***
— Ну что, готов ответить на добрую сотню вопросов? — они сидят на диванчике в ожидании начала пресс-конференции, открывающей пресс-день «Назови меня своим именем» в Лос-Анджелесе, неподалёку бродят Лука, Майкл и Брайан, решающий какие-то вопросы по телефону. — Я каждый раз боюсь, что в этот-то раз точно спросят что-нибудь, что заставит меня совершенно растеряться, а сегодня шансы увеличиваются в несколько раз, — Тимоти крутит в руках телефон, пытаясь настроиться. — Ты ведь знаешь, что всё согласовано с пиар-отделом, — Арми ободряюще сжимает его колено, нахально пользуясь отсутствием посторонних глаз. — Никто не будет спрашивать, спим ли мы вместе. — Я не имею в виду что-то настолько прямолинейное… Но…с тобой ведь тоже такое бывает. Невозможно быть готовым абсолютно ко всему. — Да, и в этом нет ничего особенного. Если ты будешь так же трогательно смущаться, как и обычно, тебе всё простят, — Хаммер ловко уворачивается от шлепка, которым Тимоти явно планировал его наградить. — Эй, я всего лишь сказал правду! — Думаю, мы можем уже пойти и переодеться, до начала осталось полчаса, — Шаламе встаёт и обводит взглядом помещение, останавливаясь взглядом на афише фильма. — Наверное, нужно как-то отметить этот день… давай сделаем селфи, пока мы ещё в состоянии улыбаться? — Ищешь повод запостить совместное фото, да? — Арми наклоняется к нему, и они быстро делают несколько кадров. — Может быть, вот это? — Тимоти листает получившиеся фотографии по дороге к гримерке. — Тут мы будто бы повторяем афишу, но как бы наоборот. — Обожаю твои определения, — хохочет Арми, заглядывая в экран его телефона. — У нас слишком счастливые лица здесь, чего нельзя сказать об афише. — Возможно, в этом весь смысл, — Шаламе улыбается, добавляет надпись и отправляет кадр в сторис Инстаграма. После общей пресс-конференции с Лукой и Майклом их «попарно» разводят по двум небольшим комнатам, превращённым в студии, где они проводят несколько часов, пока журналисты сменяют друг друга. — Люблю ли я рисковать? — немного зловеще шепчет Арми, когда всё, наконец, заканчивается, и они возвращаются в гримерную, где Хаммер запирает дверь и надвигается на Тимоти до тех пор, пока тот не упирается лопатками в стену. — Хочешь, чтобы я продемонстрировал? — его дыхание щекочет кожу, и они провели слишком много времени рядом, практически не имея возможности касаться друг друга, чтобы полностью отказаться от такой соблазнительной возможности. — Никакого секса в гримёрке, — хотя Шаламе и готов немедленно расплавиться под настырными губами, терзающими его собственные, но в коридоре слишком много людей, которые их ждут, поэтому он категоричен. — Я же должен как-то оправдывать свой новый титул…Sexiest risk taker, подумать только! И кто из нас теперь главный провокатор? — Арми с сожалением и лёгким рыком отрывается от его рта, чтобы переодеться. — Как тебе только в голову пришло рассказать эту историю про журнал прессе! — он немного раздражённо сбрасывает с себя одежду и собирается надеть футболку, когда его обнимают поперёк живота и быстро целуют в плечо, заставляя замереть. — Это всего лишь шутка, — Тимоти трётся щекой о его спину. — Я совсем не хотел… — Я знаю, просто для тех, кто не присутствовал, это выглядит так, будто я действительно переживал из-за того, что дурацкий титул вручили не мне, хотя мне совершенно наплевать, — Арми с улыбкой поворачивается к нему лицом, чтобы обнять в ответ. — Но, знаешь, даже это было менее провокационно, чем твоя ассоциация со словом «любовь»! Кажется, мы оба с ведущим на мгновение лишились дара речи от этого заявления. — Я просто ляпнул первое, что пришло в голову, — Тимоти выглядит слегка смущённым. — Как-то глупо получилось и дальше пришлось выкручиваться, так что в целом этот блиц вышел довольно странным… Брайан очень вежливо оторвёт мне голову, если это увидит. — Не переживай. Сейчас хлынет такой информационный поток, что это затеряется в нём, как песчинка в океане. Зато мы вроде бы обошлись без вопросов, ставящих в тупик, о чём ты так волновался утром… или нет? — Да, если не считать самого сумасшедшего поступка ради любви… — Тимоти фыркает. — У меня, вообще-то, есть парочка историй, но если бы я рассказал их… — Если это то, о чём я думаю, то мы бы уже точно не выкрутились, — в голове Хаммера калейдоскопом проносится весь последний год, вызывая одновременно улыбку и немного грусти.***
«Понял, что меня раздражает находиться с тобой в одном самолёте и не иметь возможности поговорить» — оповещает Арми What's App, когда они летят из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк. Они с Тимоти были вместе с самого утра и вплоть до посадки, но перестать перекидываться сообщениями, похоже, просто выше их сил. Сегодняшний пресс-день плавно перетёк в вечеринку по случаю 75-летия премии «Золотой глобус», а вечером состоялся очередной показ фильма, так что в аэропорт они приехали абсолютно никакими, и единственным хорошим решением сейчас было бы одно — выспаться, потому что завтрашний день ничуть не легче. «Попробуй закрыть глаза, как это делаю я, и немного поспать», — Арми отправляет сообщение, уже раз десятый за последний час пытаясь закончить переписку. Пока безуспешно. «Ты этого не делаешь. Вы с Лиз сидите, уткнувшись в телефоны, я только что снимал видео для Инстаграма и всё видел». «Тинейджерские привычки!» — улетает в ответ. «Нет, я тебе польстил. Детские привычки. Вытащи грязь изо рта!» — добавляет Арми, просмотрев только что опубликованную Тимоти сторис. — Как ты думаешь, дорогой, это будет не очень нахально — попросить у Тимми подушку? Я забыла свою в машине в этой суматохе… — голос Элизабет раздаётся так неожиданно, что он почти вздрагивает. — У меня скоро просто отвалится шея, — добавляет она с тяжёлым вздохом. Арми совершенно точно считает это наглостью, но она выглядит такой несчастной, что он уже заносит пальцы над экраном, собираясь спросить Шаламе, переживёт ли он три часа без подушки, когда Элизабет привстаёт с кресла и зовёт Тимоти по имени, попутно снимая всё это на камеру. У его жены тоже тинейджерские привычки, но это почему-то раздражает. «Прости. И спасибо, что ты так великодушен» — пишет он, когда Лиз, заполучив желаемое, с довольной улыбкой удобнее устраивается рядом и закрывает глаза. «Ну… возможно, однажды я попрошу что-то взамен» — Тимоти сопровождает сообщение подмигивающим смайлом. И Хаммер совершенно уверен, что «отдуваться» за эту подушку придётся ему. Впрочем, разве он возражает?***
Премьера в Нью-Йорке, его родном городе, конечно же, самая важная для Тимоти. Сегодня в зале будет очень много друзей и знакомых, и он переживает сильнее, чем обычно, будто фильм от этого может как-то измениться и стать лучше, то и дело оказывается в очередных приветственных объятиях и никак не может толком сосредоточиться на вопросах, задаваемых приглашёнными журналистами. Совсем не в таком состоянии нужно попадать в цепкие лапы корреспондента «OUT», который совершенно лишён какого-либо стеснения. Он надеется, что не сказал ничего, что можно истолковать превратно и пытается привести мысли в порядок, сидя в небольшом коридорчике, где его и находит Арми. — Проблемы 21-го века: журналист надел платье и я вдруг поймал себя на мысли, что не знаю, как мне следует к нему обращаться. Он просто парень в платье, или он предпочитает, чтобы его считали девушкой? Здорово, что мир меняется и ты можешь просто быть собой, но было бы круто знать ответы на подобные вопросы, чтобы избежать неловких ситуаций, — Хаммер садится в соседнее кресло возле круглого столика, закидывая ногу на ногу. — Жаль, что мир изменился недостаточно, — со вздохом произносит Тимоти. — И я не могу просто ответить парню в платье на вопрос о том, «как повлияли съёмки в этом фильме на мою ориентацию», и должен начинать философствовать вместо честного признания. — Ты поэтому сидишь здесь? — Арми отлично его понимает, ему сейчас тоже досталась пара довольно откровенных вопросов от того же самого журналиста, но он уже однажды работал с этим изданием, и был вполне готов. — Нет. Возможно, это просто последняя капля, или что-то в этом роде. В любом случае, через пять минут я возьму себя в руки, и мы пойдём разговаривать с залом о фильме. — Дело в том, что мы в Нью-Йорке, да? Слишком много знакомых лиц и желания, чтобы всем понравилось? — Иногда меня пугает твоя проницательность, — Тимоти поднимает на него серьёзный взгляд. — Я просто слишком хорошо знаю твои заморочки, — Арми накрывает своей ладонью его руку, лежащую на подлокотнике. — Невозможно же угодить всем. Ты проделал отличную работу, это уже оценили многие признанные деятели киноиндустрии. Тебе важно мнение друзей, я понимаю. Но я уверен, что даже если им что-то вдруг не придётся по душе, они не станут портить тебе настроение, рассказывая об этом. — И в этом тоже проблема! Я хотел бы получить от них честные отзывы, даже если они вовсе не будут восторженными… — Значит, скажи им об этом. Но, честно говоря, я впервые вижу актёра, которому мало критики настолько, что ему ТАК хочется услышать её ещё и от близких. Похоже, кого-то в этом сезоне реально слишком много хвалят, — Арми смеётся, получая в ответ испепеляющий взгляд, а потом ласково треплет его по плечу. — Пойдём, нас там, наверное, уже заждались.***
— Как ты смотришь на то, чтобы свалить отсюда и отметить твой успех более тесным кругом? — Уилл пробирается к Тимоти сквозь толпу приглашённых гостей на вечеринке после премьеры. — Крайне положительно. Сто лет вас всех не видел, — Шаламе оглядывается по сторонам, ища глазами Арми, но не находит. — Ладно… думаю, мы можем ехать. Где все остальные? — Уже ждут в машинах. — Т.е. спросил ты меня, скорее, для проформы, да? — Тимоти смеётся, это отличный вечер и, кажется, ничто в этом мире не способно омрачить его. — Я в тебе не сомневался! — друг обнимает его за плечи, и они почти бегом покидают здание. Полчаса спустя празднование продолжается в одном из их любимых баров Нью-Йорка. — Тим, может быть, ты оторвёшься от телефона? Мы и так редко видимся, — одна из его школьных подруг недовольно поджимает губы. — Только напишу Арми, что уехал, чтобы он не искал меня, — на автомате отвечает Шаламе, и почти сразу жалеет об этом. — Сомневаюсь, что Хаммер сейчас способен заметить чьё-либо отсутствие. Они с женой выглядели весьма… увлечёнными друг другом, когда я заметил их перед отъездом, — говорит кто-то из его приятелей, а остальные, в основном, конечно, девушки, подхватывают тему, обмениваясь репликами вроде «она была настоящей красоткой в этом мини» и «очень красивая пара». Они просто болтают, обсуждая, по сути, чужих им людей, даже не подозревая, что делают ему больно, и Тимоти не может винить их за это. — Ему очень повезло. Наверное, нужно быть полным идиотом, чтобы когда-нибудь оставить такую женщину. Тимми, ты ведь хорошо их обоих знаешь, что скажешь на этот счёт? — что ж…это было неминуемо, и теперь взгляды всех присутствующих обращены к нему. — У них замечательная семья. Не думаю, что… Арми собирается куда-то уходить от Элизабет, — говорит он, поспешно опрокидывая шот. — А теперь поделитесь уже, наконец, своими впечатлениями от увиденного в кинозале. Только не надо щадить мои чувства, говорите как есть! К счастью, это срабатывает. Все переключаются на обсуждение его работы, потом спрашивают о планах на будущее, под конец начинают вспоминать прошлые тусовки и делиться своими новостями. По домам расходятся уже на рассвете, и только оставшись в одиночестве, он снова мысленно возвращается к тому неприятному эпизоду, которого могло бы и не быть, если бы он рассказал хотя бы самым близким друзьям об истинном положении дел, но ведь это не только его тайна. Выкинуть из головы мысль, что всем вокруг Хаммеры кажутся счастливой парой без тени каких-либо сомнений, оказывается куда сложнее, чем он думал. Но это совершенно точно не должно его расстраивать, ведь именно к такому положению дел они с Арми, вообще-то, и стремятся…не без помощи пиар-отдела. Наверное, ему просто необходимо выспаться — два последних дня совершенно его измотали, и он воспринимает некоторые вещи острее, чем следовало бы.***
Это пятое сообщение, которое он стирает вместо того, чтобы отправить. Сегодняшний день они с Арми проводят отдельно и встретятся только в аэропорту поздно вечером, где их ждёт перелёт обратно в Лос-Анджелес, а следом ещё четыре дня мероприятий. Через пару часов он должен быть в студии у Джимми Феллона, и сказать, что он волнуется — не сказать ничего. Это для него первое телешоу такого уровня, и единственное, чего ему хочется — не опозориться, начав проглатывать слова от нервов, или смеяться невпопад, что с ним уже изредка, но всё ещё случается, даже при более привычных обстоятельствах. Если бы Арми поехал с ним, ему было бы спокойнее. Зная, что он за кулисами, справиться с волнением было бы куда проще. И Хаммер, как всегда, нашёл бы самые лучшие слова, чтобы настроить его… Но у Арми наверняка есть свои планы на этот вечер, и Тимоти совсем не хочет быть навязчивым и демонстрировать, насколько он нуждается в его помощи, поэтому он пишет и стирает снова и снова, но в конце концов не выдерживает и нажимает кнопку вызова. — Тимми? — в голосе Арми удивление. — Что-нибудь случилось? — Почему сразу случилось? Я что, не могу просто позвонить? — Ты довольно редко делаешь это просто так, любитель сообщений и входящих звонков, — теперь Тимоти слышит, как он улыбается. Вообще-то, обычно он не звонит первым, потому что не знает, где в этот момент находится Лиз, но решает не развивать тему. — Как вчера отметили? — Замечательно. Давно не собирались все вместе. Меня ведь в последнее время вообще довольно сложно застать в Нью-Йорке, да ещё и свободным… — Прости, но я не могу расстраиваться по этому поводу. — Знаю. Я тоже. Но по друзьям я всё-таки скучаю. — Само собой. Мы тоже довольно давно не собирались нашей компанией. У Эштона день рождения 22 числа… кстати, ты ведь ещё будешь в Лос-Анджелесе? — Мой самолёт 23-го, как и твой. — Тогда поедешь с нами. Особняк в Малибу с просторной террасой и видом на океан. Расслабимся после сумасшедшей недели… — Главное, чтобы Эштон был в курсе. — Я уже обсудил это с ним, зная, как ты любишь сомневаться в том, что мои друзья тебя просто обожают. Хочешь официальное приглашение в конверте? — Хочу послать тебя в задницу. — Весьма любопытное предложение. — А что ты делаешь сегодня вечером? — они могут трепаться ни о чём бесконечно, но изначально он позвонил не за этим и, если уж честно, его психоз всё ещё никуда не делся. — У нас ужин с Лиз и несколькими местными, а у тебя ведь шоу Феллона, если я ничего не путаю? — Да, и я подумал, что может быть ты… Хотя, нет, знаешь… Это неудобно, забудь. Хорошего вечера. Мне пора бежать… До встречи в аэропорту! — и он вешает трубку, прежде, чем Арми успевает что-либо ответить, чувствуя себя при этом полным идиотом. Вот зачем только позвонил…***
До его появления в студии ещё минут сорок, но он уже нервно меряет шагами «комнату ожидания». Брайан отошёл сделать какой-то важный звонок, публициста он отправил за дверь под предлогом того, что ему необходимо настроиться в тишине, а теперь просто ходит из угла в угол, считая минуты до того момента, когда подействует успокоительное, которое ему вручил Брайан, визуально оценив «маштабы катастрофы». Должно же оно когда-то подействовать? — Неужели сложно оставить меня в покое на пятнадцать минут, — бросает он, стараясь скрыть раздражение, когда слышит, как за спиной в очередной раз открывается дверь. — Мне уйти? — звук знакомого голоса почти пригвоздил его к полу, но Тимоти заставляет себя обернуться, очень надеясь, что всё это не галлюцинация. — Что ты здесь делаешь? — выпаливает Шаламе один из самых глупых вопросов в имеющихся обстоятельствах, ответ на который более чем очевиден. — У тебя нет привычки бросать трубку, поэтому я решил лично убедиться, что всё в порядке, и, судя по тому, что ты выгнал Николь за дверь… — А твой ужин? — Тимоти, кажется, всё ещё до конца не может поверить. — Мой ужин через час. Не мог просто попросить приехать? — Мне показалось, что это глупо. Как будто мне опять восемь лет, и я не могу выйти на сцену в школьном спектакле, пока не приехала мама. — Я — определённо не твоя мама, — уголки губ Хаммера подрагивают в тщательно сдерживаемой улыбке. — И это ещё хуже, — Тимоти закатывает глаза, тяжело вздыхая. — Знаешь, что по-настоящему глупо? — Арми оказывается рядом с ним и берёт за плечи обеими руками. — Продолжать стесняться того, что с тобой происходит. Ты красочно блевал в унитаз на моих глазах. Считаешь, есть ещё что-то, способное меня… — Я же говорил, что ты будешь вспоминать эту историю при каждом удобном случае! — щёки Тимоти вспыхивают, но нервничает он, на удивление, уже меньше. — Я пытаюсь в очередной раз донести до тебя мысль, что всё это — нормально. Волноваться — нормально. Попросить поддержки — нормально. Ты словно думаешь, что я начну ржать, если ты скажешь, что переживаешь из-за первого телешоу в своей жизни. Как будто я сам не был на твоём месте и не трясся как осиновый лист в одной из похожих комнат. Между прочим, ты ещё неплохо держишься, мне до сих пор немного стыдно вспоминать, как я тогда себя вёл. — Правда? — Можешь спросить у Лиз, она со мной сутки не разговаривала после этого. — Можно я лучше просто тебя обниму? — Конечно, хотя в таких местах обычно есть камеры, — Арми раскрывает объятия. — Наплевать, — Тимоти утыкается лбом ему в грудь, вдыхая запах до боли знакомого парфюма и чувствуя, как напряжение медленно рассеивается. — Не знаю, почему я такой придурок… — Потому что ты не придурок, — Арми мягко отстраняется, подталкивая его в сторону дивана. — На тебя просто свалилось сразу слишком много. Ещё совсем недавно весь твой опыт по части интервью можно было посчитать на пальцах одной руки, а сейчас ты — одна из главных звёзд этого наградного сезона и раздаёшь их десятками, — они садятся рядом, и Хаммер мягко разминает его плечи, лишая остатков напряжённости. — То, к чему другие идут годами и привыкают постепенно, обрушилось на тебя едва ли не в одно мгновение, это кого угодно способно выбить из колеи. А в сочетании с твоим перфекционизмом… Вполне естественно, что в какой-то момент система даёт сбой и справиться одному уже не получается. Просто прими это как данность и, если снова почувствуешь, что тебе нужно выговориться, обняться, да хоть бы и порыдать кому-то в плечо, я всегда к твоим услугам. Особенно, если я на соседней улице, а не в другом городе. — Надеюсь, что до рыданий дело всё-таки не дойдёт, это уже слишком, знаешь ли, — Тимоти качает головой, выскальзывая из-под его рук, чтобы обернуться и посмотреть в глаза. — Хотя и многое из того, что уже произошло, тоже раньше относилось к этой категории, — он немного грустно улыбается. — Знаешь, иногда я вообще не представляю, что бы я делал без тебя. «Как минимум, имел бы в два раза меньше причин для нервов», — то, что Арми, конечно же, не озвучивает, но эта мысль по-прежнему причиняет ему боль, и вряд ли это когда-то изменится. Стук в дверь выводит их из лёгкого оцепенения. — Кажется, мне пора идти, — Тимоти смотрит на часы, потом снова на Арми. — Спасибо, что приехал. Не знаю, как ты это делаешь, но… мне стало ощутимо легче. — Я рад, — Хаммер поцеловал бы его, но это уже более чем серьёзный вызов видеокамерам, поэтому он ограничивается быстрым объятием. — Просто будь собой, мой Сладкий Чай, и у тебя всё получится. Шаламе смеётся и поднимается с дивана. Уже у самой двери он пару секунд медлит, будто решаясь на что-то, а потом оборачивается. — Побудешь тут, пока я буду в студии? Арми очень не любит куда-либо опаздывать, тем более — на ужины с друзьями, но он ловит полный надежды взгляд и отвечает «Конечно», потому что, если он нужен Тимоти здесь, всё остальное может и подождать.***
В аэропорту Шаламе оказывается раньше всех, он листает свежие рецензии критиков на «Назови меня своим именем», попутно отвечая на сообщения друзей, когда в соседнее кресло «приземляется» Арми. — Привет, — говорит Хаммер, выхватывая у него айфон и быстро пробегая глазами по экрану. — Жалуешься на ужасный график? Это только начало — готовься. — Отдай сюда, — после короткой борьбы Шаламе забирает телефон обратно. — Что за бесцеремонность? Мало ли какие у меня могут быть секреты! — Секреты? От меня? — Арми прищуривается. — Я буду пытать тебя все шесть часов в самолёте, пока ты не расколешься. — С радостью посмотрю, как у тебя это получится с соседнего ряда, — Тимоти показывает ему язык, убирая телефон в карман. — А где Элизабет? — И тут мы переходим к самой интересной части, — мечтательно пропевает Хаммер. — Она не летит. Поэтому я могу, например, щекотать тебя все шесть часов, сидя в соседнем кресле. Как думаешь, как скоро ты мне всё расскажешь? — Да нет у меня никаких секретов, успокой свою бурную фантазию! — Испугался, да? — Арми с ухмылкой тянется по направлению к его рёбрам, явно намереваясь уже сейчас начать воплощать свой коварный план, но Тимоти отодвигается, перехватывая его за запястье. — То, что мы в VIP-зале, не означает, что можно вести себя как идиоты, — он сверлит Хаммера взглядом, и тот откидывается обратно в кресло, привычно закатив глаза. — Ладно, раз ты не даёшь мне развлекаться, что ты планируешь делать оставшееся до посадки время? — Для начала расскажи, что там произошло с Лиз, — Тимоти, безусловно, рад внезапной возможности побыть с Арми только вдвоём, которые в последнее время такие редкие, но он надеется, что этому не предшествовала ссора из-за того, что Арми помчался к нему в студию, например. — У неё важная встреча по работе, приедет завтра вечером на фестиваль в Санта-Барбару сразу из аэропорта. Шаламе почти открывает рот, чтобы спросить, почему, прилетев в Лос-Анджелес, нельзя провести вечер в Лос-Анджелесе, в который они вернутся уже на следующий день, а нужно обязательно в течение трёх часов тащиться за ними на машине в Санта-Барбару и обратно, но вовремя осекается. Его внутреннее решение, принятое в самом начале их отношений, не обсуждать и не осуждать жену Арми всё ещё в силе, несмотря на плохо контролируемое раздражение, возникающее в последнее время, поэтому он быстро переводит разговор на другую тему.***
— Доброе утро, — тихо произносит Арми, когда Тимоти просыпается в середине полёта. В салоне темно и почти все остальные пассажиры тоже спят, судя по тому, что тишину не нарушает ничего, кроме шума двигателей. — Как себя чувствуешь? — Довольно неплохо, — Шаламе потягивается и опрокидывает в себя сразу треть бутылки воды. — Врач выписал какие-то новые таблетки. Как видишь, я даже смог заснуть, — он делает небольшую паузу, а потом всё-таки добавляет. — Но твой способ, безусловно, был интереснее. Жаль, что с ним так много сложностей… — Обязательно пропишу в своём райдере, что кресла бизнес-класса в моих совместных перелётах с Тимоти Шаламе должны обеспечивать удобный доступ к телу… — говорит Арми, дотягиваясь через перегородку, чтобы быстро убрать растрепавшиеся волосы с его лица и прижаться губами. Они снова рискуют, но довольно долго не могут прекратить эту сладкую пытку — медленный парный танец на самой грани того, чтобы сорваться в более жаркий поцелуй. — Мы так долго не… — шепчет Хаммер, с трудом отодвигаясь на пару сантиметров и продолжая касаться его лица рукой. — Что я уже готов закрыться в чёртовом туалете, рискуя попасть в чёрный список этой авиакомпании… Всё равно у них неудобные кресла, — он улыбается, убирая часть волос Тимоти за ухо. — Плевать на чёрный список, Лука, сидящий сзади нас, куда опаснее, — выдыхает Тимоти прямо ему в губы, пока они соприкасаются кончиками носов. — Да, не хотелось бы мне вернуться в салон самолёта и снова встретиться с этим его фирменным взглядом «я знаю, что вы сейчас там делали», — отвечает Арми, и они смеются слишком громко для того, чтобы продолжать свои почти невинные игры, не будучи никем замеченными, поэтому вынужденно возвращаются на места. «Итак. правильно ли я понял, что присутствие Луки на борту — единственное, что тебя удерживает от траха в туалете, человек, ответственный за здравый смысл в нашем зажигательном тандеме?» — скидывает Арми сообщение минутой спустя. «А ты меня подловил…» — и Тимоти честен. Даже он, привыкший усмирять Арми в моменты слишком бурных проявлений чувств в общественных местах, уже почти готов сорваться и сделать какую-нибудь отчаянную глупость. «Тогда становится очень опасно» — приходит вполне справедливый ответ.***
— Несколько ванных комнат — сказочно удобная вещь, когда живёшь не один! — кричит Тимоти, выходя из душа, не особенно, впрочем, рассчитывая, что Арми услышит его на втором этаже. Они только недавно приземлились и заехали домой к Хаммерам на пару-тройку часов — принять ванну и отдохнуть, насколько это возможно, перед очередными интервью и вечерним фестивалем в Санта-Барбаре. — Зачем орать на весь дом? Хочешь разбудить детей и привлечь внимание нашей няни? — Арми обнаруживается у него на постели, прикрытый только полотенцем, и Тимоти становится довольно очевидно, что отдыхать перед мероприятиями в его планы, судя по всему, не входит. — Откуда мне было знать, что ты здесь? — он на всякий случай выглядывает в коридор, потом запирает замок, а после забирается прямиком на колени к Арми, попутно скидывая с них обоих полотенца. — Если я был готов трахаться в самолёте, какие у меня могут быть отговорки, когда у нас есть немного свободного времени и отличная кровать, ммм? — пальцы привычно ложатся на его шею, притягивая ближе. — Например, два часа сна в этой отличной кровати… Мы же оба почти падаем… — руки Тимоти беспорядочно гладят плечи Арми, его грудь и живот. И он не имеет ни малейшего понятия, зачем сейчас несёт эту чушь, если хочет его так сильно, что, кажется, согласен даже быть в обмороке, если при этом ему каким-то чудом оставят возможность чувствовать. — Мы, может, и да, а вот они, скорее, наоборот… — Хаммер кивает на их моментально заинтересовавшиеся происходящим члены, и укладывает его на спину, нависая сверху. — Ты смотришь на меня так, будто планируешь съесть… и как же я соскучился по этому, — Тимоти подаётся наверх, они сталкиваются ртами, немедленно открывая их друг для друга, чтобы было удобнее целоваться. Шаламе не знает, сколько проходит времени, пока они просто трутся друг о друга как два бешеных подростка, то и дело прикусывая чужие губы и языки, и пропускает момент, когда Арми «вслепую» извлекает тюбик из-под подушки и щелкает крышкой, выплёскивая жидкость на свои пальцы, поэтому для него оказывается некоторой неожиданностью прохладное прикосновение в том самом месте, где он, впрочем, и хочет его почувствовать сильнее всего. — Сможешь вести себя тихо? — шепчет Хаммер, начиная медленно раскрывать его, в тоне голоса есть что-то извиняющееся, и Тимоти понимает, чем вызван вопрос. Они слишком долго этого не делали, и у Арми просто нет сил для подготовки в полной мере, поэтому ему придётся немного потерпеть, не привлекая к происходящему внимания няни, которая где-то в доме. Не самая лёгкая задача, но Шаламе согласно кивает. Он думает, что вполне способен это выдержать. — Останови меня, если будет невыносимо, — говорит Арми, целуя его, а после целиком сосредотачиваясь на том, как крупная головка члена преодолевает сопротивление тугих мышц, и, несмотря на своё очевидное нетерпение, он всё равно внимательно ловит каждую эмоцию, появляющуюся на лице Тимоти, и готов закончить всё иначе, когда видит, с какой силой тот стискивает зубы. — Прости, это слишком, да? — он наклоняется к его лицу, стирая большим пальцем блеснувшую в уголке закрытого глаза слезинку. — Наверное, нам сейчас не стоит… — Вот и до рыданий, похоже, дошло, — неожиданно фыркает Тимоти, резко распахивая веки и являя Хаммеру абсолютно сумасшедший и возбуждённый взгляд, и вцепляясь в его бока мёртвой хваткой. — Если ты надумал свалить, я тебя побью… И выдержка Арми окончательно капитулирует перед этими сверкающими глазами и соблазнительно приоткрытым ртом. Он подаётся вперёд, заполняя его полностью одним движением, делает несколько пробных толчков, наблюдая за изменением дыхания Шаламе, покусывающего губу, и, удостоверившись, что выбрал верное направление, забрасывает его ноги себе на плечи и берёт, если и не самый быстрый темп, то довольно близко к этому. Тимоти перестаёт чувствовать боль к пятому или шестому толчку. Он продолжает ощущать почти предельную натянутость мышц, но мысли о том, что именно её создаёт, дополненные отличным видом на тяжело дышащего Арми, который сам едва сдерживается, чтобы не начать стонать, смывают какой бы то ни было дискомфорт мощной волной наслаждения. И, когда они оба приходят к завершению, смешав жемчужные капли на его животе, он сожалеет лишь о том, что всё это не продлилось дольше. — Я подумал, что не выдержу целый день рядом с тобой, постоянно думая о том, как из твоей роскошной задницы медленно вытекает моя сперма, — сообщает Хаммер где-то посреди их ленивых поцелуев. — Твоя способность за секунду угробить любой романтичный момент своим грязным ртом просто поразительна! — восклицает Тимоти, а потом не выдерживает и начинает хохотать. — А я уже было решил тут ненароком, что это ты о моих ощущениях позаботился, чёртов эгоист! — Как же это было наивно с твоей стороны, — смеётся в ответ Арми, прежде чем снова заняться изучением его рта с таким энтузиазмом, будто делает это впервые в жизни. — Почему большинство людей может просто взять выходной и остаться дома, а мы нет? — спрашивает Тимоти во время следующего «перерыва». — Кто ты и что сделал с моим примерным мальчиком, готовым работать сутки напролёт, а? — Арми смотрит на него с соседней подушки, задумчиво перебирая его волосы. — Лучше задай этот вопрос зеркалу, демон-искуситель. Когда я с тобой, то порой мне кажется, что я могу послать к чёрту всё, что угодно. — Но через полчаса ты встанешь, сходишь в душ и начнёшь бегать кругами, вопя, что мы обязательно опоздаем, если я немедленно не… — очередной поцелуй прерывает его монолог. — Да, но за полчаса можно успеть ещё так много… — улыбка Шаламе весьма многообещающая.***
— Скучаешь? — Ник облокачивается на перила террасы рядом с Тимоти. — У тебя всё хорошо? — Да, просто… — он не имеет ни малейшего понятия, с чего его вдруг потянуло на откровения, возможно, всё дело в нескольких бокалах вина, что плещутся у него внутри. — Чувствую здесь себя немного самозванцем. — Готов поклясться, что там во дворе нет ни одного человека, который тебе не рад, — Ник кивает в сторону дома за их спинами. — Да, но они не знают, кто я на самом деле. — О чём это ты? — Как ты думаешь… — Тимоти медлит, стараясь подобрать менее отвратительно звучащую формулировку. — Если я выйду и объявлю… всю правду о наших отношениях с Арми, сколько человек там во дворе будут по-прежнему мне рады? — Например, я. — Но почему? Я уже давно хочу спросить тебя… Ты — друг семьи, крёстный его детей… Но ты столько раз помогал нам. Спасибо, кстати. Всё никак не было удобного случая это сказать… Но я действительно не понимаю… — Было время, когда я любил его, — говорит Ник после паузы, и Тимоти поднимает на него ошарашенный взгляд. Похоже, вечер откровений сегодня не только у него. — Да, в этом нет абсолютно ничего удивительного, когда ты гей, а твой лучший друг — самый красивый и умный парень, которого ты знаешь. С тех пор прошло довольно много лет, у меня была пара очень серьёзных отношений, а он женился на Лиз, и я был искренне счастлив, что у Арми всё так хорошо сложилось, но со временем… я стал замечать, что в нём всё меньше того огня, которым он горел раньше. Я довольно долго списывал это на возраст и проблемы с карьерой, пока однажды не появился ты. Не скрою: я люблю его детей, я также люблю Элизабет, и я очень хотел бы, чтобы они сохранили свою семью — это всё действительно так, но… сейчас именно ты делаешь его таким же живым, как и раньше, и разве у меня есть какие-то права осуждать его…осуждать вас за то, что вы не смогли отказаться друг от друга? — Большинство осудило бы, — Тимоти сжимает перила так сильно, что у него белеют костяшки пальцев. — Они порвут нас на части, если узнают… — Что ж, значит, я в меньшинстве. Привычное состояние, но, по крайней мере, никто не назовёт меня лицемером, — Ник хлопает его по плечу. — Дай Арми время, уверен, что он найдёт решение. — Время? Решение? Какое здесь может быть решение? Ты же не думаешь, что он… — Шаламе пытается, чтобы это звучало спокойно, но некие нотки отчаяния всё же прорываются наружу, и Ник останавливает его коротким жестом. — Два года назад я не думал, что он когда-нибудь посмотрит в сторону, а не на свою жену. И уж тем более я не думал, что объектом его внимания окажется парень на десять лет младше. Но, как оказалось, Арми умеет удивлять, — он задерживает взгляд на линии горизонта над океаном. — Думаю, нас уже заждались, не хочешь вернуться к остальным? — Я подойду минут через пять, — говорит Тимоти, и тот понимающе кивает, поворачиваясь, чтобы уйти. — Ник… — Да? — Спасибо, что сказал мне это. Мне было…важно услышать что-то такое. — Обращайся, — Ник скрывается в доме, и почти сразу же оттуда появляется Хаммер. — Стоит мне ненадолго выпустить тебя из поля зрения, и ты уже любуешься закатом с другим парнем, — в голосе Арми нет ревности, только улыбка. — Страшно представить, что может произойти за следующие четыре дня в Нью-Йорке, — его рука ложится на перила рядом с рукой Тимоти, и их мизинцы соприкасаются. Касаться друг друга любым возможным способом — это, похоже, новая базовая потребность. — О чём вы тут болтали? Надеюсь, он не рассказывал тебе унизительные истории из моего детства? — Нет, но теперь я точно знаю, о чём мне его спросить в следующий раз, — Тимоти широко улыбается. — Не пойму… — Арми щурится в лучах солнца, вглядываясь в его лицо. — Тебе сообщили, что ты выиграл в лотерею пару миллионов долларов за те полчаса, что мы не виделись? — Увы. — Тогда что произошло? Ты выглядишь каким-то… подозрительно довольным, Тимми. — Четыре дня отдыха впереди, вкусное вино, красивый закат… много ли надо? — Хм, — возможно, Арми и планировал устроить ему дальнейший допрос, но на террасу высыпает вся их компания, и воздух наполняется восторженными криками и призывами немедленно начать фотографироваться. — Кажется, ждут только нас, — говорит Шаламе, а потом берёт его за руку, и они почти бегом присоединяются ко всем на общей фотографии. Тимоти знает, что это состояние вряд ли продлится долго, но в данный конкретный момент времени он, наконец-то, спокоен и, пожалуй, даже счастлив.