путь, — В чём дело? Я не ясно дал понять, что хочу побыть один? Астория опустила взгляд в пол, пробегаясь по деревянной лакировке, а затем вновь взглянула на юношу. — Я просто пытаюсь понять, что происходит. — Я же сказал: я хочу побыть один, — отрезал слизеринец. — Не в этом дело, — Гринграсс покачала головой, после чего добавила, — Ты слишком странно ведёшь себя в последнее время. Стал избегать меня чаще, чем обычно. Постоянно где-то пропадаешь, а потом… — она замолчала, казалось, собираясь с мыслью того, что готово было сорваться с языка. Драко из удивления решил подождать, но ни один мускул на его лице не дрогнул, — Почему я узнаю, что тебя видели с Грейнджер? Драко замешкался. Его видели с Грейнджер? Видели тогда, когда он…? По спине пробежали мурашки. — И где же это ты за мной слежку устроила? Астория хмыкнула и, зло усмехнувшись, переспросила: — Так значит, всё-таки ты сегодня был с ней? — А с кем же ещё? — переспросил Малфой, — У меня же на лбу так и горит звезда желания проводить своё время в обществе всезнайки! Гринграсс замерла и посмотрела ему прямо в глаза. В её взгляде он впервые почуял что-то неладное, и та решимость, плескавшаяся сейчас в Гринграсс, не предвещала ничего хорошего. Ох, если Астория в своём духе напишет отцу, то скоро к Малфою снова примчится весточка от Люциуса, и вот тогда… Драко даже не хотел представлять, что будет. Отчасти потому, что становилось до жути противно, а отчасти — страшно. Да, как бы там ни было, он всё ещё продолжал бояться за жизнь своей матери, находившейся в опасной близости от отца. — Ну, и по какому же делу ты оказался рядом с ней? Снова за что-то извинялся? — приторно-елейно поинтересовалась Астория. Мимика на её лице диктовала абсолютно иное состояние. Драко фыркнул. — Знаешь, я не думал, что ты опустишься до такой глупости, Астория. — Неужели? — она приподняла брови, — И что же здесь глупого, позволь спросить? По-моему, всё логично: сначала ты пялишься на неё в кафе, затем извиняешься, затем Вас снова видят вместе… Это с ней же ты был в Хогсмиде, да? Он опешил. — Ты и логика — несовместимые вещи, — слизеринец хотел было пройти в спальню, но девушка не сдвинулась с места. — Драко, не ври мне! — она повысила голос на него впервые. И та интонация, в которой была произнесена эта фраза, напрочь снесла бы Малфою крышу, если бы не его самоконтроль, уже висевший на волоске, — Я могу понять то, что ты пытаешься влюбить в себя Грейнджер, могу понять то, что могут быть какие-то причины или мотивы на это, но я, чёрт возьми, не понимаю, почему ты скрываешься от меня и каждый раз бегаешь! — У тебя паранойя! — Малфой тоже сорвался на повышенный тон. Астория моргнула и сейчас ему было уже абсолютно плевать на то, как это будет выглядеть со стороны. Он просто хотел избавиться от Гринграсс, которая порядком поднадоела ему своими вмешательством и навязчивостью, — Кто, интересно, видел меня с Грейнджер и заподозрил нас в отношениях? Любой придурок знает, что мы с ней друг друга не перевариваем! Астория всхлипнула и по щекам её побежали дорожками горячие слёзы. — Малфой, ты… — Уйди, — прорычал Драко, — Я устал, Астория. Уйди, или я просто напросто сейчас тебя ударю. Прижав ладонь ко рту, Гринграсс сбежала по лестнице вниз и выбежала из гостиной прочь. Однокурсники удивлённо проводили её взглядом, а Малфой, не желая отвечать на чьи бы то ни было вопросы, зашёл в спальню и закрыл за собой дверь. Казалось, Мерлин просто издевается над ним. Не думать о поцелуе с Грейнджер совершенно не получалось. Зачем он это сделал и заварил эту кашу? Как теперь выпутаться из всего этого? Но ему действительно казалось, что он небезразличен грязнокровке — иначе как объяснить все её взгляды и то чёртово письмо, будь оно неладно? Но одно Малфой знал точно: как бы там ни было, он ни за что не должен допустить, чтобы пострадала Нарцисса. Он просто себе этого не простит.***
Колокол, оповестивший об окончании урока, стал для Полумны долгожданным спасением. Практически всё время пребывания в кабинете, она пыталась сосредоточиться на словах Бинса, но ничего не получалось: то и дело в спину летели колкие взгляды сокурсниц, явно недовольных увиденным ими шоу в коридоре. Что же, если разобраться до конца — сама Полумна не понимала, что происходит. Необъяснимая встреча, назначенная Патфортом, заводила в тупик все мысли, уничтожая малейшие догадки. О, она действительно не подозревала, что такого хотел от неё слизеринец, но вместе с тем прекрасно понимала, что должна явиться в назначенное время. Не то чтобы любопытство так сильно терзало её, но всё же она чувствовала некую благодарность по отношению к Дилану за то, что он спас её тогда в парке. Думать о перспективах того, что произошло бы, не появись Патфорт в самый нужный момент, ей совершенно не хотелось. Мимо прошли Корнер и Бут, и Майкл словно нарочито толкнул её в плечо. На сей жест она никак не отреагировала — за пять лет обучения пора было бы уже привыкнуть, что её однокурсники не слишком хорошо относятся к ней. Причины этого, конечно, были ясны — Полумна, словно белая ворона, выделялась на их фоне своими увлечениями и привычками. — Эй, Лавгуд! Вот кого действительно терзало любопытство — так это Лею Нортон, направлявшуюся к ней слишком быстрыми шагами в компании своих подруг, среди которых была и Ария, наиболее приближённая, так сказать, к «королеве». — Ничего не хочешь объяснить? — на лице Леи отобразилась такая очевидная злость, что Полумну наверняка пробрала бы дрожь, но мысленно Лавгуд признала, что не в этот раз. — Тебе? — вопросом на вопрос ответила Луна, а затем добавила, — Пожалуй, что нет. Она развернулась, чтобы уйти, но в этот самый момент Ария преградила ей путь. И голос Нортон злобно известил: — Не так быстро, дорогуша, — Полумна обернулась к ней, задавая глазами немой вопрос, и Лея продолжила, — Что, решила со своих бзиков и вымышленных тварей перескочить на Патфорта? Или ты опоила его каким-то зельем, что он вдруг стал с тобой так любезно трепетать? Полумна хмыкнула и уголок её рта дрогнул в улыбке. — А ты из праздного любопытства интересуешься, или имеешь на него какие-то планы? — всего в мгновение она успела уловить, как расширились глаза Леи, и этого уже было достаточно, чтобы убедиться в собственной правоте. А она считала, что не так-то просто найти больную точку у Нортон. — Даже если у меня есть какие-то планы на него, то тебя это, серая мышь, не касается! — взревела Лея. Она уже была готова наброситься на неё, но Полумна, точно предчувствуя, достала свою палочку. И свита, собравшаяся вокруг них, сжали свои палочки, глядя на Лею и только ожидая малейшего знака, чтобы начать действовать. Но Нортон, похоже, не спешила довольствоваться такими методами, поскольку в следующую секунду заметно поостыла, — Что, применишь ко мне какое-нибудь заклинание? Давай, Лавгуд. И сразу вылетишь из Хогвартса, как пробка из бутылки. Полумна мгновение промочала, а затем изрекла: — Мерлин, какой же низкий у тебя эмоциональный диапазон, если ты сумела придумать только это сравнение! Однокурсницы заржали. — Имей ввиду, Лавгуд, я не шучу. И дважды повторять не буду, — прошипела Лея. Не дожидаясь более никакого ответа, она махнула рукой и вместе со свитой удалилась. Полумна же так и осталась стоять в коридоре, размышляя над тем, что теперь со всем этим делать. В голове роились мысли, различные предположения и страхи возможных последствий. Всё таки, несмотря ни на что, Лавгуд и так хватало проблем в жизни — в дополнительных выяснениях отношений с сокурсницами она вовсе не нуждалась. Из-за угла послышались шаги, а в следующую секунду Полумна пересеклась глазами с понурым взглядом. Невилл, опустив голову, поначалу не заметил её, но после, увидев, попытался изобразить улыбку. Только у него мало, что вышло. — Привет, — Долгопупс кивнул ей, и что-то в его взгляде изменилось. Когтевранка уловила крупицу надежды в карих омутах гриффиндорца, — У тебя какие-то проблемы? — Привет, — ответила Полумна, — Нет, всё хорошо, — она обернулась туда, куда ушли сокурсницы, — А как твои дела? Я чувствую, что возле тебя много мозгошмыгов… Невилл хмыкнул и Полумна поймала себя на мысли, что впервые видела такое пренебрежительное выражение лица у друга. Они ведь друзья, да? Ну, а, может, если бы не обстоятельства, могли бы стать весьма хорошей поддержкой друг для друга. Полумна чувствовала, что у них очень много общего, но вмешиваться в личное парня без его согласия не собиралась. Смысл? Если Невилл не желал идти на контакт, она бы не смогла навязываться ему. — Да так, задумался, — Невилл горько усмехнулся. — О чём? — осторожно поинтересовалась Лавгуд, ожидая ответа. Интересно, у неё получится вывести его на откровенный разговор? — Неважно, — гриффиндорец отмахнулся, а затем поспешно добавил, — Ты извини, мне нужно идти… Полумна понуро опустила голову. Да… Разговор вышел, мягко говоря, не очень. — Конечно, иди, — когтевранка кивнула, — Ещё увидимся. Так ничего и не произнеся, Невилл просто ещё раз кивнул, а затем поспешно удалился. Полумна почувствовала себя неуютно, и поставила в голове галочку касательно непонятного поведения Долгопупса. С ним явно что-то произошло, но вот что? Она попыталась вспомнить поведение Невилла в Хогсмиде и поняла, что практически не уделила ему внимания во время их общего времяпровождения. Большую часть её вовсе не было рядом, а когда она вернулась, Невилл и Гарри в скором времени увели Гермиону… Может, как раз после этого что-то и случилось с Долгопупсом? Очнувшись от мыслей, Полумна посмотрела на время. Часы показывали десять минут седьмого и, больше не задерживаясь там, Лавгуд устремилась в гостиную. Оставалось не так много времени, чтобы успеть забросить вещи и отправиться на встречу с Патфортом. «Интересно, каков будет итог этого дня?..»*** POV Пэнси Паркинсон
Я чувствовала себя под прицелом. Ощущение от взглядов, прикованных к моей персоне, раздражало. Раньше я бы обрадовалась популярности, но известность такого рода приводила к унынию. В конце-концов, каждый из них так и твердил мне взглядом о своём осуждении, презрении, неверии, и тому подобных чувствах. Хотелось просто встать и на виду у всех крикнуть: «Серьёзно?!» Я бы осмотрела каждого из них взглядом, задержалась бы на каждом участке кожи, заставила бы их разнервничаться, а потом… Прикрыла глаза на секунду, стиснув зубы. Какого хера я должна отчитываться перед этим стадом?! Перед теми, кто так легко предал меня, даже не удосужившись вникнуть в суть дела! На мгновение в голову прокралась мысль, разбившая моё подсознание с оглушительным звоном. Пробираясь в недра кожи и моей нервной системы, она явно желала поставить точку и подтолкнуть меня к агрессии. Бурлящая в жилах кровь была первым и явным признаком моей готовности выцарапать глаза любому, кто осмелится сейчас упрекнуть. «А ты не предаешь их, нет? — чёткий, властный и холодный голосок. Что это? Рассуждение? Совесть? Или… — Не ты ли целовалась с Поттером, не ты ли позволила ему так близко подобраться к себе? А вдобавок устроила сцену в Хогсмиде. Представь, что бы сделали твои сокурсники или родители, увидев это? Чувство, именуемое паникой, охватило меня с ног до головы. Ничего удивительного — я не хотела, чтобы обо мне и Поттере судачили по Хогварсту. Хватает с головой слухов обо мне и Патфортах. Я вздрогнула, когда чья-то тёплая рука легка мне на плечо. Непривычный контраст от температуры в подземельях. Подняв голову, замерла, не удосужившись произнести ни слова. Что нужно сказать? За меня идеально проделали всё изогнутая бровь и немой вопрос в глазах. Нотт смотрел на меня с примесью сожаления и беспокойства. Клянусь, такой взгляд я замечала от него впервые. Потому что даже Блейз и Драко не выражали своих эмоций по отношению ко мне столь открыто. А если кто-то увидит? Его это совсем не напрягает? — Тебя сейчас засмеют, — пообещала я, выглядя вполне серьёзной. Хотя глубоко внутри шевельнулся червячок сомнения и грусти. Нет, Боги, я не хотела, чтобы меня все сторонились. Стало не по себе вдвойне. — Не думаю, — произнёс Теодор и сел напротив меня в кресло. Я сидела в самом углу гостиной, практически у лестниц. Позади меня в паре метров был камин, и я ощущала его тепло слабыми искорками. Мы были на виду у всех. Я сделала вид, что не расслышала его слов. Погрузившись в свои мысли, откинулась на спинку кресла. Молчание удручало. Нотт изучал меня взглядом, думая о чём-то своём. Его глаза лихорадочно пробегались по моему лицу. Что с ним такое? — Тео, может, скажешь уже, какой чёрт тебя принёс? — спросила я, не выдержав такого проницательного взгляда. Он словно хотел заглянуть в меня, чтобы понять, чем я сейчас живу и обеспокоена, но… — Всё ещё страдаешь из-за помолвки? — спросил он и тут же облизал свои губы. От меня не укрылся данный жест. Но он и так понимал, в чём дело. А если быть точнее… Понимал не до конца. Я вздохнула, мечтая о том, чтобы расслабиться. Эта роскошь явно не светит мне сейчас, а, возможно, в ближайшее время в принципе. — А ты пришёл меня поддержать? — хмыкнув, поинтересовалась я, — Или сплетни уже закончились и нужны новые версии? Он покачал головой. — Ты считаешь, я ради этого пришёл? — Я не умею читать мысли, — изрекла я, добавив спустя мгновение, — Я лишь строю догадки. Тео словно решался, как сказать, пока я отсчитывала секунды. Ну же, давай. Чего ты медлишь, чёрт побери? Мимо нас прошли Креб и Гойл, двигаясь к своей спальне. Винсент сделал отрыжку, и я почувствовала дикое отвращение. Мерлин, и раньше эти люди входили в круг «избранных», а сейчас… Сейчас туда не вхожу я. Видите ли, я теперь пятнистая для них. Запорола и честь, и репутацию. Ну, а раз так, — то похуй. Пусть катятся в пасть соплохвоста. — Я хочу тебе помочь, Пэнс, — глупое сокращение имени, которым раньше называли меня однокурсники и друзья, резануло по сердцу. Помочь? Ты считаешь, у тебя есть на это право? — С какой стати? — В смысле? — он изогнул брови, непонимающе глядя на меня. — Я хочу понять, с какой стати ты хочешь помочь мне. У тебя ведь есть репутация среди них, — последнее слово я выделила с нажимом, — А я больше не вхожу в круг сливок общества. Следовательно, помогая мне, ты посылаешь их всех нахер. Вот мне и любопытно: с какой стати? Он замолчал, ничего не ответив. Я же, хмыкнув, добавила: — Кто я такая, чтобы ты жертвовал ради меня всем? Тео словно переключило. Он смотрел на меня ещё с пару секунд, а затем, словно нарочито громко, ответил: — Ты небезразлична мне, Пэнс. Я замерла. Правда, этот ступор нашёл на меня резко, завладев практически всеми мышцами тела. Мне удавалось только вертеть головой, чтобы проверить, не слышал ли кто фразы Нотта. Он непоколебимо смотрел на меня и каким-то ужасом я не могла отвести взгляда от его глаз. Когда же, наконец, он оторвался, я почувствовала в некотором роде облегчение, но в следующую секунду удавка затянулась на моей шее по самое горло. Если бы это зрелище могли видеть однокурсники точно так же, как я ощущала — о, они поддались бы этому. Искушение дёрнуть за верёвку и отправить меня на тот свет с множественными несовместимыми травмами с жизнью не оставило бы их равнодушными. Кажется, никто не заметил. Значит ли это, что я слишком превысила свою значимость в сплетнях и никому нет до меня никакого дела? Мне понадобилась ещё пара минут, чтобы придти в себя. Слова комом застряли в горле, а в глазах застыло непонимание всего происходящего. — Ты шутишь?.. — наконец, спросила я, обретя вновь способность мыслить. Нотт при этих словах сам дёрнулся, а затем, усмехнувшись, поинтересовался: — Я, что, так похож на клоуна? И в этот самый момент меня пробрало. Я съежилась, испытывая сожаление. Он словно перекачал в меня это чувство, плескавшееся в его глазах в самом начале нашего разговора. — Не беспокойся, — нарочито безразлично выдвинул он, — Тебя это не должно волновать, если… Я дура. Слепая и наивная дура. Конченная просто. Как можно было не замечать? В моей голове воображение нарисовало картинку, что было бы, если бы я ещё раньше узнала об этом и родители помолвили бы нас… Этот вариант явно был бы лучше, нежели ненавистный Эван Патфорт. Возможно, тогда бы я не… Мысль о взъерошенных волосах, зелёных глазах и тонком шраме на лбу, прошибла меня насквозь. Меня не должно это волновать, если я не люблю его. И когда Нотт встал, покидая меня, я изо всех сил пыталась разобраться в своих чувствах.