Большая звезда

Стоя у резной массивной двери и оглядываясь по сторонам, Эмма нерешительно постучала. Сердце билось так сильно, что, казалось, оно вот-вот разорвёт грудную клетку, ноги приросли к полу, во рту пересохло. Спустя полминуты дверь медленно открылась. Эмма шумно выдохнула, сцепляя за спиной дрожащие руки. В полутьме коридора она увидела тусклую полоску света, падавшую из комнаты. Регина стояла на пороге с бокалом вина в руке: на ней был синий шёлковый халат, талия перетянута поясом, темные волосы рассыпались по плечам. Она не удивилась, увидев девушку, лишь приподняла брови и сделала шаг назад, как бы приглашая Эмму войти. Та проскользнула в проем и остановилась, глядя, как Регина закрывает дверь. Слух уловил щелчок замка, и что-то внутри разлилось тёплой ласковой волной. Предвкушение? Страх? Она не могла понять. Слишком много противоречивых чувств обуревали ее одновременно. — Тебя никто не видел? — Спросила Регина низким тихим голосом, оборачиваясь. Эмма покачала головой, облизывая пересохшие губы. Потом вдруг осознала, что они разговаривали не как люди, познакомившиеся всего два дня назад. Не как две женщины. Не как подруги. Совсем по-другому. Как заговорщики. Как… любовники… Она боялась себе в этом признаться, но в глубине души понимала: Регина тоже знала, что это так. — Ты не удивилась, что я пришла… Регина повела рукой, испытующе глядя на Эмму. Глаза ее были грустными и глубокими. — Я ждала тебя, — мягко сказала она. Ждала? Сотни вопросов разом пронеслись в голове Эммы, как вихрь, но язык отказывался ей служить. Говорить с Региной оказалось сложнее, чем она представляла, идя сюда. Все оказалось одновременно проще и сложнее, чем две минуты назад, когда она бежала по коридору, боясь, что ее заметят. — Почему? — Удалось ей выдавить, и, мучительно краснея, Эмма уставилась на свои босые ноги. Регина улыбнулась и потянула ее за руку вглубь комнаты. — Думаю, ты знаешь, почему. Мы обе знаем. Эмма ничего не понимала. Все это настолько противоречило ее жизненному опыту, тому, чему ее учили, всей ее жизни, что она никак не могла решить, что делать и как вести себя. Поэтому Эмма послушно прошла вслед за графиней в ее покои, состоявшие из двух комнат: во второй была огромная кровать с балдахином, кушетка и туалетный столик. В отличие от покоев Эммы, здесь царствовало барокко: золото, красное дерево, драпировки, вычурная лепнина, обои с пышными цветами. Гардины были задернуты, и все освещение комнаты состояло лишь из нескольких массивных канделябров с горящими толстыми свечами. Пахло духами и воском. Эмма бросила взгляд на разоренную постель и почувствовала, как у неё кружится голова. — Знаю? — Пробормотала она. Регина медленно кивнула, глядя на неё. Потом поставила бокал на столик и приблизилась. Ее карие глаза блестели в свете свечей, полные мягкие губы улыбались. Эмма не могла оторвать от них взгляд. Воздух сгустился, плотный и душный, и от близости графини у Эммы все внутри задрожало. Она уже не пыталась притворяться перед собой, что пришла сюда с какой-то невинной целью. — Ты знаешь, и я знаю, — графиня медленно положила руки ей на плечи, проводя горячими ладонями по тонкому атласу. Она была совсем близко, и Эмма изнемогала от волнения. Никогда в жизни она не ощущала ничего подобного. Желание тёплыми волнами пробегало по телу, между ног все горело, а губы отчаянно жаждали поцелуя, уже однажды испытанного и лишь распалившего своей мимолётностью. Потом Регина двумя пальцами приподняла ее подбородок, испытующе глядя в глаза. Легкое дыхание касалось лица Эммы, запах духов одурманивал. — Так знаешь? — Прошептали губы, находящиеся в нескольких сантиметрах от губ Эммы. Та завороженно кивнула. Тогда Регина наклонилась и прикоснулась к ее рту своим. Ее гладкие губы были нежными и пахли вином, а еще — как будто спелыми ягодами. Она легко касалась Эммы, не углубляя поцелуй, давая возможность решить — нравится ли девушке то, что она делает. Смелея, Эмма провела языком по ее рту, и он раскрылся, дурманя сладким вкусом, опьяняя, и она крепко прижала Регину к себе, одной рукой зарылась в шелковистую копну волос на затылке, принуждая губы раскрыться еще больше, чтобы можно было беспрепятственно проникнуть в глубину рта. Язык нежно ласкал внутреннюю поверхность ее губ. — Неплохо, — прошептала Регина, отрываясь от девушки. Ее ладони нежно ласкали щеки Эммы. — Я не ошиблась в тебе. — Что ты имеешь в виду? — Задыхаясь, прошептала Эмма. Ее будоражила близость графини, тело, прижатое к ней, ощущение мягкой груди под халатом. Мысль, что можно скользнуть руками по коже женщины, которая вот уже два дня занимает ее мысли, захватила Эмму полностью. Увидеть Регину обнаженной. Трогать везде… Пробовать, кусать, гладить… Она застонала, закрывая глаза. Ее словно качало на ласковых и спокойных волнах. Будто Эмме сразу отдали все, о чем она только могла мечтать, и это было невероятно прекрасно и пугающе быстро. — Ты делала это раньше, Эмма? — Регина ласково поцеловала ее в уголок губ и запуская пальцы в волосы на затылке. Девушка покачала головой. Нахмурившись, графиня отстранилась, но руки не убрала. — Значит, ты ни с кем не была? Никогда? Покраснев, Эмма кивнула. — Значит, — задумчиво и грустно сказала Регина, кончиком пальца обводя контур ее подбородка. — Ему повезёт ещё и в этом… — Что? — Вся заворожённая легким прикосновением, Эмма сразу не поняла, о чем говорит графиня. Регина вдруг отпустила ее и села на кушетку, глядя спокойно и даже как-то безразлично. В страхе, что она сделала что-то не так, испортила все, Эмма уставилась на неё. — Тогда, возможно, нам не стоит этого делать, — проговорила Регина с ласковой убежденностью. В тихом голосе неосознанно мелькнуло даже нечто материнское, словно она увещевала неразумное дитя. Но Эмма поняла только «не стоит делать». Мысль, что эта прекрасная, таящая в себе столько неизведанного и загадочного возможность сейчас уплывёт из ее рук, ужаснула девушку, и она замотала головой: — Нет! Нет, стоит… Графиня, все также внимательно глядя на неё, закинула ногу на ногу, полы халата сползли, обнажив их полностью, и девушка вдруг смело опустилась на пол рядом с кушеткой, кладя руки на гладкую кожу бёдер, и прижала губы к колену Регины, покрывая его поцелуями. — Это неважно, — она провела руками по бёдрам до самого низа, ощущая их упругое тепло. — То, что я девственна. Я хочу… хочу тебя… я никогда никого так не желала, как тебя. С первого же взгляда, как увидела… Регина вздохнула от удовольствия, но не спешила отвечать: она, полузакрыв глаза, смотрела, как Эмма целует ее ногу, как поднимается все выше и тянется губами ко рту, нависая сверху. — Ты ещё не умеешь скрывать свои чувства, — нежно улыбнулась Регина, выгибаясь ей навстречу и обвивая руками шею. — Это так прекрасно. Ты вся открыта, тебе не страшны люди и их злоба. Ты как цветок после дождя… чистая, невинная… — Я сама не знаю… — исступлённо бормотала Эмма, покрывая поцелуями ее подбородок. — Не знаю, что со мной… — Я знаю, чего ты хочешь, — Регина отклонила голову и искусительно обвела пальцем контур ее губ. — Но не уверена, должны ли мы делать это. В ее словах Эмма уловила и нежность, и сомнение, и завуалированный вопрос: «ты не станешь винить меня после?» Но ей уже было все равно. Она страстно прижалась губами ко рту Регины. — Должны. Ты сказала, что ждала меня. И я пришла. Я пришла сама. Мы обе хотим этого. Она сама не ведала, что говорит, но это уже не имело никакого значения: та Эмма, которая ехала в Павловск, поглощенная своими юношескими мечтами, романтичная и наивная, перестала существовать. Эта новая Эмма смело целовала ноги женщины, с которой только познакомилась, и эта Эмма знала, что ни к одному мужчине ее так не тянуло, ни один не вызывал подобных чувств. Эта Эмма потеряла невинность в тот момент, когда встретилась глазами с самой красивой женщиной, которую встречала и встретит, и готова была на все, лишь бы ее не оттолкнули. Взять, дать, отдать и отдаться. Любым способом. Регина обхватила ее руками, притягивая себе на колени, губы сплелись в жарком возбуждающем поцелуе. Жадные горячие руки исследовали бёдра Эммы, ее ягодицы, сжимая их, приподнимая девушку, и это было до невозможности приятно. Эмма поймала себя на мысли, что никогда ещё ей так сильно не хотелось раздеться и остаться обнаженной. Будто одежда причиняла боль, и унять ее можно было, только избавившись от ненужных, мешающих тряпок на коже. Поцелуй Регины был таким насыщенным, влажным и сладким, что под ее губами можно было умереть от наслаждения. — Подожди, — тёплый шёпот в шею вырвал девушку из мира грёз. Регина аккуратно сняла ее с колен и поднялась. Эмма непонимающе уставилась на графиню. На вспухший от поцелуев рот. На слегка дрожащие пальцы протянутой руки. — Пойдём. Она увлекла Эмму к кровати, подтолкнула ее, заставив лечь, и задернула полог, отгораживая их от всего мира. Потом, не отрывая взгляда от девушки, медленно уперлась коленом в покрывало, взбираясь на постель. При виде обнажившегося гладкого бедра у Эммы потемнело в глазах. — Ты хочешь меня раздеть? Эмма завороженно кивнула. Регина чуть приблизилась, седлая бёдра девушки, ее ноги теперь находились по обе стороны от Эммы. Она подняла руки, запуская их в волосы, и от этого движения грудь натянула ткань халата, края его немного разошлись, обнажая кремовую кожу. Эмма протянула руки, дрожащими пальцами развязала пояс, шелковой змеей скользнувший по ее запястьям. И уставилась на открывшееся ей зрелище, как ребёнок, развернувший рождественский подарок. Расходящиеся полы халата обнажали смуглое тело: ключицы, высокие груди, живот и… Эмма бросила взгляд на бёдра… между ними было абсолютно гладко. Эмма знала, что многие женщины удаляют волосы на интимных местах, и ее потрясло собственное желание ощутить эту гладкость своей ладонью. Регина тем временем нависла над ней, укрывая полами халата и густой массой пахнущих свежим лугом волос. — А ты? — Спросила Эмма хрипло, проводя ладонями по плечам графини, словно не решаясь снять халат. — Ты делала это раньше? Регина смотрела без тени улыбки. Потом прикрыла глаза и склонилась, покрывая поцелуями руки Эммы, касающиеся ее, от запястий до самых плеч. — Тсс, — шептала она. — Иногда разговоры только мешают. Просто чувствуй, Эмма. Просто будь со мной, ведь это наша единственная ночь. Она осторожно развела коленом сомкнутые ноги Эммы, провела ладонью по бедру, приподнимая халат и сорочку, обнажая живот, затем вдруг прижалась горячей кожей прямо там, где все уже было невыносимо влажным и чувствительным. Эмма застонала, обхватывая ее руками. — Ты чувствуешь? — Прошептала Регина, покрывая поцелуями шею девушки. — Да… о господи, — ответила Эмма с придыханием. Регина вжималась в неё бедром, разливая по животу невероятно приятное чувство, каждое нажатие ее колена посылало все большее удовольствие по телу Эммы. Ей хотелось, чтобы это длилось без конца, но вдруг ощущение давления между ног ушло, Регина отстранилась, и Эмма протянула руки, ловя ее ускользающее тело. — Подожди, — прошептала графиня, скидывая халат. — Я не хочу, чтобы все слишком быстро закончилось. Ты оказалась такой чувствительной… Эмма вообще плохо понимала, что ей говорят. Она мучительно жаждала избавления от этого невыносимого возбуждения, которое лишь усиливалось при одном взгляде на тело Регины, на небольшую аккуратную грудь с тёмными сосками, на шею и плечи, на пленительный рот, на влажный блестящий след на ее ноге… — Пожалуйста, — молила она, двигая бёдрами, приподнимая их, вскидывая призывными толчками. Регина понимающе улыбнулась и рукой накрыла правую грудь Эммы поверх сорочки. — Нет, не так быстро, — шепнула она. — Я хочу насладиться тобой, выпить до дна. Я знала, что мы подойдём друг другу, но не знала, что так хорошо… Шёпот Регины скользнул по шее и остановился у ключиц. Как во сне Эмма почувствовала, что с неё снимают сорочку. Прохладный воздух омыл грудь и напряжённый чувствительный живот. Потом язык графини лизнул ее ключицу, пробежался по плечу, вернулся и вдруг легко чиркнул по напрягшемуся соску. Эмма застонала. Сквозь туман в глазах она видела, как рот Регины накрывает ее грудь, и выгнула спину, отдаваясь невероятно сладкому прикосновению влажного языка. Тем временем правая рука графини поползла по ее животу, остановившись возле пупка. Там она начала выводить круги, то приближаясь, то удаляясь от влажной плоти, жаждавшей ласки. Эмма вздрагивала, как от боли, выгибалась навстречу, но Регина не спешила. Она облизала сначала одну грудь, потом другую, провела языком по животу, спустилась ниже, и когда Эмма поняла, что собирается делать графиня, было уже поздно. В смятении девушка попыталась привстать, но Регина мягко удержала ее. — Уже поздно демонстрировать стыдливость, — прошептала она с легкой усмешкой. — Душенька… Эмма, задыхаясь, смотрела, как взгляд Регины перемещается все ниже, изучая ее тело, как пальцы легко касаются мокрых складок, раздвигают их, как графиня наклоняется и дует на чувствительное место, заставляя что-то внутри сжаться от сладкой и мучительно-прекрасной боли. Эмма откинулась на подушки и инстинктивно развела ноги, открываясь, предлагая себя. — Дааа, — прошептала Регина, языком проводя по сочащимся влагой лепесткам эмминой плоти. — Ты так возбуждена… Эмма застонала, запуская пальцы в ее волосы. Она жаждала ощутить больше, но коварная Регина не спешила. Она откинула голову назад, продолжая смотреть Эмме в лицо, словно пытаясь вобрать в себя все, что изливалось из глаз девушки, неотрывно следящей за ней. Кончиками пальцев Регина обводила влажный бугорок, слушая прерывистые стоны Эммы. — Так хочется войти внутрь, — шептала она, и Эмма вздрагивала от каждого слова. — Войди же! — Нельзя. Это должен сделать твой муж. Не я. Эмма вскидывала бёдра, прося о большем, но Регина была неумолима. Она слегка прикусила кожу возле пупка, поцеловала лобок, а затем внезапно ее рот накрыл плоть Эммы, язык скользнул внутрь, и это было как погружение в тёплый мёд. Девушка, задыхаясь, ловила движения ее губ, выгибаясь, постанывая, и порой крики становились такими громкими, что Регина была вынуждена остановиться. — Эмма, ты должна быть тише, — подняв голову, сказала она, и расфокусированный взгляд девушки остановился на влаге, блестевшей на губах графини. Она пробовала ее на вкус, о боже, пробовала… и наслаждалась этим… — Моя служанка спит через две стены, ты же не хочешь, чтобы она услышала тебя и прибежала, — Регина ласково улыбнулась, придерживая извивающиеся бёдра Эммы. Девушка прижала руку к губам. Она попыталась заглушить стоны, но когда графиня вернулась к посасыванию ее плоти, все мысли куда-то улетучились. Эмма чувствовала, что сейчас просто разлетится на части. Язык Регины действовал как надо: он двигался то вверх, то вниз, то по кругу, и когда в очередной раз провёл по наиболее чувствительному месту, Эмма с громким стоном стиснула бёдрами голову женщины, рассыпаясь на части от острого удовольствия, пронзившего тело от кончиков пальцев ног до макушки. Потом, сквозь головокружение, она почувствовала тёплые поцелуи, бегущие по телу вверх и завершившиеся на губах. Язык Регины скользнул ей в рот, позволяя ощутить собственный вкус. Слизывая его с губ Регины, Эмма содрогнулась от недавно пережитого удовольствия. Между ног у неё сладко пульсировало. — Как ты себя чувствуешь? — Нежно спросила Регина, обвивая ее рукой и притягивая себе на грудь. Эмма прижалась к ней щекой, поражаясь мягкости и гладкости кожи. Ее всю трясло, ноги дрожали. — Я никогда не чувствовала себя лучше, — призналась она, зарываясь в тёплые объятия Регины. Та довольно вздохнула. Открыв глаза, Эмма провела рукой по ее плечу, груди, спустилась ниже, касаясь обнаженного бёдра. Щекой она уловила резко ускорившееся сердцебиение графини. Эмма не была наивна и понимала, что Регина доставила ей удовольствие, но сама не получила его. И теперь, оправившись от пережитого наслаждения, она с любопытством ребёнка исследовала рукой и губами доступные ей участки кожи и была вознаграждена: из груди графини вырвался прерывистый стон, тело ее задвигалось, стремясь прижаться ближе к девушке. — Что ты делаешь? — По голосу Регины было слышно, что она улыбается. Эмма приподнялась. Регина лежала на спине, открытая жадному взгляду, ее тело в неясном свете свечей золотилось, доступное и прекрасное, Эмма пробегала глазами и рукой по возвышенностям груди, спускалась к мягкому животу, оглаживала бёдра, покусывала шею. По вздохам Регины она поняла, что женщине это нравится. Тогда Эмма осмелела. Она нагнулась и стала покрывать поцелуями плечи графини, подбираясь все ближе к груди. Мягкие и гладкие, они манили взять их в рот, и Эмма прикоснулась влажными губами к правому соску, который тут же сморщился у неё во рту, превратившись в твердый столбик. Регина застонала. Ободрённая этой реакцией Эмма перешла ко второму соску, ощущая, как руки графини зарываются в ее волосы. — Я все делаю правильно? — Улыбнулась Эмма, поднимая голову. — Да, — выдохнула Регина, глядя из-под полузакрытых век. — Ты все делаешь очень хорошо. Невинные ласки быстро превратились в откровенные и жадные: распаленная реакцией Эммы, Регина отзывалась на каждое движение благодарными стонами, жаркой негой тела, движениями рук и ног, обхватывающих Эмму. Та, уже ничего не стесняясь, покрывала поцелуями ее живот, стремясь ощутить то же блаженство, которое, по-видимому, испытывала Регина, когда ласкала ее. Но графиня остановила девушку, когда та приблизилась к бёдрам. — Подожди, дорогая, — прошептала она, беря Эмму за руку. — Я пока хочу другого. — Чего? — Эмма поцеловала ее ладонь, обхватившую запястье. Не сводя горящих глаз с Эммы, Регина взяла кончики пальцев в рот, обвела их влажным языком, затем потянула ее руку вниз. — Коснись меня, — приказала она властным шёпотом, который сводил с ума едва ли не больше, чем ощущение невероятного жара и влаги, исходящих из того места, где оказались пальцы Эммы. Со стоном девушка принялась исследовать нежные складки, поражаясь смене эмоций на лице графини. Закусив губу, женщина закрыла глаза и приподнимала бёдра, словно мечтая, чтобы Эмма… — Войди в меня… И вдруг как бы случайно пальцы девушки оказались в горячей тесной глубине. Регина сдавленно охнула и шире раздвинула ноги, пытаясь вобрать Эмму ещё глубже. А Эмма с восторгом смотрела на неё. Никогда ещё она не видела ничего более прекрасного, чем закусившая губу женщина, которую она сейчас ласкала. Инстинктивно Эмма двинула пальцами, и ртом проглотила стон, вырвавшийся из груди графини. Она повторила своё движение, теперь уже намеренно. Боязнь причинить боль куда-то ушла. На смену ей пришла страсть, которая позволяла кусать губы графини, слизывать пот с ее шеи и постоянно ощущать, как резко поднимаются бёдра, встречая неумелые эммины толчки. Регина двигалась все активнее, помогая девушке проникать все глубже, казалось, ей сейчас станет больно, и Эмма в какой-то момент остановилась, тяжело дыша, любуясь такой Региной: расширенные зрачки, прикушенная нижняя губа, тяжело вздымающаяся грудь, покрытая капельками пота, лихорадочный блеск глаз. — Ещё, — на выдохе сказала графиня, и ее ногти впились Эмме в плечи. И девушка продолжила. Она уткнулась лбом в грудь Регины, ощущая, как бешено стучит ее собственное сердце, попадая в такт с лихорадочным биением сердца в груди Регины, как тяжелое дыхание опаляет ее ухо, как царапают спину ногти, оставляя следы, и двигалась, двигалась, пока не услышала мучительный стон, отдавшийся где-то в сознании, и не почувствовала, как сжимают ее пальцы потаенные мышцы Регины. Два тяжелых дыхания слились в ночной тишине. Эмма лежала на графине, все так же просунув руку ей между бёдер, ладони Регины медленно поглаживали мокрую спину девушки. Потом Эмма подняла голову. — Ты… такая… — начала она, и тут легкие пальцы накрыли ее губы. — Не надо, — мягко прервала ее Регина, голос по-прежнему был хриплым. Эмма с сожалением выскользнула из горячей глубины тела. — Не говори ничего. Тебе скоро нужно уходить. Внезапный контраст между смыслом ее слов и нежностью, с которой это было произнесено, заставило Эмму умолкнуть. Она неосознанно прикоснулась губами к пальцам, касающимся ее рта, целуя их с благодарностью и обожанием. Ей никогда не было так спокойно и хорошо ни с одним человеком на земле, и никогда ещё так не хотелось остаться, как сейчас. Дело было даже не в том, что они разделили ложе, а в том, какой была с ней Регина. Ее прикосновения были столь ласковыми и нежными, поцелуи такими страстными, каждая черта ее лица, каждый изгиб тела, запах кожи — все, казалось, кричало «Моя! Только моя и ничья больше». И теперь нужно было оторвать себя от этой только обретённой данности, вернуться в реальность и… просто забыть? Эмма не верила, что она сможет это сделать. — Почему мне надо уходить? — Спросила она, кладя голову на грудь графини. Та гладила ее волосы. — Ты знаешь, — словно нехотя отозвалась Регина, продолжая с явным удовольствием перебирать длинные пряди волос девушки. Эмма замотала головой, водя губами по ее гладкой коже, пахнущей мятой и весенними цветами после дождя. — Но я не хочу, не хочу, не хочу… Регина подняла ее голову двумя руками, заглянула в глаза. — Эмма, ты все понимаешь. Давай не будем усложнять. Мы не можем позволить этому стать чем-то серьёзным. Она нежно провела пальцами по светлым бровям девушки, наклонилась, целуя упрямую складку рта, нахмуренные брови, острые скулы. — Я не хочу уходить… — Прошептала Эмма, чувствуя, как слезы подступают к глазам. — Почему ты отталкиваешь меня? Почему не позволяешь остаться? Регина медленно запрокинула голову, упираясь затылком в подушку. Эмма тут же покрыла поцелуями ее шею, наслаждаясь бархатистостью кожи на губах. — Ты не первая женщина в моей постели, Эмма Свенвельд, — вдруг сказала Регина, и Эмма замерла. — Были и другие. Но никто не знает об этом, кроме них и меня. Это всегда было лишь один раз. С каждой из них. И я была честна. Я говорила, что не могу быть с ними. А если бы я позволяла этому продолжаться, то вскоре разразился бы скандал. — А как же твои многочисленные любовники, о которых судачит весь свет? — Напряженным голосом спросила Эмма. Ей вдруг стало трудно дышать. Регина слегка усмехнулась, опуская подбородок: — Люди верят тому, во что хотят верить. У меня не было мужчин, кроме Даниеля и Леонида. Я не хочу больше никого из них. — Значит… — Эмма резко отстранилась и села на кровати, отворачиваясь. — Я была лишь одной из многих? Графиня вдруг порывисто обняла ее, притягивая назад на постель. — Нет, и никогда так не думай… никогда! Она властным движением перевернула Эмму на спину, нависла сверху, опираясь на локоть и разглядывая ее лицо так, будто хотела запомнить навсегда. — Я думала, что ты станешь одной из многих… Но с тобой все иначе… Эмма порывисто притянула графиню к себе, целуя изгиб рта, щеки, подбородок. — Так давай не будем отказываться от этого! Мне тоже было хорошо… просто невероятно… — Нет, это не должно повториться, — графиня легонько уперлась рукой в плечо Эммы, отталкивая ее. — Теперь ты должна быть только с Кириллом. Пусть он сделает все, что должен делать супруг. Ты будешь с ним счастлива, поверь… Я слышала, он заботливый любовник… — Как же я смогу лечь с ним в постель после… такого? — Эмма обхватила плечи руками, зажмурилась, качая головой. — Сможешь, — Регина поднялась и набросила халат, скрывая своё тело от жаждущего взгляда девушки. — Ты сможешь, потому что все могут. Я же живу с Леонидом. И ты будешь жить так, как положено. — Пожалуйста, Регина, — Эмма попыталась взять ее за руку, но графиня увернулась и решительно откинула полог. — Тебе пора, — холодно сказала она, запахивая на груди халат. — Иди к себе. Я устала. Эмма обернулась, ища взглядом сорочку, неверными трясущимися руками натянула ее и встала. Регина подошла к столику, налила бокал вина и выпила, глядя, как девушка поднимает с пола халат. Лицо у неё было отсутствующее, словно несколько минут назад она не стонала под Эммой и не впивалась ногтями в ее спину. Все было кончено. — Ты придёшь на завтрашний бал? — Срывающимся голосом спросила Эмма, уже подходя к двери. Регина порывисто обернулась. — Конечно, — мягко сказала она. — Это же твоя помолвка. Я не пропущу такое событие. Эмма проглотила рыдание и рванула ручку двери. Через несколько минут она уже была в своих покоях и лишь тогда позволила себе разрыдаться.