*** POV Драко Малфой
Я сижу в гостиной, глядя на языки пламени в камине. Поленья догорают и понемногу превращаются в пепел. Так тихо и незаметно. Лишь лёгкие потрескивания свидетельствуют о том, что там что-то рушится. Какой-то комок застревает в горле и я пытаюсь прочистить его, думая о том, что моя жизнь похожа на эти поленья. Тоже рушится. И тоже незаметно для всех вокруг. Серьёзно. Отдельно от меня сидит эта кучка слизеринцев. Знает ли та же Гринграсс, через что я прохожу, чтобы сохранить жизнь своей матери? Гойл, Креб… Все эти тупые шавки, которые не имеют собственной позиции и годны только для роли мелких шестерёнок. Они даже не задумываются о том, что мир этот далеко не сказка. Живут, ни о чём не заботясь. Их головы набиты бесконечными мыслями о шмотках, о сенсациях, сплетнях и, о том, как набить свои животы без лишних нагрузок. Тупая жизнь. Тупое наследие аристократов. Когда я достаю клочок пергамента с теми самыми строчками от отца, меня пронизывает ярость. И в голову так назойливо стучится мысль — а что было бы, если бы мама не вышла за него замуж? Если бы её мужем был тот же Снейп. Нет, определённо, такой союз сложно представить. Но это было бы лучше, чем есть на самом деле. Потому что я твёрдо знаю, что он её не любит. Он каждый чёртов день на протяжении двух лет подставляет её жизнь опасности. И заставляет меня расплачиваться за свои ошибки. Ненавижу. Яростно сминаю пергамент и бросаю в огонь. Какое-то чувство отвращения к самому себе за всё то, что я делаю, очевидно, будет преследовать меня до конца жизни. За то, что я пошёл на всё это и не смог противостоять отцу. Я просто конченный трус. И псих. Как можно было раньше не заметить то, во что вляпался теперь по самые уши? Дерьмо. Я вижу, как Блейз выходит из спальни. И смотрит на меня. Как-то обеспокоенно. В отличие от остальных, он понимает, что мне нелегко. И видит всё, что происходит, кроме одного. Я схожу с ума. То, что я сделал, нельзя оправдать никакими нормальными мотивами. Прикрыв глаза, потираю переносицу, и вижу образ Грейнджер, которая смотрит на меня с ёбаным своим осуждением. Как в библиотеке. И злость охватывает меня ещё больше. Молча встаю и направляюсь к выходу из гостиной. Даже не оборачиваюсь, когда кто-то что-то говорит мне о квиддиче. Мне похуй. Дико и самым, что ни на есть, искренним образом на эту чёртову игру сейчас. Какое это имеет отношение, если внутри распирает от этого горького чувства вины, осуждения и презрения, жалости к самому себе? Я сам себе таким противен. Наталкиваюсь случайно на Пэнс. Смотрит на меня как-то не то обеспокоенно, не то с примесью жалости. И я бы позволил ей себя пожалеть, но не в силах даже этого сделать. Потому что это слабость. А я и так погряз во всём этом. Хуже уже быть не может. — Драко? — Я хочу побыть один, — выдавливаю из себя и, обойдя её, устремляюсь прочь. Я знаю, что она не рассердится, и всё поймёт. Но вместо того, чтобы удалиться, я останавливаюсь, услышав голос Дафны. — Слышали новость? Уизли попал в больничное крыло, — тон, каким она изрекла это, можно было весьма уверенно назвать удивлённым, — Там шумиха такая была… Говорят, отравился медовухой, когда Слизнорт угостил их с Поттером. Стоп. Медовухой?.. Краем глаза я замечаю, что Пэнси тоже как-то напряглась, но не придаю этому особого значения. В голове уже бушует мысль, сопротивляться которой невозможно. Это из-за меня. Не сказать, чтобы я желал Уизли вечного здоровья, но всё же внутри что-то пристыдило. И я почувствовал страх. Определённо, теперь всё покатится к чертям, потому что я провалил и это задание. Мама. Твою же…! — Заботишься о здоровье нищеброда? — С чего ты взял? Просто сенсационная новость, — Дафна смотрит на меня, прищурив глаза. Но я смотрю ей в ответ спокойно, потому что знаю, что она не прочитает меня. Она не знает меня так хорошо, как того требует умение понимать меня. — Плевать, — хмуро отвечаю я и теперь уже точно ухожу прочь. Едва поворачиваю за угол, начинаю нестись по коридору, словно сумасшедший. Один, второй… В горле всё сдавливает комом, и я пытаюсь ослабить галстук. Лестница. Ещё одна. Поворот. Коридор. Такое чувство, что если меня сейчас догонят, то моя жизнь закончится, хотя никто и не бежит. Я сам убегаю. Но не могу избавиться от всего этого. Я бью кулаком в стену со всей силы, и чувствую боль. Тонкая, острая. Своими импульсами она словно предупреждает меня. Не лезь. Не надо. Но я же дурак. Слепой и глупый, наивный идиот. И я лезу туда, откуда уже выбраться сам не смогу. В ярости я готов крушить что угодно, лишь бы стало легче. Смотрю в своё отражение. Монстр. Ещё один удар. Второй. Третий. Костяшки пальцев начинает саднить, и я вижу кровь, которая потихоньку струится по руке и стекает в умывальник. Снова замахиваюсь, закрыв глаза. Уже готов к новой порции боли, но в этот момент дверь открывается. И наступает тишина, во время которой я слышу только своё дыхание и чьё-то ещё. А затем открываю глаза и оказываюсь в ступоре. — Малфой! — Грейнджер подходит ко мне, и её воинственный вид говорит мне о многом. Она тоже в ярости. Молчи, грязнокровка. Я знаю, что ты хочешь мне сказать. — Это ты сделал? Твой голос дрожит. — Ты о чём? — Не прикидывайся дурачком, Малфой. Не выйдет. Ты можешь провести кого угодно, но не меня. Я вижу тебя насквозь, ясно?! Отвечай, ты это сделал?! — А если не отвечу, то что? Резко делаешь выпад в мою сторону и бьёшь по плечам. Твоё лицо искажается смесью презрения и обиды. Я инстинктивно хватаю тебя за запястья и опускаю руки вниз. Близко. Глаза в глаза. — Какого чёрта ты творишь?! Брыкаешься. — Уймись, Грейнджер, — прижимаю к стене. — Это ты говоришь мне?! Да ты недостоин нормального отношения! Ты подонок! Сволочь! Ублюдок! Просто конченный садист! Ты… Пожиратель смерти! Убийца! Дикость. Ненавижу. Мне настолько невыносимо слышать это, что я и сам не замечаю, как моя рука перемещается на шею. Сдавливаю. — Заткнись, — рычу, приблизившись практически вплотную, — Не смей даже рот свой открывать. Ты, жалкая грязь! Хрип. И смех. Едва ли слышный. — Ещё вопрос, кто из нас более жалок. Ненавижу тебя, Малфой. Ты всегда всё портишь! Мало того, что из-за тебя Рон в больнице, так ты ещё и признаться боишься, трус! Надо уметь отвечать за свои поступки! Встряхиваю за плечи. Хочу уебать твою голову об стену. Бить бесконечно, пока ты наконец не замолчишь. А потом любоваться твоей умиротворённостью, и чувствовать твоё повиновение. Смиренность. Никакого сопротивления. — Ещё одно слово, Грейнджер, и я тебя прикончу. — Уверен? Острый конец волшебной палочки утыкается мне в ребро. Ухмылка мгновенно появляется на моём лице. В голове какое-то пьянящее чувство дурмана, но меня это совершенно не волнует. Кажется, ярость отступила, как только я осознал, что эта игра прекратилась в истинное противостояние. С самого первого курса. И теперь на кону стоит что-то более важное, чем просто статус в обществе. — Убьёшь меня? Я бы сам прикончил себя. За такие мысли. И за то, что мне нравится тебя бесить, Грейнджер. Смотрю в карие глаза напротив. Столько эмоций переплелось в этом одном единственном взгляде: страх, презрение, ненависть, боль, отчаяние и решительность. Несовместимое столкнулось в один миг. Это словно увидеть своими глазами, как сольются воедино небо и земля, огонь и вода, солнце и дождь, засуха и ветер… Ещё больше меня забавляет ответ, когда она вздёргивает голову, упрямо так, специально. Желая показать мне, что этим я не сломал её. — Если не прекратишь — убью. Отпускаю и делаю шаг назад, приподнимая руки в позе «сдаюсь». Врать нехорошо, Грейнджер. «Кто бы говорил», — отвечает мне внутренний голос, и я морщусь от осознания того, насколько же это «я» внутри право. Дурацкий смешок срывается с меня, заполняя собой помещение. Я смотрю на неё и просто не могу удержаться от этого ощущения, что мне чертовски весело с того, как она строит из себя всю такую правильную и решительную одновременно. Но, в то же время, меня это и бесит. — Не прекращу что, грязнокровка? — нарочно выделяю последнее слово, и ловлю внутри кайф от того, как она на мгновение меняется в лице, становясь ещё жёстче. — Я знаю, что это сделал ты, Малфой, — прикрывает глаза, словно не хочет меня видеть. Да ну? — Докажи. И снова смотрит. — Давай, зубрила. Убеди всех вокруг и меня, что это сделал я, — сокращаю расстояние и ожидаю, что сейчас она будет пятиться куда-то в сторону, чтобы избежать нашего с ней столкновения. Но вопреки всем законам этого не произошло. В ответ лишь послышалось холодное и спокойное. — А мне не нужно в этом убеждать тебя. Ты и сам знаешь правду. Просто боишься себе в этом признаться. Это, что называется, было ударом ниже пояса. Она ткнула меня прямо лицом в то, что было реальностью. И в этот момент я возненавидел Грейнджер всем сердцем. — Кто бы говорил. Сама давно в реальности окунулась? Приподнятые брови, непонимающий взгляд. Так и хочется сказать — не строй из себя дуру, Грейнджер. Забавно, неправда ли? Кажется, мы поменялись ролями. — Ты бредишь, Малфой. Или сошёл с ума, — она разворачивается, чтобы уйти, но я обхожу и преграждаю путь. — Что же ты убегаешь? Правда глаза колет? Смотрит на меня, как на психа. — Мне надоело твоё общество. — Сама же пришла. Я тебя не звал. — Пришла. И я выяснила всё, что хотела, — одна жалкая попытка обойти меня, но нет. Я не пропущу тебя, Грейнджер. Вот просто нет. Снова нацеливаешь на меня свою палочку. — Дай пройти. — Посоревнуемся в заклинаниях, Грейнджер? — достаю свою. И вижу в зеркале собственную ухмылку, — Дуэль рассудит нас, разве не так? Мне хочется вывести её из себя так же, как она вывела меня. Делаю шаг вперёд, она — шаг назад. И снова усмехаюсь. — Что такое? Испугалась? Говорила же, что не боишься меня. — Вот ещё. — Из тебя плохая актриса, Грейнджер. — Зато по тебе актёрский явно плакал бы. Столько лицемерия и подлости я ещё не встречала, — отстраняешься снова и упрямо смотришь мне в глаза. Это твой очередной ход конём? Мимо, Грейнджер. — Даже у Уизли, когда он ебал Браун по углам школы? Или они старались не попадаться тебе на глаза, чтобы не травмировать твою психику? А вот я попал точно в цель. Об этом теперь свидетельствует то, как она замахнулась на меня. Удара не последовало — замерла. — Давай, — подсказал, сократив расстояние до невозможного. Ещё и специально обхватил за шею, приблизил вплотную, глядя в глаза. Секунда — и я вижу шок. Что же ты так, грязнокровка? Попалась на пустом месте. — Где же твоя грёбаная смелость? Вы же, гриффиндорцы, так обладаете ею, — она одними глазами говорит мне замолчать, но я не могу остановиться и высказываю всё дальше, а она слушает, словно и не может остановить меня, — Или её хватило только на то, чтобы придти и бросить мне здесь свои словесные упрёки и подозрения? Жалко, Грейнджер. Слишком жалко и неправдоподобно для подружки Всемирного Героя и Вислоухого Болвана. Глотает ком. Моя чёртова фантазия несёт меня в дебри, и мой язык уже не подвластен мозгам. — Не боишься, что твои дружки застанут тебя здесь, со мной? Уизел так и вовсе «с ума сойдёт от ревности», — мой голос был сплошь пропитан иронией, — А Поттер наверняка обидится, что, отсосав Уизли, ты побежала ко мне и пропустила его мимо очереди, — в глазах её стоят слёзы. Что же ты молчишь, Грейнджер? Почему не действуешь? — Или ты сохраняешь траур и не ложишься под них? Уверен, твоя мамаша вряд ли оценит такие жертвы на том свете, Грей… Договорить я не успел. Сложно сказать, что именно мне помешало это сделать. Наверное, налетевшую на меня грязнокровку, принявшуюся колотить своими ручками моё тело везде, куда могла достать и ругаться, на чём свет стоит, можно назвать достойной причиной. А в следующую секунду в меня полетел Петрификус. Вряд ли я бы смог вовремя применить Протего, но в следующее мгновение, увернувшись от луча, я увидел, что она снова несётся на меня. — Не смей, слышишь?! Не смей даже упоминать мою мать, ты, чёртов слизняк, иначе я закопаю тебя прямо здесь, утоплю в унитазе к чёртовым дементорам! Ты, хорёк, ещё пожалеешь, что вообще родился на этот свет, ясно те… Удовольствие. Грейнджер, ты просто чудесна, когда злишься. Эйфория. Шаг. — Кем ты вообще себя возомнил?! Второй. — Стой на месте, Малфой, иначе я… Третий. — …прикончу тебя, и на этот раз уже точно, слышишь?! Слышу, Грейнджер. Но мне плевать, веришь? Хуже уже не будет. Но, раз уж ты припёрлась сюда, то пора наконец поставить тебя на место и доказать, что ты сама себе противоречишь. Ладонями охватываю лицо, приближаю к себе и целую. Буквально нападаю на неё, словно хочу сбить с ног. Настойчиво, требую ответа. «Что ты делаешь, паршивец, ты же сам себя сейчас унижаешь!» — кричит голос в моей голове, но я не обращаю внимания. Я готов себя унизить, чтобы унизить тебя, Грейнджер. Так продолжается несколько секунд, прежде чем я чувствую удар в плечо. В ответ только прижимаю сильнее и ухмыляюсь, когда чувствую слабый ответ на мои действия. Понемногу сбиваю ритм, переходя на всё более нежный «формат» поцелуя, а затем отстраняюсь первым. — И что это было, Малфой? — сразу спрашивает, вытирая губы. Не вытрешь, Грейнджер. Готов поспорить, не забудешь даже этого поцелуя. После такого не забывают. — Ты снова ответила, Грейнджер. Вот и прямое доказательство тому, что я прав. По глазам вижу, что унизил. Не сказав ни слова, она уходит. Резко, отводя взгляд и ускоряя шаг. Двери захлопнулись и настала тишина. «И что это было?» — звучит в голове. — Я её унизил, — произношу тихо, и чувствую удовлетворение. Да уж, после того, что случилось, это дикий кайф. «Не об этом. Ты унизил её, но не себя!» Усмехаюсь. Опираюсь о стену. И до меня доходит та мысль, что промелькнула голосом в голове. Холодок по спине. Унизил себя?..*** POV Автор
Джинни Уизли ещё никогда не чувствовала себя столь одиноко, несмотря на то, что рядом находились близкие люди. Может, на это повлияло чувство вины, которое она испытывала по отношению к брату, а, может, и принятое решение расстаться с Дином, который теперь тщательно избегал её. Девушка чувствовала, что поступила правильно, разорвав отношения с нелюбимым человеком, но легче от этого не становилось. За то время, что они встречались с Томасом, она успела понять, какой он хороший человек. И искренне сожалела, что была не в силах ответить взаимностью на эти чувства. Мысли о том, как всё запущено, донимали её и испепеляли последние силы. Сейчас гриффиндорка по-прежнему сидела в больничном крыле у кровати Рона, всё дожидаясь, когда он придёт в себя. Мадам Помфри сообщила ей, что на это может уйти несколько дней — организм парня был сильно ослаблен из-за яда, попавшего в организм с медовухой. Стыдно было признаться, что Джинни даже в такой ситуации испытывала радость от того, что хотя бы с Гарри всё было хорошо. От одной мысли, что на соседней койке мог очутиться парень, которого она любит, становилось невыносимо. — Может, всё-таки отдохнёшь? — предложил Джордж. Они с Фредом приехали в школу, как только узнали о случившемся. Сейчас близнецы были сами на себя не похожи из-за волнения, и любой, кто увидел бы их в таком состоянии, не смог бы даже предположить, что раньше у братьев были весьма напряжённые отношения. Рон часто становился объектом их шуток, но, несмотря на это, случившееся показало, как яро старшие братья были взволнованы трагедией. Узнав все обстоятельства, они не стали осуждать сестру, лишь только обняли и заверили, что всё будет хорошо. Но Джинни чувствовала себя ужасно и, наверное, не верила в то, что всё сможет наладится. — Нет, — она покачала головой. С самого утра её мучили жуткие боли в животе, и она подозревала, что причина скрывалась в том, что со вчерашнего обеда она не съела ничего. Кусок в горло не лез и сейчас. Фред, вошедший в палату с подносом, поставил его на тумбочку и передал ей бутерброд. Когда и за этим последовал отрицательный жест, старший брат просто напросто всучил его в руку гриффиндорки и одним взглядом дал понять, что она съест это сейчас же, иначе он найдёт способ её заставить. Пришлось подчиниться. Тишина, такая несвойственная их семейству, напрягала. Мысли одна за другой проносились в голове, но никто не решался высказать вслух то, что его тревожит. И когда близнецы переглянулись между собой, молчаливо что-то сообщая друг другу, Джинни услышала шаги, доносившиеся из коридора. А в следующую секунду ширма отодвинулась и в палату вошла девушка. Значок змеи на груди блеснул в свете солнечных лучей, отразившись в глаза рыжеволосой, из-за чего отчаянно захотелось прикрыть шторы. Кажется, на секунду она даже не сообразила, что происходит, но этой доли мгновения хватило, чтобы с уст Фреда прозвучал весьма интригующий вопрос: — Ошиблась дверьми, Паркинсон? Слизеринка не ответила, лишь смерила близнецов взглядом, затем на долю мгновения повернулась в сторону Джинни и вышла обратно в коридор. Рыжеволосая тут же встала и стремглав покинула палату, бросив короткий кивок братьям. Догнать не составило никакого труда. — Стой. Пэнси остановилась и обернулась, взглянув на неё. В этом взгляде было удивление и величайшая осторожность. Обе знали, что от другой ничего хорошего ожидать не придётся. — Зачем ты пришла? — напрямую задала вопрос Джинни, сложив руки на груди. Кажется, она была готова к тому, чтобы всё прояснить раз и навсегда. В голове уже сложился логичный и простой ответ, но она хотела это услышать. От неё. — А что, нельзя? Или вы оккупировали всё больничное крыло, и остальным сюда нос совать запрещено? — язвительно поинтересовалась в ответ. «Истинная слизеринка», — промелькнуло в мыслях у гриффиндорки. — Кажется, я не грубила тебе, а просто задала вопрос. — А я не обязана отвечать на твои вопросы, Уизли. Джинни кивнула. — Можешь не отвечать. Я и так поняла, зачем ты приходила. А, вернее, к кому, — она устало вздохнула, а затем продолжила, — Послушай, зачем тебе это? Пэнси посмотрела ей прямо в глаза. Она интересуется её мотивами? Что вообще происходит? С каких пор гриффиндорка решила говорить с ней на личные темы так открыто? — Не понимаю, о чём ты. — Да перестань, — тон Джинни явно говорил о том, что она не намерена враждовать. По крайней мере, сейчас у неё не было на это сил, и слизеринка сама это видела, — Не делай вид, что не понимаешь. Я просто хочу знать ответ, с каких пор тебя так волнует его судьба. Пэнси хмыкнула. — Судьба твоего брата меня не волнует, можешь не беспокоиться. — Ты прекрасно знаешь, что я не его имею ввиду. Слушай, Паркинсон, у тебя ведь есть жених, какие-то поклонники, так зачем ты сейчас лезешь к нему? Для тебя он всё равно игрушка, в чём смысл? — она говорила спокойно и настолько уверенно, словно сама знала об этом и читала мысли собеседницы.Я тоже… Я тоже его люблю! Распята душа. Живу еле дыша.*
— Я тебе уже говорила, что это — не твоё дело. И вообще, ты ни черта не знаешь, Уизли, — более грубо, чем следовало бы, ответила Пэнси. Джинни приподняла брови в удивлении. — И чего же я не знаю? — ответа не последовало, — Как по мне, так ты просто используешь его. Мой тебе совет: оставь Гарри в покое. Так будет лучше и для тебя, и для него. — Со своим уставом в чужой монастырь не лезут. Джинни только горько усмехнулась. — Можешь считать это доброжелательным настоянием, — слизеринка развернулась, чтобы уйти, но вдогонку была брошена фраза, — У Вас всё равно ничего не выйдет. Ты никогда не сможешь побороть свои стереотипы, чтобы быть с ним.Я смирилась с одиночеством ночи, Он однажды и твоей не захочет. Он вернется и я впущу. Он попросит и я прощу! Обиды пусты, а ты…*
— Если мне понадобится совет, то к тебе я обращусь в последнюю очередь, — холодно и резко бросила Пэнси, после чего, добавила, уже будучи возле двери, — Лучше бы ты следила так за своим братом, как за чужой жизнью. Кто знает, может, тогда бы с ним ничего не случилось? Слизеринка выскользнула из больничного крыла, оставив гриффиндорку одну с разрывающимся сердцем и ещё большим чувством вины, кровоточащим с новой силой. Вернувшись в палату, Джинни застала на себе взгляды близнецов. — Рон завёл роман с Паркинсон? — спросил Фред, пытаясь пошутить. Джинни не ответила, но её разочарованный вид говорил сам за себя. Больше разговоров между ними не было — они так и сидели в тишине, вновь каждый погрузившись в свои размышления.***
Гарри уже порядком сорока минут сидит в гостиной, посматривая на часы, и силится понять, что происходит. Гермиона так резко оставила его, не объяснив толком своих намерений, что становилось чересчур подозрительным. И при всём своём доверии к лучшей подруге, Поттер не страдал чрезмерной усидчивостью и спокойствием в сложившейся ситуации. Случившееся с Роном давило на нервы, но гриффиндорец ещё толком сдерживался, понимая, что родным друга тяжелее. Фред и Джордж даже не поленились приехать — уже многое значит с их стороны. На самом деле Гарри знал всегда: эти рыжие обормоты любили своего младшего брата, несмотря ни на какие колкости, пускаемые в его адрес ими же. Реакция в представившейся беде служила тому самым красочным доказательством. А вот реакция Гермионы оставалась для Гарри не совсем понятной. Она убежала, едва он заикнулся о том, что Малфой мог бы быть причастен к этому. С чего бы такие перемены, интересно? Такой поворот совсем не пришёлся по душе, и даже настораживал. От мыслей отвлекли Браун и Патил, прошедшие неподалёку. Лаванда перешёптывалась о чём-то с Парвати, выглядя совсем нерадостной. И картинка, которая была перед глазами ещё вчера вечером, снова встала в подсознании, взбудораживая память так, что аж передёрнуло. Фу. Интересно, долго она собирается молчать о своём времяпровождении с Бутом? Рон, отойдя от воздействия зелья, явно захочет с ней поговорить, и что тогда? Гарри прикрыл глаза, решив подумать о Паркинсон. То, что у них было, а вернее, те ощущения, сразу же вызвали в нём улыбку — слегка стыдливую, но всё же. Он ведь радуется не потому, что друг его в лазарете, а по другим причинам. И парень не думал о том, что будет дальше, кто они после всего этого друг другу, просто вспоминал и понимал, знал, что им обоим было хорошо. Гермиона, возникшая перед ним так же стремительно и неожиданно, как и упорхнувшая после посещения лазарета, плюхнулась в кресло напротив и с некой отрешённостью уставилась на огонь в камине. При этом щёки её пылали румянцем, заливаясь так сильно, что Гарри мог бы поставить все свои сбережения в Гринготтсе на то, что не видел её такой даже после пары кружек сливочного пива в Хогсмиде. — Что расскажешь? — спрашивает он, нарушая между ними тишину. Первым. И хотя внутреннее «я» подсказывает, что подругу сейчас лучше не беспокоить, но Гарри Поттер редко его слушался. Возможно, именно поэтому и влипал в неприятности. Но сейчас ведь видно, что неприятности у его друзей. Не только между собой, но и по-отдельности. Весь этот бредовый кокон пора было распутывать, и Мальчик-Который-Выжил брал дело в свои руки, невзирая на явно неохотно ответившую ему Гермиону. — Особо говорить нечего. — Нечего?! — Гарри, кажется, переспросил это слишком громко, потому как на них стали пялиться некоторые ребята. Грейнджер как-то вжалась в сидение, продолжая думать о чём-то своём и даже закусила губу. Данное оцепенение сошло на «нет» спустя секунду, и шатенка в свойственной поучительной манере выдала: — Не кричи, люди кругом. Гарри был готов поперхнуться воздухом от негодования. — Гермиона, говорю тебе, это Малфой! — Ты слишком драматизируешь! — упрямый взгляд в ответ служил колючкой похлеще самых хлёстких заклинаний, и бил точно в цель, — Где доказательства, скажи? — Я слышал его разговор со Снейпом… — Поздравляю, Гарри! Тебе этого будет мало, чтобы доказать его вину! — Да как мало?! — Тише, — Гермиона огляделась по сторонам. Вернувшись к нему глазами спустя пару минут, продолжила, — Допустим, что в перепалке с Малфоем твои шансы уровняются, а со Снейпом? Ты его в счёт не берёшь? Он — преподаватель, Гарри, и его слово против твоего — даже звучит смешно! Не отрицай, — она выдвинула ладонь, видя, как он уже горит возразить, — У нас нет никаких доказательств. — Да как нет… — Да вот так! — Гермиона, я не понимаю, ты, что, не замечаешь?! Всё же очевидно! Из уст Грейнджер сорвался полу-истерический смешок. — Что именно, скажи, здесь очевидного? Твоя неприязнь к ним обоим? — Чего?! — Ничего! Ваши конфликты покроют все объяснения для Дамблдора и остальных. Если в одиночку Малфой ещё сдаст тебе позиции, то в защите Снейпа — тут уж, извини, — «чемпион» очевиден! — Ты так говоришь, будто мы за кубок по квиддичу соревнуемся… — Вот, на твоём месте я бы подумала о кубке! Поднажми на учёбу, Гарри, и не забивай голову несуществующей ерундой. Гарри понял, что ещё чуть-чуть, и его злость достигнет своего апогея. Тогда уж выльются на Гермиону не только негодования, но и в некотором роде оскорбления, чего он, при всей вспыльчивости сейчас, просто не мог себе позволить. Никак и никогда. Хватает того, что она с Роном в ссоре, затянувшейся дальше некуда. — Тогда как ты объяснишь то, что отравленная медовуха была у Слизнорта? И предназначалась Дамблдору! — Видимо, подмену или сам яд кто-то внёс уже после, даже если ты уверен, что медовуху передал Малфой… — Гермиона… — Гарри, пожалуйста, хватит, — Грейнджер встала с кресла, заканчивая их разговор на очевидной ноте, — Я не хочу ссориться ещё и с тобой, слышишь? Но моё мнение — такое, Малфой здесь не при чём. Гарри тоже встал, поравнявшись с ней по росту. — Тогда, может, расскажешь, что с тобой? — А что со мной? — Что с тобой происходит в последнее время? Ты изменилась, Гермиона. — Вовсе не так. Я просто устала. — Послушай… Гарри испытывал неудобство из-за того, что они меньше проводили времени. Он хотел бы вернуть прежние дни, когда их компания не знала таких раздоров, хоть и понимал, что для этого придётся очень сильно постараться. Но он был готов. И знал, что умеет совладать с Роном рано или поздно, потому что хотел этого. — Знаешь, я понял, что вам нужно помириться с Роном. Пусть всё будет, как раньше. Мы все вместе были всегда, и я хочу, чтобы так было и дальше. До самого конца. Гермиона не хотела гадать, что именно подразумевалось под «концом», но уже знала, что начало было положено. И пропасть, теснившая её и Рона с самого первого дня знакомства, сейчас была как никогда нерушима. Сделать шаг вперёд — значит скатиться туда, вниз, в бездну, куда её и так уже загнал Малфой со своими выходками… Готова ли она к этому? — Я тоже хочу помириться с ним, ты это знаешь, — Гермиона слегка кивнула, подтверждая слова друга, — Но, как раньше… Гарри, как раньше уже не будет. Эту горькую правду ей давно стоило бы признать. И сказать ему об этом. Потому что прежнюю дружбу действительно не вернуть — она изменилась. Не только из-за смерти матери, но и из-за всего многого, что произошло за последнее время. Конечно же, отчаянно гриффиндорка пыталась себя убедить, что Малфой здесь совершенно не при чём. Но его слова всё ещё бились в голове, отрезвляя и опьяняя с точностью по секундам. — Прости, я пойду. — Герм, — Поттер ещё раз окликнул подругу, чуть приостановив её за локоть. И заставил посмотреть ему в глаза, — Ты должна знать, что я волнуюсь за тебя. И я хочу помочь. — Я знаю. Она не стала себя сдерживать, и всего на пару секунд прильнула к другу, обнимая его. Этого было достаточно, чтобы выразить всю свою благодарность, которую не позволяли высказать ком в горле и застрявшие в глазах слёзы. Отрицать правду было глупо, — а тем более такую очевидную — она знала это. И теперь просто готовилась принимать последствия. Принятие собственного поступка уже дошло, уложившись в стенки подсознания. Давя на мозг так, точно он уже из уважения к этим ощущениям должен был бы расплавиться. Она прикрыла Драко Малфоя. Почему она это сделала? Боится, что он наплетёт Гарри с три короба о том, что у них было? Но ведь ничего же не было! Не было… Не было… И не будет! Никогда. Почему-то от этой мысли становилось только тошно. И Гермиона поспешила уйти, разорвав объятия, и оставляя Поттера в гостиной мучиться в собственных не таких уж необоснованных догадках.*** POV Пэнси Паркинсон
Я официально готова подтвердить, что являюсь предательницей. Поначалу предала семью, отказавшись от помолвки, а теперь — ещё и друзей. Я практически корила себя за то, что мои мысли всецело занимал Поттер и тот случай в туалете. Мало сказать о том, что непривычно прокручивать в голове мысль «Я переспала с Поттером», потому что, чёрт возьми, это будет дико смешно. Вот только смеяться отчего-то не хотелось — и поначалу я просто улыбалась, думая об этом. Но только до тех пор, пока не увидела вторую сторону медали своего поступка. Драко и Блейз. Что я им скажу? Что, по сути, будет дальше у меня с Поттером? Кто мы друг другу? Любовники на один раз, утолившие свои потребности? Или просто двое людей, не понимающих, к чему могут привести подобные «встречи»? Я отлично понимала, что никакой хорошей реакции от окружающих ждать не стоит. Но держать рот на замке и скрывать свою окрылённость от произошедшего — не думала, что буду гордиться или радоваться сексу с Мальчиком-Который-Выжил, — было труднее всего. Ещё больше, чем бросать письма от матери и смотреть, как языки пламени обхватывали их в собственном причудливом танце. Так недолго и с ума сойти — непонятно, из-за чего: то ли от неверия в происходящее, то ли от стресса и страха. Моё уединение нарушил Блейз. — Пэнс, — позвал коротко он. Я была совсем не против поговорить с другом, вот только… Как? Хотя не сомневалась, что Забини, в силу своего более мягкого отношения к гриффиндорцам, сможет понять, но… А вдруг нет? И если он вступался за Грейнджер перед Драко, то тут разозлится на меня, потому что я с Поттером… Это ведь две разные вещи! — Да? — я решила не зацикливаться на собственных мыслях, по крайней мере, в обществе Забини. Ещё не хватало, чтобы он заметил, что со мной что-то не так — достаточно их с Драко волнений на мой счёт из-за всей этой дребедени с однокурсниками. — О чём задумалась? Блейз будто специально хочет вывести меня на откровенный разговор, но я только качаю головой. И улыбаюсь — потому что вспоминаю Поттера. А ещё очень хочу, чтобы друг был рядом. — Да так, о тебе. — Обо мне? — Блейз картинно приподнимает одну бровь, — Что же, решила скоротать вечерок в моих дружеских объятиях? — и подмигивает так, что настроение поднимается. Этот мулат может рассмешить любого, даже если ты за несколько минут назад полагал, что позитива не существует. Только не рядом с Блейзом Забини. С ним люди превращаются хотя бы в подобие оптимистов или познают радость. — Может, не только вечер. — Нихрена себе заявочки, — он аж присвистнул, — Так чего время теряем? Айда, спальня свободна! — Щас! — я усмехнулась, — Ты, помнится мне, Драко в свою постель ждёшь… Блейз вздохнул. — Это да, — кивнул, театрально сцепив руки в замок, — Но он-то явно сейчас не об этом думает. Мы замолчали, но ненадолго. Я нарушила тишину уже спустя менее минуты: — Как думаешь, что это с ним? — Не знаю, — на лице Блейза проскальзывает волнение. Я знаю, что этот человек умеет волноваться. И за Драко он тоже волнуется. Как, впрочем, и я. Может ли быть иначе? Мы друзья, и вместе с самого начала. То, что объединяет нас, может посоревноваться разве что с прозванным Золотым Трио, которые каждый год спасают мир. А мы, слизеринцы, спасаем души друг друга. Неизвестно, получается ли, но, если ещё держимся — значит, не зря. — Может, дома какие проблемы, — предполагает он. Я, вспомнив о своих родителях, опять стремлюсь убежать от этой темы. — Ну у тебя-то, я надеюсь, всё хорошо? — Не всё. Тебя в постели для полного счастья не хватает, — а вот за это Блейз уже получает подушкой прямую контратаку, которая прилетает аккурат в голову. Забини никогда не обижался на меня, мы с ним прекрасно ладим и понимаем друг друга. Вот такая странная дружба со странными шутками. — Блейз… — Дафна ловит нас глазами, спускаясь по лестнице. Приближается и смотрит, словно извиняясь за то, что прервала наш разговор. Я ничего не имею против — знаю же, что он ей нравится. Пусть поборется, если сможет рассчитывать на взаимность. В принципе, Дафна хорошая девушка. Уж точно лучшее Астории. Её младшая сестрица не вошла в мой круг доверия по многим причинам, одна из которых — Драко. Да и сами по себе отношения с младшей Гринграсс не заладились, но это не мешает мне весьма по-дружески общаться с Дафной, которую бы я могла всё ещё с уверенностью назвать если не лучшей, то хорошей подругой. — Ты не хочешь прогуляться? Забини смотрит на неё как-то совсем удивлённо, и для меня нет тайны в том, что это очевидность. Между ними ещё ничего такого не успело произойти, но — чего таить — я была бы рада за друга. Даф бы точно не заставила его страдать, потому что любит. Я была уверена в этом: не обрекают на страдания тех, кого любят. Поэтому, решила помочь. — По-моему, Блейз, погода за окном как раз располагает к хорошим прогулкам. — А ты? — он посмотрел на меня и кивнул в сторону выхода из гостиной, — Может, втроём? — С радостью, но как-нибудь в другой раз, — отвечаю я, улыбаясь, — У меня своя прогулка — до кабинета Реала. — Что это ты у него забыла? — Хочу просто попрактиковаться. Это ведь не запрещено? — Полезно даже, — согласилась Дафна. — Вот, — я кивнула. Наши пути разбрелись сразу после выхода из подземелья. Блейз, как-то странно глянув на меня, последовал за Дафной, но не стал ничего говорить. Я, не желая гадать, ждёт ли меня потом с другом какой-нибудь напряжённый разговор, направилась, вопреки собственным словам, к гостиной Гриффиндора. Потому что захотела увидеть Поттера, да. Поговорить с ним, в конце-концов. Раз уж из больничного крыла меня прогнала Уизли… Честно сказать — я сразу рассчитывала его там увидеть, но не сбылось. Поэтому, где ему ещё быть, если не рядом со своим дружком? Поднимаясь по лестнице, отметала от себя надоедливые мысли об Уизли. Поттер отрицал то, что между ними что-то есть, а сама Уизли явно негодовала, увидев меня в больничном крыле. Но мне было всё равно — я не собиралась выслушивать гадости о себе и терпеть чужие указки в своей жизни. Кто она такая, чтобы я её слушалась, если пошла уже против собственных родителей? Мысль, что я поступаю не совсем обдуманно, осенила меня в тот момент, когда я столкнулась неподалёку с проходившей Грейнджер. Она неслась на всех парах, и несложно было догадаться, что причиной её состояния являлась вся произошедшая ситуация. На секунду мне даже показалось, что я смогла расслышать её краткое и почти неслышное «Чёртов Малфой», прежде чем она скрылась за поворотом. Сменив курс траектории к совятне, я дошла туда в течении минут десяти. Найдя на полке лист пергамента и перо с чернильницей, коими могли воспользоваться кто угодно, приходя сюда, не тратя времени уже собиралась вывести несколько слов, как вдруг остановилась. И как мне к нему обратиться? По фамилии? Глупо. По имени? Тогда он точно решит, что я в него втрескалась. «Очнись, — произнёс внутренний голос, — Вы переспали, куда уж больше-то понимать?» Спорить самой с собой было бессмысленно. По вкусу пришёлся универсальный вариант.«Жду тебя на Астрономической башне.
П. П.»
Поттер, ты ведь не глупый мальчик, верно? Поймёшь. Отправив с совой извещение, я отправилась на место встречи, но не успела уйти слишком далеко, столкнувшись в дверях с Теодором. Повисло неловкое молчание — Нотт уставился на меня, точно видел впервые. А что оставалось делать мне? Не зная, что ему сказать, уже думала обойти и скрыться с его глаз долой, но он первым спросил: — Ты решила помириться с родителями? И почему-то этот вопрос имел все шансы вывести меня из себя. Но его задал именно он, а злиться на Тео у меня не было ни сил, ни времени, ни желания. — Нет. Для меня оставалось загадкой то, что он продолжал со мной общаться благосклонно, не обращая внимания на последствия для себя самого. Даже несмотря на то, что Тео признался мне в своих чувствах, я продолжала думать, что недостойна этого, потому что… Нотт — другой. Мы с ним слишком разные, чтобы думать о том, что когда-нибудь ситуация изменится и я смогу… — Знаешь, наверное, если бы у меня был Маховик времени, я бы всё равно ничего не стал бы менять. Дело далеко не в нём. Во мне. Потому что я уже отдалась другому. Поттеру. Телом и… душой, чёрт возьми, тоже. Глупо отрицать очевидное, но теперь, помимо страха предстоящей войны, которая уже гремела среди всех нас, особенно слизеринцев, по чьим-то неизменным соображениям находившимися «по ту сторону баррикад», против так называемого «света», поступью которой выступал Дамблдор. Нужно было делать выбор. Я с уверенностью могла заявить, что Пэнси Паркинсон всё время делала выбор. Ещё с того самого момента, как только оказалась дивным образом заперта на Астрономической башне, преодолевая холод весенней ночи. — Тео… Зачем весь этот разговор? Чего он хочет от меня добиться? Если я и без того терзала себя, хотя моей вины нет в том, что он влюбился именно в меня. Но моя вина есть в том, что я не замечала его раньше. Кто знает — если бы всё было изначально по-другому, ему бы не пришлось ошибаться во мне, а я, может, не потеряла бы свою семью, отрекаясь на веки вечные от их предубеждений. — Ты просто пойми, что это большое счастье. Я люблю тебя, ты мне небезразлична. И я вовсе не держу на тебя зла. Я готов быть рядом и я хочу, чтобы ты знала, что в случае чего я брошусь за тобой. И в огонь, и в воду. — Нет, Тео, это ты пойми, — я не могла согласиться на всё это, и тем самым испортить жизнь ему ещё больше, — Если кто-то обозлится на тебя из-за всего этого и подставит тебя под удар насмешек, я не готова буду защищать тебя. Лучше не лезь ко мне, слышишь? Так будет проще и для тебя, и для меня. У тебя — своя жизнь, и тебе незачем беспокоиться обо мне. Тео выслушал меня с каменным лицом. Такое лицо я видела у Драко, когда он был чем-то очень сильно недоволен или озадачен. Мне не плевать на Нотта, и именно поэтому я его отталкиваю. Он ещё не потерял свой билет в жизнь среди круга аристократов, а я лишилась его в тот день, когда сбежала из помолвки. Прав был Поттер — он тоже являлся одной из причин. Пожалуй, одной из главных. Меня разозлило не только то, что отец фактически продал меня за долги, но и чувства, возникшие внутри, значения которых я тогда ещё не понимала, или просто отбивала от себя, как назойливых мух. Впервые в жизни я решилась посмотреть правде в глаза. Сама. И не промахнулась. — Пэнси. — Я надеюсь, ты меня услышал, — изрекла быстрее. Прежде, чем он успел выговорить мне столько, что уши бы скрутились в трубочку. Мне жаль, Тео, но по-другому никак нельзя. Пока не поздно — я должна поставить точку, чтобы ты понял, что большее не будет возможно. Никогда. Я ухожу настолько быстро, насколько могу. Едва ли не сбегаю, чтобы не чувствовать его взгляд, и не видеть этого «я раздавлен». В глубине души мне хочется, чтобы было всё изначально по-другому, но нет. Тайное всегда становится явным, и я всё боялась, что это произойдёт, задавала вопросы «если», и тут же гнала их от себя. Если тайное становится явным, ты понимаешь всю правду. Суть. И уже не пытаешься бежать от этого. Моя суть — не Теодор Нотт, и не Рон Уизли. Не Блейз, с которым мы только на шутках, как друзья, флиртуем. Моя суть — это другое. Тот, кто уже, наверное, ждёт меня на Астрономической башне.*** POV Гарри Поттер
— Гарри… Джинни смотрит на меня. Я уже вижу, что она ждёт чего-то. И даже знаю, чего именно. — Скажи… Втягиваю воздух, глядя на неё в ответ. Она вовсе не противна мне, просто… — Как там Рон? — сообразив единственное, что пришло в голову, спрашиваю я. Виновато улыбается. Я бы даже сказал, горько. — Ещё не пришёл в себя. Помфри сказала, что мне лучше уйти… Фред с Джорджем пока что дежурят там и… Дальше говорить не было смысла. Джинни просто сокращает между нами расстояние и ныряет в мои объятия. Обхватывает так, будто хочет защиты. Я чувствую себя последним подонком, если сделаю или не сделаю этого. И так и так это будет… Но я всё-таки обнимаю её в ответ. У меня и в мыслях нет чего-то такого, что было бы выше того, что у меня было с Паркинсон. Или наравне. Я смотрю на Джинни и понимаю, что это, должно быть, будет правильным. Как бы там ни было, но Рон — мой друг, мой лучший друг. Джинни — его сестра, и я не могу её игнорировать. Бросить сейчас, когда она в таком состоянии. Я же не урод, да? Джинни, уткнувшись мне в плечо, начинает снова плакать. Чувствую, как моя рубашка постепенно наполняется влагой под её глазами. Я терпеть не могу женские слёзы. Но, в отличие от Рона, никогда не впадал в ступор и умел утешить много раз Гермиону, которая из-за него часто была расстроена. Мысли о лучшей подруге звоном ударяются в голове, и я спешу запихнуть их куда-то вглубь, но не получается. Чтобы забыть и не думать. Она ведёт себя странно и совсем отгородилась от меня, а я не знаю, что мне делать. И буквально полчаса назад на этом месте я обнимал её, а она пыталась делать вид, что в порядке. Но я же видел, что нет… Чёрт возьми! Малфой тоже как-то в этом замешан. Потому что она ходила что-то проверять после того, как я заикнулся о нём. Неспроста всё это, ох, неспроста… И тот разговор со Снейпом. Сжав кулак, я испытал сильное желание врезать слизеринцу за всё, что он делал. Он виноват в том, что случилось с Роном, и уже этого достаточно, чтобы бить его. Никто не смеет так поступать. И если Малфой уверен, что я буду сидеть, поджав колени, где-то в углу, то он глубоко ошибается. Потому что я не намерен терпеть это. Он должен ответить. — Джинни, — я приподнимаю её, коснувшись ладонью влажной щеки. Она смотрит на меня, совсем как-то… Сломлено, что ли, — Не плачь. Рон обязательно поправится. Это единственные слова, которые мне кажутся правильными в этой ситуации. — Прости меня. — За что? — Я была такой… Такой дурой, — Джинни готова снова разреветься, и от того, насколько надломлен её голос, мне становится не по себе, — Я не должна была обижаться на тебя, просто… У меня ком в горле. Я всю жизнь считал Джинни своей сестрой, но сейчас смотрю на неё и понимаю, что она серьёзно влюбилась. В меня. Я не хотел, чтобы так всё было. Она мне дорога. Очень. Но в другом плане. Ответить на её чувства взаимностью — это всё равно, что поступить, как подонок. Неправильно. Поймать тысячу осуждений от себя самого, потому что не принято, чтобы между братом и сестрой были отношения, переходящие рамки морали. Семейных ценностей. А Джинни за все эти годы, как и все Уизли, стала моей семьёй. Оттолкнуть её — это снова попасть под осуждения. Потому что причинить боль сестре — это всё равно, что перестать уважать. Сам себя. А с другой стороны — она. С зелёным галстуком на шее, со своими пепельными волосами и болотными глазами. Смотрящая на меня. Отвечающая на мои поцелуи. Позволившая именно мне то, что не позволяла никому. Сова, приземлившаяся прямо на моё колено, держала в клюве пергамент. Джинни с удивлением посмотрела на птицу, пока я развернул послание и прочитал его. — Гарри, — она посмотрела мне в глаза, — Скажи, что всё будет хорошо. Что именно значит «всё хорошо» в твоём понимании, Джинни? — Не переживай, — я улыбнулся уголками губ, — Рон скоро поправится и всё будет, как раньше. А будет ли? Проём в гостиную открылся, и вошли Фред с Джорджем. Я не знаю, как им удалось уговорить Полную Даму впустить их, но допускаю мысль, что для близнецов это не проблема. Тем более, что хранительница нашего «очага» всегда была благосклонна к двум рыжим сорванцам, доставлявшим учителям немало хлопот. Вот только увидел их и понял, что это уже не они. Случившееся подкосило их, пролегло тенью на лицах. И эти тени я видел, как бы они ни старались того скрыть. Потому что всегда жизнерадостные, близнецы Уизли сейчас разительно отличались от самих себя. Прежних. Они тоже переживают за Рона. Он их брат. В этом нет ничего удивительного, хотя именно они зачастую позволяли себя сыпать в его адрес не совсем уместные и бойкие фразы. Не со зла. Просто они… такие. Рон уже и сам давно смирился с этим, я-то знаю, и уже не обижался на них, как в детстве. — Привет, Гарри, — вразнобой поздоровались Фред и Джордж, взглянув на меня. Джинни отстранилась от меня, но никакой шутки не последовало. Раньше они бы непременно пошутили бы про то, что «посмотри, Джордж, какая парочка!» или «Фред, у нас в воздухе витает Амортенция». Ничего подобного. Не прозвучало. — Рон без изменений? — Лежит, — ответил Фред. И взглядом упёрся в одну точку. — Мне надо ненадолго уйти, — пояснил я, вставая с места. Близнецы только кивнули, а Джинни нацелилась на меня взглядом, полным сожаления. Я буквально поймал её «не уходи», которое она вот-вот собиралась произнести. Но вместо этого ушёл, оставив их одних посреди гостиной, где ученики не были такими шумными, за исключением первокурсников. Вышел в коридор и свернул в сторону Астрономической башни. Шёл, засунув руки в карманы, и сжимал в одной руке письмо от Паркинсон. Шёл и думал о том, почему она позвала меня. Сама. Думал о Роне, который лежит в больничном крыле. О Гермионе, скрывающей непонятно что. Джинни, оставшейся там, в гостиной, с этим взглядом, наполненным мольбой. Близнецах, понурых и тихих. Я даже сам не заметил, как столкнулся плечом с кем-то и уже собирался произнести короткие извинения, ударившись дальше в путь, но будто прозрел, когда понял, что передо мной стоит он. Малфой. — По сторонам смотри, — бросил слизеринец, и уже удалялся прочь, но я среагировал быстрее и, догнав его, развернул, — Что… Резкий удар в скулу. Малфой пошатнулся, а я прицелился повторно, чтобы ударить его. Даже безо всякой палочки. Я удивился, когда, даже не доставая своего оружия, в ответ он спросил: — Поттер, ты какого творишь? Это вывело меня из себя ещё больше. Я бросился на него в ту же секунду, и ударил ещё раз — на этот раз в нос. В ответ мне последовал его кулак, прямо в висок. Мы сцепились с ним, не контролируя уже себя и друг друга, грохнувшись на пол и в своей борьбе кубарём покатившись с лестницы. Руки Малфоя вцепились мне в воротник, а я, держа одной рукой его за шею, второй ударил под дых. Услышал, как он буквально поперхнулся воздухом. Я ударил его ещё. Раз, второй, третий. В тот момент, когда кто-то изрёк громовое «Имедимента!», лицо Малфоя уже напоминало смесь крови и ссадин. Нос в крови, на губе ссадина, и правая сторона подбородка как-то опухла. Будет синяк. Я же остался с ссадиной у виска, разбитой губой и дыханием, которое стоило бы восстановить после затянувшейся схватки. — Что вы здесь устроили?! — Реал, глядя на нас, кажется, был взбешен, — Мистер Поттер, потрудитесь объяснить своё поведение! — Профессор, это наше дело, — отчеканил я, — Малфой — ублюдок, и он это заслужил! — Мистер Малфой, — Реал помог ему подняться. Хорёк стрельнул в меня взглядом, но ничего не сказал, — Вы идти сами сможете? — Смогу. Одно-единственное слово. Я захотел его добить ещё больше. — Значит так, — Реал, поочерёдно смерив нас взглядом, остановился на мне, — Я жду, мистер Поттер, пока вы озвучите причину. По какому праву вы позволили себе наброситься на товарища с кулаками? — Он мне не товарищ. — Вот как? Я полагал, что все ученики в этих стенах, несмотря на принадлежности к разным факультетам, являются товарищами друг для друга. — К нам это не относится. — Мистер Малфой, а вы что можете сказать? — Понятия не имею, почему у Поттера башню сорвало. Если бы не Реал, ты бы так просто не отделался, Малфой. Бесишь. — Если вам некуда деть пар, то у вас появится такая возможность, я вам гарантирую. А сейчас — марш по гостиным, и я сообщу вашим деканам о подобном происшествии, если замечу ещё хоть одно нарушение. И Слизерин, и Гриффиндор лишается двадцати очков. Я развернулся и пошёл вниз по лестнице. — Мистер Поттер, гостиная Гриффиндора в другом направлении. — Мне нужно в больничное крыло. — Вас не пустят к мистеру Уизли. — Ничего, пробьюсь. — Мистер Поттер, марш в гостиную! Я не шучу! — Всего хорошего, профессор, — отчеканил я. По-хамски? Может быть. Но я точно знаю, что Малфой виноват и он ещё мало получил. Упырь. Гад. Змеёныш. Его мало ударить, его прибить надо на месте. На Астрономическую башню я всё-таки не попал. Потому что второкурсник с Гриффиндора, нашедший меня несколькими этажами ниже, сообщил, что меня вызывает к себе директор. Я поначалу замер, пытаясь сообразить, мог ли Реал так быстро сориентироваться — но, определённо, это не в его духе. И только спустя несколько секунд до меня дошло, что это Дамблдор. Он вернулся.