Ледышка с тающей улыбкой

      На допросе из моего рта не вылетело ни слова, кроме предварительно сказанного: «Я буду молчать». Офицер, изначально на это усмехнувшийся, позже красочно клял моё поведение и подчинённых, которым не удавалось получить ответы. Он прошёлся по многому: по внешности, по «показушной хладнокровности», по родителям, воспитавшей «ледяную душой шваль», по… ещё чему-то. Дальше не вслушивалась. Какая-то часть меня подметила, что мат, произносимый не голосом Зака, крайне раздражал. За дверью в допросную стоял Эрик. Когда в помещение заходил кто-то новый, чтобы попытать удачу вытянуть из преступницы информацию, он встречался со мной взглядами, улыбался и махал рукой. Я игнорировала детектива так же, как игнорировала других, не собираясь тешить его самолюбие — до той минуты, пока он не перешагнул порог, чтобы усесться по другую сторону стола. Офицер, его пригласивший, прошипел улыбчивому Эрику что-то на ухо и вышел, хлопнув дверью. Несколько минут мужчина тарабанил пальцами по столу и не то задумчиво, не то оценивающе разглядывал моё лицо без маски. — А ты за зависть хороша, детка, — хмыкнул он, откинувшись на спинку стула. Я не бралась сказать, говорит он о внешности или о моральной выдержке. — Будь я на твоём месте, давно бы обматерил этого мужлана и засунул б его же пневматику ему в задницу. Бровь поднялась в вопросе. Детектив не начал с главного — ряда вопросов и провокаций, значит, прощупывает почву. Что ему нужно? Проигнорировав мимический жест, мужчина продолжил пустословить. Своими шутками — по-прежнему дурацкими — и разглагольствованиями на посторонние темы он явно пытался выжать из меня эмоции, слова, звуки — хоть какую-то реакцию, по которой можно было бы сделать выводы. Спустя время он, огорчённый полным игнорированием, предложил раскаяться и написать чистосердечное, за что мне, в силу возраста, значительно смягчат наказание. Не знай я закона и не будь таким скептиком, возможно, и повелась бы на улыбку и елейный тон. Но я знала закон и я скептик, чему Эрик вздохнул: раздосадован то ли моей недоверчивостью, то ли своим недостаточным уровнем убеждения. — Ладно, детка, понял тебя, играем по-взрослому, — тон Батлера потяжелел, взгляд стал острее, а уголки губ опустились. — Ты знаешь, где Айзек Фостер, и скажешь мне. Сейчас. Иначе будет плохо. Я выгнула бровь и подпёрла рукой, скованной наручниками, щёку. Наружу почти вырвался вопрос: «О чём ты?» — но я удержала себя даже от раскрытия губ. Потому что, уверена, тогда бы в словах проскользнула дрожь. Стало тревожно. Почему он уверен, что я знаю, где сбежавший преступник? Что я с ним вообще знакома? И тогда детектив, покачав головой, разрушил всю мою уверенность в чём-либо всего несколькими предложениями. — Ты шастала в моём доме, рылась в моём компьютере и пользовалась моим принтером, — жёстко усмехнулся он, пока я чувствовала, как немеют пальцы. — Детка, ты вообще в курсе, что комп сохраняет историю распечатываемых документов? Нахрен тебе был нужен план тюрьмы, если не для того, чтобы спланировать побег? А сбежал у нас как раз… Он не договорил — лишь сахарно улыбнулся, глядя на мои напрягшиеся плечи. Я отвернула голову в сторону потрескавшейся стены и, поборов кричащее чувство досады, всё тем же тоном произнесла: — Я ничего не скажу. Батлер не казался особо разочарованным. Он пожал плечами и вышел, бросив: «Дело твоё, детка». Больше я его не видела. Несколько следующих дней я провела в изоляторе временного содержания. Почти не ела, сидела на койке без матраца и всё время, за исключением сна, находилась в беспокойстве. «А если бы я поступила по-другому?» — самых худший вопрос, который может существовать в голове, но я задавалась им чаще, чем выходили курить полицейские. Было жаль свою свободу — я снова в заточении, теперь более серьёзном. Нужно было предвидеть больше, рассчитать дальше, продумать подробнее… Тогда бы у полиции не было меня — той, кто может вывести их на Зака. Именно из-за такой формулировки было неспокойно. Это то, что тревожило сильнее остального, — Зак. Не я, даже не Рэй и Зак, а просто Зак. Безопасность маньяка волновала больше, чем собственная, чем безопасность Рэй или ещё кого бы то ни было, и было странно и страшно это осознавать. Я обнимала себя руками, утыкалась холодным носом в колени, чувствовала, как сердце с силой — нет, не колотится — изнывает и тянет от страха. Незнание и понимание — они беспокоили. Я не знала, когда, чёрт возьми, приоритет перешёл с моей жизни на его. В списке черт моего характера никогда не значилось «самопожертвование» или «альтруизм», поэтому пришлось усомниться, всё ли со мной в порядке. В порядке не было. «Жизнь Фостера важнее» — это точно нельзя назвать «в порядке». Ещё хуже было осознавать, что Рэйчел находилась в совершенно другой категории. Её я осознавала как ту, кого нужно беречь, с кем можно общаться и дружить, господи, я готова на этот шаг, хоть и не признáю вслух, но что касается… Смогла бы я ради неё полечь костьми? Эгоистично признавать, но нет. А Айзек… Давать имя категории, в которой оказался Айзек, я побоялась даже в мыслях. Допросы исправно велись, но только по разу-двум на дню и не так формально: каждый раз новый работник приходил к обезьяннику, садился на стул и изливал ряд вопросов. Некоторые сотрудники стояли рядом и потешались с провальных попыток товарища. О побеге пока не могло иди и речи, отделение пахало круглосуточно, а на посту перед ИВС постоянно кто-то сидел. Вся надежда легла на другое. Я знала, что начальник части связался с полицией соседнего города и попросил приехать за своей гражданкой. Также как-то услышала, как он на повышенных тонах, расхаживая по всему отделу, ругался с Батлером. Эрик хотел снова забрать меня на время, как в прошлый раз, но мужчина, припоминая мой побег, ясно выразил отказ. Полиция моего города каждый день откладывала свой приезд, чем бесила весь персонал. По их вине они вынуждены содержать и кормить лишнюю голову. А потом пришёл Марн. Совершенно неожиданно, он предложил начальнику свои услуги водителя, а тот был и рад согласиться. Мне же было неизвестно, с чего вдруг этот человек, тип личности которого совершенно точно не предполагал благотворительности, сам пришёл и вызвался на подобную работу. Я насторожилась, но за неимением выбора уже вечером сидела в том самом кафе. — Сёдня четверг, так что, — мужчина затянулся и договорил, выдыхая сигаретный дым: — так что выезжаем послезавтра утром. — Он достал что-то звенящее из кармана и бросил это мне. — Ключи от комнаты для работников. Иди, не мозоль глаза. И я ушла. Лежала на пружинистом диване в помещении для персонала, смотрела на грязно-серый потолок без осточертевших камер, чувствовала, как расслабляются мышцы спины, не верила своей удаче и… резко села, когда чуть не уснула. Время. Нельзя тратить его впустую. Комнатка была обыскана от корки до корки. К ноутбуку Марна нужен был пароль, которого на магнитной доске с разными рекламными флаерами, к сожалению, не нашлось. Стационарный телефон был мне ни к чему, целый стенд с папками и документацией — тоже. Больше не было ничего. Я поджала губы, повторно обведя взглядом помещение. Ноль идей. Совершенно ника… ких. О. Взгляд наткнулся на листовку с рекламой пиццерии. Перешёл на стенд с макулатурой и лежащую у ноутбука ручку, затем на телефон и календарь. Хорошо. Одна идея, и она могла сработать. — Марн, могу я заказать пиццу? — спросила я, подойдя к кассе, за которой стоял мужчина. Он скривил лицо, наверняка желая высказать отказ в грубой форме, но не имея возможности, потому как принимал оплату у клиента. — Я могу отработать день официанткой, если хочешь. Ему явно не хватало рук, и что бы ни думал о моей наглости, он согласился. Зайдя обратно в комнату для персонала, я подошла к столу с ноутбуком, взяла ручку и, перевернув клочок бумаги, на котором Марн нашкрябал адрес кафе, подписала: «Я здесь до ХХ.ХХ. от К. У.» И на всякий случай подрисовала в углу колобок с медицинской маской на пол-лица. Рэйчел должна понять. Свернула клочок в маленькую трубочку, раскрутила ручку, положила в неё записку и закрутила обратно. И только потом позвонила в пиццерию, назвав адрес по памяти. За дополнительную плату юный доставщик взял ручку вместе с банкнотами, простодушно кивнул на мою просьбу кинуть её в люк на определённой улице и ушёл. Марн если и заметил, что пицца слишком дешёвая за те деньги, что он мне дал, то промолчал и бросил фартук, говоря выполнять часть уговора.

***

      Частный дом Марна выглядел обжитым. Одноэтажный, с чердаком под спальню и стоящим под окнами тёмно-зелёным пикапом — и не скажешь, что мужчина владел только кафе. Не принимая никаких возражений, даже не отследив реакцию, Марн выделил мне спальню на чердаке и… запер там. Во всей комнате не было абсолютно ничего, кроме застеленной кровати и стула, на окне висел новый блестящий замок. Видимо, начальник отдела рассказал ему об опыте Эрика. Тихое «чёрт», слетевшее с губ, — вся реакция. Расстраиваться не осталось сил. Ноги после беготни по залу ныли, тело чувствовало себя не лучше, как если бы не отдыхало несколько суток. К тому же, не меняла повязки несколько дней. Устала. Глубоко вдыхая и тут же выдыхая, я легла животом на кровать. Сегодня сбежать вряд ли представлялось возможным, если… вообще представлялось.

***

      Зак не интересовался у Рэй, сколько дней прошло, но по ощущениям знал — много. Бессонница дала ему отличную возможность прочувствовать всю тягучесть времени в моменты сознательного ожидания. Минуты шли особенно медленно, когда Рэй выходила из убежища, а ему, Заку, говорила поспать. Этим она то ли обозначала ужасно мрачный и помятый вид маньяка, то ли просто тактично напоминала о надобности сна — Фостер, во всяком случае, знал и о том, и о другом, но не спешил заваливаться на бок. Он ждал. Хоть спать действительно хотелось, он не мог. Каждый раз, как глаза закрывались более чем на минуту, в голову лезли всякие мерзкие картинки, видеть которые было слишком уж скверно. Во снах Зак то возвращался в тот дом, то убивал обычных прохожих, что не так плохо, но чаще — гонялся за Ким, волоком таща за собой бездыханное тело блондинки, чьё желание наконец исполнил. В другой руке находилась коса, без остановки режущая всё, что придётся; лезвие стремительно пробиралось к цели и каждый раз её достигала. Видеть, ощущать и пропускать через себя всю эту хреноту — противно до блевоты. Сон был послан в зад. Зак почти никогда не искал виноватых, ведь, во-первых, в девяти случаях из десяти ему плевать, а во-вторых, чтобы сделать кого-то виноватым, нужно вначале задуматься над ситуацией, вспомнить собственные действия… Легче прирезать причину конфликта. Не про него это вообще — головой работать. Однако в этот раз и шевелить мозгами не нужно, чтобы точно знать: виновата Ким. Собирался ли он что-то делать с этим? Да. Что именно? Дьявол его знает, на самом деле. Но ложь, сказанную в лицо так нагло, без внимания он не оставит.

***

Глаза без желания разлепились, когда солнце в небе клонилось к послеобеденному времени. На стуле рядом с кроватью находилась тарелка с крекерами и термос с чаем. Но что удивило — машины у дома не было. Марн оставил меня здесь, а сам уехал? Это… чудно. — Идиот, — я не удержалась от хмыка. После пиццы в желудок ничего не попадало, и крекеры с чаем посчитались необходимостью. Оставив в тарелке лишь пару штук, я убрала её со стула и поднялась с края кровати. Как вдруг мир закружился, а левый бок, плечо и скула через секунду встретилась с полом. По ногам прошла волна липкого онемения, после которого все попытки встать были обречены на провал. Я не ощущала тела ниже колен. Скула пылала огнём — останется синяк. Марн. Марн, грёбаный, чёртов Марн! Что он мне подмешал? Вколол, пока я спала? Чай, крекеры или что там не могли так быстро подействовать! Стискивая зубы, с усилием приподнялась на локтях и неуклюжими пальцами задрала рукава толстовки, в которой и уснула. На левой руке, в месте сгиба локтя, выделялось воспалённое красное пятно. — Идиотка, — глотая ком обиды, прошептала полу и уткнулась в него виском. В глазах начала скапливаться влага. — Идиотка…

***

      Был уже вечер, когда снаружи послышался шарк шин по гальке и заглушение мотора. К тому времени онемение стало понемногу проходить, но мне удалось только заползти на кровать. Вместо кислого унижения пришла решимость. Этой ночью я не позволю себе заснуть, а наутро, когда Марн переступит порог этой комнаты, ударю его стулом и сбегу. Не убью — просто дезориентирую. Только бы меня потом никто не преследовал, только бы они не вышли на Зака, только бы… Ручка щёлкнула и опустилась. — Выглядишь херовато, — прокомментировал мужчина, закрывая за собой дверь. Он подошёл к кровати и кивнул на синяк: — Ну что, пыталась сдрыснуть? Не понравился сюрприз? — Я промолчала, держа лицо, и сжала в кулаке простынь. — Какая обидчивая. Прав был Эрик, говоря, какая ты холодная сука. Что?.. О. Ясно. Теперь ясно. Я была о детективе и так не слишком хорошего мнения, сейчас же оно опустилось на самое дно. Вот зачем он приходил, почему так смотрел и не продолжил со мной контактировать. Просто убедился, что меня продолжат держать в полиции, потому оборвал допрос, хотя был так близко. Вероятнее всего, он и повлиял на задержку людей из моего города, чтобы дать возможность Марну забрать меня без хищения. Забрать, чтобы… Чтобы. Было бы лучше, не будь это так очевидно. — Я его терпеть не могу, но баб он рекомендует хороших, — что-то прочитав на моём лице, Марн хмыкнул, — приходится контачить. Смекаешь? — Он достал из кармана брюк зажигалку и чиркнул на сигарету. Едкий дым заполонил душную комнату и мои лёгкие, из которых внезапно вышибло весь воздух. — На этот раз мне досталась ты. Слыша, как колотится сердце, я отползла на самый край и почти упала, но Марн успел дёрнуть меня за запястье, которое я тут же вырвала. Пустой термос, задетый ногой, глухо встретился с деревянным покрытием и откатился к двери. — Хэй, я плохой коп, помнишь? Чего ты ещё ожидала? — обходя кровать, он ещё раз затянулся. — А, погоди-погоди… Что ты там сказала, когда мы с тобой в первый раз заговорили? Не педофил ли я? Я снова придвинулась к другому краю. Стопы начисто не хотели выполнять команды. — Так здравствуй, крошка, угадала! Он без сожалений кинул бычок на пол, улыбнулся, столкнувшись со мной взглядами, и опустил первое колено на кровать. Телом я ощутила, как матрац прогнулся, и с этого момента больше не могла мыслить здраво. Резко перекатившись, упала на пол и после сразу порвалась встать на ноги, ощущавшиеся как еле твёрдая вата. Всё тело горело от адреналина, вызванного страхом — и он был в разы больше, чем когда я проводила самоанализ в заточении; в тысячу раз хуже, беспокойнее и беспорядочнее — я ощущала ужас. Впервые в такой дрянной ситуации. Дальше стойки на коленях дело не продвинулось, а Марн, усмехаясь сопротивлению, нарочито медленно приближался. Нет. Нет, не…! Вр-р-р! Мы оба замерли. Мужчина — потому что повернулся к окну на звук заведённого мотора, а я — потому что вдруг наткнулась рукой на уроненный термос. — Это что, моя тачка? Я быстро задвинула находку за спину. Полицейский, выматерившись под нос, смерил меня взглядом и подошёл к окну. — Что за дьявол?! — он достал связку ключей, открыл замок на раме, поднял створку и усиленным басом закричал: — Эй! Эй, блядь! Какого чёрта вы делаете с моей машиной?! — Ебало захлопни, урод! — крикнули в ответ. А затем послышалось менее громкое: — Что из этого, мать вашу, «коробка передач»?! О боже. Господи. Серьёзно? Три секунды, за которые душа сжалась где-то в желудке. Нет, они пришли как раз вовремя, нельзя упускать шанс и теряться. Марн повернул голову через плечо одновременно с тем, как моя рука бросила термос точно мужчине в нос. Он оступился, с грохотом упал на спину и взвыл, а его рубашка тут же окрасилась кровью. Я на коленях подползла к нему и, до скрипа сцепив челюсти, въехала коленом в промежность. — Шваль!.. В лицо дунул тёплый вечерний ветер, когда я упала на черепицу крыши, не справившись с равновесием. Конечности начало бесконтрольно трясти — слишком напряжены и вместе с тем ослаблены. Снизу меня окликнули, и уголок губ сам дёрнулся при виде убийцы, раскинувшего руки, чтобы меня поймать. Зак ничего не сказал, когда наконец держал меня, он… просто дал мне ощутимый подзатыльник, от которого голова впечаталась в его плечо, а перед глазами поплыли чёрные звёзды. Живот по непонятной причине скрутило, снова стало жарко. Я начала догадываться, в чём проблема, когда Зак спешно захлопнул за собой дверь пикапа, усадил меня к себе на колени и посмотрел прямо в лицо. В гетерохромных глазах плескалась злость, обида и те отблески, которые присущи преданным животным. Я была не в силах посмотреть куда-либо ещё. — Зак, не время, — бросила Рэйчел, сидящая на соседнем сидении. Она смотрела в окно, на дом, из которого вот-вот должен был выйти хозяин. Парень сощурился, остро меня оглядывая: будто размышляя, действительно ли не время. Затем фыркнул и взялся за руль, соглашаясь с девочкой. А я поставила колени на сидение около его бёдер, опустила лоб обратно на твёрдое плечо и ненарочно вдохнула — запах старой крови и марли. Намного лучше, чем дым сигарет, одеколон детектива или затхлый воздух за решёткой. До уха донёсся знакомый щелчок и падение тела где-то снаружи. Не было желания смотреть на труп Марна и на то, как оружие лежит в руке Гарднер, поэтому я только плотнее ткнулась переносицей в забинтованную шею и ровно произнесла слова благодарности. Зак чопорно кивнул, Рэй взяла меня за руку, переплетая наши пальцы, и машина тронулась. Общался Марн с Эриком, не общался; злится на меня Зак или нет; откуда он знает, как водить… И прочие, прочие вопросы заполняли разум, пока я твёрдо не решила, что должна от них отдохнуть. От всего. Зак и Рэй рядом, у нас есть машина, мы выезжаем из города. Большего не нужно.