The Untold Story of Charmie

Просто удивительно, как долго и упорно можно закрывать на что-то глаза, пока жизнь сама не ткнёт тебя в это носом. С чем Арми довольно-таки успешно справлялся до той ночи — это с убеждением самого себя, что всё в порядке. Он просто особо не задумывался о том, почему им так легко и хорошо вместе с Тимоти, и почему постоянно нарушать зону личного пространства для них стало нормой. К счастью, он обходится хотя бы без кризиса самоидентификации — пару раз в юности пробовал и с парнями, но много размышляет о том, как поступил бы, не будь сейчас семейным человеком. Бросился бы он в этот омут не раздумывая? Или перспективы порушить не только свое актёрское будущее, но и едва начавшуюся карьеру Тимми, всё равно бы его остановили?.. Когда, наконец, приезжает Элизабет, Арми уверен, что теперь станет легче. Он будет проводить много времени с семьёй, а потом их ждёт длительный перерыв до начала промо-тура…они оба успокоятся и всё это останется невысказанным летним итальянским наваждением. Но у Вселенной на этот счёт свои планы. — Дорогой, я пригласила Тимоти на ужин, — сообщает ему Лиз спустя пару дней после приезда. — Что?.. — он надеется, что это звучит не слишком испуганно. — Ты твердил про него несколько недель подряд! Я заинтригована. — Но я вас даже не познакомил ещё, как ты?.. — От тебя, пожалуй, дождёшься, — отмахивается она. — Я написала ему в Инстаграме. — А он? — Хаммер тщательно прячет надежду в голосе. — Сказал, что будет только рад, — Лиз, наконец, поворачивается к нему. — Эй, Арми, да ты будто призрака увидел, что с тобой? Боишься, что он меня очарует? — она заливисто хохочет. — Не переживай: я окончательно и бесповоротно влюблена только в одного человека! Хотел бы он сказать о себе то же самое… После этого ужина, который Хаммер проводит сидя как на иголках, а Тимоти непринуждённо болтает с Лиз о путешествиях и модных тряпках (да откуда у него вообще такие познания?!), играет с малышкой Харпер и вообще ведёт себя так, будто он давно член их семьи, всё становится только хуже, потому что Элизабет теперь таскает Шаламе с ними повсюду. Они вместе едят, вместе ходят по магазинам, вместе ездят на озеро. Иногда Арми ловит себя на мысли, что Лиз просто не хочет давать им ни единого шанса остаться вдвоём, но гонит эту мысль прочь. С другой стороны — возможно, это к лучшему, ведь в присутствии жены он точно не совершит ничего, способного разрушить их брак.

***

В тот вечер они снимают сцены в Бергамо. Вина за обедом было чуть более чем достаточно, поэтому оба слегка пьяны, что, учитывая сюжетную линию, идёт фильму только на пользу. — Делайте, что хотите, — кричит Лука, — но это должно выглядеть самым страстным поцелуем из всех, что у вас тут были. Помните, что это — их последний день вместе, покажите насколько обострены их чувства перед расставанием. Когда Тимоти медленно приближает своё лицо к нему, Арми смотрит на его слегка приоткрытый рот и внутри у него что-то клинит. Он не знает, что этому виной: алкоголь, или Лука с его указаниями, или то, что это восьмой дубль подряд, или то, что он запрещал себе даже думать об этом последние десять дней, или то, что для них — это тоже, в каком-то смысле, последние дни, или всё это вместе, но когда их губы встречаются, он буквально сминает рот Тимоти своим, а потом берёт его голову в свои руки и настойчиво пытается проникнуть глубже. Когда Шаламе сдаётся под этим внезапным натиском и впускает его язык внутрь, он теряет контроль окончательно. Обвив Тимоти руками и стиснув так сильно, будто тот собирается куда-то сбежать, он практически вылизывает его рот изнутри, едва сдерживаясь, чтобы не застонать. Он чувствует себя путником в пустыне, который, наконец, нашёл источник воды и теперь никак не может напиться. Оторваться его заставляет только закончившийся воздух в лёгких. Арми отстраняется, не выпуская, впрочем, Тимоти из объятий, и тогда замечает его ошарашенное лицо. — Мы закончили, — вдруг выдыхает тот. — Что? — тупо спрашивает Хаммер. — Сцену… закончили… Проще говоря, он увлёкся настолько, что потерял счёт времени и даже не услышал режиссёра. Блестяще, Арми, просто блестяще. Он выпускает Шаламе из захвата и молча уходит с площадки. Ему нужно побыть одному. Пройдя пару переулков, он сворачивает в третий, прислоняется к стене и закуривает. Был ли у него изначально хоть какой-то шанс не вляпаться во всё это? Когда он соглашался сниматься, то, конечно, надеялся, что быстро найдёт общий язык с партнёром, даже был готов приложить максимум усилий к тому, чтобы выстроить доверительные отношения по просьбе Луки, но, кажется, они немного перестарались… Или, может, всё дело в том, что Тимми, помимо живого ума, яркого таланта и сумасшедшего чувства юмора, просто живое воплощение той хрупкой сексуальности, которое хочется одновременно защитить от всего мира и зажать в ближайшей подворотне. Мальчик из тёмного мира его тайных желаний, куда никогда не было допуска даже Элизабет… Почему он появился только сейчас?.. — И что это было? — он вздрагивает от знакомого голоса, который меньше всего хочет в данный момент слышать. — Было? Съёмки, — Арми пожимает плечами и пытается нацепить маску ленивого безразличия. — Нет, — Тимоти вдруг оказывается прямо перед ним и выглядит рассерженным. — Не надо так. Ты полторы недели меня избегаешь, но только что практически изнасиловал мой рот. Я думаю, что имею право знать, в чём дело. — Возможно, я…хм… увлёкся. Было неприятно? Хочешь получить извинения? — Хаммер разводит руками и почти ненавидит себя за эту вынужденную клоунаду. — Чёрт побери, Арми! Не делай из меня идиота. Всё изменилось после той ночи, когда я перебрал виски… Что я сказал… или сделал тогда? Я чувствую, что есть что-то… — Ничего такого нет, Тим. Мы много разговаривали и пили, потом я довёл тебя до номера, ты моментально вырубился…и это всё. — Скажи мне. Пожалуйста, — теперь в его голосе слышно что-то похожее на отчаяние. — Между нами стоит то, о чём я не знаю… и я не могу исправить это, пока ты мне не расскажешь… — Не представляю, что наводит тебя на подобные мысли, — Арми выдавливает некое подобие улыбки и выбрасывает сигарету, потушив ее подошвой. — У нас всё в порядке, мы с тобой общаемся каждый день. — Это с Элизабет я теперь общаюсь каждый день. Ты там тоже часто присутствуешь, конечно, но… — Ну извини, что я уделяю время своей семье и не могу больше полностью посвящать его тебе, — слова вылетают из его рта быстрее, чем он понимает, что вообще ляпнул. — Я не… я совсем не имел это в виду, я же не претендую… — Тимоти сразу весь как-то съеживается и Арми хочется вырвать свой язык. — Эй, — он берёт его за подбородок и поднимает голову, чтобы парень посмотрел ему в глаза. — Я идиот, слышишь? Я не должен был этого говорить. — Но сказал. И, в общем-то, ты прав. Кто я такой, чтобы чего-то требовать… — Почему ты постоянно занимаешься этими дурацкими самоуничижениями? — перебивает его Арми. — То фортепиано звучит не так, то тебе кажется, что твой итальянский не слишком хорош, то какая-то чушь про то, что ты теряешься на моём фоне в совместных сценах, теперь это… — Ты читал его, — Тимоти не спрашивает, а утверждает. — Читал? — до Арми доходит не сразу, чем вызвана резкая смена темы. — Дневник. Я никогда не обсуждал с тобой «какую-то чушь». Вот чёрт. — Тимми, я…да, я влез куда не следовало, прости. Ты имеешь полное право злиться, — Хаммер ещё слабо надеется, что им удастся избежать этого разговора, но Тимоти жестом останавливает поток его извинений. — Значит, ты всё знаешь, — произносит он тихо, но уверенно, и Арми ничего не остаётся, кроме как просто кивнуть. — Что ж… это всё объясняет, — он смотрит куда-то в сторону, избегая взгляда Хаммера. — Я не планировал обременять тебя этим, но… в любом случае, я не собираюсь… приставать к тебе, или что-то в этом духе, так что… я надеюсь, мы сможем и дальше общаться, но если тебе всё это неприятно, то я пойму…совместные съёмки почти закончены, нам больше не надо… Арми не в силах это слушать. — Идём, — он берёт его за руку и ведёт прочь из переулка. — Мы не будем обсуждать это посреди улицы. Они заходят в первый попавшийся отель, где никто не знает английского, но познаний Тимоти в итальянском вполне хватает, чтобы снять номер и поднимаются по старой лестнице на третий этаж. Арми пропускает его вперёд, закрывает дверь и садится в одно из двух кресел. — Садись, — он кивает на соседнее. Шаламе весь как натянутая струна и выглядит так, будто собрался на эшафот. Всю дорогу до номера они не проронили ни слова, а теперь Арми должен как-то разобраться со всей этой ситуацией. Желательно с наименьшими потерями для всех сторон. — Тим… Ты заслуживаешь моей честности, потому что я полез туда, куда меня не приглашали,  — начинает он, когда тот, наконец, садится. — Ты не планировал сообщать о… своём ко мне отношении и я хотел оставить всё как есть и не говорить о своём, но раз всё так вышло… — О своём?.. Ты же не хочешь сказать, что… — голос Тимоти звучит недоверчиво. — Конечно я хочу. Почему, ты думаешь, я сегодня, как ты там выразился… изнасиловал твой рот? — Арми немного нервно улыбается ему. — О… ну, я решил, что ты на что-то злишься…всю голову сломал, если честно… — Весьма интересный способ демонстрировать кому-то, что ты на него зол, не находишь? — Хаммер почти с нежностью думает, каким же он всё-таки бывает иногда ребёнком. — Ну… я ведь даже допустить не мог, что… Подожди, но зачем тогда ты избегал меня? Если мы оба заинтересованы… — Потому что всё это…- Арми тщательно подбирает слова. -…каким бы прекрасным оно ни казалось, как бы нас друг к другу ни тянуло, не имеет перспектив. Я связан обязательствами, я не оставлю дочь и беременную жену… И я не хочу портить твою жизнь, ты заслуживаешь лучшего, чем то, что я мог бы предложить. — Почему ты всё решил за меня? — вдруг прерывает его Тимоти. — Я не… — Да. Ты не спросил, что я думаю и чего хочу, ты просто решил, что будет лучше оставить всё как есть. — А разве нет? — Арми чувствует, как его сердце пропускает удар. — Арми, я… — он замолкает на несколько секунд, потом вскакивает с кресла, делает круг по комнате и, наконец, решается, продолжая ходить из угла в угол. — Я рассчитывал только на твою дружбу, я смирился с этим, но неужели ты думаешь, что я бы отказался от чего-то большего просто из-за того, что это не имеет каких-то там мифических перспектив? Даже если бы это стало просто… одним случайным эпизодом, я был бы рад. Я не прошу тебя уходить из семьи, ты правда считаешь, что я мог бы? Но…если ты хочешь меня…- Тимоти делает короткую паузу, кажется, сам шалея от собственной смелости, — то я согласен, — он замолкает, остановившись у окна и глядя на улицу. Арми уверен, что на планете Земля существуют люди, которые после подобного признания объекта своей страсти остались бы верны своим супружеским обетам, как-то свернули тему и больше никогда к ней не возвращались, тем более, что за ним явно оставляли последнее слово… но похоже, что он не из их числа. — Тимми, — он подходит сзади, обнимает Шаламе, зарывшись носом в его волосы, и чувствует, что тот слегка дрожит. — Ты хоть понимаешь во что сейчас пытаешься ввязаться? И что это, Арми? Последняя попытка снять с себя ответственность за происходящее? И когда только его внутренний голос стал звучать так мерзко? — Как будто я уже не увяз по уши, — раздаётся нервный смешок. — Это не то же самое. Если мы… — он перебирает все подходящие обороты и останавливается на самом нейтральном, но всё равно слишком прямолинейном -… начнём спать вместе, мы уже не сможем отмотать всё назад и стать просто хорошими приятелями. — А мы что, когда-то ими были? — фыркает Тимоти. — В каком смысле? — опешивает Арми. — Ну… — Шаламе вдруг откидывает голову ему на плечо и улыбается. — Я подумал, что хочу поцеловать тебя не только в кадре где-то…через неделю после нашего знакомства. — Дерзко, — Арми улыбается в ответ. — И тебе это нравится. — Да, но мы ушли от темы… Конечно, ты забыл рассказать ему, с каким грохотом обрушатся твои карьерные перспективы, если пресса узнает, что ты изменяешь жене, да ещё и с парнем… И как ты чертовски напуган даже самой мыслью об этом… — Если ты планируешь опять начать убеждать меня, что я должен отказаться от возможности… — Тимоти поворачивается и обнимает его за шею. -…узнать тебя ближе без камеры и съёмочной группы, — он касается его верхней губы кончиком языка и медленно проводит по ней, — то я вынужден тебя огорчить: никакие, — он быстро целует его, — твои, — ещё один быстрый поцелуй, — аргументы, — и ещё один, — не подействуют. — Чёрт…- Арми шумно выдыхает и втягивает его в медленный влажный поцелуй. И где только нахватался, соблазнитель малолетний! — проносится у него в голове. В пекло всё вместе с ехидным внутренним голосом и сомнениями. Они сейчас хотят одного и того же. Обо всём остальном можно будет подумать потом. Они долго целуются, лаская рты друг друга языками, пока руки Арми беспорядочно шарят по спине и ягодицам парня, сжимая их сквозь одежду. Когда Тимоти стонет ему в рот, он подхватывает его под бёдра и сажает на подоконник. Шаламе обнимает Арми ногами за талию, прижимаясь так близко, что тот чувствует его возбуждение сквозь несколько слоёв ткани, и это сводит его с ума. — Хочу тебя, — шепчет Хаммер, покрывая поцелуями шею Тимоти. — Боже, я так хочу тебя… — он стягивает с него футболку, швырнув на пол, потом отправляет следом свою рубашку, и перемещает губы с шеи на тонкие ключицы, выцеловывая на них изогнутые дорожки и постепенно спускаясь ниже. Он хочет заклеймить собой каждый сантиметр этой бледной кожи. Когда он слегка прикусывает правый сосок, Тимоти выгибается под ним и приподнимает бёдра, пытаясь обеспечить столь необходимое сейчас трение, но не выдерживает и тянется к паху, Арми перехватывает его запястья на полпути и мягко заводит руки Шаламе за голову, прижимая его к оконной раме. — Позволь мне, — больше выдыхает ему в рот, нежели произносит вслух и свободной рукой расстёгивает молнию на джинсах, освобождая член Тимоти от тканевых оков, обводит головку большим и указательным пальцами, распределяя влагу по стволу, и ласкает его нежными, но уверенными движениями. Тимоти закрывает глаза, кусает губы и выглядит настолько невинным и порочным одновременно, что один только взгляд на это посылает разряды в нижнюю часть живота Хаммера, делая, наконец, до предела тесными его широкие летние брюки. Он издаёт низкий горловой звук, избавляя себя от оставшейся одежды, и соединяет оба члена вместе в своей ладони, ускоряя темп. Прикосновение кожи к коже одним из самых интимных способов скоро толкает Тимоти за край и он кончает с глухим стоном, уткнувшись лбом в грудь Арми, делает пару рваных вдохов, а потом неожиданно смыкает свои тонкие длинные пальцы на члене Хаммера и за пару минут доводит его до оргазма. Этот парень определённо умеет удивлять. — Нам нужен душ, — говорит Арми, когда к нему возвращается способность связно мыслить. — Хочешь быть первым? — Тимоти расслаблен до такой степени, что еле подавляет зевок. — Я сказал нам, — он берёт Шаламе за руки и стаскивает с подоконника. — Идём. Они проводят в душе только несколько минут, в которых больше поцелуев нежели того, чем там обычно принято заниматься, и забираются под одеяло двуспальной кровати, где Тимоти устраивается на плече у Арми и задумчиво водит пальцами по его груди. И Хаммер хочет, чтобы это продолжалось бесконечно. — Арми, мы… повторим это…ну... когда-нибудь ещё? Вопрос ощущается как пощёчина, которой он, в общем-то, заслуживает, но от этого ничуть не легче. — Так, — Хаммер делает глубокий вдох. — Давай мы кое-что проясним прямо сейчас, — он ложится ниже на подушки, чтобы видеть глаза Тимоти, в которых плещется что-то похожее на беспокойство. — Я не планирую встать утром с кровати и делать вид, что ничего не было. Возможно, я теперь кретин, который изменяет жене, но я не буду кретином, который затащил тебя в постель на один раз. Мне очень хорошо с тобой. Чертовски хорошо. Если бы я мог, я бы закрылся в этой комнате на неделю и сделал всё, чтобы подобные мысли навсегда покинули твою голову, но в имеющихся обстоятельствах…остаётся лишь надеяться, что ты мне поверишь, — он нежно гладит Тимоти по щеке большим пальцем руки. — Скажешь что-нибудь? — Я, наверное, кажусь тебе таким дураком с этими своими сомнениями и вопросами…- он выглядит немного растерянным и смущённым. — Тимми, — Арми коротко целует его, а потом становится крайне серьёзным. — Всё уже непросто и станет ещё сложнее. И я сделаю всё, что смогу, чтобы этого не произошло, но, если тебе будет больно, — он прикладывает палец к его губам, пресекая попытку себя прервать. -… если что-то будет тебя беспокоить, пообещай, что ты скажешь мне об этом, каким бы нелепым и смешным оно не казалось, о’кей? Тимоти медлит пару секунд, а потом кивает. — Есть ли сейчас что-то ещё, что тебя беспокоит? — Да, — он вдруг улыбается. — Как мы будем объяснять, почему свалили после съёмок в неизвестном направлении и не ночевали в гостинице. — Скажем, что пошли поужинать и попали в плен к итальянской мафии? — усмехается Арми в ответ. — Да, это отлично объяснит появление парочки кровоподтёков на моих ключицах. — Прости, я не смог удержаться… — Не извиняйся, — Тимоти проводит пальцами по оставленным меткам. — Мне… нравится ощущать их. Это как подтверждение, что мне ничего не приснилось. — Кстати, о сне, — Арми гасит ночник. — Надо отдохнуть. У тебя глаза закрываются. — Да, — Тимоти устраивается у него на груди, — Спокойной ночи… — И тебе, — Арми целует его макушку, а через несколько минут по звуку дыхания понимает, что тот уже спит. Он морально готов к тому, что, оставшись один на один с собой, снова погрязнет в своих опасениях, но каким-то странным образом эта хрупкая фигурка, бесстыдно оплетающая своими конечностями всё его тело, лишает его всякой способности сомневаться. На тумбочке возле кровати загорается дисплей смартфона, и он осторожно, чтобы не потревожить Тимми, берёт его в руки. В сообщении Луки две строчки: «Сказал Элизабет, что у нас сегодня ночные съёмки. Постарайся вернуться к утру».