Пробка

      Дома ожидал неприятный сюрприз. Оказывается, в наше отсутствие кто-то из котов уронил с подоконника на пол горшок с Сашиной обожаемой, пышноцветущей, пунцовой геранью. Горшок — чудо — не разбился, лежал на боку, перевернутый, и герань в нем особо не пострадала. Но часть земли высыпалась, и в этой земле вдоволь извалялся Юпитер, перемазавшись от носа до кончика хвоста. Устав валяться и мазаться, песик отдохнул от трудов праведных, по очереди, на моей с Сашей и на Мишкиной незаправленных кроватях, оставив на простынях насыпавшиеся из шерсти комья земли и следы грязных лап. При нашем возвращении он со скоростью, приближеной к световой, юркнул под Мишкину кровать и затаился, едва дыша. Помнил — хозяева не разрешают ему спать на кроватях, и опасался вполне заслуженного и справедливого наказания!       Выуживать мелкого пакостника из схрона у меня сейчас лично не имелось ни сил, ни желания, я слишком вымотался после супера и мечтал лишь об одном — бухнуться в ближайшее кресло и вытянуть гудящие ноги. Ну, еще, чтобы дети помолчали хоть пять минут — заболтали до полного одурения и мутного тумана в мозгах. Тишины, боже...       Увы. Отдых откладывался на неопределенное время. Кто поможет детям распихать покупки в холодильник и по шкафам, поставит оттаивать курицу — Ярик и Миша хором утверждали, что курицу мороженой не варят, и я им верил — и поменяет изгвазданное Юпитером постельное белье, если не я? Именно, никто. А еще — если курицу не варят замороженной, то можно ли было купить не замороженую? Этот вопрос, конечно, запоздал по типу «умная мысля приходит опосля», но все равно требовал прояснения, на будущее.       — Ярик, — без промедления — забуду же потом непременно — обратился я к среднему сыну, вместе со мной потрошащему приволоченные нами из супера, сваленные кучей посреди кухни шуршастые полиэтиленовые мешки с провизией. — А не мороженая курица где-нибудь продается? Вот, подумалось вдруг…       Омежонок посмотрел на меня удивленно.       — Продается, наверное, — протянул он, выпрямляясь, в руках упаковка сахара. — Я не знаю, тятя. А чем тебе замороженая плохая?       Я вкратце объяснил, и Ярик понятливо покивал.       — Вона ты про что, — сказал, аккуратно кладя сахар на стол. — Ну да, так было бы быстрее, сразу раз — и в кастрюлю. Тять, а ты молодец. Идея отличная, пять!       Мы с сыном звонко хлопнулись ладонями и вновь зашуршали мешками. Я доставал упаковки продуктов, Миша и Андрюшка споро рассовывали их по полкам. Управились минут за десять, и облегченно выдохнули — минус морока.       — Кто мне поможет менять белье на кроватях? — спросил я у сыновей.       Вызвался Мишка, Ярик не мог, на нем висели кухонные хлопоты, а Андрюшка не захотел — малыш вовсю зевал, пытаясь слиться с интерьером. Я махнул на него рукой, разрешая немножко полениться, после опять махнул, уже другой рукой, Мишке, мол, мужик, айда, и мы с Мишкой пошли.       В четыре руки сняв с кроватей грязные простыни, я и мой старшенький альфенок запихнули их в стиральную машинку и постелили новые, чистые, из платяного шкафа в нашей с Сашей комнате.       — Миша, — велел я сыну. — Даю тебе ответственное задание выловить Юпитера и помыть. Выполняй.       Мишка вяло салютнул мне — тоже устал, бедный ребенок, суперы кого угодно доведут — и убежал за шваброй. Ни словечка не вякнул против, понимал — нужно. Сознательный мальчик, весь в Сашеньку.       Наделив его работой, я прошел в ванную, завести стирку. Стиральная машина встретила меня откинутой к стене дверцей верхней загрузки и зловеще торчащим из недр мятым бельем. Некоторое время я и она изучали друг друга. Я молчал, потому что не имел понятия, с какой стороны к ней подступиться, она потому, что стиральные машины не болтливы по натуре. В конце концов мне надоело стоять соляным столбом, и я решился: для начала запихнул белье в машину поглубже. То запихнулось, но не полностью — не влезало. Тогда я поразмыслил, вспомнил об ограниченности объема любой полости, решился вторично и вытащил из машины одну простыню. Теперь — влезало вполне, но оставалась не охваченная стиркой лишняя простыня.       «И хрен с тобой, — плюнул уставший я, с раздражением швыряя простыню, комом, в раковину. — В следующий раз».       За моей спиной скрипнула, приоткрываясь, дверь, и в образовавшуюся щель просочился Мишка, держащий под мышкой жалобно скулящего Юпитера.       — Стой, тятя, подожди заводить! — тявкнул альфенок. — ПапА еще стиральный порошок насыпает, в эту дырочку! — и он показал мне отверстие на наружном торце дверцы машины.       Вовремя успел. Я про порошок не подумал. Сколько порошка насыпает папА, Мишка не знал и пожал плечами:       — Сыпь побольше. Лучше отстирается.       Я послушался, побольше так побольше, сыпанул в «порошковую» дырочку из коробки порошка до краев, примерно с четверть коробки, захлопнул дверцу машины и завис, разглядывая кнопочки на ее панели. Кнопочек было штук десять или двенадцать. На какую нажать, чтобы застирала? А, методом тыка, хоп-хоп-хоп. Авось угадал.       Машина замигала красной лампочкой, загудела и ожила. В ней, внутри, зашумела льющаяся вода. Ура, получилось!       — Я молодец, — гордо похвалил я сам себя, оставил Мишку отмывать Юпитера и поспешил на кухню, помогать Ярику с курицей. Хватит с нас пожаров, утренней яичницы за глаза и за уши.