***
— Видимо, мне никак не уговорить тебя остаться ещё на день, — Арми уже минут десять не оставляет своих попыток убедить его поменять билет на самолёт, но Тимоти твёрд в своём решении. — Нет, не трать время, это решённый вопрос, — он неспешно потягивает коктейль, сидя на бортике бассейна и болтая ногами. — Поверить не могу, что ты отказываешься остаться накануне полутора месяцев, в течение которых мы вообще не увидимся! — бросает Арми слегка раздражённо. — Что там в этой Мексике такого, что не может подождать? — Семейный отпуск. Я и так задержался, чтобы побыть с тобой. — Вот и задержись ещё на день! Днём больше, днём меньше…какая разница. — Разница в том, что я уже насочинял прорву небылиц, зачем мне приспичило лететь в Лос-Анджелес, при наличии прямых рейсов до Канкуна, и у меня нет ни малейшего желания увеличивать количество вранья родителям. Их прерывает звонок мобильного телефона. — Этот разговор не окончен, — сообщает Арми прежде чем снять трубку и отойти. Наверняка это она. Способность Элизабет звонить, когда не надо, просто поразительна, хотя сейчас Тимоти даже рад внезапной передышке в их противостоянии. Конечно, истинная причина того, что он улетает завтра утром, вовсе не в родителях, а как раз в возвращении домой Этой Женщины, как он с недавних пор называет её в своих мыслях. После того, что между ними произошло минувшей ночью, у него нет ни малейшего желания смотреть на них с Арми вместе и слушать её болтовню. Дело даже не в ревности, он уже вполне способен с ней справиться (ну, или успешно убеждает себя в этом), просто он не хочет. Пусть это время перед расставанием на долгих шесть недель, если не случится очередное чудо, конечно, не будет ничем омрачено. Ему нужны эти воспоминания такими, как они есть сейчас: 48 часов опьяняющего счастья и ничего более. Но как объяснить это Арми, который ни в какую не хочет его отпускать? Может быть, следовало сразу сказать, почему он не хочет остаться, но ему не хотелось напоминать Хаммеру о жене и он сделал выбор в пользу другого аргумента, казавшегося ему достаточным, но, видимо, это было ошибкой. — Итак, — Арми возвращается к бассейну и садится с ним рядом, опуская ноги в воду. — Мне позвонить твоим родителям и попросить отпустить тебя ещё на денёк? — Это будет весьма странно, учитывая тот факт, что они с тобой, во-первых, не знакомы, а во-вторых, я сказал, что у меня деловая встреча. Не говоря уже о том, что мне давно не десять лет. — Так позвони им сам и скажи, что встреча затянулась. — На три дня, ага. — Ну, придумай ещё что-нибудь. Скажи, что друга бросила девушка и ты не можешь оставить его одного в сложной ситуации. — Боже, Арми, ты не отстанешь, да? Давай закроем эту тему, пожалуйста, — Тимоти складывает руки в молитвенном жесте. — Мой самолёт завтра в одиннадцать, на этом точка. Можем мы поговорить о чём-то еще? — Ладно, — неожиданно капитулирует Арми и Тимоти удивлённо приподнимает бровь. — Я просто запомню это на будущее. И в один прекрасный день, когда ты будешь уговаривать меня где-нибудь остаться… — он делает преувеличенно-оскорблённое лицо и отворачивается. — По тебе сейчас просто театр плачет, королева драмы, — Шаламе усмехается и качает головой. — Планируешь дальше разыгрывать обиду, вызванную моим непростительным поступком? — он касается под водой лодыжки Арми тыльной стороной стопы и движется в направлении пальцев. — Запрещённый приём, — Хаммер всё ещё демонстративно не смотрит на него, но перехватывает инициативу в подводном поглаживании, а уголки его губ медленно приподнимаются. Оба думают об одном и том же дне, когда между ними ещё не было никакой определённости и даже намёка на неё, и они вот так же сидели на бортике бассейна в Италии. Те съёмки в итоге остались только на промо-фотографиях, но они тогда так увлеклись процессом, что было очень неловко, когда выяснилось, что съёмочная группа уже вовсю занята подготовкой следующей сцены. Тимоти что-то смущённо пробормотал и поспешил ретироваться за пределы видимости, а Арми попытался заставить себя не думать об этом, отправившись беседовать с Лукой, по хитрому взгляду которого было ясно, что от него опять ничего не ускользнуло. — Пойдём плавать, — Тимоти ставит коктейль на бортик, берёт Арми за руку, и они вместе опускаются в прозрачную, нагретую солнцем воду. Руки Хаммера почти сразу же смыкаются на талии Шаламе, пока тот гладит его виски и скулы. — У нас ведь всё в порядке? — Тимоти спрашивает это на всякий случай, будучи уверенным в том, что Арми не станет вести себя подобным образом на полном серьёзе. — Само собой, хотя я и надеялся, конечно, что смогу тебя переубедить, — он улыбается с лёгким оттенком грусти. — Что ж… придётся нам с Ником завтра покататься на машине вдвоём. — Кстати, об этом. Нам не нужно забрать у него детей? Уже полтора дня прошло, это как-то… неудобно. — Брось. Он обожает детей, особенно моих. К тому же, там есть няня, так что не думай, будто он постоянно меняет Форду памперсы и собирает за Харпер игрушки, — Арми усмехается. — И няня не задаёт вопросов, почему дети внезапно куда-то переехали? — Задавала бы, будь это наша постоянная няня, но та женщина видит моих детей в первый и, я думаю, что в последний раз. — Да ты, оказывается, тот ещё конспиратор… — А что, у меня есть какие-то варианты? Не уверен, что нам были нужны детские крики сегодня ночью, — Арми медленно, но настойчиво целует его, прекращая этот довольно опасный разговор. Потому что он также совсем не уверен, что Лиз понравилась бы новость о том, что он сплавил детей к Нику на целых двое суток, пока у него гостил Тимоти. И что у него имеется на этот счёт внятное объяснение для неё — он тоже не уверен, но обо всём этом Тимми знать совсем не обязательно. Хотя он и старается по-максимуму ограждать его от своей жены, но, когда живёшь с человеком почти десять лет и ваши жизни во многом стали одной, невозможно долго делать вид, что этого человека не существует, поэтому он неизменно делает это снова и снова. Снова случайно упоминает о ней в разговоре. Снова делает больно Тимми, которому не хотел бы причинять даже малейшую боль. Ирония судьбы. Или просто насмешка. — Мне кажется, что ты где-то не здесь. Поделишься своими мыслями? — Тимоти смотрит на него заинтересованным взглядом, положив руки ему на плечи. — Знаешь… это окончание сцены в бассейне нравится мне куда больше предыдущего… здорово получить второй шанс, чтобы всё исправить, правда? — он чмокает его в нос, прежде чем неожиданно окатить брызгами и с хохотом умчаться на другую сторону бассейна в попытке избежать мести. Жаль, что некоторые вещи в его жизни исправлению уже не поддаются.***
— Ради бога, Арми, сними ты эту рубашку! — Элизабет на мгновение отрывается от набивания чемодана вещами и окидывает его критическим взглядом. — Ума не приложу, как я могла купить что-то подобное. Надень лучше… да, точно…надень зеленую с полосками, она тебе очень идёт. Он не говорит ей, что купил эту рубашку самостоятельно прошлым летом и не спорит, хотя мог бы, потому что рубашка ему действительно нравится, да и, в конце концов, у него сегодня день рождения и людям в этот день обычно позволено делать то, что им хочется, но по этой же причине Лиз второй час носится по дому, уже порядком раздраженная, хотя и пытается это скрыть. И в подобные моменты споров с ней лучше не начинать, поэтому он просто молча идёт переодеваться, чтобы не портить себе настроение. — Ты что-то заказывал? Тут курьер пришёл, — доносится крик Элизабет с первого этажа минут пятнадцать спустя. — Возможно, — кричит он в ответ, заканчивая бриться. — Сейчас иду. Спустившись, он обнаруживает Лиз с непроницаемым лицом стоящую над вскрытой коробкой. Ничего удивительного, впрочем, понятия личного пространства для его жены никогда не существовало. — Что это такое? — немедленно следует вопрос. Он подходит ближе и обнаруживает, что коробка доверху забита книгами. Десятка три, не меньше. Он пробегается глазами по названиям и не может удержаться от улыбки. — Арми, я спрашиваю: что это? — Книги, милая. Ты же знаешь, что я люблю читать, — иногда просто замечательно быть хорошим актёром. — И ты что, заказал сразу… СТОЛЬКО? — Очевидно. Решил сделать себе подарок и купил всё, что давно хотел прочесть. Могу я сделать себе подарок на день рождения или нет? — да, нападение — это всегда самая лучшая защита. — Можешь, хотя я всё равно никогда не пойму, почему в век технического прогресса и электроники нужно продолжать забивать дом бумажными пыльными книжками. Но делай, что хочешь. Только убери это с прохода, пожалуйста. А мне ещё нужно сложить кое-какие вещи, — она поворачивается, чтобы уйти. — Может, ты скажешь уже, куда именно мы сейчас поедем? — Нет, это всё ещё сюрприз, — бросает Лиз через плечо, прежде чем стремительно подняться на второй этаж. Арми ещё раз смотрит на коробку, ещё раз улыбается, потом относит её в гостиную и выходит во двор, чтобы позвонить. — Привет, но, вообще-то, сегодня люди должны звонить тебе, а не ты им, иначе ты ставишь их в неловкое положение и им приходится тебя поздравлять, даже если они этого не планировали, — Тимоти традиционно неподражаем в своих приветствиях. — Но раз уж ты позвонил, то… с Днём рождения тебя! — Спасибо, самый добрый человек на Земле. Знаешь, только что курьер притащил ко мне домой коробку, набитую книгами, которые я не заказывал… — Бывает же, — Шаламе делает удивлённое лицо. — И ты звонишь, чтобы рассказать мне об этом? — Видишь ли, такое странное совпадение, но, как минимум часть из них — те, про которые ты мне все уши прожужжал… — Очень странно, но зато есть шанс, что теперь ты их прочитаешь, — Тимоти подмигивает ему. — Да уж, теперь-то мне точно не отвертеться. И…как же я люблю тебя, мой ненормальный книгофил. — Как быстро ты догадался? — Как только прочитал названия, они так удачно положили сверху именно те, о которых я помнил… — Они? — Ну, продавцы в книжном магазине, вероятно, или кто там собирает эти коробки. — Глупости какие, — фыркает Тимоти. — Я сам всё складывал. Если ты не заметил, они не в коробке из книжного. — Ты намекаешь, что это не готовый заказ, который принесли прямиком ко мне домой? — Само собой, нет. Я слишком люблю книжные магазины, чтобы лишить себя возможности купить тебе подарок лично. И потом, существуют же разные издания… пришлось побегать, чтобы найти некоторые. — Сумасшедший, — иногда Хаммер не знает, как ему вообще справляться с чувствами к этому парню, потому что готов буквально захлебнуться в какой-то всепоглощающей нежности. — И… кстати, сколько их там? — Тридцать одна, очевидно. По одной на каждый год твоей жизни. Я проанализировал полки в твоём доме и задал несколько наводящих вопросов, так что, я очень надеюсь, что ни одной из них ты ещё не читал. — Почему книги? Не подумай, что мне не нравится, но интересно, какой у тебя был мотив, помимо желания заставить меня, наконец, прочитать всё, что ты любишь. — Не хотел, чтобы ты деградировал в вашем… солнечном тусовочном городке, — Шаламе смеётся. — И ещё… помнишь, что ты сказал, когда я получил подарок на свой день рождения? — Конечно. — Я долго думал о том, что мне тоже хочется, чтобы что-то обо мне напоминало в те моменты, когда меня нет рядом… Но дарить тебе что-либо, что нужно было бы постоянно носить — не вариант, как ты сам понимаешь… Арми кивает. Да, объяснить Лиз, почему он начал таскать, например, неизвестно откуда появившийся браслет, было бы крайне сложной задачей. — Поэтому я подумал, что подарить свои любимые книги — неплохая идея, — продолжает Тимоти. — Надеюсь, они тебе понравятся, ну и ещё надеюсь, что ты будешь вспоминать обо мне всякий раз, когда будешь читать их. Такой вот… эгоистичный подтекст, — он разводит руками, немного нервно усмехаясь. — Я уже говорил сегодня, что люблю тебя, да? — Можешь говорить это хоть каждые пять минут, я, в общем, не возражаю, — Шаламе сияет так, что его улыбкой, наверное, можно было бы осветить целый район. — Я очень рад, что тебе понравилось… — Не хочется говорить шаблонные банальности вроде «это лучший подарок в моей жизни», но похоже, что всё так и есть. Конкуренцию может составить, пожалуй, только велосипед, подаренный на восьмой день рождения, но тут сам понимаешь… — С велосипедом тягаться бессмысленно! Но такой «проигрыш» я способен пережить! Они молчат примерно минуту, просто глядя друг на друга и улыбаясь. — Какие планы на сегодня? Решили где будете отмечать? — Тимоти «отмирает» первым. — Честно говоря, я не имею ни малейшего понятия. Лиз… — Арми осекается. — Перестань, небо не упадёт на землю, если ты скажешь мне что-то про Элизабет. Итак? — Она придумала какой-то сюрприз и не говорит мне, в чём он заключается. Знаю только, что мы куда-то поедем и, судя по количеству вещей, довольно далеко. — Заинтригован? — Отчасти. Домашней вечеринки с друзьями было бы вполне достаточно. — Чем бы это в итоге не оказалось, постарайся хорошо отметить праздник. — Попробую, хотя мне точно будет кое-кого не хватать. — Кое-кто тоже очень по тебе скучает… До кинофестиваля в Торонто остаётся ещё две недели.***
За прошедшие полтора месяца Арми понял, что уже отвык расставаться так надолго. Он правда пытался радоваться сначала отпуску с семьёй, а после бесконечным дегустациям новых пирожных в их кондитерской, потому что Элизабет, кажется, считала своим долгом опробовать любое нововведение на нём и непременно получить подробный отзыв, но делал всё это, скорее, для того, чтобы не сойти с ума. Временами у него даже получалось впасть в какое-то полузабытьё: улыбаться, смеяться, верить, что он на самом деле счастлив, но, когда подобный приступ заканчивался, его начинало мучать чувство вины перед Тимоти за это, а потом всё повторялось по кругу. Конечно, они ежедневно переписывались, звонить, по понятным причинам, получалось нечасто, но буквы никогда не способны заменить взгляды и прикосновения. Он так соскучился по его открытой улыбке, дерзким выходкам, по неизменному румянцу на щеках после особенно вульгарных шуток самого Хаммера, постоянному перескакиванию с темы на тему, умению рассмешить в любой ситуации, по их разговорам в постели по утрам… И он так морально измотан всем этим, что его терпение сейчас буквально на исходе. Тимоти неспешно раздаёт автографы на красной дорожке кинофестиваля, потом долго и увлечённо отвечает на вопросы журналистки, и, кажется, совсем не торопится к Арми, чтобы сделать необходимые совместные кадры и уйти, наконец, из-под взглядов такого количества глаз. — Привет, — единственное, что он может сказать, когда получает Шаламе в свои руки перед толпой фотографов, хотя на языке упорно вертится детски-обиженное: «какого чёрта ты там торчал так долго, будто не видел, что я уже здесь». Тимоти улыбается в ответ и обнимает его за талию. Он выглядит таким спокойным, расслабленным и довольным, что у Арми даже на мгновение мелькает полубезумная мысль, что извёлся за эти полтора месяца только он один. — Сколько у нас времени до выхода на сцену? — спрашивает он у ассистентки, едва заканчивается фотосъёмка и они заходят в здание. — Минут сорок, — девушка сверяется с часами. — Возможно, пятьдесят… Правее есть несколько комнат для отдыха, можете пока… — Отлично. Наберите мне, когда мы понадобимся, — он поворачивается к Тимоти. — Идём, — Шаламе бы с удовольствием посмотрел на того, кто стал бы спорить с Арми, произносящим что-либо таким тоном. — Мы только что свалили вдвоём в неизвестном направлении на глазах у целой кучи народа, — говорит Тимоти, когда они покидают зону слышимости. — Если тебя беспокоит, что кто-то станет нас спрашивать, куда мы уходили, не беспокойся — вся пресса осталась за дверью, а остальным до этого нет никакого дела, — Арми проверяет попадающиеся комнаты на наличие в них людей и, видимо, у него есть ещё какие-то, неведомые Тимоти, критерии, потому что пару свободных они уже тоже прошли. — Меня беспокоит, что мы собирались не провоцировать никаких слухов, а то, что мы делаем в данный момент, на это не очень-то похоже. Зачем тебе вообще понадобилось уходить оттуда? — Идеально, — произносит Арми, кивая на вход в очередную комнату. — Очень похоже на все предыдущие, — Шаламе пожимает плечами и заходит внутрь, а через несколько секунд оказывается намертво прижатым к стене. — В предыдущих не было ключа, и дверь можно было бы открыть снаружи, — Хаммер начинает целовать его и до Тимоти, наконец, доходит. — Так, — он собирает всю имеющуюся силу воли, чтобы оторваться, потому что, да, конечно, ему тоже очень хочется целоваться и он безумно соскучился, но они, вообще-то, на работе. — Ты сошёл с ума? — Я так скучал по тебе, — Арми касается губами шеи. — И у меня будет серьёзный разговор с твоим стилистом, если он не перестанет одевать тебя в эти рубашки с воротничками… — Хаммер расстёгивает две верхних пуговицы, чтобы ему было удобнее целовать одно из любимых мест на теле Тимми. — Ммм… так гораздо лучше. — Арми… нам скоро на сцену… мы не можем… — Тимоти становится жарко, он уверен в том, что должен остановить всё это, но тело постепенно предаёт его, а разум уже заволакивает лёгким туманом. — Боже… — Да, нам скоро на сцену, но у нас тут, по-моему, возникла небольшая проблема… — Хаммер многозначительно сжимает рукой его пах, где всё напряжено чуть больше, чем следовало бы. Ничего удивительного — шея одна из его главных эрогенных зон, о чём некоторым отлично известно, да и полтора месяца без секса дают о себе знать… — Но если ты настаиваешь, впрочем… — добавляет Арми, и Тимоти тут же обнаруживает, что его больше не держат и вообще не касаются. — Мы можем идти хоть сейчас… — Хаммер подходит к двери и медленно поворачивает ключ. Засранец. Он знает, что Шаламе никуда в таком виде не пойдёт. Его пиджак не позволяет скрыть последствия последних десяти минут, да и в целом он совсем не хотел бы появляться на людях, выглядя при этом как подросток, не способный усмирить своё тело… Арми мог бы сейчас просто довести начатое до конца, он перестал бы сопротивляться уже совсем скоро, но ему, видимо, хочется, чтобы Тимоти ещё и попросил. Чёртов манипулятор. В любой другой ситуации Шаламе с удовольствием поиграл бы с ним в эту игру. И кто знает, чья именно выдержка дала бы сбой раньше, но сейчас, когда счёт идёт на минуты… — Закрой обратно эту дурацкую дверь и закончи то, что начал, — Тимоти вешает пиджак на спинку стоящего рядом стула, туда же отправляются брюки и рубашка. — И раздевайся, у нас не будет времени искать утюг… или химчистку. — Какие… воодушевляющие перемены, — Арми даже не пытается скрыть, как он доволен, что с ним больше не спорят. Тимоти припомнит ему всё это однажды… обязательно припомнит. Но в данный момент он едва сдерживается, наблюдая, как Хаммер нарочито медленно стягивает с себя одежду. Наконец, оба остаются в нижнем белье, носках и ботинках. — Выглядим как два озабоченных придурка, — шепчет Тимоти, вжимаясь в Арми всем телом, с удовольствием ощущая, как большие руки накрывают собой его ягодицы. — Возможно, мы и есть озабоченные придурки… — усмехается Хаммер, опускаясь на колени.***
— Ты не забыл включить звук на своём телефоне? — Тимоти расслабленно потягивается, полулёжа на очень кстати имеющемся в комнате диванчике. — Мне кажется, я слышу вибрацию… — Сейчас проверим, — Арми выуживает телефон из кармана пиджака. — О, чёрт! Здесь восемь непринятых вызовов… и мы должны быть на сцене через пять минут. Всю расслабленность как рукой снимает. — Я убью тебя, — клятвенно обещает Тимоти, натягивая брюки со скоростью света. — Точно убью, — говорит он, застегивая пуговицы на рубашке. — С особой жестокостью, — добавляет, пытаясь разгладить на себе пиджак. — Мы должны думать головами, а не членами! — заканчивает с лёгким отчаянием. — Думать членами гораздо веселее, — Хаммер ещё и улыбается. — Представляешь, мы бы этот час просто топтались за сценой в ожидании своего выхода… — А теперь мы выглядим так, будто только что трахались и сейчас будем объяснять всем, что с нами случилось. Да сколько можно копаться, Арми?! — Не надо психовать, без нас всё равно не начнут, — Хаммер приглаживает волосы, глядя в зеркало. — Думаю, мы можем идти. — Наконец-то! И учти: я страшно зол! Арми усиленно кивает, открывая дверь и пропуская его вперёд. — Вы, ребята, совсем охренели? — то ли спрашивает, то ли утверждает Лука, когда они, слегка запыхавшись, добираются до сцены. — Никак не могли выйти. Дверь намертво заклинило, пришлось применить все возможные способы, чтобы выбраться, — отвечает Арми с самым серьёзным видом, на который сейчас способен. — Надеюсь, после всего этого у вас ещё остались силы рассказать зрителям о фильме, — режиссёр переводит взгляд с одного на другого. Тимоти краснеет и мечтает немедленно исчезнуть. Неизвестно, что думают остальные, но Лука-то их всегда насквозь видит. К счастью, всех приглашают подняться на сцену и необходимость продолжать неловкий разговор отпадает. Зато появляется необходимость стоять перед полным залом и думать, не написано ли у него на лице всё, что он так тщательно пытается сейчас скрыть. Арми, стоя рядом, буквально кожей ощущает, как Шаламе нервничает. Возможно, зная, насколько тот ответственно относится ко всему, что касается работы и, учитывая то, что Тимми и в обычном состоянии не всегда контролирует, что говорит, ему следовало подождать со своей бурной страстью до вечера… Да, он рисковал и продолжает делать это, но ведь оно того стоит. Тимоти не знает, куда деть руки и полуосознанно поправляет ширинку, а следом одёргивает пиджак. Арми встречается с ним взглядом, заставляя смущённо улыбнуться, а потом отворачивается, ухмыляясь своим мыслям. Как же тяжело будет сейчас лавировать между желанием засмущать Тимми ещё больше, потому что ему чертовски нравится, когда тот непроизвольно облизывает губы или закусывает нижнюю, краснеет, не знает, что ответить или начинает громко смеяться в попытке скрыть всё это, ну и, собственно, необходимостью не сообщить зрителям ничего лишнего, оставшись в необходимых рамках приличия…***
— Тебе это очень нравится, да? — вздыхает Шаламе, когда они спускаются со сцены и отходят в сторону. — Что именно? — Провоцировать меня на глазах у всех. — Хвалить партнёра по съёмкам — это просто хороший тон, если что. — Ты произнёс слово «особенный» раз пять! — Я же говорил не только о тебе, — Арми пожимает плечами. — Ну и потом… — он наклоняется к его уху, обжигая дыханием. — Ты же действительно особенный… Тимоти почти вздрагивает от вспышки удовольствия, вызванной этой простой фразой, но произнесённой таким голосом. Впрочем, сейчас не время и не место для подобных мыслей и он, вообще-то, до сих пор злится. — А заявлять во всеуслышание, что мы проводили вместе все дни и ночи — это тоже хороший тон? — Это…небольшое преувеличение реальных событий. Мы не проводили вместе абсолютно все дни и, к сожалению, все ночи тоже… Такое досадное упущение… — Ты прекрасно понимаешь, что я пытаюсь сказать. Ты бы ещё в любви мне прямо там признался! — Спасибо за отличную идею на будущее. Возможно, я сделаю это на твоей родине, — Арми обнажает зубы. Невыносимый дурак, но, если быть честным хотя бы с самим собой, Тимоти было очень приятно слушать это публичное почти_признание. Конечно, большинство людей не воспринимает подобные вещи серьёзно. Арми прав — это хороший тон, так делают в актёрской среде довольно часто. Но Тимми ведь известна вся правда… и Хаммер сколько угодно может сводить всё к шуткам, его он уже не проведёт. Просто Арми любит его так сильно, что подсознательно хочет рассказать об этом всем, но не может, вот и получается… Вся его злость неожиданно испаряется, когда он смотрит на ситуацию с другого ракурса. — Продумываешь план мести? — голос Арми вытаскивает его из мыслей. — Что это ты улыбаешься? Мне даже становится как-то не по себе. — Я должен найти маму. Увидимся чуть позже, — Тимоти поспешно поворачивается, чтобы уйти. Иначе это уже он, чего доброго, потащит Арми в «комнату для отдыха», чтобы зацеловать до полусмерти. — Стоп, — опешивает Арми. — Какую ещё маму? — Мою, — Шаламе оборачивается с лёгким недоумением. — Какие-то проблемы? — Да, вообще-то. У меня были большие планы на ближайшие ночи. Зачем ты притащил с собой мать? — Так. Во-первых, не понимаю, как моя мать может помешать твоим большим планам. Во-вторых, возвращаясь к хорошему тону — у меня здесь есть мероприятия, не связанные с нашим фильмом, там негласно не принято появляться без компании, у Полин были свои дела, вот я и позвал… — Моя компания тебя уже не устраивает? — перебивает его Арми. — Ну, и как это будет выглядеть, если мы везде начнём ходить вместе, как приклеенные? В рамках промо это понятно, но в остальном… — Ну, мы же особенные друзья, ты сейчас сам это со сцены сказал. — А что мне оставалось? — фыркает Тимоти. — После твоей эмоциональной тирады… В общем, я не вижу никакой проблемы в присутствии своей матери. Ты же взял с собой жену, в конце концов. — Вообще-то, нет. Лиз осталась дома, у неё образовались рабочие дела в последний момент. — Оу… И ты мне ничего не сказал! — Думал будет сюрприз и, честно говоря, рассчитывал, что ночевать мы будем вместе. А теперь здесь твоя мать, и я вообще не представляю, каким образом это провернуть, не сообщая ей о наших отношениях… Всё это время Арми жил, точно зная дату, когда они с Тимми вновь увидятся. Иногда получалось встретиться раньше, иногда нет, но в электронном календаре всегда было отмечено число, когда он снова сможет обнять его. В ближайшие несколько месяцев таких чисел у них будет куда больше, чем за весь последний год, но потом всё закончится. И он отчаянно не хочет терять ни единой возможности побыть вдвоём, пока у них ещё есть «официальный» повод. — Чёрт. Ты на меня злишься? — Тимоти чувствует себя немного виноватым, но, в конце концов, если бы Арми не был любителем подобных сюрпризов, он бы и не подумал брать с собой мать. Было таким очевидным, что свободное время Хаммер будет проводить с женой… Или же они будут проводить его втроём. — Я злюсь, но не на тебя, — отмахивается Арми. — Просто бесит, когда всё идёт не так, как хочется. Вы же наверняка живёте в одном номере? — Само собой. Но я мог бы… — Что? Дожидаться, пока она уснёт и пробираться ко мне под покровом ночи? А под утро приходить обратно? — Хаммер начинает смеяться. — Моя жизнь опять становится похожа на какое-то идиотское кино. Хорошо, что хотя бы не индийское, а то вокруг все бы ещё пели и плясали. — Что-нибудь придумаем, я обещаю, — Тимоти ободряюще кладёт руку ему на плечо — единственное, что он может себе позволить, пока вокруг них люди. — Надеюсь, — Арми в ответ лишь на мгновение касается пальцами тыльной стороны его руки. — Что ж… тогда… Увидимся позже на вечеринке? — Естественно. Беги давай. — И я познакомлю тебя с мамой! Кажется, вечером опять будет неловко.