Нежеланный король

      Гларус Глин Глесай прислонился к пню на берегу и поднял камень. Он поместил его в маленькую пращу, закрутил ее и отпустил. Камень пронесся по воде так быстро и так далеко, что Дрого был почти уверен, что он долетит до соседнего берега. Увы, он всё же свалился в озеро.       Кто знает, зачем он вновь и вновь кидает их, словно ожидая нового результата, подумал Дрого. Повернувшись, он заметил пару людей на лодке, тоже наблюдающих за молочным человеком. Один из них увидел его и помахал. Дрого вздохнул и посмотрел на берег. Несколько дюжин таких же лодок причалили к нему, а люди, которым они принадлежали, открыли своего рода рынок в этом новом Ваэс Дотраке. Они торговали тканями, изделиями из дерева, рыбой и прочими вещами, которые казались куда более изысканными, чем мог бы сделать простой озерный народ.       Но, опять же, разве мы хотим уточнять, откуда это всё взялось? — подумал он. К нему подошла Шиэрак, кутаясь в расшитую шелковую шаль, которую он ей подарил.       — Голова отяжелела от мыслей, кхал? — спросила она. — Или сердце потонуло в грязи?       Дрого вздохнул.       — Послушай, — сказал он на языке торговцев. — Ты не обязана постоянно говорить со мной по-дотракийски. Мне сложно с тобой общаться, когда хочется либо расхохотаться, либо простонать и закрыть лицо ладонями.       Девушка нахмурилась.       — Если я не буду разговаривать на вашем языке, я его не выучу. Я уже понимаю примерно три четверти того, о чем вы говорите. Еще пара месяцев — и будете клясться, что я родилась в кхаласаре!       Дрого закатил глаза и направился к Гларусу Глин Глесаю.       — Если требуется, я могу тебя обучать. Но пока что я бы хотел понимать, о чем ты думаешь. И, будь уверена, рожденные в кхаласаре сразу поймут, что ты родом из Лиса.       — Что ж, и будут неправы, — заметила она, следуя за ним. — Я родилась и воспитывалась в Мире. Но мой отец был лисенийцем, — она глянула на Дрого. — Думаете о речных пиратах, кхал Дрого?       — Значит, они пираты, — сказал Дрого.       — Пираты. Контрабандисты. Изгои. Всё в таком духе, — согласилась она. — Вы избрали Кинжальное озеро новым священным местом для дотракийцев. Вам придется иметь с ними дело, — она пожала плечами. — Они не то чтобы против. Они уже прикидывают преимущества. Место, где можно открыто торговать под защитой кхалов? Член и сиськи Индроса, они вцепятся в вас так, что не отдерете.       Дрого посмотрел на разнообразных торговцев, болтающих друг с другом.       — Многих из них можно посчитать родственниками.       — Вероятно, так и есть. Почти все они — ройнары, — сказала она.       — Ройнары мертвы, — ответил Дрого.       — Вы им об этом скажите, — заметила Шиэрак, указывая на людей на берегу. — Им — и тем, что в землях андалов…       — Есть и такие? — удивился Дрого. Девушка кивнула.       — Кхал солнца по крови ройнар. Он правит Дорном. Или, иногда, она.       — Дорном, — пробормотал Дрого и покачал головой. — Странно звучит.       — Да и места те странные, как мне говорили, — заметила она. — Что ж, великий кхал, я ответила на ваш вопрос и потому прошу вас ответить на мой. Зачем?       — Что зачем? — спросил он.       — Зачем вы всё это устроили? — сказала она, широко взмахнув рукой. — Сомневаюсь, что вы решили передвинуть святейший из ваших городов только ради смены обстановки, — она пристально посмотрела на него. — Стало быть, это правда? Даритель боли пробудился и послал дотракийцам то, что они дарили другим?       — Возможно, — ответил Дрого, пожав плечами. — Никто из живущих не знает, что за ужас постиг Ваэс Дотрак. Земли полнятся безумными домыслами. Я сам видел великий город лишь издали, и то, что я видел… — он содрогнулся. — Было кошмарно, но так и не рассказало, что довело до такого состояния. Позже в город приехал кхал Кхаро; он избавился от трупов и объявил себя Жеребцом, который покроет весь мир. С тех пор мы ничего о нём не слышали, — он посмотрел на восток. — Великое Дотракийское Море превратилось в пустошь, наводненную мертвецами и безумцами.       — Вот уж новости, — с кривой ухмылкой заметила она. Дрого приподнял бровь. — Простите. Но вспомните сами, я выросла в Мире. У вас там мрачная репутация, мрачнее, чем у других Вольных Городов. Нас не защищает море, наши стены не так велики, как в Квохоре, Норвосе или Пентосе, а наша армия не чета воинам Волантиса.       Дрого фыркнул.       — Тигриные плащи не сильнее грудного младенца.       — И всё же ваши орды обходят их стороной, — заметила Шиэрак.       — Только потому что они недостойны настоящей битвы, — ответил он. Она хихикнула.       — Клянусь волосатым членом Чёрного Козла, боюсь, вы искренне в это верите.       Он невольно улыбнулся.       — Леди, я могу заставить себя поверить во что угодно, когда дело касается моей гордости, — она вновь хихикнула. К этому моменту они дошли до Гларуса Глин Глесая, и Дрого к своему удивлению увидел, что рядом с ним на земле лежит Хагго. — Хорошим же кровным всадником ты себя проявляешь, — шутливо сказал он.       — Ты велел следить за ним, — ответил Хагго. — Вот верный Хагго и выполняет наказ.       Дрого закатил глаза.       — Который лёг на тебя таким тяжким бременем.       — Не скажи, — сказал Хагго, пожав плечами. — Но, опять же, я делаю именно то, что ты приказал. Я слежу за его движениями, и они поразительны. Такое мастерство!       Кваатиец повернулся к кровному всаднику и поклонился.       — Господин слишком добр к ничтожному мне, — он глянул на Дрого. — Сморю, могучий кхал всё лучше и лучше общается со своим подарком из Лиса.       — Мы общались на языке торговцев, — сказал Дрого. — В нём она невероятно искусна.       — Он — мой любимый, — согласилась она. — В нём лучшие ругательства.       — И что же вы обсуждали? — спросил Гларус.       — Крушение Ваэс Дотрака, — ответила Шиэрак, переходя на ломаный дотракийский.       — Ты подразумеваешь гибель Ваэс Дотрака? — уточнил кваатиец. Девушка кивнула. — Прелюбопытнейшая тема, над которой я долго размышлял, — он повернулся к Дрого. — Скажи, о великий кхал, что бы случилось в Ваэс Дотраке, если бы несколько рабов внезапно погибли, истекая кровью из каждой поры и отверстия?       У Дрого возникло тягостное подозрение, что он знает, к чему клонит Гларус.       — Возникло бы великое столпотворение; все стали бы думать, что тому причиной, и считать это дурным предзнаменованием.       — А если бы следом такой же смертью погибли другие? — спросил кваатиец.       — То же, что я уже сказал, но большего размаха, — пробормотал Дрого. Хагго сел.       — Ты говоришь о красной смерти, — тихо сказал он.       Гларус Глин Глесай кивнул.       — Верно, — он глубоко вздохнул. — В детстве я много читал о ней в огромной библиотеке, купленной мне отцом. Она может затаиться в жертве на недели, месяцы, прежде чем начнёт заражать других… и стоит пасть первым, как все, кто лишь стоял рядом с заражёнными около часа, начинают истекать кровью и умирать. А потом, когда вспышки сходят на нет и выжившие решают, что с заразой покончено… Всё начинается снова…       Хагго сглотнул.       — Это… противоестественно.       — Вполне возможно, — согласился кваатиец. — В Гогоссосе творили множество зловещих дел, пока он не превратился в руины.       — Сколько… нужно прождать, чтобы зараза не вернулась? — спросил Дрого.       — Если вспышка была сильной и если были приняты надлежащие меры, то пять лет, — ответил Гларус. — А меры заключаются в том, чтобы сжечь всё диким огнём, сжечь диким огнём тех, кто поджигал, затем послать кого-то похоронить их пепел, вырыть яму, загнать в неё тех, кто хоронил, и сжечь их тоже.       Дрого кивнул.       — А если так сделано не было?       — Тогда не меньше века, — ответил кваатиец. — И стоит отметить, что Гогоссос местами нечист и по сей день, а прошло уже более трех веков, — он вздохнул. — Есть доказательства, что свежий воздух и открытые пространства помогают рассеять чуму, поэтому если, скажем, кхаласар погиб на равнине, то это место, вероятнее всего, очистится через несколько лет, — он покачал головой. — Вероятнее всего.       — Значит, вот, что случилось, — пробормотал Хагго.       — Это предположение, — мрачно сказал Гларус Глин Глесай. — И если оно правдиво, то гибель величайшего города вашего народа целиком лежит на жадности и отчаянии некоторых торговцев из Волантиса, — он пожал плечами. — И потому что новый кхал андалов отбирал корабли.       — В это трудно поверить, — пробормотала Шиэрак на языке торговцев.       — Соглашусь, — сказал Гларус. — Но другого объяснения я пока найти не могу.       — Мир огромен и полон тайн, — сказал Дрого. — Твои слова могут быть как правдивы, так и нет. Но меня гложет зловещее предчувствие, — Шиэрак поежилась и закуталась в шаль.       Хагго оглянулся.       — Кто-то приближается.       — У вас острый слух, — заметил Гларус. — Не знаю, достаточно ли вы ему платите, о кхал.       — Ему достается часть всего, что я получаю, — сказал Дрого, глядя, как к ним подъезжает Кохолло. — Как и он, ведь они оба кровь моей крови.       Кохолло вздохнул.       — Вот и вы, мой кхал. Прибыла делегация из Волантиса, и кхал Мото хотел бы поприветствовать их с вами.       Дрого кивнул.       — Я поеду к ним с Хагго. Квото отправится с тобой.       Шиэрак нетерпеливо выступила вперёд.       — Пускай меня с собой! — сказала она по-дотракийски. Дрого вздохнул, и она перешла на язык торговцев. — Я обучалась в Доме Утренней и Вечерней звезды. Я говорю на валирийских наречиях, на кваатийском, на старом ройнарском, на общем андальском, на языке торговцев и многих других, но, что важнее, я обучена языку тела, привычек и внешнего вида. Возьмите меня в качестве услады для глаз, и я расскажу, о чем думают эти волантийские купцы и что пытаются скрыть от вас.       — Хорошо, — сказал Дрого. — Можешь ехать на одной из моих лошадей. Но ничего не говори. Особенно на дотракийском, — она кивнула и побежала за Хагго, чтобы найти лошадь.       — А могу ли ничтожный и бесталанный я сопроводить вас? — спросил Гларус. — Я бы хотел взглянуть на этих славных господ из Волантиса, если позволите.       — Можешь, — согласился Дрого.       Вскоре они уже ехали на встречу с волантийцами. К удивлению Дрого, Шиэрак хорошо держалась в седле. Пусть и не так хорошо, как кваатиец, который скакал наравне с любым дотракийцем. Гларус Глин Глесай по собственному признанию служил солдатом в армии Кварта — но не верблюжьим наездником, поскольку это было для чистокровных, а разведчиком и стрелком. Наш молочный человек провёл интересную жизнь.       — Кажется, великий кхал встревожен, — сказал Гларус, подъезжая к нему. — Не предстоящей ли свадьбой?       Дрого вспомнилась Мейрея, которая убеждала новых дош кхалин в том, что, раз Барбо не лишил её невинности, то и брак их законным не считается. И какое решение они приняли. Он нахмурился. Несомненно, руку к нему приложила его мать. Или Реллея. Но в таких вопросах они обычно бывали единодушны.       — Нет-нет, это мелочи. У нас будет скромная свадьба. Скорее… соглашение, нежели настоящая свадьба. У неё и отца была такая, — Дрого не знал, врала ли Мейрея, но решил не возражать, чтобы не выставить себя дураком. И более молодые мужи брали себе жён, подумал он. У Поно уже две, хотя он ненамного старше меня. Отец был исключением.       — А, стало быть, дело в делегации? — продолжил Гларус.       — Что? Ха! — хмыкнул Дрого. — Нет, скорее всего, Старая кровь прислала дары. Они любят умаслять нас подношениями, чтобы мы держались подальше от Волантиса.       — Угу, — пробормотал Гларус. Дрого приподнял бровь.       — Что такое?       — Я уже говорил вам, о великий кхал, что отец купил мне огромную библиотеку, — сказал кваатиец. — Он баловал меня подарками. Драгоценными камнями, хорошими одеждами, быстрыми конями, домами. Он платил, чтобы меня обучали языкам, езде верхом, фехтованию и владению всеми видами оружия. Он купил мне членство в кваатийском ордене почётных клинков. Он баловал меня, потому что я был его единственным сыном, даже несмотря на то, что моя мать была наложницей. Порой он упоминал, что усыновил меня, нечистокровного, чтобы заиметь наследника и таким образом обелить меня перед богами, — Гларус нахмурился. — Но этого не случилось. Мой отец женился на молодой чистокровной, которая родила ему двух чистокровных сыновей и дочь. А потом мой отец умер, и моя мачеха забрала все подарки, оставив лишь то, что было на мне, и моё членство в ордене. Когда оно истекло, я взял ссуду, купил клинки и взялся за новое дело, — он повернулся к Дрого. — Мораль, о мой кхал, в том, что верить нужно не в подарки, а в то, что можно удержать в руках.       — Странное замечание от кваатийца, — сказал Дрого.       — Кваатийцы — странный народ, мой кхал, — ответил Гларус. — Другие нас сильно недооценивают.       Кхал Мото и его кровные всадники уже ждали их у новых ворот — дара от озёрного народа. Хотя они были не так величественны, как бронзовые статуи жеребцов, стоявшие на входе в Ваэс Дотрак, Дрого признавал, что умельцы вытесали их из дерева с таким невероятным мастерством, что они казались почти живыми. Однажды они будут почитаться так же, как и старые врата. Дрого моргнул, осознав, что уже считает Ваэс Дотрак чем-то, о чем его дети будут знать только понаслышке.       Мото улыбнулся, когда Дрого подъехал к нему.       — Как всегда вовремя, кхал Дрого, — сказал он, а его кровные всадники мрачно промолчали. — Ты — достойный сын своего отца.       — Благодарю, кхал Мото, — сказал Дрого.       — И превосходнейшая идея со свадьбой, — с улыбкой сказал старик. — Приятно видеть, что молодые люди берут на себя обязательства отцов. Как много молодых кхалов плюют на это и отсылают неощипанных девиц к дош кхалин. В моё время всё было иначе! Да что там, мой родной отец оставил после себя трёх невинных жён! Я, разумеется, взял на себя его долг и исполнил его, причём за одну ночь, хоть задача и была нелегка.       Дрого заметил, что Шиэрак едва сдерживает смех.       — Вы — человек чести, кхал Мото.       — Они родили мне славных сыновей, — сказал Мото, грустно кивнув. — Славных сыновей, которые скачут с Великим Жеребцом вместе с их матерями, — Мото потерял всех детей и жен и от того превратился из могучего воина в старика, скачущего по миру в ожидании смерти. Дрого неожиданно пробрал холодок от этой мысли.       Они увидели, что к ним едут три человека на очень хороших лошадях. Перед ними шла женщина, а за ними — полдюжины слонов, нагруженных тюками. Неподалёку от них ехала группа дотракийцев, которых Дрого не узнавал; они пытались на скаку подстрелить водоплавающих птиц. Гларус с интересом следил за ними.       Когда они подъехали поближе, Дрого понял, что идущая впереди женщина была дотракийкой; на ее лице были вытатуированы языки.       — Приветствую, уважаемые господа… и дама, — сказала она, с некоторым беспокойством взглянув на Шиэрак. Та лишь хихикнула и вытащила большой веер, которым начала обмахивать лицо.       — Я — Релли, ничтожная собственность Ассамблеи Черных Стен и покорная слуга Вольного Города Волантиса, — по возможности спокойно продолжила дотракийка. — позвольте представить вам Иллидоса Слинта, верховного магистра Волон Териса, Валисара и Селориса, его знаменосца Лизелло Слинта и его комиссара Хорафо Слинта, — едва взглянув на них, Дрого сразу понял, что все трое — родственники: у всех были одинаковые тощие вытянутые лица, узкие носы и прижатые к голове уши, а также белые волосы, которые могли бы выдать в них валирийцев, кабы не темные корни у самой кожи, которые краска так и не высветлила.       Мото выдавил улыбку.       — Скажи им, что мы польщены встречей с ними, а мы, в свою очередь, кхал Мото и кхал Дрого, двое из многих кхалов, собравшихся в Ваэс Дотрак Лей.       — Притворитесь, что осыпаете меня комплиментами, — прошептала Шиэрак.       — Ты хочешь, чтобы я сделал вид, будто восхваляю твою красоту и прочее? — пробормотал Дрого. Она живо закивала и рассмеялась, будто он рассказал шутку.       Релли повторила что-то на волантийском. Старший из Слинтов, стоявший по центру, кивнул и что-то ей негромко ответил. Тот, что стоял слева, тоже что-то сказал, на что тот, что был справа, хмыкнул.       — Иллидос Слинт велел Релли сказать обычную чепуху, — прошептала Шиэрак. — На что Хорафо заметил, что ей нужно сделать всё быстро, пока до него не долетела вонь коневодов и он не выпал из седла Лизелло на потеху.       — Как ты их различаешь? — тихо спросил Дрого.       — По нашивкам, — ответила она.       — Магистр говорит, что он и его собратья рады встрече с такими великими господами, — сказала Релли. — И потому привезли достойные дары, которые мы… — она осеклась, когда Гларус внезапно слез с лошади и начал ходить между дотракийцами и волантийцами, помахивая двумя пальцами. Иллидос произнес что-то удивленным тоном. — Магистра интересует, что делает ваш спутник?       — Передай ему, что мы понятия не имеем, — ответил Дрого. — Он… он из Кварта, — Релли повернулась и перевела магистру, и он кивнул. Хорофо что-то добавил.       — Он предложил собратьям вспомнить случай, когда один кваатиец держал в покоях пять голов скота для необъяснимых целей, — сказала Шиэрак.       — Магистр и его собратья выражают вам сочувствие по этому поводу, — быстро сказала Релли. — Кваатийцы — народ великих странностей.       Дрого в упор посмотрел на переводчицу.       — Кто эти дотракийцы? Мы их не знаем.       — Небольшая группа, которая согласилась охранять делегацию по пути к вам, — ответила Релли. Дрого стало не по себе. У нее был заготовлен ответ. Словно они ожидали, что этот вопрос всплывет… Он задумался, кто же продолжит разговор, как вдруг вмешался Гларус.       — Добрые люди, да будет известно, что кхал Арбей — кусок говна! — громко и звонко, как колокол, крикнул кваатиец. — Он сношался с собаками, со скотом и с собственной матерью! — Дрого заметил, что один из дотракийцев особенно сурово взглянул на молочного человека.       — Это… люди кхала Арбея? — тихо спросил он. Релли молча кивнула. Это имя, я знаю это имя…       Гларус Глин Глесай продолжал сыпать оскорблениями:       — Кхал Арбей — трус, который ссытся при виде бабочек, травы и даже от собственной тени! Его аракх ржавеет в ножнах! Его мужество сморщилось, и вместо него отросли женские части, которые он подставляет крови его крови…       От группы дотракийцев прилетела стрела, выпущенная кем-то из кровных всадников Арбея. Кхал… который напал на караван Гларуса на траве… Кваатиец сдвинулся с пути стрелы так стремительно, что она прошла мимо него со значительным отрывом. Другие кровные всадники тоже выстрелили в него — вероятно, и сам Арбей тоже — но Гларус продолжал танцевать, и стрелы либо пролетали мимо, либо недолетали до него вовсе.       — Что за жалкие выстрелы! Вижу, кхалу Арбею служат лишь трусы и слабаки! — заявил Гларус. Дрого осознал, что кваатиец плачет. Кровные всадники побросали луки и выхватили аракхи, решив зарубить Гларуса на скаку. Тот замер на миг, а потом вновь пришел в движение.       Следом произошла круговерть событий. Неожиданно трое всадников, поскакавших на Гларуса, рухнули на землю — как и две лошади, а третья побежала прочь. Дрого заметил, как что-то исчезло в рукаве Гларуса… Праща, это была праща… Пока его жертвы завывали на земле, к нему бросились другие. Кваатиец вытащил клинки, прошептал что-то, а затем все были мертвы.       Гларус постоял на месте, позволив крови стечь с кончиков клинков, а потом встряхнул их. Дотракиец, который мог быть лишь кхалом Арбеем, с ужасе наблюдал за ним.       — Увы, увы, — воскликнул Гларус со слезами на глазах, — как коротка жизнь предателей! Кровные всадники кхала Арбея, кровь его крови, убиты, а гадкий, жалкий, провонявший мочой кхал сидит и ничего не делает, как настоящий трус! О, какая подлость! О, какая гнусность!       Арбей сглотнул, вытащил аракх и поскакал на Гларуса. Тот резко расстегнул плащ и намотал его на руку. Арбей уже приближался к нему, размахивая оружием, а потом… что-то произошло, и Арбей выпал из седла, а плащ оказался намотан на его аракх. Он упал с тошнотворным хрустом, а в следующий миг Гларус уже стоял перед ним. Он поднял стонущего дотракийца и приставил один клинок к его горлу, а другой — к животу.       — Мне очень жаль, — громко сказал Гларус и перерезал Арбею живот и глотку.       Кваатиец отшагнул от истекающего кровью тела и взмахнул клинками. Всё пугающе затихло. Гларус повернулся к остаткам дотракийцев, сопровождавших почившего Арбея, и указал клинками в их сторону.       — Вы, скакавшие с Арбеем, слушайте и не перебивайте! — сказал он низким и печальным голосом. — Ибо я вершу смерть и несу горе! Где я ступаю, там кончаются жизни, где опускаются моя нога, там мудрые уже не ждут! Сразитесь со мной — и я покалечу и изничтожу ваши тела, а ваши души с криками отправятся в пекло, которое боги вырыли для великого множества тех, кого я к ним отправил! Не испытывайте меня, всадники! Не испытывайте меня!       Дотракийцы задумались над словами Гларуса, а затем развернулись и ускакали. Кваатиец проводил их странным взглядом и глубоко вдохнул. Выдохнув, он развернулся и направился к воротам, где уже начинала собираться толпа.       — Раб, — воскликнул Гларус, указывая на стоящего рядом человека. — Раб, подай мне бурдюк с килмисом!       — Я… Я должен спросить у господина… — нервно сказал он. Пожилой дотракийец внезапно сглотнул.       — Дурак, — сказал он, ударив раба по плечу. — Принеси ему бурдюк. Нет, два бурдюка. Нет, нет, три.       — Презренный я благодарен за вашу безграничную щедрость, — отозвался Гларус. — И, уверяю вас, я редко забываю людей и их дела.       Судя по лицу дотракийца, слова Гларуса его совсем не успокоили. Кхал Мото кашлянул и повернулся к Релли и Слинтам.       — Мы, очевидно, ничего из этого не планировали и удивлены не меньше…       Иллидос Слинт внезапно подался вперед; его светло-коричневые глаза полнились ужасом.       — Дары, дары, дары, — сказал он на ломаном дотракийском, указывая на слонов, после чего развернул коня и галопом поскакал прочь, как и двое его собиратьев. Мото бросил на Дрого укоризненный взгляд.       — Прости, — сказал Дрого. — Это… было чем-то вроде мести, — мы нашли его в слезах и крови и почему-то решили, что это его кровь, хоть на нем и не было ран, потому что мы знали, что молочные люди не воюют, мы знали, что все они думают одинаково…       Мото кивнул и посмотрел на кваатийца, поглощающего килмис.       — И мы странствуем с ним уже несколько месяцев, — он вздохнул. — Ну, ладно. Зрелище вышло… потрясающее, — он повернулся к слонам. — Пусть добавившее нам проблем.       — Я… поговорю с ним, — сказал Дрого. — И приведу ему коня, — он глянул на своих кровных всадников. — Один. Вы пока помогите… со слонами, — они кивнули, и Дрого поскакал к Гларусу.       Тот уже допивал первый бурдюк и, когда Дрого подъехал, принимался за второй.       — А-а-а, — сказал он, опуская бурдюк. — Благодарю, о могущественный кхал, что вернул абсолютно никчемному мне этого прекрасного жеребца…       — Что ты такое? — спросил Дрого.       — Человек из крови, о кхал, — ответил Гларус Глин Глесай, — которому суждено жить в крови и умереть в крови, пока не будет закрыта книга его жизни. Когда-то я считал, что буду жить в роскоши и ржаветь в богатстве, но мир повернулся ко мне спиной, как это часто случается, — он печально вздохнул. — И теперь я устал и пуст. Восемь раз за жизнь я вершил кровавую месть, всякий раз представляя, как буду ее смаковать, и всякий раз становясь всё более недовольным и безрадостным, чем до нее, — он поднял бурдюк. — Алкоголь притупляет боль, и чем он горше, тем лучше. Боги, хотел бы я знать всё это в Кварте, — он сделал большой глоток.       — Восемь раз… — сказал Дрого. Кваатиец выдавил грустную улыбку.       — Жизнь Гларуса Глин Глесая полна печалей и предательств, о могучий кхал. К примеру, вполне логично предположить, что, нанимая человека, способного средь бела дня кроваво расправиться с другими, ты в любом случае потеряешь меньше, если заплатишь ему, чем не заплатишь. И всё же четыре раза за мою жизнь этого не понимали, — он вновь вздохнул. — Я должен бы сидеть в поместье, пить сливовое вино и любоваться совокупляющимися танцовщицами. Прошу прощения, о кхал, я вновь погряз в печали, — и он снова принялся за килмис. Дрого молча наблюдал за ним.       Рядом кто-то кашлянул. К ним подъехала Шиэрак.       — Я хотела узнать, не нужно ли мне помочь со слонами… — спросила она на языке торговцев.       Дрого обернулся к кхалу Мото и кровным всадникам, которые помогали Релли и другим рабам провести слонов через ворота.       — Уверен, они справятся, — он кашлянул. — Так… Что твой натренированный взгляд рассказал о наших гостях?       — О, ничего особенного, — сказала девушка, беспечно пожав плечами. — Несомненно, многое заметили и вы сами. Им не хотелось быть здесь, но их господа их заставили. Ваш новый город достаточно разросся, чтобы привлечь внимание Верховного магистрата, но не столь важен, чтобы выманить Старую кровь из-за Чёрных Стен. По крайней мере, пока. И… — она прикусила губу. — Их наряды были… богатыми, но старыми. Такое могли носить лет пять назад. Поначалу я решила, что Слинты спустили всë на покупку своих почётных званий, но потом заметила, что у Лизелло в ухе висела серьга с изумрудом изысканной огранки. Возможно, он оставил её из сентиментальных причин. Или, возможно, он, как и остальные, не захотел замарать хорошую одежду на встрече с дотракийцами, цели которых им не ясны, но забыл снять дорогую серьгу. Если так… тогда Старая кровь послала к вам своих рабов по совсем иной причине. Рабов — и банду дотракийцев, которые вам не присягали.       У Дрого пересохло во рту. Он обернулся и посмотрел на кхала Мото, который всё ещё вёл слонов через врата.       — И дары, — сказал он. — Они послали нам дары.       — О, да, послали, — странным тоном согласилась Шиэрак.