***
— Поверить не могу, что ты серьёзно решил пообсуждать мои яйца на весь мир! — Арми с некоторым облегчением покидает студию телешоу. Ему было чертовски сложно сосредоточиться на том, что говорит переводчик, потому что Тимоти, болтающий на французском — это, кажется, один из его новых фетишей. В целом, он мог бы просто сидеть там и с наслаждением слушать, не понимая ни слова, и отлично провёл бы время, но приходилось отвлекаться и отвечать на вопросы ведущего. — Невозмутимый Арми Хаммер, наконец-то, смущён, а? — Шаламе хлопает его по плечу и выглядит до неприличия довольным своей выходкой. — Смущён? Я просто не ожидал, что ты действительно… — Ладно-ладно, то, как ты покраснел, увидели все зрители. Ты же ведь не стесняешься? Отличные у тебя… — Давай — расскажи об этом всем тем, кто ещё не в курсе, — беззлобно шипит Арми, прижимая его к себе локтем за шею прямо посреди коридора, чтобы не дать развить мысль. — Задушишь же! — Тимоти смеётся и выскальзывает из-под его руки. Вечер они проводят отдельно: Тимоти с родней со стороны отца, а он с женой и приятелями, живущими во Франции. Уже наутро Арми понимает, что весьма благодарен мирозданию за передышку. Вторая родина влияет на Шаламе каким-то странным образом. — Ты подговорил всех репортёров в Париже, чтобы они задавали мне эти идиотские вопросы о моих гениталиях? — их возвращение в отель для короткого ланча перед премьерой сопровождается напускной мрачностью на лице Арми. — Смирись. Это Франция. Завтра мы будем в Лондоне и там тебя никто не станет спрашивать ни о чём подобном. Отдохнёшь. Как бы не заскучал. Улыбается. Только и делает целыми днями, что улыбается — думает Хаммер. Свитер этот ещё где-то откопал… — Какой придурок додумался нашить такое количество пуговиц? В глазах рябит… — бросает Арми несколько раздражённо в попытке отмахнуться от своих истинных мыслей, для которых сейчас не время и не место. — Том Браун, — снова эта улыбка и лукаво приподнятая бровь. — Хочешь их расстегнуть? Туше.***
Наивно было рассчитывать, что вечерняя премьера пройдёт спокойно. Он видит Тимоти, идущего навстречу по коридору, едва выходит из апартаментов, где их с Элизабет готовили к красной дорожке. Тот выглядит так, будто собрался соблазнить весь Париж и движется столь стремительно, что несколько секунд Арми уверен в том, что он просто пройдёт мимо. — Николь считает, что мы опаздываем, — Шаламе встряхивает волосами, останавливаясь рядом, и свисающие локоны на мгновение полностью открывают его лицо, но тут же возвращаются обратно, буквально приковывая к себе взгляд Хаммера. — Где твоя жена? — Сейчас выйдет. Что… с твоей причёской? — он снова говорит не то, что думает на самом деле. Похоже, Париж и на него оказывает влияние. — Стилист сказал, что хочет сделать что-то… дерзкое что ли. Да, кажется, он употребил именно это слово, — Тимоти равнодушно пожимает плечами. — Постоянно борюсь с желанием убрать волосы с лица, — он снова трясёт головой. — Так раздражает! — Оставь всё как есть, — Арми прочищает горло. — Уверен, что Франция падёт к твоим ногам. — О, — Тимоти «сканирует» его взглядом. — Так тебе нравится! — Я абсолютно равнодушен к переменам в твоём внешнем облике, — чёрта-с-два он сейчас даст ему лишний повод терроризировать себя весь вечер. — Хм, — глубокомысленно произносит Тимоти, но по его внешнему виду ясно, что он ни на йоту в это не поверил. К счастью, почти сразу они оказываются окружены людьми, и продолжение диалога не следует. Зато следует продолжение его мучений: опять французский язык и этот новый дерзкий образ, насчёт которого Арми никак не может определиться, что он сделал бы с большей охотой: спрятал Тимоти только для себя, или с гордостью демонстрировал всему миру, кем ему посчастливилось обладать. Однако, он не может сделать ни того, ни другого, и единственное, что ему остаётся — просто смотреть, ежеминутно борясь с желанием прикоснуться. На панели «вопрос-ответ» после показа внутреннее напряжение достигает своего пика. Постоянное напоминание себе, что это всего лишь игра, помогает плохо: созерцание медленно крутящегося на кресле Тимоти, который то и дело поправляет волосы, смотрит на него томным взглядом из-под ресниц, шлёт игривые улыбки и флиртует всеми остальными доступными на публике способами, вполне способно довести его до исступления. И он точно знает, что Шаламе это известно. — Хватит. Прекрати это, — Арми касается носком ботинка его ноги под столом, привлекая внимание. — Прекратить что? — недоумение на его лице такое искреннее, что Хаммеру на секунду кажется, что всё увиденное в течение последних двадцати минут — плод его расшалившейся фантазии, но потом он замечает с трудом сдерживаемую улыбку на губах Шаламе. — Всё это, — он наклоняется ближе. — Попытки соблазнения бесполезны. — Попытки соблазнения? О чём ты? Перегрелся, наверное. Жарковато тут, — с сочувствием в голосе говорит Тимоти, и нарочито медленно стягивает с себя куртку, поводя плечами.***
— Мы на минутку, — обманчиво спокойным тоном говорит Арми после окончания панели, прежде чем утащить Шаламе в сторону туалета. — Не самое умное решение вести себя подобным образом на глазах у всех, — Тимоти стоит, привалившись к стене, пока Арми сверлит его взглядом, формулируя мысль. — Нас там ждут, кстати. Мы сейчас едем на ужин с Лукой, Эстер, моя сестра тоже будет… у тебя что-то срочное? — Срочное? Ты меня что, свести с ума решил?! — Боюсь, я не понимаю, — Тимоти разводит руками. — Что именно я делаю не так? — Ты двое суток надо мной издеваешься! — Издеваюсь? — опять эта приподнятая бровь, но потом его взгляд смягчается. — Вот именно так я и чувствовал себя в Риме, — он делает шаг вперёд и оставляет на его губах короткий, но жёсткий поцелуй. Вернуться на место у него уже не выходит, потому что руки Хаммера автоматически прижимают его к себе, пока сам он медленно соображает, что к чему. — Ты хотя бы понимаешь… — Арми берёт его за подбородок, вынуждая смотреть в глаза. -… каким влиянием на меня обладает твоё вызывающее поведение? — Думаю, что таким же, как твоё на меня. — Это что, изощрённая месть? — Наглядная демонстрация того, почему нам обоим следует себя максимально контролировать, если мы не хотим однажды публично сорваться, — его улыбка становится игривой. — Знаешь, люди обычно разговаривают о таких вещах, а не устраивают «наглядные демонстрации». — Но это же было бы так скучно, — рапортует Шаламе, получая в ответ тихое рычание и очень французский поцелуй.***
Именно в Креме присутствие Элизабет становится наиболее удушающим. Тимоти хотелось бы прогуляться по улицам вдвоём с Арми, пообедать в одном из любимых ресторанчиков, возможно, даже попробовать взять велосипеды на пару часов, хотя погода к этому совсем не располагает, да и город полон фанатами из разных стран, прилетевшими на вечернюю премьеру, но всё это стало невозможным, когда Лиз решила поехать с ними. Он пробирается сквозь толпу поклонников в дом к Луке, планируя провести там какое-то время, чтобы отвлечься от неизбежных тягостных мыслей, и останавливается на пороге гостиной, обнаружив её даже здесь. — О, Тимми, привет. Столько народу снаружи, тебя там не разорвали на части? — Как видишь… Арми тоже тут? — Да, у него очередной приступ мигрени, или что-то в этом роде. Отдыхает в гостевой спальне на втором этаже. Память услужливо подбрасывает воспоминания об их прошлогодней вылазке и тех нескольких ночах, что они провели здесь вместе, и ноги сами несут его вверх по лестнице. Дверь в комнату распахивается почти бесшумно. Арми лежит поперёк кровати, даже не сняв очередной спортивный костюм и, это вполне очевидно, крепко спит. Тимоти делает пару шагов внутрь комнаты, но потом замирает. Нет, он не станет будить его. Им совсем не нужен очередной печальный разговор, который неизбежно случится, если они одновременно вспомнят о времени, когда были здесь счастливы. Этот город и так сейчас давит на него всеми возможными способами, не стоит усугублять. — Думал позвать его прогуляться, — говорит он, вернувшись в гостиную, чтобы как-то объяснить свой стремительный уход. — Но, похоже, ему действительно необходим отдых. — Я могла бы составить тебе компанию, — неожиданно слышит он в ответ. — Но мне нужно ещё хотя бы полчаса, чтобы закончить работу. — Я буду в центре… — прогулка с Элизабет точно не входит в его планы. — А сейчас пойду раздам фанатам автографы… Звони, если что, — он покидает дом Луки со всей поспешностью, на которую способен и, сделав пару десятков селфи, удаляется по направлению к одному из ресторанчиков, где они любили ужинать после окончания очередного съёмочного дня, попутно выключая звук на телефоне. После лёгкого обеда он гуляет по центральной площади и прилегающим улицам, заглушив городскую тишину любимой музыкой в наушниках, когда правый из них довольно бесцеремонно выдёргивают. — Я тебя нашла, — Лиз сверкает белоснежной улыбкой, и Тимоти испытывает совершенно нелогичное желание расхохотаться. Вероятно, от безысходности. Следующие полчаса он терпеливо слушает её монологи, пока они исследуют пару местных лавочек с различными безделушками на предмет чего-либо стоящего, но в итоге довольно настойчиво намекает, что им пора возвращаться, если они не хотят собираться на вечерние показы впопыхах. — Хорошо, что период активного промо практически окончен, — произносит она, когда до дома Луки остаётся метров 300. — Мы с Арми будем счастливы спокойно побыть дома с детьми. Постоянные перелёты так утомительны. «Ты могла бы спокойно сидеть дома с детьми всё это время» — отвечает он мысленно, чувствуя как внутри опять закипает раздражение, но, в очередной раз успешно справившись с эмоциями, просто кивает.***
— Привет, — второе за день появление в гостиной у Луки оказывается для него более приятным, чем первое. Тимоти наклоняется к Арми и быстро касается его губ, пока их никто не видит. — Выспался? — Более или менее… — уклончиво отвечает Хаммер, берёт его за руку и настойчиво тянет вниз, пока он не садится рядом. — Как прошло твоё утро? — Гулял по городу и общался с поклонниками. Кстати, пообещал им тебя тоже вытащить на растерзание. — Я собирался выйти отсюда через заднюю дверь, но это нанесёт непоправимый удар твоей репутации, поэтому дай мне немного времени, и я удовлетворю всех собравшихся, так и быть, — Арми смеётся, но после становится серьёзным. — Жаль, что у меня не получилось пойти с тобой. Я бы очень хотел. — Да, мне тоже. Они молчат, прекрасно зная, что думают об одном и том же, качаясь на волнах воспоминаний, и всё-таки погружаясь в них глубже, чем необходимо, чтобы сохранить способность улыбаться без усилий. Ностальгическое настроение, в той или иной степени, преследует их все последующие часы, пока они сидят в зале в ожидании начала показов, представляют фильм и отвечают на вопросы журналистов. И, может быть, полуночные, отчасти безрассудные, танцы в окружении толпы поклонников — единственный способ для них окончательно переключиться обратно. — Абсолютное безумие, — хохочет Тимоти, когда им удаётся забраться в машину, и, не в силах остановиться, утыкается лбом Арми в плечо. — Это сейчас было что-то нереальное. — Однозначно, — Хаммер обнимает его за плечо, сам продолжая трястись от смеха. — Целое море любви, в котором мы чуть не утонули. — За что нам точно не скажет спасибо охрана, потому что, по-моему, мы нарушили все возможные правила. Ты ещё и пиво там пил! — Наплевать, — путь от центральной площади до их апартаментов недолгий, и к концу этого короткого диалога им уже нужно выпрыгивать из машины, пока толпа с площади не прибежала следом за ними, что они и делают, впрочем, продолжая обниматься и за пределами автомобиля. — Не представляю, как смогу уснуть… Невероятный заряд энергии, — Тимоти пытается снять руку Арми со своего плеча, когда они поднимаются по лестнице. — Ну что ты в меня вцепился? Мы пришли… — Я тоже совсем не хочу спать, поэтому открой уже дверь, — Арми понижает голос почти до шёпота. — Но… — Шаламе не рассчитывал получить от этого вечера что-то ещё, поэтому не уверен, что понимает правильно. — Твоя дверь — следующая… — Открой свою дверь, ничего страшного не произойдёт, если я вернусь на час позже. И Тимоти поворачивает ключ в замке, позволяя сегодня случиться ещё парочке безрассудных поступков. Пока у них всё ещё есть такая возможность.***
— Где ты сейчас? — звонок от Арми по FaceTime поступает явно не в самый подходящий момент. — Только приземлился в Нью-Йорке, пытаюсь найти такси… Видишь, какие тут толпы? — Тимоти отворачивает экран от себя, демонстрируя Хаммеру происходящее вокруг. — Отлично. Найдёшь такси — приезжай на ужин «L'Officiel». Адрес скину сообщением, чтобы не забыл. — Какой ещё ужин? Я только что вышел из самолёта. — И что? — Это означает, что я выгляжу, как человек, который вышел из самолёта, а не как человек, который идёт на мероприятие, — с нажимом говорит Тимоти. — На тебе пять слоёв одежды и кепка, потому что голову ты мыл позавчера? Мне пофигу на это, ты знаешь. — Всего три слоя одежды и голову я мыл вчера утром! Но мне всё равно нужен душ и ещё закинуть домой сумку… Это как минимум. — Тогда ты не успеешь на ужин, — задумчиво произносит Арми. — Да, именно это я и пытаюсь тебе сказать! — Но ты должен приехать. — Должен? Меня туда даже не приглашали вообще-то. — Я тебя приглашаю. Я на обложке чёртового журнала и могу приглашать кого угодно! — Арми… назови мне хотя бы одну весомую причину, что такого я забыл на этом ужине? — Я по тебе соскучился, — говорит Хаммер и корчит просящую гримасу. — И вот как мне теперь с тобой спорить? Выключи этот свой взгляд! — Какой ещё взгляд? — Взгляд, который называется «я вью из Тимоти Шаламе верёвки». — Значит, приедешь? — Да куда уж я теперь денусь, — ворчит Тимоти, непроизвольно расплываясь в улыбке. — Кажется, вижу свободное такси!***
— Перестань уже копаться в своём телефоне, — Арми придвигает второй стул чуть ближе к своему. — Но Элизабет… — Тимоти послушно прячет айфон в карман и быстро садится. — Она увлечена беседой и танцами, за стол она точно вернётся нескоро. Поболтай со мной, — Хаммер выпускает сигаретный дым. — Поболтать, значит, — Шаламе хмыкает. — И о чём же ты хочешь поболтать? — он акцентирует последнее слово, потому что обычно Арми его не употребляет. — Как ты? — О, ну так как я теперь номинант на Оскар, планов резко стало в два раза больше, и тебе это известно. Интервью, телешоу, ужины и вечеринки. Привыкаю справляться с этим без твоих шуточек, которые ты обычно шепчешь мне на ухо в самые неподходящие моменты. — Месяцем раньше, месяцем позже… Пришлось бы привыкать в любом случае, — Арми говорит это максимально обыденным тоном. — У тебя уже давно всё отлично получается. — Ты понимаешь, что я на самом деле хочу сказать, — Тимоти улыбается с лёгким оттенком грусти. — С тобой всегда веселее. — Думаю, твоя подружка Сирша успешно компенсирует моё отсутствие… — Моя… кто? — Шаламе делает глоток вина не в самый подходящий момент, и закашливается. — Подружка? Даже не вздумай устраивать мне сцену ревности на этой почве! — Значит, какая-то почва всё-таки есть… Я так и знал, что эти ваши постоянные объятия, улыбочки, перешёптывания… Всё это не так просто! — Ты ведь шутишь, да? — Тимоти вглядывается в его лицо в поисках признаков, что Арми над ним прикалывается, ничего не находит и даже успевает на пару секунд испугаться, но Хаммер начинает хохотать. — Ты бы себя сейчас видел… Ну, конечно же, я шучу! Разве Сирша Ронан может со мной конкурировать? — он поигрывает бровями, что вызывает у Шаламе желание одновременно заржать, закатить глаза и пнуть Арми по ноге за такие дурацкие приколы. — Скорее всего, тебе придётся привыкнуть к моей подружке Сирше, — говорит он, отсмеявшись. — Привыкнуть? Вы так близки, что дело идёт к свадьбе? — Я тебя сейчас ударю, — предупреждает Тимоти с улыбкой. — Нет, просто Грета… — О, ещё одна твоя подружка! Блин, Тим! — Я предупреждал! В общем, Грета задумала ещё один проект, пока всё вилами по воде писано, но она сказала, что видит там меня и Сиршу. И Мэрил Стрип… — А вот и главная подружка появилась в нашей истории! Как она тогда тебя обнимала!.. — Арми! Ты пользуешься тем, что мы в публичном месте и я не могу сделать с тобой… что-нибудь ужасное. — Конечно. А ещё у меня великолепное настроение. Так в каком фильме ты планируешь сняться в компании двух подружек-актрис и ещё одной в качестве режиссёра? — Да перестань ты их так называть! — … И планируются ли там новые подружки? — АРМИ!***
К началу марта Арми морально измотан почти до предела. «Чёртов Оскар украл тебя!» — не выдержав, бросает он посреди одного телефонного разговора, и Тимоти смеётся в ответ, посчитав это очередной шуткой. Но для Хаммера всё серьёзно. Из-за того, что номинирован только один из них, они уже потеряли целую прорву времени, которое с каждым днём становится всё более ценным, потому что стремительно заканчивается. Тимоти почти не бывает в Лос-Анджелесе, у него сейчас очень много работы и очень мало свободных часов для того, чтобы успокаивать внезапно расшатавшиеся нервы Арми. Впрочем, он ничего об этом не знает. И Хаммер не собирается портить один из самых потрясающих периодов в его жизни рассказами о том, до какой степени он расклеился, как он скучает и как его, если быть честным, раздражают все эти люди вокруг Шаламе, которые сейчас видят его в три раза чаще. Которые могут наслаждаться его обществом и прикасаться к нему. Это смешно и глупо, но теперь он действительно ревнует его ко всему миру. Отличный момент выбрал, Арми. Именно теперь его и хочет весь мир. Тот ужин, на который он выдернул его из аэропорта и пара вечеринок, где Шаламе в основном проводил время в компании других людей — вот и всё, что у них было за последний месяц. Конечно же, Тимоти звонит ему почти каждый день, а когда не получается, присылает трогательные, смешные и неприличные сообщения. Им не впервой быть далеко друг от друга, но сейчас, когда его любимый человек на волне успеха и признания, пока он сам погряз в семейных заботах, Арми неожиданно начинает чувствовать себя…лишним на этом празднике жизни. Какого чёрта ты выглядишь таким счастливым на всех этих фотографиях, Тимми? — спрашивает он у дисплея, листая последние новости в интернете и до боли стискивает в руке айфон, ненавидя себя за подобные мысли. Он должен заставить себя прекратить это, пока не стало слишком поздно. Пока он не сорвался и не сделал что-то непоправимое.***
— Можно остановить это побыстрее? У меня вечером мероприятие, — так плохо ему не было уже довольно давно и он с трудом поднимает голову с подушки, но, если получится убрать остальные симптомы, со слабостью он как-нибудь справится. — Мистер Хаммер, — голос их семейного врача спокойный, но твёрдый. — Кишечный грипп невозможно просто взять и выключить, здесь требуется время. Мы поставим капельницу, которая поможет избежать обезвоживания, но ближайшие 2-3 дня Вам придётся соблюдать постельный режим. — У меня нет трёх дней! Дайте мне таблетки, антибиотики, да что угодно… — Поймите: не существует волшебной таблетки от этой инфекции. Она практически не опасна и проходит самостоятельно в течение нескольких дней, но Вам нужен покой… — Какого чёрта мы платим Вам деньги, если Вы даже неспособны справиться с неопасной инфекцией?! — он почти срывается на крик, и на это уходят последние силы. Сквозь лёгкий туман в голове он слышит, как Элизабет о чём-то говорит с врачом, а сразу после раздаётся громкий хлопок входной двери. — Ты не мог бы держать себя в руках? Я почти полгода искала хорошего доктора, и этот меня вполне устраивает, — Лиз садится в кресло напротив. — Не хотелось бы начинать поиски заново, если ты ещё раз его обматеришь. — Этот старый идиот не понимает, что я не могу… Я нужен Тимоти… Завтра Оскар, я должен… — Ты нужен Тимоти, — её голос становится ледяным. — Ну, конечно. И ты готов ползти на сегодняшнюю премию, чтобы посмотреть на то, как ему вручат очередную награду, даже если по дороге тебя будет продолжать рвать! — Ты не понимаешь, Лиззи, мне правда… Я обещал… — О, нет. Я отлично всё понимаю, Арми, — она резко обрывает его. — Ты действительно думаешь, что я слепая? — Хаммер чувствует неприятный холодок внутри, но надеется, что понял её неправильно. — Ты действительно думаешь, что можешь трахать кого-то, и я об этом не узнаю? Вот так просто и быстро остатки стабильности в его жизни обращаются в пепел. Иногда он пытался представить себе её реакцию, если когда-нибудь решится обо всём рассказать, и там было всё: слёзы, крики, летающие по дому вещи и проклятья, может быть даже угрозы, но представить, что она однажды сядет в кресло и просто озвучит это с недрогнувшим лицом, он не мог. Он глушит в себе первый нелепый порыв начать всё отрицать, а следом за ним ещё более нелепые для подобной ситуации извинения. — Как давно?.. — вопрос срывается прежде, чем он успевает подумать, хочет ли знать. — Достаточно, чтобы почти перестать хотеть твоей мучительной смерти, — она поджимает губы. — Знаешь, я так долго надеялась, что это пройдёт. Думала, что ты слишком сильно вошёл в роль и через какое-то время тебя просто отпустит. Такое ведь довольно часто случается с актёрами… В каком-то смысле я всегда была готова к чему-то подобному, но позавчера ночью ты… — её холёное лицо кривится на долю секунды, но она моментально возвращает себе самообладание. — Ты назвал меня его грёбаным именем. И это было уже слишком. В комнате повисает отвратительная давящая тишина, и Арми чувствует приступ тошноты, вызванный то ли бушующей в организме инфекцией, то ли тем, что он только что услышал. Он должен найти слова. Она не заслужила это. Но его голова сейчас будто набита свинцом и мысли безнадёжно путаются. — Мы обсудим всё позже, когда ты придёшь в себя, — Элизабет неожиданно поднимается с кресла и поправляет платье. — Не хочу опаздывать на мероприятие. Медсестра побудет здесь до моего возвращения, — он слабо кивает в ответ, всё ещё чувствуя себя оглушённым произошедшим. — И, Арми… — она оборачивается, находясь уже на полпути к выходу. — Тебе придётся принять какое-то решение. Это больше не может продолжаться… так. Чувство вины, когда он остаётся в одиночестве, кажется всепоглощающим, но у него внутри сейчас есть и другое чувство, в котором он не смеет признаться даже самому себе. Облегчение.***
— Приве-е-е-т! — широкая улыбка Тимоти сияет на экране айфона. — Хочу, чтобы ты немного побыл здесь с нами. Тут здорово! Слышишь что-нибудь из речи ведущих? — Довольно смутно, — Арми делает над собой чудовищное усилие, чтобы улыбаться ему в ответ. — Но уверен, что сейчас будут очередные шутки про персики. — Ха! — смеётся Шаламе. — А твой дар прорицателя, случаем, нельзя использовать завтра на Оскаре? Они начали говорить о «cum peach»! Оу! — он вдруг резко разворачивает айфон, и Арми видит перед собой зал и камеру. — Ты только что показал мою голую грудь всем зрителям! — с шутливым возмущением констатирует Хаммер несколько секунд спустя, когда оператор и ведущие оставляют Тимоти в покое. — Они и не такое видели! — Хочешь сказать, что может быть что-то круче моей волосатой груди? — теперь они хохочут дуэтом. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Тимоти после, и выражение его лица становится взволнованным. — Жду, когда куриный суп попросится обратно, но в целом лучше, чем утром. Я… очень расстроен, что всё так получилось, Тимми. — Ничего. Мы ведь увидимся завтра! — он смотрит на него с такой надеждой, что Арми не решается высказать ни единого сомнения в своей способности появиться на Оскаре. — Питер передаёт тебе привет и говорит, что я слишком долго игнорирую происходящее вокруг, уткнувшись в телефон. Я перезвоню после церемонии, ладно? — Конечно. Удачи тебе! - и Арми отключается, вновь оставаясь наедине с вопросом, что же ему делать со своей жизнью дальше.