Мой навигатор

Единственный за день поезд в Центр отправлялся через пятнадцать минут. Очередь в кассы растянулась почти на километр, и не было ни малейшего шанса, что четверть часа как-нибудь изменит картину. Собственный низкий рост и тщедушная комплекция нисколько не радовали Тео, зато позволяли выживать на недружелюбных улицах Окраины и даже не раз спасали жизнь: в те страшные ночи, когда, лишенный крова над головой, он прятался от взбесившихся залетных альф, наркоманов, обколотых синтетикой или, того страшнее, охотников на органы — забиваясь в такие дыры, куда, казалось, не протиснулась бы и крыса. Вот и сегодня этот физический недостаток стал отменным тактическим преимуществом. С удовольствием отметив про себя, что мыслит совсем как тати, Тео припал на четвереньки и стал пробираться сквозь толпу. Тонкий, как вьюн, и по-кошачьи гибкий, он ловко уворачивался от тяжелых сумок и сапог, оставаясь незаметным и почти невредимым, если не брать во внимание подбитое чьим-то коленом ухо и содранные до крови костяшки пальцев. Оказавшись наконец под окошком кассы, Тео выпрыгнул перед дородной койти, колыхнув ее внушительный бюст, и быстро просунул номерной жетон в приоткрывшуюся створку. — Один билет в вагон третьего класса, — протараторил он. Дородная койти, разразившись визгливой тарабарщиной, попыталась было схватить его за ухо, на что Тео хищно ощерился, демонстрируя внушительные клыки. Койти снова взвизгнула, теперь уже от испуга, поспешив убрать полную руку. Тео с трудом поборол невольную ярость при виде ухоженных коготков, покрытых красным лаком. Наверняка она была одной из тех благоустроенных бет, кто привозит своих престарелых родителей на Окраину, в якобы «пансионаты», а на самом деле развалившиеся лачуги, где беспомощные старики не выживают и недели… А все ради того, чтобы не платить налог на безопасность и социальные блага. Он все сверлил ее взглядом, и дородная койти под ним тряслась так сильно, что ходуном ходили ее огромная грудь и три подбородка. Усилием воли Тео заставил себя опустить глаза, усмиряя гнев, потому что бета уже рыскала глазами по залу в поисках блюстителей. Кассовый робот не торопился выдавать проездной. Толпа начинала волноваться и напирать. Мальчик облизнул сухие губы. Неужели не хватает баллов? Он был точно уверен, что насобирал достаточно, экономя на на отоплении и питаясь таблетками… — Ваш билет, — сказал равнодушный механический голос, и Тео едва не подпрыгнул от радости, готовый расцеловать дроида, если бы только его жестяная башка показалась из окошка. Трясущимися руками он принял железную полоску. Жетон мальчик спрятал, как обычно, на груди. На негнущихся ногах отправился к платформе. — Звереныш! — злой шепот оцарапал уши, но Тео не стал оборачиваться. Он больно прикусил большой палец, чтобы немного привести себя в чувство, и подумал — все, назад дороги нет. Поезд метрополитена был похож на огромную стальную кишку. Робот-контролер просканировал его билет и пропустил внутрь. Заприметив свободный пятачок у выпуклого прозрачного окна, Тео стрелой метнулся к нему, и вовремя — толпа койти, словно огромный ком грязи, ввалилась в вагон. Они рычали, огрызались и яростно переругивались. При этом их немытые тела пахли так сильно и остро, что у Тео закружилась голова. Прижавшись лбом к прохладному пластику окна, он постарался перестроить дыхание, делая вдохи реже и глубже — эту технику ему передал тати еще во время первой блокады. Едва обоняние притупилось и стало чуть легче, как над метрополитеном прогремел механический голос, сообщая, что посадка на рейс «Окраина-Центр» окончена, и дроиды с металлическими «давилками» принялись утрамбовывать пассажиров. Теперь у Тео была одна-единственная задача — не превратиться в лепешку. Он кусался и царапался, как дикая белка, так что через некоторое время вокруг образовалось небольшое пространство — все спешили убраться подальше от взбесившегося койти. Тео облегченно вздохнул. Вокруг были сотни когтистых рук и ног — чаще босых, чем обутых; истерично бились и переплетались облезлые, покрытые пятнами лишая хвосты. С детства мами учила Тео, что демонстрировать хвост на публике неприлично, добропорядочный койти может позволить себе подобную вольность лишь в кругу близких. Оказавшись на Окраине, мальчик не стал изменять воспитанию и, выходя на улицу, всякий раз тщательно прятал хвост — возможно, не самый красивый, зато всегда ухоженный и чистый. Сейчас он ловил себя на мысли, что такая дань воспитанию вряд ли повысит его статус в глазах высокородных койти, зато убережет от опасности подхватить какую-нибудь заразу. Когда поезд тронулся, в вагоне стало чуть просторнее — койти кое-как притерлись друг к другу. Тео смотрел в окно, где сначала мелькали огни метрополитена, а затем, когда тоннель кончился и пути резко рванули вверх, осталось лишь небо — чистое, без облаков, и ничего больше…